Путаны нелёгкого поведения

Text
Leseprobe
Als gelesen kennzeichnen
Wie Sie das Buch nach dem Kauf lesen
Schriftart:Kleiner AaGrößer Aa

Когда Леонид, едва успев расплатиться с официантом, помчался вслед за женой, он заметил шашечную расцветку таксомотора, отъезжавшего от ресторана.

Ничего не оставалось, как вернуться за свой столик, снова подозвать официанта и заказать двухсотграммовый графинчик водки. Так он всегда гасил стрессовое состояние встревоженной души. Вот и сейчас приличная доза алкоголя приглушила стук невидимых молоточков в висках и включила мозговые центры, отвечающие за анализ создавшейся, почти тупиковой, ситуации.

– Что я же такое натворил? За что мне всё это? Хотел же, как лучше, а получилось, как никогда плохо. Господи, чем я провинился перед Тобой, перед Светланой, перед самим собой? – жалобно спрашивал он, устремив свой уже пьяный взгляд вверх, на красочные ресторанные плафоны.

Всевышний тактично помалкивал, предоставляя подвыпившему мужику возможность самостоятельно разобраться в переплёте, который он сам же и создал собственными словами.

– Если Светлана приняла всё так близко к сердцу, – размышлял Леонид про себя, – то, похоже, она догадывается, о чём идёт речь, она понимает, что проблема существует. Она просто не знает, как её решить. Моя задача помочь ей в этом. Но как?

Не строя никаких конкретных планов, он тут же помчался домой. Забыв сбросить в прихожей верхнюю одежду, он решительно вбежал в спальню, где Светлана уже готовилась ко сну. Не давая жене опомниться, он остервенело затараторил:

– Светик, дорогая, пожалуйста, выслушай меня. Я очень и очень тебя люблю. Поэтому я хочу, чтобы не только я, а и ты при нашей близости получала удовольствие. Несколько сеансов со специалистом, и у нас с тобой всё будет в ажуре. Вот увидишь, это совсем не сложно.

Леонид ещё не успел закончить свою жалобную тираду, как Светлана загасила свет. Если бы в этот момент ему довелось бы взглянуть в глаза своей любимой жены, то он увидел бы в них злобный блеск, который они излучают в его сторону, и обильные слёзы. Пряча заплаканное лицо в подушку, она полушёпотом промолвила:

– Лёня, прошу тебя, давай больше никогда к этой теме не возвращаться. Я накладываю на неё табу.

Просьба Светланы была исполнена. Этот строжайший запрет больше никогда не нарушался ни одной из сторон на всём протяжении их совместной жизни.

Долгое время бытовало мнение, что мужчины каждые семь секунд думают о сексе. Недавние исследования французских учёных установили, что это вовсе не соответствует истине. Оказалось, что мужчины думают о половых отношениях в среднем всего 19 раз в день, причём о еде – 18, а о сне – 11 раз в день.

Леонид не причислял себя к маньякам, которых называют сексуальными. Возможно поэтому запрещённые советской идеологией мысли брали у него меньше времени, чем среднестатистические. В то же время он никогда не делал культ из еды и не увлекался пересыпом. Вместо этого много думал о путешествиях, которые очень любил, потому как не представлял себе свою жизнь без перемещения в пространстве и во времени. Охоту к перемене мест заложила в нём старенькая учительница географии, которая души не чаяла в ученике, которого даже виртуальное пересечение меридианов и параллелей привлекало гораздо больше, чем математические формулы и литературные персонажи в произведениях русских классиков.

В противовес своему мужу, Светлана была ярким приверженцем тех, для кого их дом являлся их же крепостью. Конечно, ей приходилось выходить на работу и возвращаться потом домой. Это, пожалуй, было её единственным необходимым общением с социумом. Она, в отличие от мужа, не любила шумных сборищ, больших компаний, дней рождения, на которые надо было приходить, и пикников, в которых надо было участвовать. Да и на улицу Светлана выходила только в случаях крайней необходимости. Почти все покупки в магазинах делал Леонид. Отводить детей в садик, забирать их оттуда, выгуливать в парке, ходить с ними в кинотеатр на мультфильмы, водить на кружки – всё это в совокупности также являлось вотчиной её мужа. Светлана же в часы, свободные от приготовления пищи, наслаждалась сидением в домашних пенатах, посвящая время чтению серьёзной литературы. В этой связи у Леонида возникали весомые опасения, что приверженность к домоседству у Светланы перерастёт в фобию, в боязнь человеческого общения.

Так получилось, что Леониду в один из обычных рабочих дней удалось стать счастливым обладателем двух туристических путёвок на Кавказ, что по тем временам было неординарным приобретением. Он немедленно договорился со своими родителями, что они на время их семейного отпуска заберут девочек к себе. Сложнее оказалась ситуация с женой. Несмотря на настойчивые уговоры, Светлана категорически отказалась ехать. Никакие увещевания и доводы не помогли. Она со смехом говорила, что «эти горы она видела в телевизоре» и что «умный в гору не пойдёт, умный гору обойдёт». Таким образом, Леонид был выставлен «дураком», который зачем-то жаждал покорять горные вершины. Более того, ему было разрешено, если уж так хочется, ехать на Кавказ одному. Ох, как же не хотелось Леониду оставлять молодую жену, но стремление увидеть заснеженные вершины Приэльбрусья перевесило. Он уступил путёвку Светланы своему сотруднику Васе Мартыненко, и через неделю Томск остался за бортом самолёта, взявшего курс на кавказский город с необычным названием Минеральные Воды.

Глава 2
Момент истины

Романтическая фишка этого путешествия состояла в том, что, в отличие от других отпускных поездок, никто не предлагал поворачивать голову налево и направо, чтобы осмотреть старинный костёл, барочный фронтон какого-нибудь театра или руины древней крепости. Не надо было ночевать в гостиницах, где утром надо было складывать чемодан, чтобы переехать в другой город с похожими достопримечательностями. Не надо было в обеденное время, когда руководитель группы давал всего один час на перекус, искать в незнакомом городе столовую для поддержания жизненного баланса.

Здесь всё было по-другому. Каждый день группа, в которой были Леонид и Василий, ранним утром выходила на маршрут. Как правило, это было восхождение на заснеженный перевал высотой около трёх тысяч метров и спуск с его крутой, покрытой небольшими ледниками и фирновыми полями поверхности. Группа подобралась, как на подбор: все туристы были примерно одного возраста, в диапазоне от 25 до 30 лет. Интересно, что чётное их количество поровну делилось по половому признаку: первую половину группы составляли молодые мужчины, а вторую – ещё более молодые, и от этого более привлекательные, женщины.

Ещё в Терсколе на местном базаре, где инструктор посоветовал всем по сходной цене приобрести вязаные шерстяные шапочки, Леониду бросилась в глаза стройная, совсем некрашеная блондинка. Точнее, его взгляд сначала остановился не на её симпатичном лице, а на похожей на маленький трамплин, манящей, неприкрытой бюстгальтером груди, которая едва не выбилась из-под белого сарафана, когда она нагнулась, чтобы рассмотреть шапочку, которую держал Леонид. В тот момент он и не предполагал, что очень скоро наступит момент, когда его слегка дрожащие, шаловливые ручонки взберутся на этот трамплин. Ещё более неожиданно было то, что это произошло буквально на следующий день, а точнее, уже на следующую ночь.

Вечером, когда их группа спустилась с обрывистого, искрящегося на солнце снежного перевала, мужчины принялись разбивать палатки, а женщины – готовить нехитрый походный ужин. Уже через час на лесной поляне красовалась дюжина серебристых двухместных палаток, а совсем рядом подрагивали красные язычки пламени небольшого костра. Леонид уже было принялся уминать поданную ему гречневую кашу с тушёнкой, как к нему подбежал взволнованный Василий и, бесцеремонно схватив за руку, оттащил от огня к палаткам.

– Что случилось, Вася? – сердито завопил Леонид, глядя на бегающие глаза приятеля.

– Послушай, Лёня, – размахивая невпопад руками, прогундосил Василий, – я тут снял девушку. Короче, что объяснять долго, я с ней сегодня буду спать.

– А как на это посмотрит твоя милая Танюша? – не без ехидства поинтересовался Леонид, имея в виду его жену.

– Во-первых, дорогой, жена – это не капитальная стенка, можно и отодвинуть на короткое время, – как-то не очень искренне рассмеялся Василий, – а во-вторых, кавказский хребет закрывает прямую видимость из Сибири, так что моя Таня ничего не увидит.

– Тебе виднее, – прервал его Леонид, – но я-то здесь причём?

– А притом, что я буду спать в её палатке, – безапелляционно заявил Василий, – а её подруга с тобой в нашей. Только не надо мне говорить, что ты высокоморальный советский человек, примерный семьянин и всегда верен своей Светочке и что…

Он не успел договорить, так как из-за его спины неожиданно выскочили две девушки. Одна из них схватила Василия за руку и решительно увлекла в направлении догорающего костра.

Леонид, оторопевший от наглости приятеля, хотел было догнать его, чтобы отторгнуть не скреплённую ни печатями, ни даже словом сделку, но стоявшая напротив него светловолосая девушка протянула ему руку и едва слышно сказала:

– Ну что ж, раз так получилось, давайте знакомиться, меня зовут Илга.

Леонид, взглянув на неё, усиленно вспоминал, где уже видел эту вязанную красную в белый горошек, похожую на мухомор, шапочку. Кто-то из туристов, проходя мимо, неожиданно осветил лицо его собеседницы фонариком. От увиденного у Леонида закружилась голова. Он признал в ней блондинку, которая, как магнитом, притянула его взгляд к своей груди в безлифчиковом сарафане на базаре. Она же, смущённо переминаясь с ноги на ногу, с хорошо заметным нерусским акцентом продолжила:

– Так уж получилось, вы извините, что моя подруга прогнала меня к вам в палатку.

Леонид, разгребая носком своего ботинка «вибрам» лесной валежник, сосредоточенно молчал и неритмично дышал, не зная, что ответить девушке.

Новая знакомая вдруг приподнялась на цыпочки, нежно дотронулась до его плеча и, заглянув Леониду в глаза, мягко произнесла:

 

– Да не волнуйтесь вы так, всё будет хорошо, я вас и пальцем не трону.

Леонид окончательно растерялся, думая про себя:

– Чёрт бы побрал этого Васю с его инсинуациями. Да и вообще, чёрт возьми, непонятно, что происходит. Надо же докатиться до такой жизни, чтобы сексапильная блондинка уговаривала меня не бояться её. Хорошего же она мнения обо мне как о мужчине.

Вслух же он, широко улыбаясь, быстро проговорил:

– Меня зовут Леонид. Прошу, если не любить, то хотя бы жаловать. А вы, наверное, приехали из Прибалтики.

– Точно! Я родилась и выросла в Риге, – почему-то просияла Илга. – Жаловать я вас уже обещала, а вот любить, совсем не гарантирую.

Не найдя, как продолжить разговор, обескураженный Леонид, вспомнив, что не доел свою кашу и не выпил вечерний чай, неопределённо взмахнул рукой и побежал к костру заканчивать свою трапезу.

Когда же он осторожно заполз в совсем непросторную палатку, Илга, облачённая в шерстяной спортивный костюм, уже лежала на брезентовом дне, чуть коробившемся от подстеленного под ним елового лапника. Она поспешно приподнялась на локти и негромко сказала:

– Леонид, я вас попрошу, если не трудно, принести с турбазы одеяла, которые обещал выдать нам инструктор. А то, похоже, ночь будет холодной.

На самом деле ночь выдалась чрезмерно жаркой, и одеялами, принесенными Леонидом, укрылись только к утру. Кто же мог знать, что латышское имя Илга трактуется как мечта и страстное желание. Да и разве мог Леонид предположить, что это самое желание проснётся у Илги именно сегодня ночью.

Вначале всё было вполне благопристойно. Как и подобает незнакомым людям, они повернулись спиной друг к другу и сделали вид, что собираются заснуть. Но разве можно спокойно отойти в царство сновидений, когда вплотную к тебе прижались два полушария тёплых ягодиц полузнакомой блондинки из дружественной республики. Перед отходом ко сну инструктор предупредил, что надо хорошо выспаться, поскольку завтра предстоит тяжёлый подъём на технически сложный, покрытый ледником перевал. Но уже через несколько минут Илга неожиданно попросила:

– Лёня, ну что же ты лежишь как бревно, обними, пожалуйста, девушку, а то что-то прохладно стало.

Он ещё не знал, что этой ночью его ожидает восхождение на совсем другой перевал.

Что оставалась делать брошенному своим приятелем на произвол судьбы Леониду, ведь если женщина просит, то… Он ещё не успел придумать, что надо сделать в этом случае, как Илга тихо прошептала:

– Лёня, ну в самом деле, разве так обнимают нежную девушку, ты, что, из Сибири приехал?

– Я действительно из Сибири, из самой её центральной части, из города Томска, понуро согласился Леонид.

– И что, у вас там все такие холодные мужчины? – игриво поинтересовалась Илга. – Ты бы ещё как-то границу обозначил между нами, чтобы её, не дай бог, не нарушать.

Не дожидаясь ответа, Илга поведала Леониду вычитанную в какой-то книге историю, которая произошла где-то в здешних краях на Кавказе. Возле какого-то горного селения сошла снежная лавина, которая перекрыла шоссе. Расчистить дорогу обещали только к утру следующего дня. Пассажиров автобуса разместили в этом селе на ночлег. Совершенно незнакомых друг другу мужчину и женщину расположили в сельской мазанке у склона горы. Хозяйка, не спрашивая, в каких родственных отношениях они находятся между собой, постелила на единственно свободном в доме спальном месте, на широкой тахте. Когда укладывались спать, мужчина положил между ними продолговатый диванный валик, обозначив тем самым некий рубикон, который нельзя пересекать. Когда на следующее утро пассажиры шли к готовому к отправке автобусу, дорогу преградила большая и глубокая лужа, образовавшаяся от таяния снегов. Мужчина, видя, что его спутница в нерешительности остановилась, предложил на руках перенести её через преграду. На что женщина вполне мотивированно ответила ему:

– Знаете, мужчина, если вы ночью не осмелились перескочить через маленький плюшевый валик, то вряд ли сумеете преодолеть большую лужу.

После такой оригинальной преамбулы Леонид просто не знал, что делать: плакать или смеяться. Правда, плакать в эту ночь совсем не хотелось. Поэтому он едва слышно пробормотал:

– Ну, что вы, Илга, я даже не думал устанавливать какиенибудь кордоны между нами.

– Вот и чудесно, – обрадовалось Илга. – С этого момента переходим на «ты».

Она достала фонарик и, осветив им узкое пространство палатки, вытащила из рюкзака оригинальную коричневую бутылку. Приложив её горлышко к губам Леонида, она проворковала:

– Попробуй, Лёня, в честь нашего знакомства наш латвийский компот.

По привычке не пригубив, а глотнув предложенный напиток, Леонид моментально обжёг все свои внутренности. Догадавшись, что Илга разыграла его, он неимоверным усилием воли заставил себя сдержать кашель. Кто мог подумать, что предложенный компот окажется настоящим «Рижским бальзамом» 45-ти градусной крепости. Горьковато – сладкий вкус тонизирующего напитка понравился Леониду, и он с удовольствием отпил ещё несколько доз согревающего «компота», оставив в бутылке лишь половину её содержимого. Илга захлопала в ладоши.

– Вот теперь я вижу, что ты из Сибири, – похвалила она Леонида, забрав у него бутылку, чтобы тоже сделать несколько маленьких глоточков.

Ну а дальше произошло то, что и должно было произойти. Разве можно, спрашивается, положить кошку вместе с собакой или ту же кошку рядом с мышкой, не ожидая от этого никаких последствий. Положить, конечно, можно, но эти самые последствия будут просто непредсказуемы. Когда же мужчина лежит в контактной близости от молодой женщины, то итог этого сближения не так уж и трудно предугадать. Леонид не успел даже глазом моргнуть, как Илга одним рывком запрыгнула на него и впилась своими мягкими податливыми устами в его холодные, чуть обветренные губы. Тут же многоопытная латышка, называя вещи своими именами, преподнесла ему своего рода мастер-класс. Она молниеносно ввела свой язычок в рот Леонида и стала, то увеличивая, то уменьшая колебания, совершать им вращательное движение и скользить по нёбу, по зубам и вводить его даже за щёки. Позже Илга признается, что такой поцелуй называется французским, а техника его исполнения – «мельницей». Похоже, что французы знали толк в этой поцелуйной технологии. После такого сексуального помола, после такой мельничной прелюдии Леонид впал в какое-то нирванное беспамятство, начисто забыв про свою Светланку, далёкую Сибирь и близлежащий Кавказ. Презрев все приличия, он запустил одну руку под спортивную блузу Илги и, постепенно поднимая её вверх, добрался до бугорка её налитой груди, которую зрительно запомнил ещё вчера на базаре. Вторую руку он бесцеремонно забросил под трико, где упёрся в тугие плавки, стянуть которые было не так легко. Своими поцелуями Илга довела Леонида до невменяемого состояния. Он не помнил, как в палаточной плоскости, не превышающей двух квадратных метров, ему удалось сорвать с неё все одежды, не помнил, как разделся сам, как легко, одним порывом, вошёл в её влажное лоно. В палатке стояла кромешная тьма, и не было видно обнажённого тела Илги. Вместо накатывающегося возбуждения от созерцания её наготы, он получил спазматическое сладостное сотрясение всего тела, от пяток на ногах и до виска на голове. Такого секса, такого животного удовлетворения у него не было никогда. Он готов был врываться в зовущую вагину Илги каждую минуту с тем, чтобы не покидать её никогда. Леонид никогда не думал, что половая жизнь с разными женщинами так неодинакова и по форме, и по содержанию. Он и не предполагал, что женщина может так сильно хотеть его, быть такой инициативной и доводить мужчину до невменяемого состояния. После этой незабываемой ночи Леонид был безумно благодарен Василию, что тот свёл его с такой женщиной. На следующее утро, когда он, с трудом передвигая ноги, поднимался на труднодоступный перевал, лишь царапины от елового лапника время от времени напоминали о бурно проведенной ночи.

Даже после такой сексуальной ночной бури Леонид не питал к Илге каких-то особых чувств романтической влюблённости. Хотя сейчас, шагая вслед за ней по узкой горной тропе, с восхищением смотрел на её ладную, хорошо скроенную фигуру. Он с удовлетворением посматривал на аппетитную точку, которую принято считать пятой, и на нескончаемые, как колесо обозрения, стройные ноги. Ему не верилось, что всего несколько часов назад он не просто прикасался почти к каждой точке этого обольстительного тела, а по сути, сливался с ним в порыве необузданного и никогда не познанного до этого вожделения. Когда же низкое горное солнце стало растапливать застоявшийся в распадках снежный фирн, а Илга сняла штормовку и свитер, оставшись в сиреневой футболке, облегающей её высокую и рельефную грудь, Леониду показалось, что он воспылал к ней любовью. До этого ночного приключения в палатке ему казалось, что только чувственная любовь в определённый момент постепенно перерастает в интимно-постельные отношения. Теперь же получалось, получалось не из теории, а чисто эмпирически, что безумный секс порождает не только эротическое возбуждение, а и лихорадит потайные сердечные струны. Большая часть его обрывочных полубезрассудных мыслей вертелась сейчас вокруг одного вопроса:

– Когда? Когда можно будет это повторить? Когда?

А ещё время от времени у него проскальзывала мысль, что на протяжении всего этого дня он ни разу не вспомнил про свою Светлану. Но Леонид тут же отгонял её, как совсем неактуальную в сложившейся ситуации. Когда же на привале Василий, протягивая ему кружку живительного, чуть булькающего нарзана, насмешливо спросил: «И как же нам спалось с Илгой? Наверное, будет, что скрывать от Светланы?» – его, как ни странно, совсем не передёрнуло от ужаса содеянного, только словно закованное в тиски сердце забилось гораздо сильнее.

Василий, заметив неестественную бледность приятеля, поспешил влить в него полную флягу кавказской минералки и с видом многоопытного Казановы воскликнул:

– Всё нормально, дружище! Крепись! Это только после первой измены слегка руки трясутся и голос дрожит, а потом постепенно привыкаешь.

Леонид ещё не знал, что слова Василия станут нарицательными и что они в какой-то степени будут неотъемлемой частью его будущей жизни.

Поход продолжался, и пока их туристская группа размеренно продвигалась по низине живописного горного ущелья, Леонид продолжал про себя заниматься мысленным самоистязанием. Хотя, положа руку на сердце, которое уже билось в привычном ритме, не такая это и была мука мученическая корить себя. Да собственно, за что, если Илга подарила ему абсолютно новое, неизведанное ранее, пылающее чувство абсолютного сексуального удовлетворения. В его томской спальне привычным фоном интима со Светой были успокаивающие голубые портьеры, зеленоватые отблески мягкого света ночника, розовое постельное бельё и тихий джазовый блюз из магнитофона. Однако весь этот уютный колорит никогда не приносил ожидаемого чувства всеобъемлющей интимной близости. Здесь же – крохотное, дрожащее на ночном ветру брезентовое убежище, беспроглядная тьма внутри, заползающий от заснеженных вершин холодок, колючие ёлки под разгоряченным телом, и тут же – всеобъемлющая страсть, непревзойдённый эрос и не знающий границ обоюдный оргазм. После долгих раздумий Леонид, наконец, уразумел, что ключевым словом в разборе его мысленных плотских полётов является слово «обоюдный». Именно этого: сексуальной взаимности и амурной двусторонности – не хватало ему в их со Светланой нерегулярной ночной жизни.

Палаточный роман с Илгой продолжался ещё целую неделю. За это время Леонид заметно похудел из-за незапланированной потери калорий, растраченных в ночных удовольствиях с Илгой и в последующих преодолениях горных вершин в светлое время суток. Но горные восхождения не утомляли его, ибо каждая минута их продолжения неуклонно приближала красочный заход солнца. А тот, в свою очередь, ускорял движение времени, когда можно будет нырнуть в палатку и почувствовать пылкость горячих поцелуев Илги, её нежные руки, массажирующие самые интимные места его тела, а главное – осознать, что тебя хотят, очень хотят. Неделя пролетела быстрее, чем хотелось Леониду. На её исходе он, Василий и их прибалтийские подружки Илга и Лайма сидели в аэровокзальном кафе. До посадки на самолёт, улетавшего в Ригу, оставался ещё целый час. Василий всё время рассказывал смешные байки, а Лайма безудержно хохотала, время от времени обнимаясь с ним и целуя прямо в губы. Илга сосредоточенно молчала, не обращая на них никакого внимания. Изредка она бросала печальный взгляд на Леонида и тут же отводила его вверх, вглядываясь в свисающую посреди кафетерия хрустальную люстру. Он же неотрывно смотрел в её огромные зелёные глаза, стараясь прочитать в них эпилог их заканчивающегося короткого адюльтера. Он всё порывался сказать ей на прощание что-то тёплое и душевное, но никак не мог найти для этого нужные и точные слова. Да и в самом деле, не мог же он сказать ей:

 

– Милая Илга! Мне никогда и ни с кем не было так хорошо, как с тобой. Спасибо тебе за интимный мастер-класс. Спасибо за то, что была со мной близка и дала мне то, чего я никогда не дождусь от своей жены. Я этого никогда не забуду.

Видимо, когда Леонид проговаривал про себя эту тираду, губы его произвольно шевелились. Илга заметила это и, прижав свой маленький пальчик к его устам, прошептала ему на ухо:

– Милый! Не надо ничего говорить. Ведь нам обоим всё понятно. Прошу тебя только об одном: не думай только, что ты имел дело с какой-то латышской проституткой. Я не уверена, но мне кажется, что я люблю тебя. Но это не имеет уже никакого значения. Момент истины настал. Прощай!!!

Шёпот Илги заглушил громкий голос аэропортного диктора:

– Пассажиров, улетающих рейсом № 189 в Ригу, просим пройти на посадку.

Илга, испугавшись, отпрянула от Леонида. Однако он, крепко обняв её за плечи, прильнул к её губам и застыл вместе с ней в долгом прощальном поцелуе. Скупые, едва заметные слёзы наполнили его глаза, обозначая нечто большее, чем простую физическую связь с этой девушкой.

Однако так случилось, что момент истины, о котором говорила Илга при прощании, настал не в аэропорту города Минводы, а гораздо позже. С этого момента ещё и года не прошло. Но череда однообразных будней уже полностью поглотила Леонида. Иногда монотонное течение времени прерывалась редкими праздниками, днями рождений или просто выходными днями, которые в целом тоже мало отличались от обыденной прозы. Леонид получил повышение на работе и стал ведущим инженером. Карьерный же рост Светланы был просто ошеломляющим: её назначили начальником отдела труда и зарплаты. Всегда улыбающиеся и окружённые заботой детки быстро подрастали, превращаясь в красивых и смышленых девочек. Отец Светланы помог приобрести трёхкомнатную кооперативную квартиру. Жизнь молодой семьи налаживалась и постепенно входила в хорошо накатанное русло. Леонид привык к размеренному укладу быстротекущих будней, привык к каждодневной работе, которая, по мере её полного освоения, постепенно превращалась в рутину, привык к однообразному домашнему быту. Единственное, к чему он никак не мог приспособиться, так это к своей интимной жизни со Светой. Она руководила большим отделом, часто ездила в командировки в Москву и в конечном итоге превратилась в независимую деловую женщину, для которой производственные интересы были выше личных. Этот факт, вероятно, и являлся причиной того, что если раньше Леонид методично исполнял супружеские обязанности раз в неделю, то теперь же то, что с большой натяжкой можно было назвать сексом, происходило у них с женойв лучшем случае два раза в месяц. Причём в последнее время, чтобы вызвать у себя как душевную, так и физиологическую эрекцию, Леонид мысленно визуализировал не совсем ушедшие в небытие интимные отношения с Илгой. Закрывая глаза, он почти физически ощущал в своих ладонях податливые холмики её тугой груди и мягкий волнистый треугольник, чернеющий ниже пупка. Это работало и помогало ему продержаться в постели с женой положенное для секса время.

Врождённая охота к перемене мест до сих пор не была утрачена и даже возрастала по мере взросления. В таких случаях всегда на ловца бежит какой-нибудь зверь. В роли ловца выступал, конечно, сам Леонид, а в качестве зверя в этот раз оказалась экскурсионная путёвка в Прибалтику. Это был подарок судьбы. Света, естественно, и в этот раз не могла составить ему компанию. Она вместе с генеральным директором завода срочно вылетала в Москву в министерство для срочной корректировки годового плана выпуска продукции. Для неё это было намного важнее, чем провести отпуск с мужем. Как бы там ни было, Леонид радовался, что едет один, в тайниках души надеясь, что встретит в поездке женщину, которая сможет встряхнуть его неублаженное эротическое эго также неповторимо, как сделала год назад страстная Илга в заснеженных горах Кавказа.

В этот раз Леониду не повезло: группа попалась «стариковская», в основном преобладали супружеские пары, перешагнувшие своё пятидесятилетие. Исключение составляла разве что свободная от мужского сопровождения аппетитная толстушка Леночка из славного украинского городка Жмеринка. Когда же в один из вечеров Леонид набрался наглости пригласить её к себе в номер, как он гротескно выразился, на чару добротного вина, она посмотрела на него холодным взглядом и проникновенно заявила:

– Не обижайтесь, пожалуйста, Лёня, но вино, равно как и другие спиртные напитки, я пью исключительно с мужем.

Вот и получилось, что всю поездку вместо женских прелестей пришлось созерцать только причудливую для сибиряка европейскую архитектуру прибалтийских городов: Таллинна, Тарту, Вильнюса и Каунаса. В предпоследний день поездки их туристский автобус прибыл в столицу советской Латвии – город Ригу. Восторженно взирая из широкого автобусного окна на экстерьер старого города, Леонид вдруг увидел табличку с названием: «Rainis». Это было не что иное, как название бульвара, расположенного в центральной части города. Вместе с тем это была фамилия известного латышского поэта. А ещё эту же фамилию носила Илга. Мысль об этом, как обоюдоострая стрела, пронзила Леонида. На первой же остановке он оторвался от своей группы, чтобы поискать ближайшее справочное бюро.

Киоск горсправки Леонид разыскал молниеносно: надо было просто перейти на другую сторону улицы. Но вдруг оказалось, что фамилии и имени совсем недостаточно, чтобы найти живого человека. Фамилия Илги оказалась слишком распространённой в Латвии, и седовласая латышка, сидевшая в киоске справочной службы, беспомощно развела руками. Отчаявшись, Леонид чуть ли не со слезами на глазах и с мольбой в осевшем голосе пролепетал:

– Я вас очень прошу, помогите мне, я приехал издалека, из самой Сибири, мне очень, очень нужно увидеть человека, которого я разыскиваю.

А ещё говорят, что в магазинах и учреждениях прибалтийских республик не любят, когда к ним обращаются на русском языке, и поэтому далеко не всегда ответят на ваш вопрос. Неправда всё это. Справочная латышка более чем внимательно отнеслась к просьбе Леонида и, узнав у него приблизительный возраст Илги, протянула листок с двумя предполагаемыми адресами. Один из них находился на севере Латвии на границе с Эстонией. Другой – на хуторе, всего в 18 километрах от Риги. Леонид очень спешил, но всё-таки заскочил в ближайший гастроном и, купив там самую большую коробку конфет, отнёс отзывчивой латышке со словами благодарности. Он почему-то был уверен, что найдёт Илгу именно по второму, более близкому адресу.

Через полчаса Леонид уже сидел в электричке, которая везла его по указанному в листочке адресу. Выйдя на пустынном полустанке, он не обнаружил там ни одной живой души. По обе стороны от приземистой станционной постройки шумел хвойный лес, и просматривалась всего одна не очень широкая просека. Решив про себя, что другой дороги к хутору быть не может, Леонид торопливо зашагал вперёд, отметая мысли о возможности сесть на встречный поезд и укатить обратно в уютную Ригу. Он не обращал внимания на таинственное величие стройных сосен, на весёлое щебетание птиц на деревьях, на тихое журчание лесного ручейка. В голове у него крутился только один вопрос:

– Куда я шагаю так быстро? Зачем мне нужна эта встреча? Кому нужно вновь наводить уже сожжённые мосты?

Вразумительных ответов на поставленные вопросы не было. Он уже почти час находился в пути, а тропа плавным серпантином всё виляла по нескончаемому лесному массиву. Хотелось остановиться, чтобы передохнуть и выкурить сигарету, как вдруг лес внезапно оборвался, обнажив огромную поляну, посреди которой за зеленоватым забором краснела крыша просторного дома. С удовольствием выпуская клубы табачного дыма, Леонид подошёл к дому и, сделав глубокий вдох, с замиранием в сердце приоткрыл скрипящую калитку. Тут же, откуда не возьмись, на него с грозным рычанием бросился чёрный, немалых размеров пёс. Неизвестно, чем бы закончилась эта встреча с огромной собакой, охраняющей этот отшельнический лесной хутор, если бы из дверей дома не выскочила дородная женщина в серой поношенной кофте и цветастой с вертикальными оторочками широкополой юбке. Она отрывисто что-то выкрикнула по-латышски, и собака тут же отскочила в сторону, грозно взирая на тлеющий окурок, выпавший изо рта не на шутку перепуганного Леонида.