Убийство номер двадцать

Глава 10

Джейми стонет, когда рядом с ним срабатывает будильник. Шесть утра – это такая рань… То, что казалось столь необходимым прошлой ночью, с утра кажется безумием.

Пиппа тоже стонет и машет на него рукой – мол, сейчас же выключи. Он протягивает руку и берет свой телефон, который все еще громко жужжит. Целая куча сообщений от Бишопа. Джейми игнорирует все, кроме последнего: «Захвати кофейку».

Он представляет себе своего босса: тот явно давно уже на ногах и работает как заведенный. Расследование убийства такого масштаба требует целеустремленности, напористости и драйва, которые и привносит такой человек, как Адам.

За семь лет работы в отделе особо тяжких преступлений, три из которых под командованием Бишопа, Джейми еще никогда не доводилось заниматься чем-то подобным. Он знает, что с Адамом у руля течь их кораблю не грозит. У Бишопа есть свои недостатки, но когда дело доходит до полицейской работы, то можно быть уверенным: не останется ни одного непроверенного уголка, ни одна законная процедура не будет нарушена. Наблюдать за его работой – настоящий мастер-класс.

Джейми быстро принимает душ. Спускается на кухню, ставит чайник, заваривает в чашке чай, приносит ее обратно в спальню и ставит на тумбочку возле кровати. Потом будит жену, слегка прижавшись губами ей ко лбу. Она смотрит на него затуманенными глазами и улыбается.

– Хорошего тебе дня, – говорит Пиппа, подаваясь к нему для поцелуя. Дыхание у нее со сна несвежее, а растрепанные волосы рассыпались по подушке, но ему на это плевать.

– Постараюсь, – отзывается он.

* * *

На улицах тихо, пока он ведет машину, подпевая звучащей по радио песенке. И пусть даже и знает, что ждет его по прибытии в отдел, настроение отличное. Воспоминания о медовом месяце еще свежи в его памяти, равно как и о том, как ночью его жена свернулась калачиком рядом с ним в постели. Прядь ее волос на затылке, когда он целовал ее, мягкость внутренней поверхности бедра, когда его рука скользнула вокруг, чтобы найти ее… Жизнь хороша, думает он, подъезжая к «Коста», где заказывает из машины шоколадный рулет и кофе.

В ожидании заказа Джейми достает свой телефон и, оставив электронные письма на потом, просматривает новостные страницы. Вот оно, на самом верху… «Возле Нортбрукского моста обнаружены мертвые тела. Подозревается массовое убийство». Журналистские домыслы не заставили себя ждать; он знает, что прямо с утра Марш планирует сделать заявление для прессы. Фотографии сняты издалека – просто чтобы хоть чем-то проиллюстрировать эту новость, – но Джейми хмурится. Все равно можно разглядеть слишком много деталей. Места обнаружения тел, их количество… Даже один номер, нанесенный краской из баллончика. Придется что-то по этому поводу предпринять – сообщить пиарщикам и добиться, чтобы это фото убрали. Последнее, что им сейчас требуется, – все эти психи, которые повалят к ним с ложными признаниями.

Он быстро подъезжает к отделу, паркует машину и смахивает кусочки слоеного теста со своего постоянно растущего пуза. И когда подходит к штабной комнате, вдруг сознает, что уже где-то встречал идущую впереди него женщину, которую сопровождает констебль в форме. На той темно-синие джинсы, коричневые сапоги до колен. Поверх накинуто тяжелое пальто, которое она на ходу снимает и перекидывает через руку. Женщина, которая так и не заметила его, погруженная в собственные мысли, останавливается перед входом в штабную комнату. Полицейский открывает дверь и отступает в сторону. Она проводит рукой по своим волосам до плеч и входит.

Джейми следует за ней по пятам – ему любопытно посмотреть, зачем она здесь.

Женщину проводят прямо в кабинет Бишопа в дальнем конце комнаты. Завидев ее приближение, Адам встает из-за стола, подходит к двери и ждет. Детективы наблюдают за происходящим; все разговоры в комнате стихают.

К Джейми подходит Элли Куинн, сжимая в руке листок бумаги. Но тут видит, что внимание детектива-сержанта отвлечено, и прослеживает направление его взгляда.

– Старший детектив-инспектор Бишоп… – говорит вошедшая женщина вместо приветствия.

– Доктор Коул… – отвечает босс. По выражению его лица Джейми понимает, что он удивлен, но пытается это скрыть. Благодарно кивает констеблю, и тот уходит.

– Вы хотели меня видеть?

– Да. Это важно.

Тон у обоих чрезвычайно формален, неестественно отрывист.

– Надеюсь. Вообще-то я тут немного занят – на случай, если вы этого не заметили.

– Естественно, заметила! – огрызается она. – Меня бы здесь не было, если б не крайняя необходимость.

Бишоп вздыхает.

– Ладно. Давайте поговорим внутри.

Он отходит в сторону, и женщина заходит в кабинет. Адам закрывает за собой дверь, и разговоры в штабной комнате возобновляются. Спектакль окончен. По крайней мере, для всех остальных.

– Кто это был? – театральным шепотом произносит Элли из-под бока у Джейми.

– Доктор Ромилли Коул, – отвечает он. Смотрит на кофе Бишопа у себя в руке, но решает не мешать важному разговору и взамен отдает его Куинн. Та берет бумажный стакан, удивленная такой щедростью. Но взгляд ее по-прежнему прикован к закрытой двери.

– Они что, знакомы? – спрашивает она.

Джейми тихонько хихикает, наблюдая за фигурами по другую сторону прозрачной двери. Скрещенные на груди руки, напряженные позы…

– Можно и так сказать, – отвечает он. – Это бывшая жена Бишопа.

Глава 11

Ночью Ромилли почти не спала. А проснувшись, поняла, что должна поговорить с ним.

Фил пристально посмотрел на нее, оторвав взгляд от своей тарелки, с ложкой в руке, когда утром за завтраком она сообщила ему об этом.

– И ты считаешь, это хорошая мысль – повидаться со своим бывшим мужем? – спросил он. – Больше тебе не с кем поговорить?

– Он сейчас ведет это дело. – Ромилли постаралась, чтобы это прозвучало как бы между прочим. – И уже три года прошло. Я уверена, что мы сможем вести себя как цивилизованные люди.

– Это дело о множественных убийствах… – Он опустил ложку в овсянку, медленно помешивая ее. – Ты к этому готова?

– Именно поэтому мне это и нужно, Фил, – ответила Ромилли и вышла из комнаты, чтобы избежать дальнейших расспросов.

Его вопросы ее разозлили. Хотя вообще-то он был прав. Большую часть воскресенья она провела в слезах. Расхаживала взад-вперед, волнуясь, перебирая в голове, что делать. А ее бойфренд всего лишь озвучил ее собственные мысли. В лучшие времена, когда они с Адамом еще были женаты, они обсуждали его полицейские дела прямо за обеденным столом. В те дни Адам был еще детективом-сержантом – энергичным и амбициозным. Как врач, она могла предложить такой уровень понимания ситуации, который давал ему преимущество в разговорах с начальством. Как то или иное заболевание могло повлиять на мышление преступника? Если жертва была ранена таким-то и таким образом, то как она могла ходить, бегать, разговаривать?

Но вскоре это стало уже слишком, и она попросила его прекратить.

Это было началом конца. Постепенно закрыло дверь перед теми частями его жизни, которые с течением времени лишь увеличивались.

Но это, сказала она себе, сидя в своей машине перед знакомыми серыми стенами отдела полиции, это будет нормально.

А потом взяла свою сумку, расправила плечи и выбралась наружу.

* * *

И вот теперь Ромилли сидит перед ним в его кабинете. Она рада его успеху – он его заслужил. Никто не работает усерднее Адама. Никто так не выкладывается и не обладает таким же проницательным мышлением. Но при виде его команды в штабной комнате все становится на свои места. Он достиг такого уровня профессионального признания без ее помощи. Преуспел в своей собственной компании. Оказалось, что ему все-таки лучше жить одному, в конце-то концов.

– Я слышала, тебя повысили, – говорит Ромилли, пытаясь начать разговор в нужном ключе.

– Да.

– Поздравляю.

– Спасибо.

Еще одна пауза – та пауза в разговоре, которая лишь подчеркивает зияющую между ними пропасть.

– Ты здоров, Адам?

Он улыбается. Первый раз с тех пор, как она вошла, но улыбка едва заметная и натянутая.

– Просто-таки образчик здоровья, – отвечает он.

– Это хорошо. Все еще наблюдаешься у врача?

– Зачем ты пришла, Ромилли?

Она делает глубокий вдох, а затем достает из сумки несколько листков бумаги и кладет их на стол. Сама не знает, с чего начать.

– Я увидела это вчера.

Адам бросает взгляд на текст. Это репортаж Би-би-си-ньюс, фотографии на черно-белой распечатке нечеткие.

– Та-ак… – нерешительно отвечает он.

Ей нужно быстро произнести эти слова, пока у нее не сдали нервы.

– Это он, Адам. Это он!

– Ромилли, – начинает он со вздохом. – Пожалуйста…

– Так и есть. Я знаю, что…

– Пойми, далеко не все с ним связано. Не каждое убийство, не каждая смерть…

– Нет, Адам, послушай…

– Ладно, тогда расскажи мне. Почему ты так уверена?

Ромилли делает паузу. Она целый день копалась в интернете, внимательно прочитывая каждую новостную заметку, каждую статью, которую только смогла найти. И все равно не знает. Не знает, почему неожиданно ощутила себя такой испуганной, такой неуверенной. Словно весь мир вдруг перекосился.

– Просто я чувствую… – начинает она.

При этих словах его лицо меняется. От сочувствия до едва скрываемого раздражения.

– Просто чувствуешь? Да ладно! Ты себя-то слышишь сейчас? – Он складывает распечатки в аккуратную стопку. Ромилли узнает этот жест – пренебрежение. Разговор окончен.

– Но, Адам…

– Как ты вообще? – перебивает он. – Все еще встречаешься с доктором Джонс?

– Я не сошла с ума!

Адам не отвечает. «Да ну?» – слышит она у себя в голове.

Поскольку если это не безумие, то что же тогда? Адам всегда был самой здравомыслящей стороной в их браке. Человеком, который успокаивал ее, заставлял задать себе вопрос: что реально, а что лишь родилось у нее в голове.

Но сейчас это не его роль. Они разведены; она с Филом.

Фил гораздо лучше ей подходит. Они работают в одном и том же месте – он хорошо понимает, с какими трудностями приходится иметь дело, работая в Национальной службе здравоохранения, пусть даже он инструктор по лечебной физкультуре, а она онколог. Адам слишком много пьет. И никогда не занимается спортом, в отличие от ее нового бойфренда, для которого это едва ли не культ. Она знает, что тело у Фила гораздо привлекательней, хотя Адам никогда не был дряблым. Жилистый и гибкий, с метаболизмом, сжигающим энергию от одного лишь голого драйва. И раньше, в самом начале…

Ромилли вдруг замирает. Что это за запашок? Которым пропиталось все вокруг… И впрямь: на столе у Адама она замечает пачку сигарет и зажигалку.

Ромилли выпрямляет спину.

– Ты опять куришь? – восклицает она громче, чем намеревалась.

На лице у него мелькает виноватое выражение, прежде чем смениться гневом.

– А это-то тут при чем?

– С твоей-то историей?

Он расправляет плечи – вызывающий жест.

– Ты не в том положении, чтобы указывать мне, что делать, Милли.

– Как твой врач…

– Ты не мой врач. Только не сейчас. И никогда им не будешь.

Она чувствует, что напряглась всем телом. Пристыженная его недоверием касательно убийств, ловит себя на том, что легко поддается знакомому раздражению.

– Ты ведь понимаешь, насколько это глупо, верно?

– Да. Это всегда было моей главной проблемой. Глупость. Глупо было доверять тебе тогда. Глупо позволять тебе тратить мое время сегодня.

– Пожалуй, мне пора…

– Да. Изволь.

Ромилли пристально смотрит на него. Челюсть у него сжата, глаза прищурены. Всякой доброжелательности по отношению к ней как не бывало. Он безмолвно тычет пальцем в сторону двери.

– Ладно…

Она быстро поворачивается и широкими шагами пересекает штабную комнату, чувствуя на себе пристальные взгляды детективов. Но не останавливается. Быстро спускается по лестнице, а из приемной решительно шагает прямо к своей машине. Распахивает дверцу и бросается на сиденье, едва сдерживая горькие слезы.

Какой же он гад… Ничего не изменилось. Этот тип… этот долбаный тип…

Зря она позволила выбить себя из колеи. Никто другой не способен так разозлить ее. Сейчас они не женаты, говорит она себе. Ей лучше без него. Он не воспринял ее всерьез. Он не слушал.

Ромилли знает, что ее раздражение из-за его курения было просто попыткой отвести вину. Она в ярости на саму себя. За то, что позволила этому взять верх – опять! – позволила ему доминировать в ее жизни, как это было в течение многих лет. Адам был прав, когда вышвырнул ее вон. Был прав, когда не поверил ей.

Она идиотка. Безмозглое существо. Истеричка. И была такой перед Адамом. Ромилли чувствует, как румянец стыда заливает ей лицо. До чего же унизительно… Как она могла быть такой дурой?

– Блин! – кричит она, ударяя трясущимися ладонями по рулю. – Блин!

Глава 12

Направляясь к двери своего кабинета, Адам чувствует на себе пристальные взгляды своих подчиненных, и захлопывает ее с такой силой, что дребезжит стекло, после чего откидывается на спинку кресла, ощущая, как у него сжимаются челюсти. Как она все еще может так его достать? Как?!

Прошло уже много лет с тех пор, как они расстались. И много лет с тех пор, как официально развелись. Он мысленно возвращается в тот момент, когда видел ее в последний раз. Пару лет назад. Вспоминает званый ужин у Джейми и Пиппы – оба были приглашены, оба пытались убедить себя, что могут без проблем находиться друг с другом в одном помещении. Естественно, все закончилось скандалом. Ромилли вся в слезах, Джейми мягко намекает Адаму, что, пожалуй, ему стоит уйти. Но это была, блин, не его вина, что они разбежались!

Слышится тихий стук в дверь, и из-за нее просовывается голова Джейми.

– Всё в порядке, босс? – спрашивает он.

Адам вздыхает.

– Сам-то как думаешь?

Джейми входит в кабинет, закрывая за собой дверь.

– Чего она хотела?

– Она считает… – Адам не хочет сегодня тешить ее паранойю. У него и так забот полон рот. – Не бери в голову. Ничего интересного.

Тут он замечает на столе перед собой пачку сигарет, хватает ее и бросает в ящик стола.

– Просто предположение. Не более того. – Делает глубокий вдох. – Есть какие-то новости?

– Из лаборатории привезли одеяла, в которые были завернуты тела. Хлопок с полиэстером, «Маркс энд Спенсер». По всей стране продано с полмиллиона таких.

– Просто замечательно, – саркастически отвечает Адам.

– Однако есть несколько старых пятен, которые, как полагают, никак не связаны с телом. Результатов анализа пока нет. Плюс немного каких-то волокон. Их сейчас тоже исследуют. – Прислоняясь к стене, Джейми делает паузу. – Система видеонаблюдения – дохлый номер. Слишком уж много маршрутов на эту свалку и обратно. Хотя если мы будем знать, какой конкретно автомобиль ищем, то, может, сумеем его найти. Но на данный момент… – Он ковыряет прилипший к стене кусочек синего скотча, затем мнет его в пальцах. – Слишком уж много возможных вариантов.

– Еще кого-нибудь удалось опознать?

– Пока что получилось лишь сузить список возможных кандидатур.

– Что с подомовыми обходами?

– К сожалению, пока ничего, босс. Только шквал жалоб по поводу незаконного сброса мусора.

Адам хмурится.

– А его изучали? Этот мусор? Не покопались в нем – может, получится отследить источник?

Джейми задумчиво кивает.

– Если мусор удачно сбросили один раз, то поняли, что могут сбросить его опять?

– Вот именно. Или, по крайней мере, кто-то мог что-то увидеть… А если как следует поднажать? Угроза солидного штрафа способна быстро освежить память.

– Сейчас займемся, – отвечает Джейми. Поворачивается было к двери, но Адам останавливает его.

– И съезди навести того бойфренда. Дружка Луизы Эдвардс. Вполне годная кандидатура на роль подозреваемого, достаточно конкретное направление расследования, которое можно разрабатывать. По крайней мере, хоть кого-то можно будет исключить.

– Прямо сейчас?

– Прямо сейчас. Возьми с собой Куинн. Я позвоню, как только вы будете в пути, и введу вас в курс дела касательно того, что мне известно.

Улыбнувшись, Джейми шутливо отдает честь, после чего оставляет Адама в одиночестве.

Тот берет листок бумаги, который Ромилли оставила у него на столе. Ну и что тут нового? Она видит его во всем: в каждом пропавшем человеке, в каждой подозрительной смерти. И вряд ли стоит ее в этом винить. Подобная травма, так глубоко укоренившаяся… Это шрам на всю жизнь.

Хотя на первый взгляд выглядела она чертовски хорошо. После того как он не видел ее много лет, появление Ромилли у него в кабинете стало для него шоком. Мгновенно вернулись прежние чувства. Теплота по отношению к ней, забота и участие. Даже любовь – но также обида за предательство и горькая боль отвержения.

Адам сминает оставленный Ромилли листок бумаги в комок и бросает его в мусорное ведро. Промахивается – тот отскакивает от стены и останавливается под шкафом. Он оставляет его там. Где ему и место.

С глаз долой, из сердца вон.

Глава 13

Незапланированный прием без предварительной записи, прибереженный на крайний случай. Но случай как раз из таких.

Ромилли нажимает на кнопку домофона. Рядом с большой, выкрашенной в красный цвет дверью между двумя белыми оштукатуренными колоннами, рядом с золотой табличкой всего с тремя именами. Она находит такую расточительность обнадеживающей – эти люди знают свое дело.

Ромилли сразу проводят внутрь, мимо пациентов в разом притихшей приемной, и такая спешка вызывает понимающие взгляды.

Одна из этих, говорят их лица. «Как хорошо, что мне не так плохо, как ей!»

Она садится в той же, что и всегда, комнате, в ставшее уже почти привычным кресло. Ждет, разглядывая аккуратные книжные полки с томами по психологии, сертификаты на стене, геометрически упорядоченный письменный стол с белым эппловским компьютером на нем. Здесь нет ни пробковых досок, улепленных благодарственными открытками, ни фотографий. Никакого намека на индивидуальность со стороны женщины, которая знает о ней практически все.

Ромилли вспоминает свои первые дни здесь, в консультационном кабинете номер два. Этот плач. Эту истерику. Рыдания столь сильные, что потом еще несколько часов болело лицо. Доктор Джонс кропотливо вскрыла годы глубоко укоренившейся душевной травмы, а затем успокаивала, увещевала и наставляла Ромилли, превратив ее в полноценного человека, которым та является сегодня.

Но теперь вот это… Новая бредовая иллюзия. Ромилли тревожится, что все это вернется.

Входит доктор Джонс. Улыбается, ставя на стол справа от себя стакан с водой. Ромилли всегда завидовала доктору Джонс. Ее спокойствию, ее освежающей ауре деловитости и уверенности в себе. Волосы у нее аккуратно собраны в узел на затылке. Ни одна прядка не выбивается, нет ни намека на завитки.

Они сидят друг против друга. Доктор выжидающе кладет руки на колени.

– Спасибо, что так быстро сумели меня принять, – начинает Ромилли.

Доктор Джонс кивает.

– Конечно. Я рада, что вы подумали обо мне.

Наступает долгая пауза. Тиканье часов на стене заставляет Ромилли осознать, сколько времени тратится впустую. Но она не знает, с чего начать.

– Начните с того, что вы сейчас чувствуете, – говорит Джонс, словно прочитав ее мысли.

– Растерянность. Тревогу. Тоску.

– Ладно… – Доктор делает паузу. – Тогда почему же я этого не вижу?

– В каком это смысле?

– По крайней мере, со стороны. – Джонс мягко улыбается. – Большинство людей, которые просят о срочной встрече, всегда как-то демонстрируют свои чувства. Плачут, не находят себе места… Если что, то вид у вас скорее рассерженный.

Ромилли всегда нравилось то, что Джонс никогда не разговаривает с ней свысока. Они обе врачи – умные женщины, – и Джонс относится к ней как к таковой.

– Да, я сердита, – признает Ромилли. – Сегодня я виделась со своим бывшим мужем.

– Адамом?

– Да.

– И какие чувства вы испытали? Опять оказавшись рядом с ним?

Ромилли пробует припомнить. Выглядел он так же, как и всегда. Та же стрижка – может, разве что чуть длиннее, но это ему идет. Чуть больше седины, больше морщин на лбу, но, как бы он себя ни вел, это ему к лицу. И Адам назвал ее «Милли». Как раньше. Он единственный, кто так к ней когда-либо обращался, и сейчас это в равной степени и радует ее, и приводит в бешенство.

– Противоречивые, – отвечает она наконец. Психотерапевт склоняет голову набок, ожидая, когда она раскроет эту мысль. – Он все такой же…

Ромилли делает паузу, подыскивая нужное слово. Так и тянет сказать «привлекательный», «симпатичный», но не хочется, чтобы доктор Джонс видела в ней такого человека. Поверхностного. В его привлекательности всегда было нечто большее, чем просто внешность.

Ромилли знает, что Адам по-прежнему холост. Она все еще общается с Пиппой, а Пиппа передает все сплетни от Джейми. Судя по всему, Адам легко заполучает женщин. «Не совсем уж блядун, но близко, – нахмурившись, сказала как-то Пиппа. – Однолюбом его точно не назовешь. И правильно, что ты избавилась от него», – добавила она при этом, тогда как Ромилли знает, что Адам никогда чем-то подобным не отличался.

Тут она чувствует укол ревности, представив Адама с другими женщинами, и заставляет себя сосредоточиться на куда менее привлекательных чертах своего бывшего супруга.

– Он приводит меня в бешенство, – говорит Ромилли. – Да, он умный, успешный. Все, что меня в нем в первую очередь привлекало. Но теперь я также замечаю и его высокомерие. И что он по-прежнему видит во мне того ужасного человека, который его подвел.

– Он так и сказал?

– Нет, но я сама могла бы это сказать. И он жалеет меня. Считает взбалмошной недотепой, просравшей собственную жизнь.

– А сами вы считаете себя взбалмошной недотепой?

– Нет. Как правило, нет. – Ромилли опять ощущает укол стыда, припомнив, в какое неловкое положение поставила себя перед Адамом. – Наверное, разве что сегодня, – тихо добавляет она.

– И что же сегодня произошло? Зачем вы ходили к нему?

– Он ведет это дело об убийствах. Тех, что у реки. И я подумала… Я…

– Вы подумали, что это дело рук того человека.

– Да.

– Почему?

– Ну… и сама точно не знаю. Просто почувствовала.

Ромилли чувствует себя по-дурацки, повторяя это сейчас. Естественно, Адам не стал ее слушать. Он из тех, кто имеет дело лишь с неопровержимыми уликами. С железными доказательствами.

– И он не воспринял вас всерьез? – отзывается Джонс.

– Да. И теперь меня тревожит, что он прав. Что я опять это делаю.

– Из мухи слона?

– Да. Подаю это так, будто все это сугубо личное дело между мной и ним. Все, что произошло тогда, в девяносто пятом.

– И чем это отличается от вашего поведения в прошлом?

– Сейчас я чувствую себя лучше. Но что, если это только начало? Очередного подобного эпизода?

– А что, если нет? – спрашивает доктор. – А вдруг вы правы?

Ромилли останавливается. Единственное, о чем она со вчерашнего утра думала, – это как бы успокоиться. «Тебе все это мерещится. Это не он». Как такое может быть? Реакция Адама лишь подтвердила, что у нее что-то не в порядке с головой. Но теперь, после заявления доктора Джонс, она смотрит на происходящее с другой стороны.

Та тем временем продолжает:

– Вы знаете это дело лучше кого-либо другого. Вы сами это пережили. Вы все видели своими собственными глазами. Что-то в этом новостном репортаже пробудило воспоминание – что-то, что скорее вас встревожило, чем вывело из себя. Вызвало решимость, а не истерику. В чем разница?

– Но… но… – заикается Ромилли. – Как такое может быть?

Джонс пожимает плечами.

– Вы же врач. Вы привыкли применять свой интеллект, исследуя симптомы. Выяснять причину. Копните немного глубже. И если все это ни о чем, то вы сами поймете, что нужно просто благополучно об этом забыть. Но если нет…

Она оставляет фразу незаконченной. Если это что-то значит… Если она права…

Тогда эта мысль слишком ужасна, чтобы ее вынести.

Раньше

Колени у него прижаты к груди, спина изогнута, голова упирается в колени. Он уже довольно давно пребывает в такой позе, хотя время здесь не имеет никакого значения. Вокруг кромешная тьма.

Его тоненькая футболка и шорты не спасают от холода. Ветер сквозняками проникает сквозь щель в двери, сквозь половицы и стенки. Он весь дрожит. Моча вокруг него пахнет отчаянием, ненавистью и поражением. Поначалу благословенное облегчение, быстро сменившееся тоскливым унынием.

Тупая ноющая боль, зародившаяся в пояснице, начинает понемногу распространяться дальше. Он меняет позу, пытаясь унять ее пульсацию, но при этом мышцы пронзает вспышка острой боли. Тело словно завязалось в тугие узлы, которые невозможно ослабить и которые заставляют его стискивать зубы. Он слишком долго пробыл в такой позе. Мышцы начинает сводить судорогой, и он массирует икры пальцами. Это не помогает. Только возможность потянуться, вырваться отсюда принесет какое-то облегчение.

Но он знает, что сопротивляться нельзя. Равно как протестовать или жаловаться. Тишина – его единственный друг. Тишина и слезы, стекающие по щекам. Он неловко меняет позу и вытирает их. Поплакать можно позже. Когда станет еще хуже. Потому что дело явно идет к худшему.

Он слышит стук. Два быстрых мягких удара во входную дверь, рядом с его шкафом. Затем шаги в тяжелых ботинках.

Дверь открывается; новый порыв холодного воздуха проникает внутрь, холодя кожу. Слышны голоса. Вначале отца, а потом другой, женский.

У него перехватывает дыхание. Он узнает этот голос – это его учительница из школы. Приятная дама с мягким голосом, от одежды которой пахнет летними лугами и радостью. Она здесь, в его доме. Но почему? Он с усилием подается к запертой дверце, стараясь не обращать внимания на новый прилив боли, пронзающий сведенные мышцы. Они разговаривают. И говорят о нем. Он не может расслышать все до последнего слова, но улавливает у нее в голосе беспокойство – он не был в школе, всё ли в порядке? Затем голос отца – такого тона он еще не слышал. Почти… доброго. Заботливого. Отец смеется, в ответ слышится хихиканье. Надежда сменяется отчаянием. Входная дверь закрывается. Это был не тот, кто мог бы его спасти. Это подтверждение: они одни. В аду.

Опять шаги, по полу снаружи. На сей раз они останавливаются. Шарканье. Он представляет, как его отец стоит за тоненькой деревянной дверцей и размышляет. Смотрит на часы.

Он слышит скрежет мебели по полу, сигнализирующий о том, что скоро его освободят. Но никакой свободы ему не светит. Настоящий ужас еще впереди.