Нагло расталкивая мертвецов и что-то надрывно крича, к машине бежал Владик. Еще был шанс дать газу и умчаться прочь, но тут программиста заметила и Машка. На Цента обрушился взгляд, полный необоснованного негодования.

– Ты же сказал, что он погиб! – возмутилась девушка.

– Так и было. Он не мог выжить. А если и выжил, то его наверняка укусили. Ты знаешь, что бывает с теми, кого зомби покусают?

– Они тоже становятся зомби, – побледнев, прошептала Машка.

– То-то и оно. И ты ведь понимаешь, что мы не можем пустить Владика в машину?

– Что? Как же так?

– Подумай сама, – коварно предложил Цент. – Вот пустим мы его, а он покусанный. Ляжем спать, а очкарик как превратится в зомби, как набросится на нас. Ты хочешь, чтобы тебе во сне горло перегрызли?

– Нет! – испугалась Машка.

– И я не хочу. А ведь Владик, он человек непростой. Он не только на горло, на что угодно может зубами своими покуситься. Вот представь, просыпаешься, а у тебя только одна грудь осталась, ну, скажем, левая. А правую всю Владик съел.

Девушка побледнела и зачем-то обхватила руками свой третий номер, как будто кто-то уже подкрадывался к нему, плотоядно скаля зубы.

– Но ведь есть шанс, что Владик нормальный, – не оставляла попыток Машка. – Нельзя же просто так бросить его здесь, не убедившись, что он заражен.

– Да как же нам убедиться? – вздохнул Цент, едва сдерживая восторженный хохот. – Это ведь его всего надо осмотреть….

– Осмотрим! – обрадовалась Машка. – Мы так и сделаем. Владик! Эй, Владик? Раздевайся!

Владик к тому времени уже минуту бегал вокруг машины, стучался в стекла, дергал ручки дверей, рыдал, канючил, обещал исправиться и больше так не быть. Зомби подступали все ближе. Жить оставалось считанные секунды, а спутники, почему-то, не желали пускать его в салон автомобиля.

– Владик, снимай штаны! – кричала через стекло Машка.

– Что? – наконец-то услышал ее Владик.

– Разденься догола. Мы должны убедиться, что тебя не покусали.

– Меня не кусали! Нет!

– Нужно проверить. Мало ли….

– Считаю до десяти, если он не уложится – уезжаю, – сообщил Цент. – И учтите, считать буду быстро.

– Владик, скорее! – упрашивала девушка. – Поторопись.

Несчастный программист понял, что путь к спасению лежит через стриптиз. В иных обстоятельствах он постеснялся бы оголять перед возлюбленной свое костлявое туловище, но вид наступающих мертвецов успешно поборол комплексы. Владик обнажился в мановение ока, тем более что благодаря организованному Центом голодомору штаны и так на нем едва держались. Остался в чем мать родила. Машка внимательно разглядывала его, время от времени требуя повернуться то боком, то задом, то передом.

– Кажется, ничего нет, – неуверенно сообщила девушка.

Ничего и не было, но упустить момент Цент не мог.

– А вон что это там у него? – спросил он, тыча пальцем в неопределенном направлении.

– Да нет, это какой-то прыщик.

– Прыщик, это сильно сказано. Скорее – пятнышко. Теперь понятно, почему ни одна баба, кроме Маринки, на него не клюнула. Ой, а вон там что?

– Где? Где?

– Справа от прыщика.

– Да там ничего нет, просто какое-то пятнышко.

– Как знать. А если нет?

Владик вертелся так и этак, ревел белугой, и даже не пытался представить, как нелепо выглядит со стороны. Слава богу, все люди умерли, а иначе сотни камер уже снимали бы шокирующее видео, дабы вечером слить его в интернет на всенародное осмеяние.

– У него что-то на ноге, – едва сдерживая смех, ляпнул Цент.

– Где? – поверила Машка.

– Там.

– Владик, задери ногу! – прокричала девушка.

Страдалец почувствовал, что сейчас сорвется. Он и так-то держался из последних сил, но психологические травмы, сыплющиеся на него стараниями Цента как из рога изобилия, разрушили нервную систему до основания. Мертвецы были от него всего в четырех шагах, а из салона автомобиля несся полный восторга сатанинский хохот – то ликовал монстр бездушный. Владик не выдержал, и закричал. Он не звал на помощь и не обличал своего терзателя. Он просто не мог больше молчать. Страдания переполнили его с горкой, и выплеснулись наружу в виде истошного, полного боли, крика. Он не прекратил орать, даже когда Машка выскочила наружу и стала силой запихивать его в салон автомобиля.

– Э, куда ты лезешь? – возмутился Цент, оглядываясь назад.

– Он чистый, – заверила девушка, забираясь следом за программистом на заднее сиденье. – Владик, вот твоя одежда.

Страстотерпец вцепился в штаны, суетливо прикрывая ими срам.

– Чистые так не пахнут, – проворчал изверг.

Зомби нахлынули на автомобиль, как волны, их рожи размазались по стеклам, а кулаки забарабанили по крыше. Цент только того и ждал.

– Все пристегнулись? – спросил он. – Нас может трясти на почках. А так же на печени, легких, и прочих потрохах.

Полный привод оправдал себя сполна. Автомобиль рванулся вперед, разбрасывая по сторонам несвежие тела. Цент радостно захохотал, когда на стекла брызнула тухлая кровь, а под колесами захрустели черепа и кости. Он всегда в тайне мечтал о чем-то подобном. Правда, в мечтах под колесами его автомобиля гибли программисты и полицейские, а он еще из салона выскакивал, и раненых битой добивал. Ну, что ж, мечты на то и мечты, что редко сбываются в полном объеме. Нужно уметь радоваться даже их частичному осуществлению.

Облепленный кровью и мясом внедорожник вырвался из толпы зомби и полетел по тротуару. Это тоже была давняя мечта Цента. Вот хотелось ему по тротуарам ездить, и все тут. К тому же проезжая часть была заблокирована автотранспортом, оказавшимся там на момент наступления зомби-апокалипсиса, так что иного пути все равно не было.

– Круто мы их, да? – радостно спросил Цент.

Машка промолчала. Владику тоже было не до того. Он все пытался натянуть штаны, попутно гадая, каким новым садистским испытаниям его подвергнет профессиональный демон ада со стажем.

Глава 13

Город, кишащий злыми мертвецами, остался за спиной, впереди простиралась малонаселенная и потому относительно безопасная глубинка. Цент гнал по трассе до тех пор, пока с обочин не пропали праздношатающиеся зомби, и только тогда позволил себе сбросить скорость. Владик и Машка, чуть живые после пережитого кошмара, переваривали рекордную дозу острых ощущений на заднем сиденье автомобиля в благоразумном молчании. Оба про себя гадали, каким карам подвергнет их Цент за подслушанные оскорбления. Поскольку даже без какой-либо уважительной причины изверг мог убить любого, не моргнув глазом, за дело явно ожидалось что-то феноменально страшное и болезнетворное. Впрочем, сам Цент, судя по его виду, зла не помнил. Он включил музыку, свой любимый русский шансон, и теперь подпевал исполнителю хриплым голосом. Тексты песен он знал наизусть. На них он вырос, ими воспитывался. Благодаря им он стал тем, кем стал.

– Ну, чего притихли? – спросил изверг, прервав поток вокала.

– Ничего! Все хорошо! – хором ответили Владик и Машка.

– Да? Ладно. Я вот тут вспоминал о том, что вы обо мне вслух думали….

Машка всхлипнула, Владик застонал. Он так и знал, что изверг не забудет и не простит. Не удалось скормить их зомби, что ж, он и сам не против того, чтобы слегка обагрить руки кровью.

– Вспоминал я, значит… – продолжил Цент, но договорить не успел, потому что Машка оттолкнула от себя прижавшегося Владика и крикнула:

– Это все он! Это он меня подговорил! Он мне все время о тебе плохое рассказывал, всякие гадости тебе приписывал. Я, простодушная, и поверила.

Владик от подобной выходки своей возлюбленной лишился дара речи. А зря, потому что самое время было воспользоваться им и поскорее оправдаться.

– Это так, прыщавый? – уточнил Цент, слегка повернув голову, дабы видеть лицо программиста. Тот отрицательно затряс головой, открыл рот, но не смог выдавить из себя ни звука.

– Так, так, – подтвердила Машка. – Он один виноват.

– Вот уж от кого не ждал, так от тебя, – вздохнул Цент, давая понять, что капитально разочаровался в человеке. – И это после всей моей к тебе доброты! Я-то, глупый, думал, что мы с тобой друзья, а ты за моей спиной козни строил, коллектив против меня настраивал.

Владик хлопал ртом, как выброшенная на берег рыба. Сейчас бы сказать правду, что идея побега принадлежала Машке, но нет, слова не шли наружу.

– Он мне все время врал, какой ты плохой, – стала фантазировать Машка. – Рассказывал всякие небылицы, а я верила. Разве я могла подумать, что можно так бессовестно и не краснея врать?

– Да, очкарик такой, – согласился Цент. – С виду он тихий, безобидный, лицо такое честное, открытое. Сразу и не поймешь, что внутри человек гнилой, нехороший. Я-то его сразу раскусил, ибо опытен в делах житейских, но кого-то другого он проведет легко.

И тут Владик сорвался. Нет, дара речи он не обрел. Не издав ни звука, программист, оскалив зубы, набросился на свою возлюбленную. Одной рукой ухватил за волосы, второй неуклюже прописал в ухо. Машка завизжала так, что у Цента заложило уши. Девушка попыталась отбиться от программиста, царапала ему руки, извивалась, пыталась лягаться, но Владик держал крепко. Держал, и бил.

– Девчонки? Эй? Вы чего там? – возмутился Цент, сбросив скорость и, по привычке, съехав на обочину.

На заднем сиденье кипел бой. Летели клоки шерсти, капли крови, Машка визжала как сирена, Владик рычал зверем лесным и продолжал делать свое дело. Многое накопилось в его душе за минувшие дни, а если точнее, то годы. Обиды, унижения, насмешки – все эти сомнительные сокровища Владик складировал в закромах души едва ли не с пеленок и еще ни разу ему не выпал шанс отплатить окружающему миру за все хорошее. В том, что именно Машка попала под горячую руку, не было ее вины. Просто она оказалась не в том месте, не в то время и не в той компании.

Остановив автомобиль, Цент выскочил наружу, распахнул заднюю дверь и в отчаянии закричал:

– Полцарства за мобильник!

В самом деле, кадры пропадали драгоценные. Цент однажды видел, как две бабы солидной весовой категории сошлись в рукопашной между рыночных лотков. Тогда в ход пошли сумки, набитые снедью, товары с прилавков, досталось нескольким случайным прохожим. Но даже тот эпический бой титанов мерк и скукоживался в сравнении с побоищем, организованным программистом и его тайной любовью.

Вскоре драка переместилась из салона автомобиля на простор, и тут стало очевидным преимущество Владика. Машка уже не пыталась оказать сопротивление, все ее силы уходили на то, чтобы защищать от ударов голову. Поняв, что озверевший айтишник совсем не умеет обращаться с женщинами и, чего доброго, забьет подругу до смерти, Цент сбегал к лесополосе и сорвал там отличную упругую хворостину. Глянул на милых, что продолжали яростно тешиться бранью, и выломал вторую, чисто на всякий случай.

Хворостину, по возвращению, Цент вручил Владику вкупе с дельным советом уделить основное внимание тому участку женского тела, что предназначен для воспитательных процедур самой природой, которая благоразумно снабдила его дополнительной жировой защитой и избавила от каких-либо жизненно-важных функций. Владик не с первого раза, но понял. Толстая хворостина пошла вольготно гулять по Машкиной попе, девица зашлась истошным криком, попыталась вырваться и убежать на волю. Программист не допустил. Повалил на землю, зафиксировал ногами, и продолжил воспитание. То несло столь интенсивный характер, что первая хворостина не выдержала, и сломалась. Цент, радуясь своей предусмотрительности, вручил Владику запасную.

Процесс одомашнивания продолжался долго. Центу еще дважды пришлось бегать за хворостинами, Машка давно охрипла, с Владика градом катился трудовой пот. В итоге программист полностью лишился сил, выпустил рыдающую Машку, а сам тяжело опустился на землю. Лицо его было красное, как помидор, в глазах медленно гасли огоньки бешенства. Воспитанная девушка свернулась калачиком и горько плакала, то и дело щупая рукой капитально отбитую попу, будто бы проверяя – цела она еще, или вовсе отвалилась.

– Уважаю! – признался Цент, протягивая Владику бутылку с минералкой, которую обнаружил в салоне. Сам пить побоялся, мало ли, что там налито, но очкарика было не слишком жалко. Программист припал к горлышку и осушил емкость один махом, а то, что не допил, вылил себе на голову, дабы остудить пыл.

– Ладно, если вы закончили, поехали тогда, – предложил Цент. – Надо найти пропитание, ну и мир уже спасать пора. Машка? Ты живая? Вставай, пора ехать.

– Никуда я с вами не поеду! – прорыдала девушка. – Пусть меня лучше зомби съедят, чем с вами рядом находиться.

Цент покосился на Владика, программист криво усмехнулся, дескать, учись, малыш, и хорошо поставленным командным голосом приказал:

– Ну-ка в тачку живо!

Машка тут же вскочила на ноги, и, со священным ужасом поглядывая на грозного программиста, поместила себя на заднее сиденье.

– Самец! – вынужден был признать бывший рэкетир. – Я же тебе говорил, а ты не верил. Цент давно на свете живет, все знает. Вот увидишь, еще пара закрепляющих порок, и ваши отношения перейдут на новый уровень, полный гармонии и взаимопонимания.

– Нужно еще бить? – как-то даже обрадовался Владик.

– Не сейчас. Позже. Вообще желательно устраивать воспитательные процедуры регулярно, в профилактических целях, так что советую тебе обзавестись хорошим кожаным ремнем, а то на вас никаких хворостин не напасешься. А теперь садись в машину. Нечего тут торчать на видном месте. Мало ли.

Дальнейший путь прошел в гробовой тишине. Машка, перенеся мощнейшую воспитательную процедуру, боялась даже громко дышать, Владик грозно сопел, Цент думал, где бросить якорь. О том, что нужно спасать мир, он, разумеется, помнил, но никакие силы, земные или небесные, не смогли бы заставить его заниматься этим на пустой желудок. К счастью, километров через сорок после вынужденной остановки, на обочине показалась харчевня. Цент подрулил к ней, заглушил двигатель и вылез наружу, держа наготове автомат и лопату. Вскоре к нему присоединились Владик и Машка.

– Вроде бы тихо все, – заметил программист, обозревая фасад заведения. На стоянке перед ним было несколько машин, но ходячими мертвецами не пахло. Не было так же следов крови, кишки и ливер тоже не валялись повсюду живописным манером. В конце концов, должно же быть хоть одно безопасное место на всем белом свете, где тебя не поджидают зомби. После всех пережитых злоключений и в предвкушении грядущих, Владик хотел получить небольшую передышку, несколько часов покоя. Возможно, им с Машкой даже удастся уединиться, и тогда перевоспитанная девушка не откажет ему во взаимности. Ну а если откажет, то пусть пеняет на себя – лесополоса рядом, за новой порцией хворостин сбегать недолго. А лучше, по мудрому совету Цента, завести ремень или плетку, чтобы всегда была под рукой на случай неповиновения, ну и так, для вящей острастки.

– То-то и напрягает, что тихо, – проворчал Цент.

– Думаешь, засада? – испугался Владик.

– Не исключаю такую возможность.

– Что будем делать?

– План, в принципе, имеется. Ты идешь внутрь, смотришь, что там как, возвращаешься живой и докладываешь.

– А если там мертвецы? – простонал несчастный, осознавший, что передышки ему не видать.

– Ну, в общем, на то разведку и посылают, чтобы всем коллективом не рисковать. Если тебя съедят, то знай – я им этого не прощу. Месть моя будет ужасна. Я заставлю их ответить за тебя.

– Пусть Машка идет, – попытался перевести стрелки храбрец.

– Машка? Да ну. Она же баба. Какая ей разведка? Разведка, она для настоящего мужика, для самца. Такого, как ты.

– Да, ты настоящий мужчина. Для тебя это плевое дело, – поддакнула Машка.

Владик злобно покосился на подругу, подозревая, что воспитательная процедура не искоренила в ней весь внутренний мир. Хоть сейчас берись за хворостину. Однако Цент настаивал, чтобы самец шел в разведку, притом тон его из обманчиво-ласкового сделался нетерпеливо-кровожадным. Владик сообразил, что и дальше тянуть кота за хвост чревато, и попытался вооружиться лопатой.

– Иди так, ты самец, – предложил Цент, не желая отдавать оружие.

Самец вздохнул, и поплелся к закусочной с пустыми руками. Цент провожал его взглядом, полным отеческой гордости. Всего несколько дней назад Владик бы скорее умер на месте, чем пошел в разведку, а теперь вот идет, и ничего. Даже штаны сзади не отвисают.

– Моя школа, – кивнул выходец из лихих девяностых, без ложной скоромности признавая свой огромный педагогический талант.

Машка стояла рядом и всей душой желала, чтобы программиста съели зомби. Вслух ничего не говорила, но Цент все равно ее раскусил.

– Почему за Владика не болеешь? – спросил он. – Хоть прыщавый и зловонный, но свой.

– Он меня бил! – сквозь зубы процедила Машка. Хотела еще попенять Центу, что тот за нее не заступился, но потом передумала.

– Подумаешь, – пожал плечами Цент.

– Что значит – подумаешь? Какое он право имел?

– Никакого.

– А почему тогда руки распускает?

Цент тяжело вздохнул. Ну что за люди вокруг? Как будто в теплице росли, жизни совсем не знают. Все им надо объяснять, растолковывать, разжевывать.

– Он тебя побил, потому что ты ему позволила, – объяснил изверг. – Надо было сопротивляться.

– Да он же сильнее.

– Брось! Очкарик хил и немощен. Если бы хотела, ты бы с ним справилась. Да и не все еще потеряно. Если хочешь, чтобы этот грубый мужлан относился к тебе с уважением, нужно ему показать, что ты тоже человек, что личность, что у тебя богатый внутренний мир. Ты же не прачка и не кухарка. Ты женщина!

– Да, – кивнула Машка. – Это правда.

– Вот, – продолжил Цент. – Так почему ты позволяешь этому шовинисту поднимать на тебя руку?

– Но что же мне делать? – растерялась Машка.

– Борись! Заставь себя уважать.

– Как?

– Уважают только силу. Объясни этому Владику, что он был неправ.

Машка ничего не ответила, но на ее лице отразилась железная решимость. Кулаки сжались, в глазах возник зловещий блеск. Затем она снялась с места и быстро пошла в сторону закусочной, в которой минуту назад скрылся Владик. Цента так и подмывало броситься следом, чтобы все видеть своими глазами, но сдержался, боясь спугнуть голубков.

Прошло секунд пять после того, как Машка вошла в закусочную, как оттуда понеслись крики и звуки яростной борьбы. Вначале удивленный, тон Владика вскоре стал испуганным, а затем и болезненным. Вот раздался его крик:

– Маша, что ты делаешь? Не надо, Маша! Нет!

Что-то загремело, Владик страшно закричал. Потом послышался злой голос Машки – та что-то буровила про богатый внутренний мир и тонкую душевную организацию, сообщала, что она женщина, а не кто-то еще, и при этом через слово ругала мужиков грязными животными. Тут, похоже, Владик решил восстать, и громко заявил, что он самец. Прозвучало это недостаточно убедительно, и в харчевне вновь что-то загрохотало. Через две секунды самец истошно закричал и стал звать на помощь.

Когда Цент рискнул заглянуть в закусочную, то застал там полнейший разгром. Машка стояла посреди помещения с палкой в руке, тяжело дышала и люто озиралась по сторонам. Под одним из столиков прятался заплаканный Владик, и держался рукой за голову.

– Ты била Владика по голове? – строго спросил у Машки Цент.

– Да! – дерзко, с вызовом, ответила та.

– Это непедагогично, во-первых, а во-вторых, если хочешь бить Владика, то вставай в очередь. За мной будешь. Я первым занимал. А ты, очкарик, выползай из-под стола.

Тут Цент глянул на прилавок, увидел кушанья, и потерял интерес ко всему.

Весь день посвятили отдыху. Цент отъедался и отпивался, Машка и Владик сидели в разных углах и дулись друг на друга. Потом Машке показалось, что дуться голодной неинтересно, и она попыталась завладеть кусочком колбасы. И завладела бы, бессовестная, кабы Цент не углядел. Но бог не попустил, и вопиющая попытка покушения на святыню была решительным образом пресечена. Цент с такой яростью бросился спасать колбасу, что едва прилавок не опрокинул. Владик испуганно заскулил в своем углу, Машка, успевшая частично погрузить колбасу в рот, едва не осталась без зубов. Цент вырвал лакомство из рук богохульницы, а на саму наорал как страдающий комплексом неполноценности начальник на подчиненного.

– Я покушать хотела, – всхлипывая, оправдывалась Машка.

– Покушать? – бушевал Цент. – Что, на всем белом свете кроме колбасы и покушать уже нечего? Глянь, какое изобилие! Вон рис, макароны, гречка, еще какая-то дрянь, манка что ли…. Какого же лешего ты руки сразу к колбасе тянешь?

– Да ведь все это еще сварить надо… – заметила Машка.

– Вот и свари. И сама покушаешь, и очкарика покормишь, да и я, возможно, горячего похлебаю. А вот на колбасу, друзья, давайте не налегать. Я где-то читал, что от колбасы стареют. Вам оно надо?

Машка грустно вздохнула, и попыталась подкормиться пряниками. Цент как это увидел, так у него аж в глазах померкло.

– Брось! Не ешь! – закричал он. – Да ты в своем ли уме? Какие пряники? Тебе категорически нельзя мучного. С него разнесет – оглянуться не успеешь, потом кто тебя, толстозадую, замуж возьмет?

– Да я чуть-чуть….

– С этого все и начинается. Я чуть-чуть, я немножко, я кусочек, а потом глядь – целлюлита полтора центнера. Сама о себе не думаешь, я подумаю. Не позволю тебе растолстеть до безобразия, не дам пряники кушать.

После этого Машка пыталась скушать сушку, сухарик, мясные и рыбные консервы, конфеты, шоколад – ничего-то у нее не вышло. За каким бы продуктом ни тянулась ее рука, он тут же объявлялся Центом вредным и запрещался к употреблению. В итоге Машка поняла, что единственный способ перекусить, это как-нибудь приготовить рис или макароны, ибо на них табу Цента не распространялось. Чисто теоритически сварить оные продукты Машка могла, но только при условии наличия газовой плиты, воды, кастрюли и строгого контроля в лице мамы.

– На чем же готовить? – озадачилась она. – И в чем?

– Костер разведи снаружи, – присоветовал Цент, пряча в большие сумки все самое вкусное. Вроде бы объяснил спутникам, что им можно кушать, а что нет, но доверия к Машке и Владику все равно не было. Эти такие, могут и на свое здоровье плюнуть, и на запреты. Только зазевайся, как набросятся, как начнут копченые сардельки живьем глотать.

К растерянно стоящей Машке робко подошел Владик и предложил свою помощь в деле приготовления еды. Девушка охотно приняла ее. После чего Владик, как настоящий мужчина, отправился искать кастрюлю, а Машка занялась чисто женским делом – отбыла на сбор дров. Цент сидел на мешках с колбасой и консервами, недоверчиво косился на развернувших кипучую деятельность спутников, и прикидывал про себя, не является ли вся эта возня просто отвлекающим маневром с целью коварного завладения запретной пищей?

Костер развели перед харчевней. Дым мог привлечь зомби или злодеев из Последнего ордена, но к тому времени уже стало темнеть, и он был не слишком заметен в сумерках. Машке удалось соорудить примитивную печь из нескольких кирпичей и двух кусков арматуры, Владик добыл кастрюлю и наполнил ее водой из бутылок. В дровах недостатка не было – с тыльной стороны закусочной валялись неряшливой кучей старые деревянные поддоны. Машка ломала их, Владик менял воду в кастрюле – первый раз, как выяснилось, налил минералку.

Варили рис. В кипящую воду засыпали продукт, посолили, после чего стали поочередно помешивать и с нетерпением ждать ужина. Есть обоим хотелось до умопомрачения. Объединенные голодом и общим делом, Машка и Владик вскоре забыли старые обиды. Их дружба стала даже крепче, чем прежде. К несчастью для Владика, только дружба, но программист не терял надежды.

Когда рис был почти готов, из харчевни выбрался Цент, с сигаретой в одной руке и с банкой пива в другой.

– Ну, вот, можете же, когда нужда припрет, – ободрительно кивнул он, осмотрев печь и заглянув в кастрюлю.

– Может, к рису немного колбаски бросить, для навару? – попытала счастье Машка.

– Думаю, это лишнее, – не одобрил предложение изверг. – Данный поступок идет вразрез с теорией раздельного питания. И вообще, рис полезно есть без всяких добавок и примесей. В нем много этих самых… ну, разного там всякого полезного. Лопайте, короче, набирайтесь сил.

– А что мы будем делать завтра? – рискнул спросить Владик.

– Завтра, очкарик, нас ждет подвиг.

Владик не стал уточнять, потому что и так понял – что бы ни имел в виду Цент, ему это точно не понравится.

Ночь провели в харчевне, а рано утром, загрузив автомобиль припасами, выдвинулись в неизвестном для большинства направлении. Только Цент знал, куда они держат путь. Объяснять остальным нарочно не стал, боясь нытья и попыток побега. Сказал только тогда, когда уже подъезжали к месту.

Новость о том, что они едут на смертный бой с Последним орденом, ввергла личный состав в уныние. Владик и Машка полночи строили планы будущей совместной жизни, мечтали о тихом безопасном уголке, возможно – острове, где нет ни зомби, ни злых фанатиков, ни Цента. Всему этому, похоже, не суждено было сбыться.

– Давайте просто куда-нибудь уедем, – пискнул Владик.

– Не отомстив за наезд? – удивился Цент. – Да разве этак можно? Нет, очкарик, ты лучше крепись и мужайся. Машка, и тебя это касается. Нужно разобраться с этими сектантами раз и навсегда, а там уж видно будет, что да как.

– Но их же там много, – в отчаянии проронил Владик.

– Мы не числом, но умением. И потом, бог на нашей стороне.

– Откуда ты знаешь?

– А разве иначе бывает?

Найти базу Последнего ордена не составило труда – Цент знал, куда ехать. Нехристи засели за высоким бетонным забором, за которым, якобы, располагался инновационный завод по переработке куриного помета в высокооктановое топливо. К великой радости Владика, изверг не решился идти на штурм сходу, вместо этого свернул с дороги и загнал машину в густые заросли.

– Вы сидите тут, стерегите припасы, – повелел он двум голубкам. – Я послежу за врагами, подумаю, как их, иродов, одолеть. Да, еще одно: к еде не прикасаться! Перед битвой необходимо поститься.

Весь день Цент потратил на наблюдение за объектом. Владик поражался выдержке и терпению изверга. Тот как залег утром в кустах, откуда открывался неплохой вид на логово Последнего ордена, так и не пошевелился до самого вечера. Что удивило еще больше, Цент не сделал ни одного перерыва на обед, и это при его-то неравнодушии к пище! Сам программист вместе с Машкой сидел в сторонке. Беспокоить вожака они и не думали. Машка, правда, предложила сделать ему бутерброд, но Владик отрицательно мотнул головой и посоветовал не будить лихо. Сам он наслаждался покоем и безмятежностью. Его не пытались убить и съесть, Цент не тиранил каждую секунду, да и возлюбленная, после всего, что между ними произошло, потеплела к нему. Шепотом они строили планы, мечтали, как найдут безопасное место, желательно на каком-нибудь острове, построят там дом, заведут хозяйство и будут жить в свое удовольствие. В детали благоразумно не вдавались, потому что из них двоих ни строить, ни выращивать пропитание своими силами не умел никто. Владик виртуозно нажимал на кнопки, Машка неплохо владела техникой педикюра. О сельском хозяйстве, да и вообще о жизни вне мегаполиса, оба имели крайне смутное представление. Владик так и вовсе думал до семнадцати лет, что батоны растут прямо на магазинных полках в готовом виде. Машка думала так до сих пор. Но это не имело значения, потому что теперь они были вместе, и вместе смогут преодолеть любые трудности. Вот бы еще как-нибудь отвязаться от сумасбродного Цента, потому что этого асоциального типа ни Владик, ни Машка, на свой остров приглашать не планировали. Даже в гости. Даже только на Новый год.

Когда стемнело, асоциальный тип приполз из разведки и тут же набросился на еду. Быстро пересчитал консервы, колбасное полено измерил линейкой, проверил, запечатаны ли банки с пивом. Когда выяснил наверняка, что в его отсутствие никто не покушался на припасы, с души упал огромный камень. Потому что весь день сердце было не на месте. Лежал, наблюдал за вражеским логовом, а сам думал – ну как там эти жрут без меня? Особые опасения внушал Владик. Такой человек запросто мог исподтишка покуситься на чужие калории. Что ему стоит, бессовестному? Ведь ни намека на уважение к чужой частной собственности. Как дикарь какой-то, честное слово. Видит еду, и сразу губу на нее раскатывает. Наглый и вероломный тип!

Пересчитав запасы, Цент официально объявил ужин. Дележом провизии занимался сам, поручить такое важное дело постороннему человеку было бы в высшей степени безответственно. Тому же очкарику дай власть над калориями, как тут же начнутся злоупотребления служебным положением и ночные трапезы под одеялом. Нет, Владик не заслуживал никакого доверия. Машка тоже – Цент сильно подозревал, что она прожорлива. Доказательств сему не было, но в данном вопросе выходец из девяностых больше полагался на интуицию. Ну и, конечно же, что самое главное, ни Владик, ни Машка не обладали обостренным чувством справедливости, а без этого о правильной дележке пайка не могло быть и речи. Цент, к счастью, чувством справедливости обладал с рождения. Потому и распределением занялся сам. Владику досталась банка консервированного зеленого горошка, но только после того, как Цент удалил из нее в свою пользу весь горошек. Программисту, впрочем, грех было жаловаться – содержимое банки, странного цвета жижа, названная Центом гороховым нектаром, вся досталась ему. Машке повезло больше, ей Цент хотел пожаловать три пряника. Уже протянул, но в последний момент опомнился. Нельзя было Машке мучного, оно совсем не способствует удачному замужеству. Цент не мог допустить, чтобы девушка сгубила свою личную жизнь на корню, и, проигнорировав все ее мольбы, заменил пряники двумя бульонными кубиками.

В отличие от спутников, о здоровье которых Цент пекся, себя он не жалел и не щадил. Сперва прошелся по консервам, потом умял пакет зефира, запивая оный соком, а завершил дело фруктовым десертом. Дожевывая восьмой по счету банан, Цент почувствовал в животе тяжесть и дискомфорт. Слава богу, весь удар принял на себя. Себя не жалко, ибо крепок и вынослив. А вот хилые спутники от переедания могли заболеть. И заболели бы, если бы не он, заботливый и бдительный.

– Дай конфетку, – попросила Машка, заметив, как Цент полез в пакет с шоколадным ассортиментом. Если Владик хотя бы горохового нектара хлебнул, то девушка осталась голодной. Пробовала она лизать бульонный кубик, но как-то это дело не пошло.

– От сладкого толстеют, – заметил Цент, набивая полный рот. Однако, вопреки своему обыкновению, вдруг запустил руку в пакет и протянул Машке целых две конфеты, притом большие и шоколадные. Девушка сгоряча схватила, но тут же почувствовала, что во всем это обязательно присутствует какой-то подвох. Она уже уяснила, что от Цента просто так ничего хорошего не получишь, а если он что-то и дает, то за это придется очень щедро расплачиваться.