Где деньги, мародер?

– Тогда не вижу никаких препятствий, – легкомысленно сказала Натаха. – Давайте подписывать уже, и спать. Я устала, как не бывает. У нас первый этаж, так что в пятницу как-нибудь потерпим без дверей. А серебра у меня отродясь не было…

Я проснулся, как будто меня кто-то ткнул в бок. Вокруг было темно, только откуда-то с улицы доносился обычный утренний шум – кто-то громко болтал, надсадно фырчал мотор машины, в попытках проехать через раскисшую дорогу. Уже утро? А почему тогда темно?

Ах да, шторы… Я сполз с сундука-дивана, на котором меня вчера сморило, наощупь нашел выключатель настенного светильника. Да, точно. Мы вчера подписали договор, вернулись в комнаты, я присел и подумал, что сейчас, пару минут, а потом пойду обратно в универ, разберусь с общагой, но как-то прикрыл глаза…

Кто-то заботливо укрыл меня шерстяным одеялом. Я по очереди заглянул во все три комнаты, послушал ровное дыхание моих друзей.

Ничего страшного за ночь не произошло. Странноватый хозяин не заковал нас всех в кандалы и даже не запер дверь снаружи. Если что-то с ним и не так, то, возможно, нас это никаким боком не касается. По крайней мере, не сегодня.

Я заскочил в баню, умылся остывшей водой, как-то прополоскал рот, пригладил волосы. Блин, а где вообще хоть одно зеркало?

Или они, как серебряные предметы, в этом доме тоже запрещены?

Ладно, подумаю об этом как-нибудь потом, а сейчас уже действительно пора. Содержание нашего разговора с ректором я так и не вспомнил, но почему-то точно был убежден, что сегодня прямо с утра у меня куча дел, и мне неплохо бы уже приступить к их исполнению.

До крыльца университета я добежал минут за семь. Шел бы пешком, потребовалось бы все пятнадцать. Судя по солнцу, утро было еще вполне ранним, так что если я и проспал, то не особенно сильно. Я вбежал на крыльцо, открыл дверь, заскочил в пустой холл и огляделся.

– И где тебя носит, абитура? – недовольным тоном спросил Леннон, одиноко восседающий на подоконнике. – Мы уже полчаса как должны быть у Соловейки.

– Длинный день был вчера, – я виновато развел руками.

– Да мне плевать, если честно, – лениво сказал Леннон. – Значит так, меня зовут Зубатов Илья, и с этого момента я твой наставник. Ты прочитал памятку по правилам?

– Упс… – сказал я.

– Короче, если вкратце, то ближайшую неделю я твой царь и бог, – Леннон усмехнулся и поправил очки. – И Ее Величество Императрица.

– То есть, раз мы в Сибири, я могу забивать на твои ценные указания? – невинно спросил я.

– Шутник, ага… – Леннон хмыкнул. – Ты будешь прыгать, если я прикажу. Падать, если я прикажу. Петь или плакать, если я прикажу. Забить ты можешь, конечно. Но тут ведь как… тебе знакомо выражение «periculo suo»?

– Как ни странно, да, – ответил я. – Вчера я его еще не знал, а за последние двенадцать часов слышу уже второй раз.

– Значит, ты знаешь, что оно означает? – спросил Леннон и прищурился.

– Ну что-то вроде, ты можешь делать все, что хочешь, но не жалуйся потом, если этот крокодил тобой пообедает, – ответил я.

– Все так, абитура, все так, – Леннон кивнул. Он был какой-то слегка заторможенный. Будто накурился прямо с утра пораньше. Хотя может это просто я излишне энергичный… – Значит, план действий такой. Мы сейчас идем в лабораторию к Соловейке, там она цепляет на тебя всякие свои приборы и сообщает, что ты собой представляешь. Потом я тебе покажу, где библиотека, технический корпус и прочие нужные места. По ходу дела могу ответить на твои вопросы по поводу того, как здесь все устроено. Ну, если мне будет не лень. Доступно?

– Ага, – я кивнул. – Кто такая Соловейка?

– Оператор заубер-детектора, – сказал Леннон. – На самом деле ее зовут Сольвейг Павловна Снудсон, она инструктор по магическому бою, так что осторожнее с ней. Ты в общаге уже был?

– Нет.

– Значит в общагу тоже помогу устроиться, – Леннон спрыгнул с подоконника. – Тут, в общем, вот какая штука. Если сейчас Соловейка определит тебя к мародерам, то мы подружимся. А если к карателям – то вряд ли.

– Это факультеты такие? – спросил я.

– Ага, – Леннон заржал. – Факультеты, ну-ну. Это судьба твоя, абитура. Понял меня?

– Пока не особенно, но по ходу дела разберусь, – сказал я.

– Вопросы еще какие-нибудь есть?

– Пока нет.

– Тогда потопали?

– Ага…

Леннон неспешно направился к лестнице, но подниматься не стал, прошел мимо, открыл малозаметную дверцу, которую я бы честно принял за какой-нибудь дворницкий чулан, но там оказалась другая лестница. Вниз.

Глава 3. Подземелье и магия

Лестница оказалась узкой, не очень длинной, и вела в довольно широкий подвальный коридор. Сводчатые кирпичные стены и потолок, освещение… Ну, вроде электрическое. Тусклое, подрагивающее. Такое впечатление, что за молочным стеклом скрыты горящие свечи. Хотя как-то непрактично. Может, это газовые рожки так выглядят?

Интересно, почему я вообще так увлеченно разглядываю кирпичную кладку и светильники, хотя вообще-то должен бы волноваться. Вроде как Леннон ведет меня на самое важное испытание в этой реальности.

Магия… Кажется, я так до сих пор и не принял для себя реальность этой штуки. Вроде уже и видел, как она работает, и на себе ощущал эффекты, но почему-то никак не могу пока что относиться к этой теме всерьез. Дробовик – это серьезно, а вот файер-бол – это что-то из книжек для задротов. Какое-то идиотское противоречие.

Я посмотрел на спину шагавшего впереди меня Леннона. Как он сказал, его зовут, кстати? Илья, а фамилию я пропустил мимо ушей, как информацию несущественную.

– Слушай, Илья, – говорю. – А ты тоже маг и чародей?

– Что значит «тоже»? – не оборачиваясь, ответил Леннон. – Это про тебя как раз пока ничего неизвестно.

– Прости, я как-то не так выразился, – говорю. – Просто для меня это все слегка странно.

– Ты точно из Питера приехал? – вот теперь Леннон повернулся и странно на меня посмотрел.

– У меня семья была… ммм… – начал я на ходу сочинять отмазку. Что-то я опять разболтался. Атмосфера Томска какая-то более располагающая после Новониколаевска, где, кажется, каждый встречный тебя сожрать готов?

– Старонуллы? – неожиданно понимающе спросил Леннон. – Я думал, такие только в дремучей глубинке сохранились.

– Увы, не только, – сокрушенно сказал я. Фиг знает, на что я только что подписался.

– О, всегда хотел спросить! – Леннон оживился. – А правда, что у вас дочерей отцы трахают, а сыновей – матери?

– Слушай, Леннон, а не слишком ли ты любопытный? – спросил я.

Тот остановился и резко повернулся.

– Как ты меня назвал? – угрожающе спросил он, складывая вместе указательные пальцы.

– Извини, случайно вырвалось, – говорю. Да что такое вообще со мной?! Соберись, Лебовский, ты не на прогулку в ЦПКИО вышел! – Илья, конечно же.

– А перед этим какое было слово? – спросил Леннон. Уже с меньшей угрозой в голосе. По ходу, он вообще не любитель наезжать и решать проблемы силовыми методами. Знаю немало таких парней. Они иногда наезжают и даж в драку кидаются, не потому что самим хочется, а потому что ноблесс оближ, положение обязывает. Можно, конечно, дальше его позадирать, но пока мне все-таки лучше прижать хвост. Он прав, я всего лишь абитура.

– Леннон, – отвечаю.

– И что это такое? – Леннон нахмурил брови. Похоже, Битлз в этой реальности тоже не существовали. Ну или во всяком случае в Сибири о них не знают.

– Это такой музыкант, – говорю. – Песни поет. Ты на него немного похож, вот я и запомнил тебя под таким прозвищем.

– А… – Леннон, кажется, потерял к разговору интерес. – Опять мы тормозим. Соловейка нас придушит за опоздание.

Он ускорился, даже почти побежал. А я подумал, что, кажется, просто пытаюсь оттянуть важный момент, поэтому следующий вопрос я задавать не стал, хотя он крутился на языке, конечно.

Коридор повернул направо. Вообще мы так долго шли, что кажется, этот подвал уже где-то за пределами университета. Несколько раз мы проходили мимо темных дверных проемов. Несколько раз на стенах попадались не очень понятные надписи из букв и цифр. Какой-то технический туннель, наверное.

Потом мы свернули в один из темных поворотов, но прошли буквально три шага. До металлической двери.

– Сольвейг Павловна? – Леннон приоткрыл дверь. – Я привел Лебовского…

– И почему тогда он до сих пор не в моем кресле? – раздался изнутри капризный женский голос.

– Входи, – Леннон посторонился, пропуская меня вперед. Комната была похожа на средневековую камеру пыток, какой ее показывают во всяких музеях. Кирпичные стены, грубо и как попало сколоченная мебель, в стенах и потолке – крючья и скобы, непонятные металлические штуки, расставленные и разложенные в разных местах.

– Я думала, ты выше, – сказала Соловейка. И теперь я понял, почему ее так называют. Она была лилипуткой. Уменьшенная копия человека. И голос такой, немного кукольный или мультяшный. Но если не считать… эээ… миниатюрности, то во всем остальном она выглядела весьма эффектно. Глаза были необычные. Прозрачные, очень светлые, бледно-голубые. В полумраке казалось, что они светятся. А волосы она небрежно завязала узлом на затылке. Одета Соловейка была в какое-то платье, но рассмотреть его было сложно, потому что большей частью оно было скрыто под кожаным фартуком. Как у палача, да.

– Ну и что ты здесь топчешься, очкарик? – сказала Соловейка, обращаясь к Леннону. – Выметайся. Вернешься через два часа.

– Сольвейг Павловна, – укоризненно протянул Леннон. – Я все-таки его наставник…

– Ты меня будешь учить делать мою работу? – Соловейка ловко забралась на стул перед пультом, похожим на тот, который я видел на станции в Новониколаевске. Но этот был побольше. – Почему ты все еще здесь?

Леннон бросил на меня косой взгляд и вышел за дверь. Соловейка молчала, крутила какие-то рукоятки и щелкала какими-то переключателями. Про меня она, кажется, забыла. Вряд ли, конечно, но вид сделала именно такой.

Я потоптался на месте и кашлянул.

– Ты все еще одет? – спросила она, не глядя в мою сторону. – Одежду долой. Всю. Раздевайся и ложись на стол.

До магических проверок дело дошло далеко не сразу. Сначала Соловейка меня измеряла. Все на свете параметры, начиная от роста и заканчивая длиной мизинцев на ногах. Это бы даже могло восприниматься игриво в какой-то мере, если бы не ее равнодушный и отрешенный вид. Интересно, зачем это делается? Униформа тут вроде как состоит из жилетки и шапочки, и я бы не сказал, что они как-то подогнаны по фигуре. Но спрашивать пока не стал. Не мешать же человеку во время его работы…

– Одевайся и садись на кресло, – бросила Соловейка, что-то сосредоточенно записывая в журнал.

Ага, а вот это уже ближе к магии. Металлический обруч, на подлокотниках – стеклянные шары. Немного другого вида, чем та штука на станции, но все равно узнаваемо.

– Сейчас я буду задавать тебе вопросы, а ты отвечай, не задумываясь, – Соловейка завинтила обруч на моей голове, спрыгнула с табуретки на пол и вернулась за пульт.

– Хорошо, – я вздохнул. По моим ощущениям та станция с бородатыми работорговцами была уже как-то головокружительно давно. Целую вечность назад. Столько событий произошло с того момента. А ведь даже месяца не прошло. Сколько? Две недели? Или даже меньше?

– Тебе случалось убивать других людей? – спросила Сольвейг.

– Да.

– Восстанови в памяти лицо первого убитого тобой человека. Вслух можешь ничего не говорить, просто представь как можно отчетливее.

– А если я не видел его лица? – спросил я.

– Тогда просто вспомни как можно больше подробностей, – сказала Соловейка. – И сожми пальцы плотнее.

Я сжал стеклянные шары на подлокотниках.

Лица его я действительно не видел, оно было замотано тряпкой по самые глаза. И еще было темно. Было жарко, несмотря на ночь. Там все время было жарко. Днем от солнца, ночью от высохшей до каменного состояния земли. Это была моя первая командировка. В страну, где нас как бы не было. Тот парень вряд ли был старше меня. На шее болтался автомат, а он такой, повесил на него руки. Он явно чувствовал себя в безопасности на этом посту. И не успел даже понять, что произошло.

Как это было?

Быстро. Он не сообразил, я тоже не сообразил. Просто в какой-то момент понял, что пора, метнулся и всадил нож. Сзади, справа, ниже ребер, лезвие чуть вверх. Провернуть.

Придержать обмякшее тело.

Аккуратно положить на иссохшую до состояния асфальта землю.

– Достаточно, – кукольный голос Соловейки вырвал меня из воспоминаний. – Следующий вопрос. Какое твое самое первое детское воспоминание?

– Про собаку, – не задумываясь ответил я. – У соседа была тупая дворняга, такая мохнатая и черная. Она ко мне бросилась, а я ударил ее в нос. Она завизжала и убежала. Потом извинялся, когда подрос.

Допрос продолжался не меньше часа. Только принципа его я все равно не уловил. Обычно в допросе есть какая-то система, цель. А здесь как будто бы был набор никак не связанных с собой вопросов из самых разных областей жизни. В какой-то момент мне показалось, что она пытается вычислить наиболее эмоциональные области, но к чему тогда были вопросы о том, какой цвет я предпочитаю?

– Испытание закончено, – Соловейка развинтила обруч на моей голове и вернулась к пульту.

– И… что? – спросил я. А как же хоть какое-нибудь резюме? Ну, там, я избранный, чрезвычайно одаренный и потенциально великий волшебник…

– Не очень хорошо, Лебовский, – сказала Соловейка, сложив на пульте свои кукольные ручки. – Все эти процедуры с тобой должны были проделать в детстве. А сейчас… Ну, потенциально ты очень крутой, да. В трех дисциплинах, что действительно бывает очень редко. Только по двум из них у нас нет ни учебников, ни преподавателей. Империя очень ревностно следит, чтобы техноманты и доминаторы не покидали пределы страны.

– А третья дисциплина? – спросил я. Самое неприятное в этом разговоре было то, что я все еще не мог относиться к теме серьезно. Как будто игру какую-то обсуждал.

– Объектика, – сказала она. – Самая распространенная из одаренностей.

– И что это такое? – спросил я. Поймав на себе очередной странный взгляд, поморщился. – Ну да, так получилось, что я не знаю очевидных вещей. Случается. Дурное воспитание, амнезия и нездоровый образ жизни. Хочу восполнить пробелы, но ума не приложу, как мне это сделать, не задавая тупых вопросов!

– Справедливо, – Соловейка мне подмигнула. – Объектика – это все, что касается внешних воздействий на поверхности. Базовая основа боевой магии, но одной объектики недостаточно.

– А сколько всего дисциплин? – спросил я.

– Семь, – быстро ответила Соловейка. – Объектика, исцеление, игнистика, сенсорика, творчество, техномантия и доминатика. И нет, я не буду тебе сейчас читать лекцию о том, какое направление чем занимается.

– Ладно, – я кивнул. – Но что конкретно меня ждет, я могу спросить?

– У тебя были пробои? – спросила Соловейка. Увидев на моем лице недоумение, добавила. – Спонтанные проявления магии. Что-то такое, что ты никак не можешь объяснить другими методами. Предметы двигались не так, как должны были, например.

– Один раз, – сказал я. – Запертая дверь открылась.

– Техномантия, – Соловейка вздохнула. – Плохо. Лучше бы объектика пробилась…

– Как бы это сказать повежливее… – пробормотал я. – Жажду подробностей.

– Обычно пробои провоцируют в детстве, когда это сравнительно безопасно, – Соловейка соскочила со стула и направилась к двери. – Ты уже взрослый, чтобы тебя сломать, придется постараться. Сложно это будет сделать, не причинив тебе вреда.

– Кажется, начинаю понимать… – медленно проговорил я. – Нужно, чтобы со мной произошло что-то такое, чтобы я воспользовался магией, которая у меня есть, но в которую я, как взрослый, вроде как не верю?

– Все верно, садись, пять, – Соловейка хихикнула и открыла дверь. – Вот твои бумаги, иди ищи своего очкарика, пусть он тебя на остальные процедуры тащит. А мне некогда.

Она уперлась своими кукольными ручками мне в бедро и стала невежливо выталкивать меня за дверь.

– А кто такие мародеры и каратели? – спросил я, упираясь в порог.

– Какой-то студенческий жаргон! – Соловейка с силой толкнула меня в коридор и захлопнула дверь.

Я понял, что оказался в полной темноте. Даже те тусклые светильники, которые освещали этот коридор раньше, больше не горели.

– Илья! – негромко сказал я. Никакого эха. Глухо, как будто я заперт в крохотном помещении. Никакого ответа.

Ладно, вроде я помнил дорогу. Там же не было никаких лабиринтов. Я коснулся стены и пошел вдоль нее. Ненавижу подвалы, блин.

Не то, чтобы боюсь или что-то такое. Мне просто не нравится вот это вот ощущение, что со всех сторон земля. Как в могиле.

Было тихо, только где-то далеко впереди как будто падали капли воды. Медленно и ритмично.

А я вообще в ту сторону иду?

Я напряг память. Мы шли по коридору прямо, потом свернули направо. Потом дверь. Я вышел из двери, пошел вдоль стены… налево? Ладно, в любом случае, я не успел отойти далеко, надо просто вернуться и найти снова эту дверь. Перед Соловейкой будет немного стыдно, что я темноты испугался, но ничего, я как-нибудь переживу.

Я перешел к противоположной стене, той самой, на которой должна была быть дверь в лабораторию Соловейки. Медленно пошел обратно. Кирпичная кладка под моими пальцами была холодной, иногда казалась будто бы чуть влажной.

Капли вдалеке продолжали падать.

Ну и где уже дверь? Кажется, я прошел уже вдвое больше. Дверь была в этой стене, не мог же я пропустить железную дверь?

– Илья! – я крикнул громче. – Леннон!

Никакого ответа. Ритмичный стук капель как будто чуть ускорился.

Так все-таки, в какую сторону мне надо было идти изначально?

Зашибись, блин.

Я заблудился в прямом коридоре.

Тут я подумал, что вообще-то он был не таким уж и прямым. Прямой коридор был освещен, но ведь были еще какие-то темные боковые проходы, на которые я как-то не обратил внимания, пока мы шли туда. А теперь было темно, и все коридоры для меня одинаковые. Но я же не сворачивал?

Страшно захотелось закурить.

И запаниковать еще. Чтобы как в кино было, когда герой пучит глаза и куда-то бежит, не знаю куда. И тяжело дышит, чтобы подчеркнуть драматичность момента.

А я что?

А я стою и туплю. И не могу вспомнить, в какую сторону шел до этого. Долбаная полная темнота меня дезориентирует. И почему-то именно в полной темноте мне обычно и приходится таскаться, драться, принимать решения, открывать замки и прочее, прочее.

Я отмахнулся от непрошенного флэшбэка из другой страны, где было не очень жарко, но только потому, что мне все время приходилось ползать под землей. Интересно, почему самые горячие точки всегда связаны с жарким климатом? Жители сурового севера как-то не склонны затевать войнушки по каждому удобному поводу…

Я думаю не о том.

Соловейка со своими вопросами разворошила всякие воспоминания из тех времен, когда все считали, что я продолжаю играть в духовом оркестре глухой пограничной части между Алтаем и Монголией. А на самом деле…

Тихо. Кажется я услышал что-то кроме ритмичной капели. Шаги?

Я напряг слух настолько, что перед глазами поплыли цветные круги. Ватную подвальную тишину тут же наполнил потусторонний шепот, шорохи и прочие несуществующие звуки.

И действительно чьи-то шаркающие шаги. Как будто тот, кто идет, прихрамывает, подволакивает ногу.

То есть, это не Леннон. Тот вроде не хромал. Да и обут был в кирзачи, а этот, кто бы он ни был, явно в какой-то другой обуви. Да и пофиг.

– Эй! – крикнул я в темноту. – Здесь есть кто-нибудь?

Шаги затихли. Потом раздался звук шуршания бумаги. Потом тихое бормотание, переходящее в чавканье. Этот некто развернул сверток и сожрал содержимое.

– Эй? – повторил я уже менее уверенно. – Кто здесь?

Шаги раздались снова. Загадочный обитатель подземелья явно зашагал быстрее, но все еще продолжал шаркать и приволакивать ногу. Волоски на руках встопорщились, по спине пробежал холодок.

Молчавшее до этого момента чутье внезапно включило все тревожные сигналы.

Шаги приближались. Мерный стук капель стал еще быстрее.

Вот теперь мне реально захотелось бежать, не разбирая дороги.

Глава 4. Посмотри в глаза чудовищ

Самое неприятное было то, что мой преследователь, похоже, видел в темноте. Моего самообладания хватило на то, чтобы не броситься оголтело бежать куда-то по тоннелям. Я прикинул, с какой примерно скоростью движется этот старикан и просто отступал чуть быстрее. Не подпуская его ближе, но и не разрывая дистанцию. Он неразборчиво бормотал, причмокивал, иногда пытался ускориться, но рывков не делал.

Мне срочно нужен был свет. Хоть какой-нибудь, спички, там, или фонарик. У нас же есть фонарики, почему я не захватил с собой один?

Тварь продолжала, не отставая, шаркать за мной. Может быть, я зря убегаю? Может она вовсе даже и не собирается нападать, просто обнюхать хочет? Тут я понял, что в своем тактическом отступлении уже дважды свернул с прямой. А значит я еще меньше теперь представляю, где конкретно я нахожусь.

– Может, поболтаем? – говорю. – Вдруг ты на самом деле дружелюбное создание, которое вообще не собирается делать ничего плохого?

Кажется, шарканье снова ускорилось. Какая шустрая тварь! Что бы это ни было…

Я уже был почти на пределе своего «слепого» движения, и чувствовал, что бормочущий преследователь начал сокращать дистанцию. А у меня из всего «оружия» только бумажки, которые мне всучила Соловейка на выходе. И я все еще держу их в руках, как дурак. Стараясь не растерять концентрации, сложил листики насколько мог аккуратно и сунул во внутренний карман пиджака. Свободные руки все-таки добавляют уверенности.

Хотя ее было бы больше, если бы у меня был хотя бы нож. А еще лучше, если бы я нашел, где тут включается свет!

Стоп. Тут я вспомнил, что говорила Соловейка, перед тем, как выпихнуть меня из своей лаборатории. Сломать. Меня придется ломать, и это будет сложно. А что если все эти темные коридоры и загадочный бормочущий преследователь – это просто спектакль? Чтобы довести меня до какого-то пограничного состояния, в котором магия, сидящая внутри меня, пробьет себе выход и…

Я уперся ладонью в какой-то очередной угол и свернул. Бормотание и шарканье опять приблизилось. Эта тварь медленно, но верно сокращала дистанцию, а вот я уже начинал выдыхаться. Пора было на что-то решаться. Либо нападать уже, невзирая на то, что я понятия не имею, что там за противник, либо впадать в панику и бежать хрен знает куда быстрее.

И если я еще хоть чуть-чуть поторможу с решением, в силу автоматически вступит второй план. Потому что… Да хрен знает, почему в моей голове нарастала паника. Подземелье, блямкающие все быстрее капли, шаркающий и бормочущий монстр.

Я сделал шаг в сторону и вперед, убрав пальцы от своего единственного ориентира во мраке – холодной кирпичной стены. Ничего страшного, Лебовский, просто представь, что ты дерешься с завязанными глазами. Не в первый раз, ведь правда?

Рванулся вперед, прямо туда, на ненавистное «шарк-топ, шарк-топ», нанес два быстрых удара в предполагаемый корпус. И даже вроде бы чего-то коснулся. Но или я рассчитал неверно, или тварь оказалась гораздо проворнее, чем я рассчитывал.

Я отскочил назад, почти инстинктивно, почувствовав слабое движение воздуха.

По ушам и нервам ударил мерзкий скрежет. Будто металлом по стеклу. Сноп искр на мгновение выхватил из мрака заросшее до глаз бородой лицо, длинные, как у обезьяны, руки. Кажется, это все-таки был человек. Когда-то…

Ну что ж, я его увидел. Мне стало легче?

Я снова отступил, скорее почувствовав, чем услышав, что тварь приблизилась. Показалось, или он перестал хромать?

Я крепко зажмурил глаза, все равно никакого от них толку сейчас.

Я только слышу и чувствую…

Справа!

Я прянул корпусом влево, когтистая лапа просвистела мимо щеки. Какая быстрая это все-таки тварь! Недовольное бормотание.

Но что радовало, в кои-то веки преимущество в весе на моей стороне. Это существо было ниже ростом и уже в плечах. По скорости мы примерно совпадали. Во всяком случае, пока. Но вот только оно меня видело, а я его – нет. И руки еще, вот же гадство. Чертовы длинные обезьяньи руки!

Я снова уклонился от удара, но один коготь все-таки зацепил меня за пиджак.

Ткань затрещала.

Ах ты зараза! Я быстро схватил эту обезьяну за тощее жилистое запястье.

Рывок, уклониться от второй лапы!

Сука, больно-то как!

Падай уже, тварь!

Я почувствовал смрадное дыхание совсем рядом с моим лицом. Хищно клацнули зубы.

Да бля…

Верткая сволочь не давала уронить себя на пол. И все время размахивало свободной рукой с когтями, несколько раз даже результативно. Благо, замах на таком расстоянии был невелик, поэтому максимум это были царапины. Кажется…

Хрен с тобой, дрянь такая…

Я шваркнул тварью об стену и попытался ухватить за вторую руку.

Сссука… Вот теперь качественно я получил! Боли я пока не ощутил, зато по спине явно потекло что-то теплое.

Да как же тебя…

Рука вывернулась из захвата, и тварь опять отпрянула куда-то в темноту. Шарк-топ-шарк-топ-шарк-топ… Бормотание раздалось справа. Движение воздуха.

Отскочил назад и влево.

Шарк-топ. Тишина. Только звук долбаных капель стучит уже в каком-то бешеном ритме. Почти как мое сердце… Почти?

Вжууу! Я успел убрать голову только по чистой случайности. Когти снова высекли из стены искры, и я увидел лицо твари совсем рядом. Впалые выцветшие глаза. Рыжие с сединой волосы и борода. Застиранный рабочий комбинезон на голое тело. Тоже покрытое рыже-седой растительностью. Если бы я встретил его на улице, то решил бы, что это просто опустившийся бомж. Или автомеханик в запое.

Тварь ухмыльнулась, и аллюзии на бомжа пропали. В путанице заросшего бородой лица хищно сверкнули клыки.

Постойте, я что, продолжаю его видеть?!

Когтистая лапа метнулась ко мне.

Я уклонился и сделал шаг назад.

Вот только опоры под ногой не оказалось. Я замахал руками, пытаясь удержать равновесие, но хрен там у меня получилось.

Падение длилось несколько бесконечных секунд. Я почувствовал, как мое тело стукнулось об какой-то выступ, перевернулось, потом удар и темнота…

Мне показалось, что я открыл глаза почти сразу же. Вот только что я сверзился с неизвестно какой высоты, а вот уже слышу, как рядом со мной шепотом ругаются два голоса. Успел удивиться, что мне не больно, потому что даже по самым моим скромным подсчетам, у меня должно быть несколько рваных ран, сломано плечо от удара о выступ и хрен знает что с позвоночником. Но шевелиться я мог, первым делом проверил, еще до того, как глаза открыл.

– …несправедливое наказание! – возмущенно прошептал кукольный голос Соловейки. – Никакой опасности не было, за ним следил Илья!

– Опасности! – кривляясь, передразнил второй голос. Мужской. Незнакомый. – Ты своим лилипутским мозгом решила, что его может прорвать в боевой ситуации? У тебя же в бумажках записано, что он убивал. И судя по остальным характеристикам, делал это не раз и не случайно.

– Но почти получилось же! – голос Соловейки звучал уже чуть менее уверенно.

– Почти… – незнакомец пробормотал что-то неразборчивое. – Где остальные данные?

– Я все вам отдала, – отчеканила Соловейка. – Ничего особенного в этом вашем Лебовском нет. Техномант – это хорошо, конечно… Как и доминатор…

– То есть, показатель вариативности на шкале деструкции тебя никак не насторожил? – мужской голос зазвучал несколько… иронично.

– Ой… – прошептала Соловейка.

Я приоткрыл один глаз. И тут же чьи-то горячие пальцы до боли сжали мне запястье.

– Продолжай делать вид, что спишь! – раздался шепот у самого уха. – Или тебе неинтересно?!

– Я не обратила внимания, – сокрушенно пробормотала Соловейка. – Ведь в остальном у него все стандартно. Если техномантию мы еще технически можем как-то поддернуть, то доминатора у нас ни одного не было за последние лет пятьдесят. А тут еще это… И что теперь делать?

– Тебе – уже ничего, – высокомерная усмешка. – Я его забираю.

– Как это забираешь? – возмутилась Соловейка практически в полный голос. Что при мультяшности ее тембра звучало скорее комично, чем угрожающе. – Распоряжение Гезехуса…

– Все просто, дорогуша, – холодно проговорил незнакомец. – У тебя два варианта. Я оставляю его тебе, а сам иду к Гезехусу и показываю вот это и вот это. А еще рассказываю про замечательное решение пустить по его следу корнипедума. Ничего, что Лизоньке пришлось его буквально по кусочкам собирать?

Пальцы снова сжали мое запястье. Ага, значит Лизонька как раз сидит сейчас рядом со мной. И это ее дыхание я сейчас чувствую на своем ухе. По кусочкам? Я еще раз пошевелился, но ничего особенного, кроме обычной сонной скованности не ощутил. Захотелось открыть глаза, чтобы посмотреть на кудесницу, исцелившую меня после подземного боя, но я сдержался.

– А что ты вообще там делал? – с подозрением проговорила Соловейка. – Да еще и вместе с Лизонькой…

– А это не твое дело, дорогуша, – отчеканил незнакомец.

– Нет, подожди… – послышался звук, как будто Соловейка соскочила со стула. – Тебя вообще не должно было там быть! Это значит…

– Ничего, дорогуша, ничего это не значит, – незнакомец рассмеялся. – Я правильно понял, что ты не хочешь отдавать мне Лебовского и выбираешь вариант «я иду к Гезехусу»?

– Сссскотина, – прошипела Соловейка.

– Я тебя тоже люблю, дорогуша! – раздался треск, потом что-то упало. – О, нет-нет-нет, Сольвейг Павловна, лучше не надо вот этих глупостей! Вы легко можете продырявить мое бренное тело шестнадцатью разными способами, но что вам это даст?

– Ненавижу тебя, – отчеканила Соловейка. Потом раздались ее торопливые шаги. Хлопнула дверь.

Незнакомец вздохнул. Его неторопливые шаги приблизились.

– Как он, Лизонька? – совсем другим тоном, практически ласково спросил он.

– Утром будет в порядке, – сказала Лизонька и отпустила мою руку.

– Милая, я может быть и никчемный целитель, но отлично определяю вранье, – он беззлобно рассмеялся. – Готов спорить, он уже пришел в себя. Ведь так, Богдан Лебовский?

– Да, – я открыл глаза. Незнакомец оказался на вид совершенно неопасным. Пока я слушал его вкрадчивый голос, мне казалось, что он должен выглядеть этаким опереточным злодеем, с тонкими усиками и черными как ночь волосами, щедро залитыми бриолином. Но хрен там я угадал. Рядом с кроватью стоял толстенький и кругленький человечек, едва ли выше меня ростом. Простецкое лицо с носом-картошкой могло принадлежать какому-нибудь продавцу с Толкучего рынка или, там, учителю труда, вбивающему в бестолковых недорослей искусство сколачивать табуретки. Но уж никак не грозному интригану…

– Что скажешь, Лизонька? – ласково спросил он. – Будет жить наш Лебовский?

– Конечно, Ярослав Львович, – сказала Лизонька и поднялась на ноги. – На самом деле, он здоров уже часа три как. Просто…

– Просто у тебя на него были свои планы, понимаю, милая, – толстячок кивнул. Его некрасивые губы, декорированные дурацкими топорщащимися усиками расплылись в доброй улыбке.