Петля

Глава 7

Тактика, которую он избрал, была проста: набрать лампочек на этажах, где ощущался их избыток, а после вкручивать по мере подъема по лестнице. Дело пошло быстрее, чем он думал, и часа за два Андрею удалось преодолеть не менее десятка этажей.

Таким образом, он миновал первую темную зону без каких-либо приключений, не встретив ни злобных людоедов, ни коварные ловушки. Дальше, на неопределенную высоту, тянулись освещенные этажи. Можно было немного передохнуть и обследовать местность.

За минувшие два часа голод усилился. А еще к нему добавилась жажда. Андрей решил поискать бутылку и сходить вниз за водой, потому что без нее у него не было никаких шансов протянуть здесь и пары дней. Однако на избранном этаже удача ему не улыбнулась. Он побродил по комнатам, попинал ногами мусор, но уходить далеко от лестницы не рискнул, боясь заблудиться.

Вместе с лестницей Андрей поднялся на этаж выше. Оставив ее на площадке, он отправился бродить по коридорам и комнатам. Наученный горьким опытом, он держал лопату в руке, на манер топора, и только это спасло ему жизнь. Когда в коридор из комнаты, прямо перед ним, выскочил бородатый оборванец с копьем в руках, Андрей, несмотря на испуг, среагировал мгновенно – бросился вперед, замахиваясь лопатой.

Человек попытался закрыться копьем от этого мнимого удара, и тут же получил ногой в пах. Казалось, стены содрогнулись от его пронзительного воя. Выронив оружие, бедолага свалился на пол и забился в конвульсиях, продолжая неистово визжать. Андрей подбежал к нему, замахиваясь лопатой, но, в последний момент, будто какая-то сила парализовала его руку, уже готовую нанести смертельный удар. В теории все было просто – бей, чтобы выжить. Осуществить все это на практике почему-то не вышло. Притом, чем дольше Андрей колебался, тем яснее понимал, что не убьет. Просто не сможет, и все тут. В пылу борьбы мог бы, а вот так, лежачего и беспомощного человека – нет.

Лежачий и беспомощный человек, как будто всецело увлеченный рыданиями по поводу навеки отбитого хозяйства, вдруг выбросил руку с самодельным ножом, и грязный клинок вспорол Андрею штанину, а заодно и кожу под ней. Внезапная резкая боль сработала как спусковой механизм. Все колебания смыла волна страха и ярости, Андрей закричал и с силой рубанул человека лопатой по беззащитной шее.

Нескоро ему удалось успокоиться и перестать стирать с лица и одежды чужую кровь, отчего та только больше размазывалась по телу. Первый же его удар оказался смертельным. Штык лопаты едва не перерубил шею пополам.

Наблюдать за тем, как уже мертвое тело конвульсивно дергается и хрипит, выталкивая из рассеченного горла кровавые пузыри, было выше его сил. Андрей выбрался на лестничную площадку, прикрыл за собой дверь и попытался убедить себя в том, что поступил правильно. Однако разумные доводы о неизбежных жертвах в борьбе за существование звучали как-то неубедительно. Наверное, он провел в этом месте слишком мало времени, и еще не научился воспринимать убийство каждого встречного так же буднично, как поход в магазин.

Резкая боль в ноге заставила его вернуться к делам насущным. Спустив штаны, Андрей осмотрел рану на бедре, и выяснил, что она куда неприятнее, чем показалось вначале. Нож не только рассек кожу, но и хорошенько распробовал на вкус мышечную ткань. Вся нога ниже раны была в крови. Андрей, спохватившись, быстро стащил с себя свой самодельный рюкзак и отвязал от него одну из лямок. Жгут получился так себе, но, по крайней мере, рана перестала столь бодро кровоточить. Ее требовалось обработать, зашить и перевязать, но у него не было ни медикаментов, ни иголки с ниткой, ни даже чистой тряпицы. Андрей покосился на ветошь, устилающую пол, затем решительно стащил с себя рубаху и оторвал один из рукавов. О стерильности речь не шла, но все же это было лучше, чем ничего.

Присев на пол, он перевязал рану и попытался осторожно ослабить жгут. Стоило это сделать, как повязка тут же набухла от крови. Не видя иного способа выразить свое отношение ко всему происходящему, Андрей выругался так громко, что бранное эхо лихо заскользило по лестничным маршам, уносясь в неведомые высоты и загадочные глубины.

Вновь затянув жгут, Андрей поднялся на ноги, подобрал окровавленную лопату, и, прихрамывая, поковылял к своей жертве. Собственная беда очень быстро вытеснила из головы заботу о чужом благополучии. Сам напал, получил, и поделом. Меньше надо с копьем на людей бросаться.

Копье, к слову, оказалось очень неплохим – наконечник был сделан из штыка лопаты, толстое деревянное древко полутора метров длиной бывший владелец отполировал до блеска. Таким оружием можно и колоть, и бить как обычной дубиной. Уже ради этого трофея стоило пролить кровь. Правда, не свою, а чужую.

Следом за копьем Андрей подобрал нож, вспоровший ему ногу, затем обшарил одежду покойника. Ничего ценного, как назло, у мужика не оказалось – немного проволоки, шнурок от ботинка, механические наручные часы с разбитым стеклом и отвалившимися стрелками. Одежда сама по себе выглядела неприглядно, но Андрей все же стащил с мужика его лоскутную куртку и примерил ее. Та оказалась сильно мала. Зато после того, как он оторвал от нее оба рукава, вышла довольно неплохая жилетка.

На штаны мертвеца и на его рваные сапоги Андрей даже не посмотрел. Он оставил покойника и заглянул в комнату, из которой тот выпрыгнул. И сразу же увидел в углу самодельный вещмешок.

– Ага! – обрадовался Андрей, потирая живот в предвкушение скорой трапезы.

Но едва вспыхнувшая радость очень быстро сменилась разочарованием. В рюкзаке не оказалось ни намека на еду. Зато нашлась пластиковая бутылка с мутной грязной водой, из которой Андрей, не раздумывая, отхлебнул. Был еще один моток проволоки, какие-то деревянные колышки с ладонь длиной в количестве восьми штук, непонятно зачем и для чего предназначенные. В отчаянии Андрей схватил вещмешок, перевернул его и торопливо вытряс на пол все содержимое, лелея угасающую надежду, что где-то на самом дне завалялся ну хоть один заветный тюбик. Увы! Еды не было. Зато на пол, вместе с прочим бесполезным хламом, вроде шурупов и гнутых гвоздей, выпала гильза от патрона.

Андрей поднял ее и осмотрел. Экспертом в области огнестрельного оружия он не был, мог узнать только гильзу от «Калашникова», на которые насмотрелся в армии, но это явно была не она.

– Странно, – произнес он, пальцем катая гильзу по ладони.

Оля, помнится, сообщила о том, что в этом месте нет огнестрельного оружия, а в тайниках попадаются только ножи. Откуда, в таком случае, гильза? Возможно, конечно, эта гильза уже была в кармане ныне покойного копейщика в тот момент, когда он попал в лабиринт. Имущество Андрея тоже осталось при нем – и разбитый телефон, и зажигалка, и ключи. С другой стороны, многие ли люди таскают в карманах гильзы? Всякое, конечно, бывает, но тем не менее.

Но особо заморачиваться на эту тему было недосуг. Хватало куда более важных и насущных проблем. И главной из них стала рана на ноге, которая вновь начала обильно кровоточить. Андрей понял, что она не даст ему житья, если он не сумеет зашить ее. Только вот, как и чем это сделать?

Он подобрал с пола один из кривых гвоздей, прежде находившихся в рюкзаке убитого мужика, и поднес его к глазам. Кончик затупился, что можно было исправить, заточив его о бетонную стену, но превратить гвоздь в полноценную иголку было невозможно, в первую очередь из-за его толщины. Разве что аккуратно прокалывать края раны, просовывать в получившиеся дырочки нитку, и….

Андрея нестерпимо замутило, стоило только воображению нарисовать эту замечательную картину.

Но вот он опустил взгляд на напитавшуюся кровью штанину, и идея, только что казавшаяся невозможно чудовищной, предстала единственным выходом из положения. С глубокой открытой раной на ноге, которая будет кровоточить всякий раз, как он пошевелится, нечего и думать о том, чтобы преодолеть десятки, а то и сотни этажей и добраться до поверхности. Гораздо раньше он свалится от потери крови или подхватит заражение, что тоже не приведет ни к чему хорошему.

Андрей собрал рассыпанные по полу гвозди, выбрал самый тонкий из них, и, подойдя к стене, приступил к заточке.

Глава 8

Глядя на грубо заштопанную рану, вспотевший и истекший слезами Андрей никак не мог поверить, что осилил это.

Самым трудным делом оказался первый прокол – всякий раз, подводя к ране руку с гвоздем, Андрей тут же отдергивал ее, пытаясь оттянуть неизбежное самоистязание. Да еще придумал различные отговорки, дескать, зачем все это, рано или поздно его обязательно найдут и спасут. Незачем заниматься самолечением.

Ага, найдут, как же!

Когда в твое мясо вонзают гвоздь, это больно. Но когда ты делаешь это сам, да еще намеренно, становится больнее раз в десять.

Нитку Андрей добыл из своей рубахи, после чего, не придумав, как бы ее дезинфицировать, просто сунул в рот и смочил слюной. Будет от этого толк или нет, он не знал, но решил, что это лучше, чем ничего.

Приходилось вначале протыкать в коже дырочку, а затем при помощи того же гвоздя проталкивать в нее нить. И все это грязными, третьи сутки не знавшими мыла, руками. Рана от такого с собой обращения обильно кровоточила, не спасал даже жгут.

Андрею много раз доводилось слышать о том, что можно как-то отрешиться от боли, воспринимать ее отдельно от себя, просто, как факт, и потому не особо страдать. По его глубокому убеждению, нести такую чушь мог лишь тот, кто никогда не штопал свое тело кривым гвоздем и грязной ниткой. Боль была, и еще какая. Однако ближе к концу процедуры он не то что привык к ней, а скорее просто смирился. Легче от этого, конечно, не стало, но, по крайней мере, у него перестали так сильно трястись руки. Ему даже удалось с первой попытки завязать финальный узел.

Зашитую рану он перевязал сверху вторым рукавом от рубахи, поскольку первый насквозь пропитался кровью и больше не годился на роль бинта. Закончив врачевание, Андрей испытал невероятное облегчение, будто только что совершил эпический подвиг. Рана зверски болела, хотя эту боль и нельзя было сравнить с той, что сопровождала весь процесс штопки. Андрей кое-как натянул штаны, но не нашел в себе сил подняться на ноги. Потеря крови и нервное напряжение заметно ослабили его. В таких случаях могла помочь тарелка наваристого борща с солидным куском говядины, но от одной мысли о еде Андрею захотелось кого-нибудь придушить. Все равно кого, лишь бы у него оказались заветные тюбики с паштетом.

Он как сидел, так и задремал на полу у стены, а проснувшись, почувствовал, что его колотит от холода. Зад и спина промерзли так, что потеряли чувствительность. Заштопанная нога отозвалась резкой болью на первую же попытку шевельнуть ею. Андрею было жаль свой израненный организм, но он не мог прописать ему постельный режим. Никто не принесет ему покушать, и если он вздумает полежать здесь еще немного, то рискует больше никогда не встать.

Превозмогая слабость и боль, Андрей поднялся на ноги и, опираясь на копье, вышел в коридор. Убитый им человек лежал все там же, и Андрей, при взгляде на него, обозвал себя такими словами, каковые не стерпел бы ни от кого постороннего. Мало ему было Олиной школы. Теперь и этот педагог внес свою лепту в образовательный процесс. А ведь, казалось бы, все для себя уяснил – убивай или будешь убит. Нет же, колебался, медлил, и в итоге получил еще одну проблему. На ногу теперь больно наступать, даже просто шевелить ею. Как с такой ногой он полезет на шаткую стремянку? И зачем? Чтобы грохнуться оттуда на твердый бетон и сломать себе что-нибудь? Если повезет, то сразу шею. А если не повезет….

Грязные ругательства так и рвались наружу, но Андрей попытался взять себя в руки и не скатываться до истерики. Ситуация, конечно, была скверная, причем стала таковой исключительно по его собственной вине. Он не проявил должной бдительности с Олей, и остался без своего добра. Колебался в бою с этим типом, и получил ранение. Логика подсказывала, что пора бы уже браться за ум и поступать правильно. Притом так, как правильно здесь, а не где-то еще, где он жил прежде.

Тащить лестницу с такой ногой он больше не мог. Теперь себя бы дотащить. Андрей принял решение подниматься налегке до тех пор, пока это позволят освещенные пролеты, а затем сориентироваться по обстановке. В этом месте глупо было планировать что-то даже на час вперед, а уж более долгий срок, вроде суток или недели, не стоило и рассматривать.

На каждом этаже ему приходилось устраивать долгие привалы. Сил не было совсем, и они продолжали убывать с каждой минутой. Боль в ноге только усиливалась. Преодолев восемь лестничных пролетов, Андрей понял, что совершает медленное самоубийство. Не за горами был тот миг, когда он сядет на бетон и уже не сможет оторвать от него свой зад. Этот бессмысленный подъем к возможному выходу является пустой тратой сил, которых и так осталось с гулькин нос. Ему необходимо безопасное место, где он сможет отлежаться, пока рана на ноге не заживет. И еще ему нужна еда, без которой он, так или иначе, обречен на гибель. А в этом месте есть лишь один способ добычи пропитания, и избегать его далее невозможно.

Андрей уже довольно долго бродил по этажу, значительно отдалившись от лестницы. Ходить по ровной поверхности было не так больно, как подниматься по ступеням, так что он мог позволить себе двигаться достаточно быстро и делать меньше привалов для отдыха. Коридоры сменяли друг друга, от однообразия пустых комнат уже рябило в глазах. Прежде Андрея пугала возможная встреча с людьми, теперь же он буквально мечтал о ней, притом, чем быстрее это произойдет, тем лучше. Раненый, ослабленный голодом и кровопотерей, он являл собой жалкое зрелище, но еще мог наскрести силенок на скоротечную смертельную схватку. Но что будет с ним через сутки? Сможет ли он тогда удержать в руках уже сейчас кажущееся слишком тяжелым копье? И сможет ли он вообще встать на ноги?

Думать об этом не хотелось. Андрей полностью сосредоточился на одной цели – встретить человека. И убить его. Сразу. Без колебаний. Больше он не совершит своих прежних ошибок. Больше никаких сделок и никакой жалости.

Вскоре он почуял повисший в воздухе запах гари. Тот усиливался по мере приближения к его источнику. Андрей постарался двигаться по возможности бесшумно, хотя раненая нога не слишком охотно слушалась своего хозяина. Боль то отпускала, то внезапно вспыхивала без особой причины. Проклятая конечность могла подвести его в самый ответственный момент – Андрей отлично это понимал.

Затем он расслышал голоса. Вначале Андрею показалось, что говорящих двое, но вскоре он понял, что человек, на самом деле, один. Он был занят тем, что вел увлекательную беседу с самим собой.

К этому моменту, помимо запаха гари, Андрей различил и сладковатый, буквально сводящий с ума, аромат жареного мяса. У Андрея неудержимо потекли слюни, хотя он отлично понимал, чье именно мясо поджаривает на костре неадекватный субъект.

– Вот так. Вот так. Сочная! Ага. Сочная! – бормотал неизвестный, полностью увлеченный своим делом.

Андрей миновал утопающий в дыму коридор, оказавшись напротив приоткрытой двери. Та, насколько можно было судить, вела в большое пустое помещение. Любитель поболтать с самим собой находился внутри, и даже не пытался скрыть своего присутствия, поскольку вел беседу на повышенных тонах. Андрей ясно осознавал, что его единственный шанс заключается в эффекте неожиданности. Следовало стремительно ворваться внутрь и заколоть мужика копьем, прежде чем тот успеет опомниться и схватиться за оружие. Андрея пугало лишь то, что человек в помещении может оказаться не один. Если там двое или трое, то это без шансов. Но стоять под дверью, и ждать неизвестно чего, было просто бессмысленно. Андрей решил рискнуть, потому что иных вариантов у него не осталось. Либо он добудет еду, либо сам пойдет на корм, когда окончательно лишиться сил и не сумеет отбиться от очередного людоеда.

– Сейчас полопаем, – счастливо пробормотал человек.

И тут же ответил сам себе резким хриплым голосом:

– Давно пора!

Андрей шагнул в дверь, постаравшись сделать это неслышно. Под его ногой тут же предательски громко хрустнула газета. Мужчина, невысокий, дико лохматый и заросший бородой, мгновенно отскочил от костра, успев схватить в руку лопату с заточенной до блеска кромкой.

– Тебе чего? – закричал он сердито, тараща на незнакомца покрасневшие от дыма глаза. – Катись отсюда! Это мое!

Андрей медленно пошел на него, поигрывая копьем. Мужик был ниже его на голову, уже в плечах, и явно не выделялся богатырской силушкой. Вот только в руке он сжимал превращенную в топор лопату, и, кто знает, насколько хорошо он умел обращаться с ней.

Видя наступающего на него человека с копьем, хозяин костра перетрусил.

– Эй, ладно, – забормотал он быстро. – Чего там. Тут на всех хватит. Я не жадный. Поделюсь. Сядем, покушаем. А потом можно и того, ага. Я у нее все, что для этого нужно, оставил.

Не переставая глупо скалиться, мужик указал на что-то лопатой. Андрей понимал, что это может оказаться уловкой, но не смог сдержать любопытства и скосил взгляд. И тут же крепко пожалел об этом.

Возле стены, недалеко от костра, на полу валялся труп девчонки лет пятнадцати, совершенно голый и без обеих ног. Одна отделенная от тела конечность нетронутой валялась рядом в луже крови, со второй мужик успел срезать большую часть мяса, которое и поджаривал на огне. Тело покойной было покрыто толстым слоем крови и грязи, из-за чего невозможно было понять, как давно умерла девчонка. Зато гадать о причине ее гибели не пришлось – на ту красноречиво указывала глубокая рубленая рана на шее. Как раз такая рана, какую оставляет остро заточенная лопата.

Андрей быстро перевел взгляд на мужика, который попытался приблизиться к нему короткими незаметными шажками.

– Не падаль, – заулыбался тот, демонстрируя черные гнилые зубы. – Свежак! Я поделюсь, да. Возьми ногу и руку.

Андрей пригрозил ему копьем, и мужик отступил на два шага.

– Ты здесь давно? – спросил Андрей.

– Нет, – ответил незнакомец, чьи глазенки как-то очень нехорошо бегали. – Пришел, разжег костерок, мяса настрогал. Что нам делить, а? Сядем, перекусим.

– Я не о том, – поморщился Андрей. – В этом месте ты давно? Давно ты попал сюда снаружи? Из нормального мира.

– А…. Да-да, понятно. Снаружи. Из нормального мира. Ясно.

– Ну?

– Что – ну?

– Давно, говорю, ты здесь?

Мужик засмеялся, вновь обнажив гнилые зубы.

– А кто считал-то? – весело спросил он.

– Ну, приблизительно. Месяц? Два?

– Может месяц, может и два. Может и три.

– Ты искал выход?

– Кого?

Андрей начал злиться. То ли мужик действительно был туповат, то ли нарочно валял дурака, усыпляя его бдительность.

– Выход отсюда, – повысил голос он. – Выход. Понимаешь? Наружу.

– А, наружу! – обрадовался мужик. – Наружу, это можно. Тебе наружу надо?

– А тебе нет?

Мужик пропустил вопрос мимо ушей.

– Если надо, я покажу, – пообещал он.

– Что покажешь? Дорогу?

– Ага, дорогу.

– Дорогу наружу? – Андрей ушам своим не поверил. – Ты знаешь выход отсюда?

– Ага.

– Ну а чего сам-то не выбрался?

Мужик опять захихикал, притом смех был такой, что Андрей невольно попятился. У собеседника были явные проблемы с головой. Впрочем, в этом жутком месте съехавшая крыша не являлась существенным отклонением от нормы.

– Выбраться, говоришь? – ухмыляясь, переспросил мужик. – Не, не пробовал.

– Почему?

– Сам увидишь.

– Давай-ка не темни. В чем дело?

– Долго рассказывать, – пожал плечами мужик и, сплюнув под ноги, сунул лопату за пояс. – Ладно, чего тут стоять, таращиться друг на друга? Ни мне с тебя, ни тебе с меня взять нечего. Что нам делить? А мяса на всех хватит. Ищешь выход, так я отведу. Почему не помочь? Люди мы еще, или не люди?

Андрей вновь покосился на разделанную девчонку. Мужик, проследив за его взглядом, усмехнулся:

– Вижу, ты тут недавно, для тебя здешние порядки в диковинку. Понимаю. Сам таким был. Тоже удивлялся, как это можно людей жрать.

– Да, есть чему удивляться, – согласился Андрей.

– Ну и напрасно ты так. Это все предрассудки. Мясо, оно и есть мясо. А ползает оно, плавает, летает, по лесу бегает или разговоры разговаривает – все едино. Это ведь не от злости или дурных наклонностей, а просто по необходимости. Потому что выбор очень простой – или ешь все и всех, или забейся в какую-нибудь нору и околей там от голода. Водись тут крысы, я бы их жрал. Только не водятся.

– Я видел дохлую крысу внизу, в тоннелях с водой, – сообщил Андрей.

– Я тут тоже много чего странного видел, – заметил мужик. – Может, где-то внизу крысы и живут, вот только как ты их там наловишь?

– Можно придумать ловушку, сконструировать….

– Из чего? А пока думать будешь, чем станешь питаться? А если ничего не выйдет? А если та дохлая крыса единственная, и других просто нет? Ты пойми…. Слушай, что мы как дикари, в самом деле. Звать тебя как?

– Андрей.

– А меня Николай. Но ты зови просто Коля. Вот и познакомились. Так вот, ты пойми, Андрюха, тут ведь все, на самом деле, просто устроено. Вот ты жить хочешь?

Андрей утвердительно кивнул головой.

– Видишь. Хочешь ты жить. Все хотят жить. А как ты будешь жить, если тебе кушать нечего?

– Ну, есть же контейнеры, в них тюбики….

– Контейнеры? – поморщился Коля. – От контейнера до контейнера может много времени пройти. Мне в последний раз подфартило знаешь когда? Так, дай бог памяти…. Ну да, недели две, или больше, назад. А тюбиков тех хватает всего дней на пять, и то, если не шиковать. А остальное время тоже кушать надо. Нет, друг Андрюха, на контейнеры ты не надейся. Они здесь не для того, чтобы мы себе животы набивали.

– А для чего? – спросил Андрей.

Словоохотливость собеседника немного пугала, но в ней, в сущности, не было ничего удивительно. Быть может, этот Коля не разговаривал ни с кем уже месяц, вот его и прорвало. Да и Андрею было приятно слышать человеческий голос, что, конечно, не отменяло того факта, что говоривший является людоедом и запросто может рубануть лопатой по затылку, стоит только утратить бдительность. Скорее всего, так он и поступит. Но Андрей не собирался повторять ошибку, совершенную с Олей. Но точно так же он не собирался упускать шанс выбраться отсюда. Коля пообещал отвести его к выходу. Вряд ли это действительно выход наружу, но глянуть не мешает. А еще словоохотливый собеседник вполне себе источник информации об этом месте, и чем больше он расскажет, тем лучше.

– Контейнерами, Андрюха, они нас стравливают, – сакральным шепотом поведал Коля.

– Кто – они? – спросил Андрей.

– Они!

Коля ткнул пальцем в закопченный потолок и повторил:

– Они. Те, кто все это построил.

– А кто они?

– Эге, откуда я знаю? Кто-то же построил. И зачем-то.

– А как это – стравливают?

– Очень просто. Чтобы мы друг другу за эти тюбики глотки рвали. Понимаешь, в чем дело, есть места, где контейнеры выпадают чаще обычного. Видишь, как они хитро спланировали – хочешь пожрать, иди туда, и дерись с такими же желающими. Кто всех порешит, тот и перекусит.

– Постой, постой, – быстро проговорил Андрей. – Что значит – есть места, где контейнеры выпадают чаще обычного? Где эти места? И как часто там выпадают контейнеры?

– Да не забивай ты голову, – проворчал Коля. – Садись лучше, откушаем, что бог послал.

– Э, погоди. Где эти места?

Коля, уже направившийся к костру, недовольно покосился на Андрея.

– Мясо горит, чуешь? Надо снять с огня.

Куски мяса были насажены на проволоку. Коля вытащил их из огня и разложил остывать прямо на грязном полу. От исходящего от жареной человечины аромата у Андрея текли слюни, и одновременно к горлу подступала тошнота. Неужели Коля прав, и ему, чтобы выжить, придется забыть все предрассудки? Он старался не смотреть на безногий труп, а сам попытался не связывать вот эти восхитительные ломти мяса и обезображенное тело у стены. В конце концов, не он же убил эту девчонку. Не он разделал ее. Не он жарил мясо. Он просто чудовищно голоден, у него болит нога, он устал, и да, он хочет жить.

– Сейчас полопаем! – возбужденно бормотал Коля, насаживая на проволоку следующую партию мяса. – Эх, веришь-нет, третий день маковой росинки во рту не имел. И повезло же на эту дуру наскочить.

– Так что там насчет особых мест? – напомнил Андрей.

– Особые места, друг Андрюха, они не про нас. Есть их три… ну, я знаю три. И во всех трех хозяйничает Племя.

– Кто?

– А, ты и о Племени ничего не знаешь?

– Не знаю, но хочу знать.

– Ну, рассказывать там особо нечего, я от них стараюсь подальше держаться. Но кое-что сам видел, кое-что от других слышал. Мы же тут не всегда друг на друга бросаемся, иногда можно и пообщаться, вот как мы с тобой. Так вот, о Племени. Ну, ты ведь заметил, должно быть, что люди тут предпочитают жить по одному. Почему так, догадываешься?

– Мне объяснили, – ответил Андрей.

– Хорошо. Иногда, правда, сбиваются в кучки по двое, по трое. Охотиться проще, но и еды на всех нужно больше. В таких коллективах всегда есть риск пойти на корм, если добыча долго не будет попадаться.

– Об этом я тоже слышал, – кивнул Андрей.

– Ого. Обо всем слышал, а о Племени не слышал. Ну, ладно, ладно, рассказываю. Так вот, Племя, это тоже вроде как шайка, только народу там не два или три человека, а гораздо больше. Сколько точно – неизвестно. Говорят, что под два десятка. Сам смекаешь, чтобы такую ораву прокормить, нужно очень много еды. Племя контролирует все три места, где контейнеры выпадают чаще обычного, но для прокорма им этого, кончено, мало. Поэтому они охотятся. Но не так как одиночки или маленькие группы, а большой толпой, прочесывают целые сектора, устраивают облавы, ставят ловушки. Они хорошо оснащены, не то, что мы с тобой. У них луки, арбалеты, копья, да не такие, как твоя палка. И опыт по отлову двуногой добычи тоже солидный. Если окажешься на пути их облавы, то не сбежишь и не спрячешься. Я слышал, людей они стараются взять живыми.

– Зачем? – простонал Андрей.

– Вопросик! Потому что дохлый на третий день протухнет, а живого можно хранить долго. Но ты не бойся, сюда они вряд ли заявятся.

– Почему?

– Все просто. Народу здесь мало. Все новички, едва попав в этот лабиринт, стараются подняться вверх по лестнице, думая, что там выход. Какие влезают в ловушки, какие оседают на этажах, и попадают в облавы. Сюда Племени спускаться не резон. Возни много, а урожай плохой.

Андрея прошиб холодный пот. Вот, оказывается, куда он так целенаправленно стремился. Прямиком в охотничьи угодья орды людоедов. И Оля, разумеется, знала об этом, потому-то и отказалась его сопровождать. И, конечно же, не сочла нужным предупредить о Племени.

Желание повторно повстречаться с девушкой усилилось многократно.

– И где обитает это Племя? – спросил Андрей.

– Не бойся, далеко. Говорю же – здесь их не бывает. На-ка вот, подкрепись.

Коля протянул Андрею подгорелый кусок мяса, и тот, после секундного колебания, взял его.

– Ешь-ешь, – усмехнулся новый знакомый, вонзая зубы в свою порцию. – Хочешь выжить, привыкай.