Глава 28
Благодаря Ангеле, а вернее, ее многочисленным знакомствам, Марк получил работу в универмаге, в огромном отделе строительной и обрабатывающей техники, где даже самый взыскательный маньяк мог подобрать себе подходящую одноручную циркулярную мини-пилу на мощных аккумуляторах. Работа поначалу ему нравилась, все-таки здесь он находился ближе к технически сложному оборудованию, и требовалось постоянное совершенствование знаний по предлагаемому ассортименту.
Хозяину магазинчика Марк также приглянулся. Вид атлетически развитого продавца, со шрамами на лице и добротным немецким акцентом, окружал его ореолом глубокого знатока техники. Да что там, казалось, он сам ее и создал. Хотя Марк не подвел своих новых работодателей и умело оседлал свою волну. Он каким-то особым чутьем научился определять, что именно жаждет получить покупатель от своей покупки. С ходу он отличал профессионалов-ремонтников, которым предлагал самую надежную, самую дорогую технику, от отцов семейств – недоучек, коим требовалось всего-то отпилить пару досок до того, как окончательно отпадет желание заниматься столь неблагодарным делом.
Все-таки работа в магазине – это больше чем просто знание своего товара. Но то самое чувство, воздвигнутое Марком превыше остальных, было духом свободы, с которым он счастлив был жить новой жизнью. Маленький коллектив из четырех человек легко мог подменить друг друга, и Марк потому нередко позволял себе в прекрасное утро понедельника выпить кофе в летнем ресторанчике со своей подругой. Постепенно кроме работы в зале ему доверили бухгалтерию и оплату налогов, казавшиеся не столь привлекательным делом для остальных работников. После армейского дурдома, после беготни по пескам далекой страны, пригибаясь от пуль, любое дело – это величайшее удовольствие, без единого сомнения рассуждал Марк.
Жить все же пришлось вдали от Ангелы, поскольку хозяева таунхауса щепетильно отнеслись к появлению еще одного возможного обитателя в их апартаментах. Пусть даже он и является близким другом их любимицы. Марк снял небольшую квартирку недалеко от метро, весьма комфортную и ухоженную, притом не сильно нагружавшую карман. В одном окне проглядывался дорожный перекресток, во втором – чистенький, но вечно сырой внутренний дворик со стрижеными газонами и поношенной каменной плиткой. На плитке, если солнце успевало разогреть ее своими лучами, частенько полеживали бездомные коты. Жирные, но взлохмаченные разгульным образом жизни. Марк, никогда не бывавший в Италии, так и назвал это место маленьким Неаполем.
Как же здорово иметь свой собственный угол, который к тому же нравится тебе. Как же прекрасно по уши влюбиться и вкушать безграничное упоение этим чувством. Как приятно иметь настоящую работу и чувствовать себя нужным человеком. Я, похоже, самый удачливый чудак на этом свете, думал Марк, когда после очередного дня, наполненного теплыми событиями, заваливался на диван.
***
Первое время с трудом удавалось найти друг для друга время, и этому в большей степени сильно мешал график Ангелы, с ее вечными концертными программами и поездками в другие города. Постоянно сновавшие между этим ученики также не прибавляли радости. Потому Марк и Ангела нередко встречались какими-то урывками, буквально загнав себя как лошадей, в мыле и с прерывистым дыханием.
Тяжелей, конечно, приходилось ей, ведь обстановка на ее работе в период концертов была схожа с боевыми маневрами. Пусть она и умела справляться с эмоциями прошедшего дня, но накатывавшая на нее задумчивость ее выдала.
Редчайшей была удача пойти и просто так потратить друг на друга целый день, пусть даже и выходной. Но когда это удавалось, то накопленные ожидания превращались в исключительные по своей теплоте и силе мгновения, когда было невозможным желать что-то еще, сила тяжести теряла свою физическую суть, а холод и жара непременно сглаживались и становились комфортными. Мир просто благоухал, светился перламутровым цветом и признавался отличным местом для нежных чувств, для того чтобы быть рядом с любимым человеком.
Марк в такие минуты чувствовал себя совсем другим человеком. С невероятным удовольствием он изучал, смаковал и даже растягивал свои новые переживания, свои лучшие душевные порывы. Какое это все-таки счастье, когда тебя любят, как же все-таки здорово кого-то любить, заботиться, делиться всем, что у тебя есть.
Невероятная силища, восторг переполняли его. Он был готов на все что угодно, чтобы быть под покровительством страстных чувств, чтобы как можно дольше находиться рядом с ней. И если бы откуда ни возьмись появился дракон и забрал ее у него, Марк непременно схватил бы тяжеленную саблю и отправился на край света, чтобы спасти ее, а из поганой твари набить чучело.
Невероятно, но ему действительно хотелось что-то делать, что-то творить, чего-то достигать в жизни. Да что говорить о жизни, теперь все имело свой смысл – и прошлое, и настоящее, и будущее. Каждый, кого он встречал и терял, что обреталось и отдалялось от него прежде. Вот, черт возьми, что такое любовь. Это смысл жизни, это цель жизни, это суть всех явлений и внутренних стремлений, это конечная вершина всех твоих желаний и увлечений, заключил Марк. Он хоть и раньше влюблялся, но никогда так глубоко, как сейчас. Никогда раньше столь нежные чувства не превращали его в философа, филантропа, тонкого ценителя жизни и даже страданий.
Каждую встречу они старались провести так, чтобы их не покидал вкус новизны и новых открытий. А вернее, так строила планы Ангела, поскольку на этой земле она уже давно перестала быть гостьей. Старые кондитерские, маленькие уютные этнические ресторанчики, древние и современные кинотеатры, музеи и парки. Вот далеко не полный список мест, в которых они накачивали себя романтикой, не отпуская рук друг друга. И действительно, было так здорово иметь под боком того, кто не позволит скучать ни секунды, а будет точно знать, чем тебя еще можно удивить. Вечер они в основном завершали у Марка в квартирке. Уставшие, но счастливые, они засыпали в полной уверенности в своем будущем.
***
В один из тех счастливых дней они вышли из кофейни, славно позавтракав и поболтав о неделе вынужденной разлуки друг без друга. Часы показывали только девять утра, когда еще были все шансы захотеть оказаться где-нибудь за тридевять земель и секундой позже отправиться туда без тени сомнений. Потому Ангела настояла пройтись до Центрального парка, спрятаться от палящего солнца и побыть на фоне ухоженной природной красоты. А возможно, даже покормить уток, если повезет. Марку хотелось чего-то более динамичного, от души покричать на аттракционах или пощипать свои нервы в гонках на картах. Хотя в парк он прежде и носа не совал, было как-то пренебрежительно по отношению к его коллегам на работе пообещать и не побывать там.
Весь день оказался именно таким, какой он должен быть, когда ты чувствуешь себя особенно счастливым. Было не жарко и не холодно, но ясно и свежо. Дышалось легко, и ты сразу понимал, что тебе по-настоящему хорошо. Марк медленно шел по дороге, не думая куда, лишь уголком глаз посматривал на свою подругу. Ангела же висла на его согнутой в локте руке и иногда толкала бедром в нужном направлении.
Оказавшись на месте, Марк уже было начал чувствовать скуку. На первый взгляд, парк ничего из себя особенного не представлял. Скорее он был похож на кусок земли, что с трудом сберегли от истекавших слюной строительных подрядчиков. Те же, будто в отместку, оплели его сеткой бетонных дорожек, исключив намек на естественность. Бродило много людей, да еще эти вечные бегуны откуда ни возьмись пыхтели за спиной и не давали в полной мере насладиться вниманием друг к другу. Немного не хватало уединения, и не было возможности говорить горячо, не сдерживая себя. Но все же Ангела, следуя замысловатыми путями, вывела их на тропинку вокруг озера, и дальнейший путь показался вполне приемлемым.
Было невероятным найти здесь нестриженую траву и непонятные каменные постройки девятнадцатого века, с заколоченными фанерой проемами. Но такое запустение придавало свой шарм, особенно после стерильно подстриженных газонов и слишком чистеньких дорожек посреди зелени. Было здорово поглядеть на высокие городские постройки через озеро.
Утки в этот день почему-то не выказали своего дружелюбия, вернее, их не оказалось у берега. Зато пара наткнулись на довольно небрежно одетую женщину, раздававшую прямо из коробки котят, исключительно в добрые руки. С кошками у Ангелы были какие-то особые отношения. Она при их виде начинала пищать от умиления и причитать, какие они милашки. То же самое произошло и здесь. Нисколько не смущаясь странной тетушки, она утянула за собой Марка и сунула руки в коробку, стараясь как можно глубже окунуться в кошачий мир и каждого щедро одарить своей любовью.
На дне коробки дурачились три маленьких котенка – один рыжий в полоску и двое белоснежных сероглазок, по виду с месяц от рождения. Они были обласканы со всей страстностью, какая только имелась у Ангелы. Каждого по отдельности она взяла на руки, затем поднесла к лицу и, к ужасу Марка, поцеловала в лобик. После чего продолжала говорить ему что-то теплое таким голосом, каким разговаривают с грудными младенцами, и осторожно возвращала обратно в коробку.
– Господи, какая ты милашка, разве возможно прямо здесь не оставить свое сердце, – восхищалась она.
– Беленькие так на вас похожи, – отметила женщина, – я заметила, когда вы поднесли одного к своему лицу. Сейчас у них глаза серые, но позже будут синеватые, как у вас.
– И вправду! – ответила Ангела. – Вы мои белоснежные ангелочки!
Раздав каждому порцию любви, она продолжила играться с ними в коробке и неожиданно попросила Марка обратить на нее внимание. Тот уже успел отойти на пару шагов, чтобы пофыркать в стороне.
– Марк, ты только посмотри, что эти шалунишки делают!
Три маленьких котенка, еще не умеющих толком держаться на ногах, одновременно облизывали ее руки с каким-то невероятным упорством и сосредоточенностью.
– Какая прелесть! Три шершавых языка! – сказала она особенно выразительно. – Со мной такое впервые!
– Я уже не знаю, кто может тебя не любить, моя Ангела, – сказал Марк, склонившись над коробкой.
– Похоже, у вас руки в зубной пасте, – заключила женщина. – Возьмите котенка, того рыжего, уверена, вы не пожалеете. Он будет хорошим другом вашей семье.
– Спасибо вам большое, – ответила Ангела, – мы бы с удовольствием взяли, только пока некуда.
– Ничего, он везде приживется, он же кот!
– Спасибо вам, но мы, правда, пока не можем, а таких красавцев, вы не сомневайтесь, быстро разберут.
– И нам нужно уже идти, – принялся подталкивать в сторону Марк.
– Спасибо вам и до свидания, – попрощалась Ангела с женщиной. – И вам, котятки, тоже счастливо найти доброго хозяина!
***
Они шли дальше уже молча, каждый улыбаясь о своем. Теплое молчание нарушила Ангела, притом необычно странной просьбой.
– Марк, я тебя попрошу об одном одолжении, только послушай меня, пожалуйста.
– Конечно, радость моя, все что угодно, – ответил Марк озадаченно.
– Пожалуйста, не дари мне котенка и вообще животных не дари, ладно?
– Ладно, – ответил Марк удивленным голосом. – Но почему?
– Не нужно. Пока не нужно, – ответила она.
– Для тебя все что угодно, моя пушистая лисичка!
– Спасибо, дружок, что ты понимаешь меня!
Глава 29
На следующей неделе наша парочка три часа бродила по этажам картинной галереи. Залы с древними художниками сменялись художниками современными, и восхищение мастерством кисти творца продолжалось очарованием гениальностью созданных сцен и выражением неординарного внутреннего мира автора.
Каждый раз, задержавшись напротив очередной картины, он поглядывал на нее уголком своих глаз, пытаясь рассмотреть, какие чувства она переживает, если судить по ее мимике, по многочисленным морщинкам, собиравшимся на лбу в затейливые рисунки. Но она быстро раскусила, что он наблюдает за ней, и каждый раз, поймав его взгляд, поощряла его своей сияющей улыбкой. Позже был небольшой ресторанчик с тайской кухней, прогулка по скверу и нежные объятия на лавочке перед рекой.
– Сегодня был хороший день, – поделился Марк.
– Сегодня был самый лучший день, – вторила Ангела, вытягивая ноги. – Пусть следующий будет еще лучше.
– Обязательно будет лучше! У тебя тоже ноги оттекли? – спросила он. – Три часа по галереям оказалось не таким уж и простым делом.
– Да уж! Я уже через час ощутила усталость и частичную потерю интереса.
– Значит, мы могли свалить оттуда раньше?
– Могли, но я благодарна, что ты был так терпелив сегодня и к тому же молчуном. Зовешь-зовешь друзей как следует просветиться, и все почему-то вдруг оказываются вечно занятые.
– Мне и вправду было интересно, – признался Марк, стараясь скрыть свою солидарность с ее друзьями.
– Врунишка! Но все равно спасибо, – ответила она. – А какая картина тебе больше всего понравилась? – улыбнулась она.
– Дай-ка подумать…
– Не думай – раз и все!
– Мне понравилась реплика на картину «Сон жены рыбака», – улыбнулся Марк.
– А ты эстет! Любишь искусство потому, что оно пошлое?
– Нет. Вовсе нет. Мне показалась она довольно странной, во многом странной и необычной.
– А по-моему, это типичный приемчик, скажем, вызов устоям, удар в набат или прыжок с головой в… я не буду продолжать.
– Да, возможно, – задумчиво произнес Марк. – Но согласись, с акцентом на японскую культуру все-таки картина великолепна. Я бы с гордостью повесил ее у себя дома.
– Ты бы сам лично гордился ею или у тебя была бы гордыня другого рода, что твои друзья и коллеги окажутся впечатлены ею? Что тебе конкретно в ней понравилось?
– Даже не знаю. Я вообще люблю все такое необычное, сложное, иногда ломающее мозг. Знаешь, по студенчеству, еще тогда, в Берлине, я постоянно проходил по одной узенькой улочке. Представь, старая часть города, где плотно посаженные двухэтажные дома, множество кафе, мастерских, какие-то прочие постройки. Там же находилась и огромная трансформаторная будка, достаточно высокая и скучная, выпиравшая более современным стилем строения по сравнению с остальными зданиями вокруг. На ее открытой на дорогу стене, под самой крышей, красовалось весьма забавное граффити в человеческий рост. Ничего особенного, просто зайчик – упитанный такой, ушастенький, розовенький, взгляд мечтательно направлен вверх, а в глазах отражение какой-то искренней, чистой и непорочной мысли. В общем, теплый и нежный свет в глазках. Такой можно заметить у щеночка, который в данную секунду молит бога о сахарной косточке перед сном. В лапке у него морковочка, он грызет ее, и она мало-помалу исчезает в его злобном акульем оскале с множеством рядов хищных треугольных зубов внутри. С зазубринами, замечу! То ли кровь, то ли морковный сок стекает с подбородка по мохнатенькому пузику и капает в разрастающуюся на земле багровую лужу.
– Гадость! – скривилась Ангела. – И почему тебе это понравилось?
– Не знаю. Какие-то странные чувства и мысли вызывают столь исключительные картины, – улыбаясь ответил Марк. – Ну вот, вспомнил про нее и опять заскучал по давно нехоженым местам.
– Ты скучаешь по Берлину, мм… как мило. А я никак не могу выбить из своей головы Италию. Я была с экскурсией в Риме, на очередном концерте, и с тех пор он стал для меня особым местом. Там такое сильное ощущение жизни среди зданий, людей, природы, холмов и руин. Каждая мелочь, даже воздух в твоих легких густо наполнен какой-то вековой мудростью, историей, событиями. Я бродила по улочкам, наслаждалась этими потоками чувств, созерцала великолепную архитектуру с мощнейшим отпечатком былых событий. Подолгу всматривалась в живописнейшие дали с самых возвышенных точек города. Я пыталась все это навсегда запечатлеть в своей памяти, и теперь это часть меня.
– Здорово! Похоже, и я сам полюбил Италию, – улыбался Марк.
– А ты чем таким поделишься? – укоризненно спросила она. – А то я целыми днями все болтаю и болтаю.
– Ну, это странно, но я действительно скучаю по Берлину, по мотоциклетным прогулкам и, признаться честно, по тому образу жизни, что я там вел. Иногда мне хочется побродить вокруг приюта, где я вырос, и чаще всего я вспоминаю об одном конкретном месте, разумеется, потому, что это место из детства.
– Расскажи, пожалуйста, мне уже так любопытно!
– В общем, представь холм, с него идет широкая дорога вниз и параллельно ей пешеходная тропа. Вдоль дороги с одной стороны крашенный оранжевым цветом забор и за ним лесок. С другой – каменные дома немецкой провинции, неразрывно слепленные друг с другом. Никак не могу понять, что за сила притягивает меня в то место. Но точно знаю, что там достаточно одного взгляда, чтобы охватить и дальние дали, и густые дебри, и каменный стены старого замка. Иди любой дорогой, и тебя ждут настоящие приключения. Я искренне надеюсь, что когда-нибудь еще раз окажусь там, как раз в то самое время, когда деревья желтеют. И вообще было бы замечательно, если бы небольшой дождик закрапал. Именно такое место в такое самое мгновение я и люблю, и помню.
– О, кажется, я припоминаю, о каком местечке ты говоришь. Недалеко от приюта. Там еще почтовое отделение рядом, не так ли? Хотя знаешь, мне даже стало неловко за себя. Ты рассказал о своем островке души, совершенно ничем не подкупающем, лишенном всякой вычурности. И почему я ни разу не заикнулась о местах своего детства? Я прямо сейчас вспомню что-нибудь из России, из моего раннего детства. Хочешь?
– Не бери в голову, – успокоил Марк. – Я просто люблю своего розового зайчика и еще тебя немножко. И вообще считаю это своим личным безумием, среди всего богатства этого мира выбрать что-то такое, что рано или поздно исчезнет. А знаешь, теперь твоя очередь! Расскажи-ка мне про свою картину. Какая тебе понравилась?
– Ну, я тоже сделаю свой ход конем и скажу, какую я люблю больше всего на свете. И совсем не из тех, что мы сегодня разглядывали.
– Мм… давай, мне интересно.
– Ты же знаешь, я люблю картины эпохи Ренессанса, барокко. Люблю картины с тайным посылом, но все-таки моя любимая вполне современна и называется, если я не ошибаюсь, «Лестница в небо». А наткнулась на нее еще в своей юности, среди глянцевых журналов. Пусть и мельком, но запечатлела ее навсегда. Там правил несколько мрачноватый пейзаж, небесная твердь казалась действительно твердью, сквозь которую пробивались лучи райского света, и широкая каменная лестница, спускающаяся вниз к поверхности земной.
Подразумевалось, что лестница ведет в рай, но она обветшала, и в конце концов посреди нее образовался широкий провал. Меня сразу навело на мысль, что люди сами оказались равнодушны к жизни внеземной, наплевали на рай, а погрязли в бессмысленном быте. Думаю, ее можно еще починить, но она перестала быть кому-то нужна. Ее просто так бросили и затем столь же легко забыли. Вроде просто лестница, но какие колоссальные цепочки мыслей она порождает. Во что нужно так превратиться, чтобы забыть о своей жизни, о ее смысле, о боге? И будто коснувшись пламени, начинаешь искать отражение этих подозрений в себе. Я найду когда-нибудь это произведение и обязательно тебе покажу.
– Мне бы она, скорее всего, не понравилась, – задумчиво произнес Марк.
– Почему? – удивилась Ангела.
– Если бы я взглянул на нее, то, возможно, подумал бы, что ее разрушили скорее сверху, чем снизу. Так поступают, когда нужно затруднить продвижение тем, кого избегаешь. К примеру, сжигаешь мосты, поля, деревни. Идешь на любые уловки, лишь бы недругу только и досталось, что угли грызть. А может быть, и рай не такое уж хорошее место. Ты его видела? А я лично нет, только слухи. Люди с него сошли и возвратиться уже не захотели, вот и все! Не хмурься, пожалуйста, я бы, возможно, так не подумал, но в одном я точно непреклонен. По мне, невиновных нет, все в какой-то степени ответственны за то, что натворили, кем бы они ни были.
– Я знаю, ты сердит на Бога, возможно, потому, что жизнь хорошенько поколотила тебя. Но я уверена и в том, что всем дается второй шанс, второе дыхание, и если ты за них ухватишься, то получишь первый приз. А это тебе не рождественские сказочки про дядюшку Скруджа.
– Я не сердит, с чего ты взяла, – нахмурился Марк.
– Ты его два раза упомянул, зная, что я все еще глубоко верующая. Упоминание его, пусть и не прямо, было весьма язвительно.
– Прости, пожалуйста, это просто моя привычка. Я больше не буду тебя ранить!
– Ничего. Не забывай, пожалуйста, я все выдержу.
– Я знаю, лисичка, ты у меня самая лучшая. Ну, а ты сама бы поднялась по лестнице, если бы она была в целости?
– Эй, зачем торопишь? У меня пока что есть здесь дела, дружок. Целое задание! – рассмеялась она в шутку.
– Вот и я о чем! – засиял Марк.
***
Хотя Ангела и любила играть церковную музыку, особенно в полюбившейся католической церквушке, и даже пыталась уверить всех вокруг, что она в мире с богом, но все же к религии у нее было какое-то особое отношение. Сказать по правде, отнюдь даже не теплое, если судить со стороны. Она никогда не молилась, на ее шее никогда не висел крестик, а в местах всеобщего религиозного поклонения она смотрела на образы и святыни лишь с художественной точки зрения.
При всем при этом она не была возмущенной детской сказочностью религиозных догматов атеисткой. Или даже приверженцем каких-нибудь известных, из числа специфических, религиозных учений. Но, что удивительно, имела свои какие-то странные убеждения и даже иногда казалась до смешного набожной.
– Что такое религия? – размышляла она. – Это склад нетленной мудрости народов, запечатленный в книгах, а сверху липкий налет мистификаций. Никакой роли мистификации, разумеется, не играют в общем учении, кроме того, что поднимают его авторитет в глазах ищущих. Но все-таки сердце любой религии вполне живое и человеколюбивое.
– Но твои мистификации, как ты выразилась, являются все-таки истоком всех последующих мыслей и явлений. И во многом ядром веры. Я так думаю, – изъяснил свою мысль Марк.
– Да, разумеется, но были бы они хотя бы исторически верны. Тем не менее, если не обращать внимания на отдельные нюансы, то можно для себя почерпнуть очень много полезного.
– А например?
– Ну там много чего. Воззвание к проявлению человеческих чувств, теплоты друг к другу, альтруизму и стремлению к душевному подвигу ради других, ради дела мира.
– А ты думаешь, это правильно, свешивать такие промыслы человечества на плечи одной религии? Вдруг к ней начнут питать сомнения или ее предадут порицанию, а может, вообще гонению? Замечу, что последнее время она все же сдает и, хуже того, плодит много поводов относиться к ней с настороженностью. А удары вообще не держит. Что будет в умах людей, когда вдруг все, что с ней связано, станет начисто оплевываться? По-моему, это огромная ошибка, оставлять ей такой важный кусок человеческих страстей. Ведь есть же у многих народностей свой собственный уклад жизни, расписывающий до мелочей их быт, философию, миропонимание, и трюки показывать при этом совершенно бессмысленно.
– Я согласна, и, знаешь, я уже думала об этом, но ты, мне мыслится, задеваешь лишь поверхностные слои, потертые, зашарканные и выцветшие от времени, а глубже копнуть не желаешь.
– А как бы ты описала источник, смысл всей жизни и вообще, какие они, боги и чем они занимаются?
– Ну, я бы начала так, – вдохнула она поглубже. – Вне времени и вне смысла рождается пустота. Да-да, не улыбайся, даже она должна занимать свое место. Из пустоты материя, из материи я, ты и вся остальная вселенная. А может быть, ничего такого вовсе и нет. Не было никогда пустоты и материи, а все вокруг иллюзия, кто его знает? Вот так и живем вне времени и вне смысла.
– Ничего не понял. Ну а как же Бог?
– А что бог?
– Ну, должно с кого-то что-то начинаться?
– С полной уверенностью могу заявить, что никто его никогда не видел. Если мы рассуждаем о первозданном боге, разумеется. Да что спорить, и ангелов с крыльями, скорее всего, тоже никто не встречал. Хотя, может и было дело. Зачем им только крылья приделывают, я не понимаю. Как ты думаешь, если ты находишься под влиянием демона, но не смог отличить его от человека, разве ты начнешь верить в сверхъестественные силы?
– Но что-то должно же быть, – настаивал Марк.
– Бог виден в физике, в физических явлениях, в направлении движения жизни, законах природы, во всем его следы, но все же… Но потом, я думаю, все сложится, все прирастет некими образами во что-то сокровенное, понятное, умиротворяющее, и их можно будет увидеть, осязать.
– Ну а такой вопрос: зачем люди здесь живут, в чем смысл жизни? Вот что скажи мне, пожалуйста, какого черта мы здесь вообще делаем тогда?
– Хочешь мое мнение? – спросила Ангела каким-то особым образом.
– Конечно!
– Даже если тебе оно не понравится? – нахмурилась она.
– Почему нет.
– Хорошо, я постараюсь выразить это помягче.
– Я жду с нетерпением!
– В общем, нас вырастили как скот.
– Чего?! – удивился Марк.
– Да, я так считаю. Я много миллиардов раз думала и пыталась найти, для чего же все-таки мы существуем, что мы делаем здесь. И другого ответа, как быть звеном питания, я не нашла. Конечно, тут не идет речь о скотобойне с цепями и повисшими на крюках выпотрошенными тушками. Есть другое ценное сырье, что можно взять с человека, а вернее сказать, выгоднее получить…
– И что же это? – заинтересовался Марк.
– Энергия!
– Чего, какая еще энергия, ты шутишь, моя лисичка? Надо нам, пожалуй, уйти с солнца, – улыбнулся он.
– Я не шучу, дружок. Все, что способен дать человек этому миру, – это энергия жизни. В тело ребенка сеется лишь небольшой глоток жизни, а он ее многократно увеличивает, превращается в стабильный источник. И это не та энергия, что измеряется в калориях. Нет, это то, что олицетворяет твой разум. И если у тебя ее много, ты можешь быть ученым, гением, созидателем. Ты проектируешь самолеты, атомные подводные лодки, постигаешь глубины квантовой физики. Жизненная энергия позволяет жить вечно, чувствовать себя великолепно, рождает не только способность, но и желание пойти на все, о чем ты даже не мечтал.
– Ничего безумнее я не слышал, – воскликнул Марк, уже не сдерживая себя от смеха.
– Да знаешь ты все, просто не до конца понял, в чем дело. Намеки на это доносятся еще со времен античной Греции, из уст древних мифов.
– Я правда не слышал, – улыбался он.
– Или не веришь мне? Ну тогда я ближе подхожу к богам. В принципе люди всегда знали и видели своих богов. Вернее, тех, кого они считали своими богами. Уровней, я думаю, там много и намешано, конечно, всего. Веришь в одного бога, а за ним другой, а за третьим может оказаться просто метафизический закон. Выбирай все, что твоей душе заблагорассудится. В любом случае, если тебя не подцепят на один крючок, поймаешься на другой.
Ну, значит, двигаюсь дальше. Отдельные боги всегда жили с людьми бок о бок. Древнегреческие вообще были смертными, но могли и жить вечно, если им ничего не угрожало. Если такого бога повесить на крест, то он действительно может умереть, за отдельными исключениями. Почти каждый такой бог отвечал за свою долю источника энергии. Война, любовь, смерть, виночерпие, да все что угодно! А я назвала самые прибыльные источники.
Так вот, они жили среди людей, подбивали их к растрате энергии путем своих интриг, через цепочки манипуляций, и соответственно, пили из фонтана вечной молодости. Ну и, конечно же, веселились от души, как делают все селебрити, о чем даже есть исторические хроники. Кроме того, все те запечатленные в мифах явления, как циклопы, минотавры, кентавры и прочие чудеса, это плод их пьяных похождений, содомии и извращений – об этом, кстати, тоже в книгах есть.
– Но они не могут быть всегда и везде одномоментно, чтобы влиять на всех.
– Да, не могут, но способны нас многому «хорошему» научить, чтобы мы справлялись и без них. Думаешь, цивилизация во всех точках мира не развивается по одному и тому же сценарию? Не скатывается в ту же самую яму? И все потому, чтобы не позволить соседу иметь дом больше твоего. Кроме того, с книгопечатанием, а затем не без помощи телевидения они, я уверена, нашли более совершенные методы воздействия на массы, и больше нет необходимости повсеместно появляться на острие исторических событий.
– Ты не думала, как забавно звучит твоя теория? И в ней достаточно много пробелов.
– Да это неважно. Суть в том, что, несмотря на все потуги, человечество так и продолжает пытать себя войнами, страхами, болезнями, господи, да даже голодом, и это в двадцать первом-то веке. Ну разве нельзя не надорвать здесь животик от смеха? Да, такие вот наши современные боги. Деньги, политики, телевидение и бездонное потребление. Любая система, как правило, самоустанавливается, становится прочной, благоприятной, но только не человеческая. Кто-то скажет, что она таким образом развивается, но мне почему-то становится смешно. К чему стремились в каменном веке, о том мечтаем и сейчас. За почти шесть тысяч лет можно было придумать что-нибудь новенькое, как ты думаешь? Винить природу людей, конечно, не стоит. Просто кто-то усердно работает раскаленной кочергой.
Но среди богов есть и отступники. Впрочем, ты найдешь их во всех мифологиях мира. Без них мы действительно не на словах, а на деле походили бы на скот. Поначалу их были единицы. Они всегда приносили людям огонь, кусочки мудрости и, конечно же, заповеди, нарушая которые ты отдаешь свою энергию соответствующему потребителю. Согрешил – потерял энергию. И даже ощущая удовольствие, искусившись чем-то из запретного списочка, знай, все это за твой собственный счет, будто взял деньги в долг под трехкратную сумму погашения. Внимательно прислушайся к себе и через какое-то время ты прочувствуешь это. Сейчас, я думаю, этих отступников достаточно много, чтобы быть неоспоримой силой.
– Ну а смерть, скажи мне на милость, почему, если человек вырабатывает энергию, потом все-таки умирает? В чем тут выгода?
– Задумка здесь проста как мир и она непосредственно связана с потребителями. Допустим, ты живешь тысячи лет, накапливаешь знания, мудрость и так далее по экспоненте до самого совершенства. Человек, не дай боже, может научиться экономить свою энергию, и даже больше того – накапливать. В принципе, годам к сорока долю такой мудрости и замечаешь в людях. Но скоту нельзя быть умнее своих хозяев, а тем более ему непозволительно разворачивать реки энергии вспять. Потому твоя жизнь обрывается под грузом искусственно посеянной старости. А тем более старость сопровождается усиленным выходом жизненных сил. Сам подумай, разве есть хоть какое-нибудь иное достойное оправдание смерти?