Степан слушал, прикидывал: «Ведь прав пацан, перспектив никаких». Степан обратил внимание, что Светка практически не притронулась к еде. Она, о чём-то размышляя, вяло ковыряла вилкой пюре. Через минуту посмотрела на Степана, медленно произнесла:
– Есть такая английская поговорка “The grass is always greener on the other side of the fence.” Её смысл в том, что человеку лишь кажется, что трава всегда зеленее с другой стороны забора. Понимаете? Но я сижу и думаю: по большому счёту, Захар дело говорит. Зима в этом городе как будто всегда. Как приморозило её к Н-ску. И у нас в жизни зима сплошная. И нечего сравнивать траву с нашей стороны забора. Нет травы с нашей стороны. А вот забор есть, и высоченный, да ещё, как живой, растёт вверх. Всё выше. Что, если перелезть на ту сторону забора? Уехать? Сложный вопрос, но сидеть и ждать у моря погоды – глупое занятие. Трава с нашей стороны забора для нас точно не вырастет. Я бы не стала с порога отметать вариант отъезда. Когда на улице окажемся, думать будет поздно. До еды идти далеко, а в общественный транспорт бомжей не очень-то пускают. Если ноги промочить и носки, то сушить негде, смены нет никакой, если дождь – за едой в Светёлкино не попасть. Ну, у нас есть какое-никакое жильё, сушимся. А если придётся зимой на улице спать, значит, утром воспаление лёгких. Я уже переболела, спасибо. И так выживать приходится, но если из подвала попрут, окажемся как Землянские с первого микрорайона: мать, сын и даже внук – все на паперти.
– Землянские-старшие – все алкаши, – неуверенно пробурчал дед. – Даже я надеюсь, что зима не только конец года, но обязательно и начало нового, счастливого. А вы, молодёжь, нюни развели.
Степан поймал на себе испытующий взгляд Бабзины. Она встретилась с ним глазами и задала прямой вопрос:
– А ты, Стёпа, что думаешь про отъезд? Твоё мнение хочется знать.
Деда Петя с явным интересом развернулся в сторону Грачёва. Степан, чуть помедлив, заговорил, взвешивая каждое слово, понимая, что разговор этот может иметь самые серьёзные последствия:
– Во-первых, не может быть одинаково удобного для всех решения. Не всё, что подходит мне в мои тридцать с небольшим или, тем более, Захару, понравится Бабзине или тебе, деда Петя. В каждом возрасте свои особенности и приоритеты. Но в одном Захар прав. В любой момент из подвала могут «попросить», и вот тут-то и начнётся самое печальное. Об этом нельзя забывать. И в этом смысле для вас с Бабзиной есть смысл прислушаться к тому, что будут делать остальные. Если молодёжь уехать надумает, так и вам оставаться одним – не лучшее решение. Когда человек знает правду, если он перестал плавать в море бесполезного ожидания и постоянной неопределённости, ему становится чуть легче. Даже если правда эта тяжкая, на душе становится легче. Ничего не нужно преуменьшать и преувеличивать в этой ситуации. С одной стороны, можно принимать, что каждый день наполнен до краёв ощущениями и благодарностью, но если мы откажемся от прозябания – может перед нами откроются новые возможности?
Деда Петя недовольно заелозил в кресле:
– Поэт ты, Степан, или в тебе умер проповедник? – грустно пролепетал он, – но куда же мне, старику до новых возможностей. Да и Зина, чай, не молодуха. Я-то пришлый, а ты, Зин, небось, всю жизнь в Н-ске?
– Нет. Я ж рассказывала, старый ты маразматик. Мы, Погореловы, испокон веков Ярославские, токмо мой дед по отцу профессор Ершов-Шеловский из Санкт-Петербурга. И нечего, Светка, ёрничать по тому поводу! Верно я использовала слово, коза ты мелкая? После революции – просто Ершовы. А в Н-ске я с двадцати годков, с мужем моим, тогда молодым лейтенантиком, царствие ему небесное. С пятьдесят восьмого тут и живу. Я о том хочу сказать, что никуда не поеду. Хоть режьте. Сын у меня тут. Так уж вышло, что не общаемся, но уехать от него не смогу. Так что я с тобой, Петя, заодно.
– Ярославская ты? Ершовы? И сын у тебя? Ну и дела, – дед крякнул, но не стал расспрашивать, отвернулся к окну.
Разговор окончательно расклеился. Бабзин со Светкой принялись мыть посуду, мужчины ещё сидели за столом. Захар вдруг напомнил, что отвоёванные деньги он отнес Геше Козловскому. Захар Фиделевич Середа-Сангуили, внебрачный сын неизвестного студента из Латинской Америки, уверенно вещал:
– Гешка и теперь вернёт всю сумму с наваром.
И вновь возникла тема отъезда. Степан рассудительно заметил, что в любом случае нужно пережить эту зиму, поправить финансовые дела. Он не скрывал, что будет искать новое жильё, и его цель – найти новую, перспективную работу. Только уже не в Новосибе или Нефтеречинске – возможно, в столицах. И потому, скорее всего, он уедет. А пока – да. Можно попробовать и подработать где-то, пусть даже и способом, который предложил Захар. Но осторожно и без лишнего риска и криминала. Деда Петя вдруг заявил, что тоже ещё может работать: вахтёр из него получится дотошный и ответственный. Тогда Степан упомянул, что видел на «Ваньке» объявление о работе на складе: ночного сторожа-вахтёра или кладовщика. Телефон он записал, как в воду глядел. Вопрос об отъезде, несмотря на недовольное бурчание Бабзины, решили не закрывать, каждому требовалось время подумать. Словом, пока все были согласны искать дополнительные возможности заработка. Чай не стали кипятить, Бабзин пошушукалась со Светкой, и та откуда-то принесла полбутылки «сухонького». Степан отказался, но остальные налили понемногу.
***
Легли спать далеко за полночь. Степан не мог сомкнуть глаз, всё думал о словах Захарки, мысленно с ним спорил. И, как ни крути, оказывалось, что Захар во многом прав. Сама жизнь Степана подтверждала слова этого зелёного юнца. Взять хотя бы события в Нефтеречинске… Степан не хотел вспоминать о том времени, но заснуть никак не удавалось: мозг в деталях воспроизводил события тех дней.
Окончив Новосибирский университет, Степан уехал в затерянный в тайге город – Эльдорадо нефтяного бизнеса. Бабушкину квартиру в Н-ске вернуть не удалось, а мама так и не нашлась. В Новосибирске оставаться Степан не хотел, а возвращаться в Н-ск было некуда. После расставания с любимой девушкой настроение было и вовсе поганое, хотелось убежать на край света. А где виделось счастье молодому специалисту без связей и родственников? В столицах, да ещё в Нефтеречинске – до которого лёта два с половиной часа, но на север. Нефтеречинск для молодого социолога тех лет – место культовое. Сергеев – местный мэр – фигура примечательная, почти легендарная. Из ранних предпринимателей, молодой химик, образованный, энергичный, современный, совершенно неожиданно для местной элиты победил на выборах…
По приезде в незнакомый город Степану ничего другого не оставалось, как искать любую работу. О поступлении на службу в крупную компанию, в нефтянку пусть даже и выпускнику НГУ, но без связей и рекомендаций поначалу можно было и не мечтать. Если только курьером. Но Степан не унывал. Стал заниматься мелким бизнесом. Зимой – Дед мороз, а коротким сибирским летом – кот в сапогах или клоун в городском парке. Аниматор на мероприятиях, фотограф в парке. Регион нефтяной, город небольшой, но богатый. Так прошёл почти год. На одном из мероприятий Стёпа познакомился с заезжей звездой. Случилось это на корпоративе в местном Дворце культуры. В костюме кота в сапогах Степан стоял с билетёрами на входе, иногда курсировал по холлу, развлекая пришедших гостей. Когда переодевался, заказанная столичная штучка неопределённого пола в гримёрку и завалилась; состояние неадекватное, но это ведь не важно, главное – рот открывать. Все хлопают. Восторг. Цветы. За выступление такое в нефтяном раю пятьдесят штук зелёных отваливают. Степану – тоже пятьдесят, но не тысяч, просто баксов. Тогда по этому поводу они вместе посмеялись, выпили ещё чуток. Хотя Степан пил через силу, но понимал, что «надо», что знакомство больно полезное. Так и вышло. У звезды заезжей было всё, включая связи. Певец этот, ещё не до конца протрезвевший, на следующий день привёл Грачёва – облезшего кота в сапогах – на день рождения самого Сергеева. День рождения мэра города! Сергеев – ещё молодой человек, немногим за тридцать, был фантастически богат, из «нефтянки» не в первом поколении. Говорили, что его отец – бывший «внешторговец», подсуетился во время приватизации. Как только Сергеев услышал, что Грачёв несколькими годами позже него, но тоже окончил Новосибирский универ, страшно обрадовался «почти однокашнику». Нашли даже общих знакомых, вспоминали преподавателей. Узнав, что Степан окончил социологический факультет, Сергеев пригласил зайти на неделе, пообщаться насчёт работы. Так и пошло-поехало. Степану очень повезло. Он нашёл работу по специальности в проекте, равного которому не было во всей стране. Запомнилось Степану это время ещё и потому, что это был единственный период его сознательной жизни, когда он не страдал от безденежья. Войдя в команду Сергеева, Степан готовил для мэра ряд важных документов, проводил опросы населения, составлял аналитические отчёты. Некоторые идеи Сергеева отражали не просто самые передовые концепции современной социологии – они были на грани, иногда даже за гранью фантастики, если учитывать, в какой степени ему в итоге удалось их реализовать. После того как Сергеев стал мэром, он, как и обещал, ввёл гарантированный гражданский доход для каждого жителя города! Горожанам ежемесячно выплачивали что-то около официального прожиточного минимума. Существовали и надбавки к выплатам – в зависимости от количества детей в семье. Это было выполнением предвыборного обещания, хотя проводилось как эксперимент, но произвело неожиданный экономический и социальный эффект. В чём был смысл нововведений? Уникальный для всей страны налог на роботизированное производство и позволил ввести выплаты. Раньше у людей низкого и среднего достатка не оставалось времени ни на что иное, кроме как на работу и выживание. Но теперь у многих появилось личное время на саморазвитие, творчество, социализацию. Через год ситуация в городе стала меняться. Предложение услуг и их потребление выросли. Эксперимент заработал, многое стало выходить за рамки привычного; в город потянулись образованные, нестандартно мыслящие, творческие люди со всей страны. Резко выросло число художников, мероприятий, выставок, клубов по интересам. Новые налоги ложились бременем на несколько личных бизнесов Сергеева, и это была уникальная модель частичного перераспределения доходов от богатых к бедным! Будучи человеком крайне амбициозным, образованным и передовым, Сергеев, планировал продолжать эксперимент. Он считал его полезным и перспективным и для жителей города, и для экономики региона, и для своей карьеры политика. Поэтому третьим этапом перемен были озвученные Сергеевым перспективные планы по сокращению штата чиновников. Степан был уверен, что уже тогда возникла критическая масса недовольных людей, облечённых и властью, и связями, и деньгами. Мэр считал, что многие административные процессы можно упростить, доверить принятие решений оригинальным программным системам. Несколько компаний с мировым именем работали над этим. Пилотный запуск одной из таких программ, помогающих судьям выносить те или иные судебные решения, был уже запланирован. Сергеев не думал сокращать штат сотрудников судебной власти города и силовых ведомств, идея была лишь в том, чтобы некая, условно говоря, «робот-программа» по тем или иным данным дела рекомендовала меру пресечения, но главное – исключала возможность подмены задним числом данных дела, показаний и всего прочего. Запись велась бы не в базы данных, а в целую сеть согласованно работающих компьютеров, подтверждающих истинность произведённых записей и их изменений. Степан не был посвящён во все детали проекта. Там работали математики и программисты. Руководил ими какой-то японец.
Ошибка мэра была и в том, что он не подготовил должным образом все изменения, понадеялся на административные рычаги, собственный капитал и связи, но всё это сыграло против него. Постепенно Сергеев заполучил массу врагов. Ах, как же были напуганы нововведениями местные чиновники! Они постепенно теряли власть, влияние, а значит, и левые доходы. В итоге, как позже понял Степан, против городского главы составился самый настоящий заговор, нити которого уходили в столицу. Это была не война местных элит, но борьба элиты с прогрессом, с новой, более активной формой гражданской самоорганизации.
Сначала всё было хорошо, местное самоуправление заработало, но когда всё вышло за рамки чисто экономического решения, силовые структуры взяли ситуацию под контроль. Степан вспомнил: для начала прокуратура инициировала дело, как-то связанное с расследованием бюджетной дисциплины на одном предприятии, где Сергеев входил в совет директоров. Сергеева вызывали на допрос в качестве свидетеля, как бы между прочим, назначив дату на четырнадцатое января. Всё произошло в день новогоднего корпоратива крупнейшего банка города «Нефтереченский первый нефтяной», где бенефициаром был и Сергеев. Тусовка проходила в большом ледовом дворце спорта «Сибиряк», который находится у здания банка. В ту ночь произошло вооружённое нападение на банк. Среди нападавших видели человека в костюме кота в сапогах. Степана Грачёва взяли сразу – оказалось, заранее «откопали» снятую судимость. Если бы не личное поручительство Сергеева… Хотя отпустили почти сразу, но вспоминать о тех днях Степану не хотелось. Да и кому, на самом-то деле, Степан был нужен? Это был просто ещё один пробный заход под самого Сергеева. Да, сначала Сергеева так и вызывали по целому ряду дел свидетелем. Потом его задержали прибывшие из Москвы сотрудники спецподразделения, чуть позже арестовали по явно притянутым за уши обвинениям. Таким образом, всем было наглядно объяснено, что происходит в городе и кто на самом деле там хозяин.
После ареста Сергеева бюджет города был сразу пересмотрен; отменили и налог «на роботов», и гарантированный гражданский доход.
В понимании местных элит Сергеев был арестован не просто «за превышение полномочий» и якобы «за взятки». Он посягнул чуть ли не на саму основу государственного устройства.
От всех этих мыслей Степан не мог заснуть. Он перевернулся на бок. Подушка была жаркой и неудобной. Степан снова перевернулся на спину.
…К чему стадам дары свободы?
Их должно резать или стричь.
После вынесения приговора Сергеев не дождался отправки в колонию. Его убили. И никакие миллионы и юристы не помогли. Понятное дело, многим из команды Сергеева оставалось только одно – уносить ноги из города. Степану же возвращаться в Новосибирск, «светиться» было рискованно, другое дело – заштатный Н-ск.
Засыпая, Степан думал, что все нынешние проблемы – не проблемы вовсе, и не нужно переживать и ломать голову: дней через пять ситуация так или иначе разрешится.
Пять огненных кругов спустя
Всё племя собралось у пещеры. Великий вождь сидел неподвижно перед большим камнем. За его спиной стоял лишь один воин. Утром охотники опять вернулись почти без добычи. Но они сказали, что недалеко видели широконосых: те прошли мимо, увешанные богатой добычей, грозно потрясая копьями, скалясь и злобно тараща глаза, но… не напали.
Великий Вождь положил перед собой два чёрных камешка и заговорил:
– Вы все слышали плохую весть. Скоро за ответом придут темнокожие. Войны с широконосыми не избежать. Как я и говорил.
Опять вперед выступил мудрый Шуо:
– У нас ещё есть пять огненных кругов, – он поднял левую руку и растопырил пальцы. – Нужно принести священной пещере великую жертву. Такую жертву, чтобы она позволила накормить всё племя и отправиться на большую охоту в третий раз! Думаю, что Великий вождь не будет против?
Мудрый Шуо прищурился и посмотрел на вождя. Тот сидел всё так же неподвижно, чёрные камушки лежали на земле, но в горсти у него была пара белых.
Мудрый Шуо заторопился:
– Мы все с нетерпением ждём, когда Эо, жена нашего Великого вождя, принесёт в этот мир второго сына. Пора поймать и убить ещё один Большой Рог. Мы сможем! – заорал шаман. Он снял с себя длинное ожерелье и потряс им в воздухе.
Все подняли руки, и нестройный рёв, исторгнутый тремя десятками голодных глоток, потряс округу.
– Так принесём же жертву!
– Принесём! – отозвалось племя.
И Шуо указал на белую девочку – дочь охотника Оуга. На мгновение все замолчали, растерянно переглядываясь. И мудрый Шуо добавил:
– Духи говорят, что девочка брала припасы. Она кормила своего зверя. Девочка уйдёт во вторую жизнь, она накормит собой всё племя, и мы найдём и убьём Большой Рог!
Родители девочки – Оуг и Оя не смели ничего сказать. Оба смиренно стояли, понурив головы. Всё племя глядело на них, готовое по первому знаку шамана броситься и разорвать обоих на части. Девочка сидела на земле между родителями, держала на руках раненого волчонка, смотрела отрешённо. Услышав приговор, она не заплакала, просто положила волчонка у ног матери. Оя бросилась к девочке, обняла её. Вопль отчаянья безутешной Ои эхом отразился от великих скал. Девочка утёрла ладошкой слёзы матери, подняла волчонка с земли и передала на руки отцу. Прижалась к отцу, поцеловала волчонка и сделала шаг вперёд.
Два белых камушка упали из рук вождя на песок.
***
Вечером в хижине вождя сидели двое. Эос глядел на осунувшееся лицо Великого вождя:
– Отец, почему ты всегда мало говоришь?
– Если говорить много, то не догонишь оленя.
– Я не понимаю тебя.
– Если ты, преследуя оленя, заговоришь, побежишь медленнее. А если твой друг стает тебе отвечать, то и он не догонит. Но это ещё полбеды. Вот если ты сам убегаешь от тигра… Беги молча – иначе точно будешь съеден. Так должен поступать вождь. Принимая решение, говори мало, когда решил – нет смысла обсуждать. Догоняй или беги. Сейчас я говорил долго. Надеюсь, не зря.
– Ничего, отец, скоро родится мой брат. Все племя так этого ждёт! Большой праздник…
– Никто ничего не ждёт, кроме еды, Эос. Пойми. Все уважают силу, сбиваются в стадо и ненавидят чужаков. Особенно если те отличаются цветом кожи или говорят на другом языке. Вожди, которые придут вслед за нами, не раз будут пользоваться этим. Запомни, если хочешь стать вождём. А рождение твоего брата – надежда, что всем станет легче, что я сотворю чудо и еды вдруг станет в достатке. Вот и всё, о чём они думают и чего хотят.
В хижину вождя вошли две женщины. На огромных сухих листьях внесли ещё дымящееся, чуть подгорелое мясо.
– Ешь, сын мой. Тебе нужны силы. Ты сегодня будешь сторожить пещеру. Как и предыдущие белые диски – один.
– Я не стану есть. Я думал, что она станет моей женой.
– Ешь! Она станет матерью всем нам. Она спасла нас. Запомни, войны не избежать!
У входа в хижину послышалась возня и крики:
– Он виноват! Он ви-но-ваат!
Великий вождь и Эос вышли наружу.
Перед хижиной лежал большой зверь, проткнутый десятком стрел. Охотники сгрудились вокруг. К хижине подходили люди.
Отовсюду были слышны крики:
«Эос виновен, это Эос! Он один сторожил, он не видел!»
«Теперь зверь повадился ходить в пещеру даже днём. Мы убили зверя!»
Что за зверь такой?
На следующее утро наступила ранняя оттепель. Ещё зимняя. На неё не летят птицы, и ничто не напоминает о весне. Оттепель лишь дразнила обещанием тепла и предвещала на дорогах подлый ледок, как только морозец прихватит заново. А пока по пути на работу Степан пристально следил за ногами впереди идущих. Он слышал, как вперемешку с грязью хлюпает и чавкает талый снег: «чафк-чафк». Рыжая жижа, прилипая к подошвам, не успевая за взлетающими каблуками, на мгновение вытягивалась в струнку и обрывалась вниз. Степан никак не мог заметить миг отрыва каблуков от земли. У переходов и светофоров звук ненадолго замирал. Это состояние вгоняло в ступор, все прочие окружающие звуки казались приглушёнными. Дорога от подвала до работы показалась ему непривычно короткой.
Он пришёл точно к восьми, попивая привычный утренний чаёк, приоткрыл окно – cо двора тянуло ванилью. С территории хлебозавода один за другим выезжали грузовые автомобили – вторая утренняя смена. В первую развезли хлеб в магазины Н-ска, теперь по всему району повезли «кондитерку». День был сер и скучен.
Ближе к обеду позвонила Бабзин. Едва успев поздороваться, она передала трубку «Петру Мчиславовичу». Голос деда Пети звучал гордо, старик был явно в приподнятом настроении. Он сразу сообщил, что собирается на склад, куда сегодня звонил и уже «получил приглашение» прийти к шести вечера, чтобы познакомиться лично, оговорить условия.
Сразу после работы Степан поспешил домой. Ему хотелось проводить старика.
Дорога напрямки через дворы от подвала до склада занимала всего несколько минут, но у деда на это ушло четверть часа.
В огромном, ярко освещённом ангаре за длинным металлическим столом сидел толстый, лысый человек средних лет в меховой тужурке поверх толстовки. Справа от него стояла старая настольная лампа тёмно-зелёного стекла. На фоне незатейливого складского интерьера лампа смотрелась странно. На другом конце стола из глиняного горшка торчали огурцы большого колючего кактуса метра полтора высотой. На мясистых листьях с гроздьями колючек краснели довольно большие плоды. Степан невольно улыбнулся. Он подумал, что лысый толстяк должен завидовать кактусу, ведь на голове толстяка не было вообще никакой растительности. Под ярким складским освещением его абсолютно лысый череп блестел, как начищенный медный таз. Глядя куда-то сквозь пришедших, вяло показав рукой в сторону чёрного, лопнувшего вдоль всего сиденья старого кожаного дивана, лысый пробурчал:
– Вы, Поляков, по объявлению? – что-то отметил в журнале и, не дожидаясь ответа, добавил:
– Присядьте, надо подождать. Валерьяныч ещё занят, принимает товар в пятом.
На Степана, поддерживающего деда под локоть, лысый толстяк взглянул мельком, но ничего не сказал. Кто такой Валерьяныч, и что за «пятый», он не пояснял, а посетители и не спросили. Просто уселись на диван и стали глядеть вокруг. В высоченном, длинном ангаре вдоль стен до самого потолка располагались пронумерованные стеллажи. Крыша была дополнительно укреплена продольными балками, на которых также располагались широкие полки, а в самом центре потолка виднелось довольно большое окно с выступами, через которое в помещение проникал дневной свет. То и дело огромные ворота, ведущие, как оказалось, в смежный ангар, открывались, юркие грязно-жёлтые, затёртые по бортам погрузчики закатывались в помещение, ловко парковались у нужной секции. Рабочие забирали со стеллажей или загружали на них коробки, подходили к столу, расписывались в ведомостях, иногда оставляли какие-то жетоны. Степан удивился: ему казалось странным, что на столе у толстяка не было ни компьютера, ни калькулятора. Только журнал, лампа и кактус. В ожидании прошло минут двадцать. Деду становилось скучно, он начал было рассказывать Степану какой-то сальный анекдот, но, покосившись на лысого, передумал и демонстративно принялся считать количество загруженных коробок и погрузчиков.
Вдруг наступила тишина. Ни один погрузчик более не заезжал в ангар, но из-за больших ворот было слышно их приглушённое, далёкое урчание. Ещё через несколько минут, захлопнув журнал, толстяк тяжело поднялся из-за стола, зашёл за угол ближайшей секции. Оттуда он вернулся с маленькой лейкой и, встав перед столом спиной к посетителям, принялся не торопясь поливать колючего «сотрудника».
– Красивый у вас кактус! – желая завязать разговор, воскликнул Поляков. – И что на нём за плоды?
– Главное не перелить. Ни-ни. Это не просто кактус, но весьма редкий вид опунции, – сразу ответил хозяин помещения, – очень хороший экземпляр. И живёт у меня давно. Плоды, между прочим, съедобные. Удивительный вкус! Всю зиму в отличной сохранности. На складе не холодно и не жарко, влажность нужная – всё ему идеально подходит. Свет, видите специальный, а на потолке окошко и лампы дополнительные. Но не только растению у нас хорошо, сотрудникам тоже. Летом не парятся от жары, зимой не мёрзнут.
Похоже, рассказчик сел на своего любимого конька, но вдруг толстяк, не оборачиваясь к посетителям и закончив полив кактуса, перешёл к делу. Он задал несколько вопросов деду Пете. Поинтересовался возрастом, здоровьем, тем, где живет «бойкий дедуля». Кивая и иногда покачивая головой, толстяк невольно шевелил складкой на жирном затылке. Та двигалась почти в такт задаваемым вопросам, да ещё так забавно, что издалека могло показаться, будто на затылке есть рот, виднеются перевёрнутые уши, но нет ни глаз, ни носа. Деда Петя не стал скрывать, что живёт в подвале, потому как «приглядывает за хозяйством ЖЭКа».
Это, однако, совсем не смутило лысого толстяка.
– А где, уважаемый, товарищ, как его… Валерьяныч? – наконец вклинился в разговор Степан.
– Я и есть Валерьяныч, – лысый поставил лейку на стол и, наконец, повернулся в сторону посетителей, – а это пятый ангар. Так что… беседуем. А вы родственник?
– Я, собственно, нет… Я приезжий. Меня зовут Степан. Степан Грачёв. Случайно объявление увидел. Я тоже ищу работу. Временно проживаю вот с Петром Мчиславовичем. Я из Новосибирска, к невесте приехал, – неожиданно для самого себя вдохновенно соврал Степан.
Валерьяныч на несколько секунд замолчал, разглядывая его:
– Не ври мне про невесту. А что приезжий, эт хорошо. Сидел? – по-бычьи нагнув голову, сразу переходя на «ты», спросил Валерьяныч.
– Нет, – снова соврал Степан.
Далее лысый, как ни в чём не бывало, сообщил, что работа ночная, сутки через трое. И назвал зарплату. Степан с удивлением про себя отметил, что зарплата простого сторожа в два с лишним раза выше, чем менеджера отдела продаж на хлебозаводе при полной рабочей неделе. Проценты комиссии, конечно, не в счёт. Но ведь их ещё надо заработать. Как будто уже получив согласие от соискателей, Валерьяныч заявил:
– Бизнес расширяем. У нас крупнейший в области склад: бытовая техника, стройматериалы, химия разная… Ангар взяли новый. Что именно будете делать – позже объясню. Прямо по пунктам. А пока надо вам понимать главное: это – бывшая военная часть. Значит, традиции старые, но порядки у нас новые. То есть дисциплина железная, зарплата без задержек, а бизнес частный. Значит, не дури и не балуй на рабочем месте. А так – правила простые. Запоминайте. Перво-наперво – отчитываетесь только передо мной. Смены назначаю я. Расписание на месяц вперёд тоже составляю только я. График не обсуждается, но выполняется. На дежурство выдается рация, но вы не сторожа, вы просто учётчики. Фиксируете, сколько коробок привезено, сколько взято и с каких полок. Всё. Мы тут компьютеру не доверяем. С железки не спросишь. А журнал с подписью человека обо всём расскажет. За журнал в свою смену отвечаете головой. Из личных вещей с собой бутерброды, термос и книга или газетка, сотовый телефон можно, если есть. А, да, ещё сменную обувь оставите здесь. Всё. В ящиках на стеллажах бытовая техника. Всё учтено, так что без фокусов. Водителей на погрузчиках всего четыре. Познакомитесь. Никто, кроме вас, погрузчиков и меня в этот ангар заходить не имеет права. В том числе учётчики из других ангаров. Так что мне тут без ночных турниров в домино. Ага?
Тут Валерьяныч грозно взглянул на деда, перевел взгляд на Степана и добавил:
– И ночью не спать. Маленький телевизор в наличии, – толстяк неопределённо махнул рукой за угол. Интернет тут есть, но… не про вашу честь. Поливать кактус будете только когда я скажу. Или буду записку оставлять на этом столе. Зарплату уже назвал. Получать еженедельно, тоже у меня. Если со всем согласны – паспорта на бочку и заполняйте заявление о приёме на работу: ФИО, адреса, телефоны – обязательно. Трудовые книжки мне ваши не интересны. Завтра позвоню и сообщу время первой смены. Да, заранее предупреждаю: украдёте что – руки отрежу. По одной или обе, смотря сколько утащите и как быстро поймаем. Угробите кактус – убью.
Тут он замолчал, прищурился и неестественно широко, как клоун на арене, улыбнулся. Степан понял, что Валерьяныч не шутит. Рассудил так: у каждого есть свои странности. Поливать – так поливать. Он прикинул: «На хлебозаводе можно заболеть на пару недель, посмотреть, что за зверь такой эта новая работа? Там и решу».
Через несколько минут Валерьяныч убрал в карман тужурки два подписанных заявления.