Радио Хоспис

– Я тут единственный новичок?

– Не знаю, – пожал плечами Стас, – я не со многими знаком. Почти все не из нашего Управления. Наверное, из других городов, группа сборная.

– Ну да, логично.

– Слушай, – вспомнил Стас, – а почему ты так говорил странно – ветер в спину?

– А, это, – Ник усмехнулся, – это с Периферии. Со Стены. Когда идешь на прочесывание, самое страшное, когда ветер дует в спину. Иногда упыри эти не очень хорошо видят или слышат. Но нюх у всех отличный. Так что, если ветер дует в спину, значит, упырь почувствует тебя раньше, чем ты его. Так себе развлекуха…

Стас почувствовал, как волна озноба пробежала по его спине. Перед глазами мелькнула яркая картина ночной Периферии и особняка с выбитыми стеклами. Он бы развернулся и ушел, оставив новичка в недоумении, забился в какой-нибудь угол. Но в этот момент дверь открылась и на площадку вышли старшие детективы.

– Бекчетов, Спайкер, Полынер, – перечислил Югира, – вы в моей группе. Идите, получайте табельное и спускайтесь к стоянке Управления. Я буду через десять минут. Докурите там.

* * *

Несмотря на вечную тень от здания Управления, стоянка, плотно заставленная служебными автомобилями, раскалилась, как сковородка. Стас мгновенно почувствовал, как вспотели подмышки. Легкий костюм, который он переодел, заскочив домой после похорон, оказался шерстяным. Они торопливо пересекли стоянку, отыскали свой микроавтобус и забрались внутрь. Стас по привычке занял водительское место и врубил кондиционер.

– Неплохо вы тут упакованы, – проговорил из салона Ник. Стас бросил взгляд в зеркало заднего вида и увидел, что тот с мальчишеским восхищением вертел в руках полученный «Лес Пол». – У нас на Периферии все куда проще: «Мусимы», «Кремоны», изредка «Ямахи», но это только если есть блат в оружейке. Правда, у нашего командира был «Грейтч». Славная пушка, только в тех условиях беспонтовая. Пока перезарядишь… А вы тут на «Гибсонах» сидите. Эх, мне бы там такой «Лес Пол» на Стене, королем бы был.

– Нам их недавно привезли, – ответил Стас, следя за дверью Управления.

– А раньше на чем сидели?

– «Ямахи» в основном. Еще с войны. Те же «Мусимы»… Естественно, никаких «Фендеров», разве что наградные «Телики», но это не в счет.

Полынер, унылый, одутловатый, весь какой-то нескладный, сидел молча, уставившись в одну точку. Иногда его губы беззвучно шевелились. Говорили, что он немного не в себе. Но это не имело значения, когда дело доходило до драки. На татами равных Полынеру не было. Внешний вид был обманчив, и когда однажды, во время беспорядков в доках, Стас увидел, как этот парень рубится сразу с тремя шкафами из грузчиков, никакой одутловатости и уныния он не заметил. Грузчиков тогда к автобусам относили.

– А ты, наверное, скоро в старшие пойдешь, да? – Похоже, легче было голыми руками убить вампира, чем дождаться, когда этот вояка с Периферии заткнется.

– Не думаю, – покачал головой Стас, – я в младших детективах всего год. До этого работал обычным водителем при Управлении.

– А, то-то я гляжу, ты сразу за баранку…

– Югира идет…

Старший детектив Югира спускался по лестнице с табельным «Лес Полом» за спиной. В руках нес объемную синюю папку.

Стас подрулил к лестнице, дал Югире сесть и тронулся с места.

– Куда едем, господин Югира?

– Не называйте меня господином, Станислав. Мне на войне этого хватило. Едем в Миссельтресс. Там было совершено одно из убийств, второе по счету. Первым занимается сам Гейгер. В одиночку. Ты ведь хорошо знаешь окрестные города, Стас?

– Провинцию более-менее знаю, шесть лет колесил тут. Миссельтресс – дыра, каких мало, фабрики, заводы, доки опять же. Население – по большей части пролетарии, рыбаки, матросня. Пьют с утра и до вечера. Даже на работе. В позапрошлом году Миссельтресс был лидером по бытовым убийствам. Но там сейчас новый шериф, говорят, железный мужик. Закрутил гайки. Правда, сам городок я не очень хорошо знаю. Там свой участок.

– Вот к участку и надо в первую очередь, – кивнул Югира.

– К участку доедем. Главное, за Второе Кольцо выскочить, дальше в это время пробок не бывает.

– Отлично, – кивнул Югира.

– Не против, если я радиолу включу, гос… Югира.

– Только если радио «Хоспис», – усмехнулся старший инспектор и подмигнул Стасу. – Пока мы его не поймали, есть что послушать.

– Думаете, поймаем?

– Думаю, да. Надеюсь, что нет.

В салоне Ник Спайкер отстегнул и снова пристегнул автоматный диск. По его лицу блуждала туманная улыбка школьника, заметившего свою сестру в постели с соседом. Стас покачал головой и потянулся к радиоле.

«Эй-эй, не спать! На том свете отоспитесь, ха-ха! Я сегодня просто излучаю позитивные вибрации. Джа Растфари мне в свидетели. Напоминаю вам, неудачники, что на волнах рэйдио „Хоспис“ великий и ужасный Доктор Апокалипсис, он же диджей Халли. И как мне только что сообщили вездесущие соглядатаи и сексоты, в районе супермаркетов действительно что-то горит, источает ядовитые химические пары и превращает нормальный уровень загрязнения атмосферы в ненормальный. Так что все идет по плану, дорогие мои все еще живые радиослушатели. И буквально минуту назад мимо радиорубки прошелестел наш заведующий новостями, и вид у него был крайне озабоченный. Поскольку какой-то там пожар вряд ли смог бы заставить его оторвать задницу от офисного табурета, я делаю вывод, что печальные новости на сегодняшний день еще не закончились. Другими словами, давайте подождем задыхаться ядовитыми испарениями, в скором времени у нас наверняка появится повод поинтереснее. А пока, раз уж неминуемое в очередной раз отсрочилось, вот вам сводка криминальных происшествий, уныло потрясших наш городок минувшей ночью…

Хм… Ну, вы знаете, из интересного я вижу только взлом аптеки номер один, что, как известно, располагается в двух шагах от Главного управления юстиции. М-да. Как говорится, хочешь спрятать дерево, спрячь его в лесу. Украдено лекарственных средств на общую сумму в… ни хрена себе! На общую сумму в двести тысяч кредитов. Неплохо кто-то, я вам скажу, затарился лекарственными средствами. К сожалению, списка украденных препаратов не приведено, но мы-то с вами знаем, что могло заинтересовать везучего сукиного сына. Подозреваю, что он уже вовсю общается с Хантером Томпсоном, черт его побери.

А вы, неудачники, небось вовсю пашете на своих работах и максимум, на что можете надеяться, так это на внеплановую бутылку „Джека Дэниэлса“? Ничтожества! Надеетесь умереть через уничтожение печени? Это дорога слабых! Дорога лентяев и бесхарактерных захребетников. Эк я ввернул аутентично…

Ладно, я в вас давно уже разочарован, я не желаю тратить на вас свое драгоценное эфирное время. И вот что в связи с этим подумалось. А не замахнуться ли нам на милых дам из группы „The Ronettes“? А? Что-нибудь, подходящее и для заката, и для рассвета, и для рабочего, так сказать, полдня? Почему бы и нет?

Слушаем „Be My Baby“, расслабляем жизненные центры и… завидуем красавчику, отхватившему лекарственных средств на двести, мама дорогая, тысяч кредитов. Джингл беллз, или, как говорят русские экскурсоводы, дорогу осилит идущий!»

– Не знал про аптеку, – подал наконец голос Полынер.

– Моему отделу поснимали премиальные из-за этой аптеки, – покачал головой Югира, – слава богу, я уже числюсь у Гейгера. Вообще, отчаянный сукин сын этот взломщик. Прямо под носом у полиции вскрыть аптеку – попахивает благородным безумием. Надеюсь, руководство не слышало этой реплики Халли, иначе его точно найдут.

Стас был рад всему, что нес Халли и говорил Югира, рад тому, что снова сидел на привычном месте и крутил баранку ведомственной машины. Рад был затрудненному движению, которое теперь уже не раздражало, хотя пару раз и пришлось врубить мигалку. Все это отвлекало.

Они проехали через площадь Иосифа на набережную, там, немного потолкавшись, выбрались на Старый Мост и выскочили за пределы Второго Кольца. Здесь дороги стали свободнее, и Стас дал волю водительским инстинктам. Вообще-то, с тех пор как его приняли на работу в Управление, он мечтал стать детективом. Но вот этого чувства, когда ты несешься по городу за рулем полицейской машины и сам черт тебе не брат, ему иногда не хватало. Тем более Халли в этот раз был в ударе и ставил песни под стать настроению и дороге.

У супермаркетов и правда что-то дымило. Стасу пришлось прижаться к обочине и пропустить несколько летящих с сиренами пожарных машин. Стас коротко огляделся, пытаясь вычислить, в каком из небоскребов, окружающих это место, была оборудована подпольная студия радио «Хоспис». Ведь Халли проговорился, сказав, что видит дым над супермаркетами. Значит, высоко сидит, мерзавец. Хотя, может, это была намеренная дезинформация и про пожар он узнал от своего уже легендарного спеца по новостям, человека, имени которого никто не знал, но о котором слышали все. Кем бы он ни был, а иногда в эфире радио «Хоспис» всплывала такая информация, о которой даже из обладающих допуском не многие знали. За одно это Халли давно должны были отловить и растерзать или выбросить за Стену, голым и без оружия. Но несмотря на то, что над поисками наглого диджея и его студии трудился целый отдел нравов Управления, студию радио «Хоспис» обнаружить пока не удавалось. К счастью.

Стас свернул во дворы, подозревая, что у супермаркетов сейчас образовалась внеочередная пробка. Старые дома с надстроенными этажами не давали солнцу проникать во дворы-колодцы, пронизанные арками, как ствол автомата. Здесь было сумрачно и спокойно. В других районах города такой сумрак не сулил бы ничего хорошего. Но тут, в непосредственной близости от центра, уличная преступность вынуждена была соблюдать осторожность. Впрочем, подумал вдруг Стас, старина Халли, возможно, сам того не желая, может пошатнуть это спокойствие. Какие-нибудь тупицы могут решить, что Управление совсем мух не ловит, и начать орудовать здесь. Это, конечно, добром для них не кончится. Одно дело проморгать взломщика, другое – целую банду. Но кто-то успеет пострадать.

– Помню, когда входили в город, – вяло подал голос Полынер, – я больше всего боялся таких дворов.

– Это точно, – согласился Югира, – одна граната, сброшенная с крыши, могла натворить много бед. Хорошо, что социалистам хватило ума сдаться без боя.

– Они уже понимали тогда, что война как таковая закончилась, – сказал Стас, притормаживая «Фольксваген», чтоб протиснуться между ограждением детской площадки и припаркованным «Цундапом». – Мой отряд тогда остался с другими группами прикрытия. Километрах в пятидесяти от нынешней Периферии, там, где потом первая Стена была. Еле ноги унесли, никто же не знал ни про йодид серебра, ни про заразу. Половина моих людей тогда там осталась. И нам еще, в общем, повезло. Многие отряды вообще не выбрались. А потом началось заражение. Никто поначалу не обращал внимания на царапины и укусы. Выжил и выжил. Вовремя подоспели яйцеголовые, успели снять с нашего эшелона зараженных. Я видел по дороге целые составы трупов. Составы, с которых не успели снять больных… Кровавые бани. Я думал, что сегодня этого уже не будет, что мы нашли способ удерживать их за Стеной. Оказывается – нет.

– Стас…

– Я в норме, Югира. Теперь уже в норме.

– Их не удержать, – проговорил сзади Ник, – ночами лезут через Стену стаями. Большую часть мы убиваем, но один-два могут проскочить. Тогда начинаются зачистки местности… И все равно вычистить удается не всегда. Слишком много брошенных домов, есть где прятаться ублюдкам.

– Не та тема, – отрезал Стас и врубил радиолу погромче. Ник пожал плечами и снова принялся за автомат. Эта игрушка пока ему не надоела.

* * *

Вторая половина дня тянулась, как нуга. Но она практически не принесла результатов. Никто толком не мог вспомнить убитого, и он точно был не из местных. Барменша из кафе, где погибший обедал, вспомнила, что у того была борода, но охранник того же кафе был уверен, что была всего лишь щетина. Оба сошлись во мнении, что парень был сильно поддат. И вроде бы все время говорил о том, что его не просто кинуть, что у него есть связи. Одежда тоже ничего не говорила: спортивный пиджак не первой свежести, брюки, рубашка с заплатами на рукавах, стоптанные ботинки. Сомнительно, что у парня были средства на серьезные связи. В карманах только кошелек с десятком кредитов и ключи от машины. Ни документов, ни визитных карточек. Брошенных машин в округе не нашли.

Напоследок Югира попросил Стаса еще раз заехать в участок. Шериф, высокий худощавый старик из тех, что и в пятьдесят при всей своей худобе способны завалить разбушевавшегося мерзавца, был на месте и угостил их кофе. Он был малословен, но дал понять, что поможет следствию всеми силами.

– Шериф, у меня к вам просьба, – уже прощаясь, сказал Югира, – вы знаете местных лучше нас. Вряд ли они согласятся вот так запросто делиться информацией с людьми из большого города. А у вас тут репутация. Есть вариант, что у убитого угнали машину. Возможно, уже после убийства, хотя, скорее всего, до. Покопайте на этот счет.

– Нет вопросов, – кивнул шериф и поправил шляпу.

За всю обратную дорогу не было сказано и десятка слов. Все вымотались на жаре и мечтали только о том, как добраться до ближайшего бара и опрокинуть в себя кружку холодного пива. Только диджей Халли заливался так, как будто не отболтал уже много часов подряд. Ну, за это его и любили. Впрочем, и он через час намеревался покинуть студию, врубив на кольцо ночную музыкальную подборку. Это был единственный минус радио «Хоспис». Халли появлялся в эфире когда хотел и на сколько хотел. Случалось, что он по нескольку суток не подавал голоса. И тогда по городу начинали бродить слухи о том, что парня наконец поймали, но скрывают эту информацию, боясь городских беспорядков. И только в Управлении пожимали плечами и говорили, что Халли, видимо, просто ушел в запой.

В пяти километрах от въезда в город, где несколько пригородных двухполосных дорог сливаются, как ручьи, в реку Двадцать третьей магистрали, скорость пришлось скинуть. Транспорт шел сплошным потоком, и ни одна сирена в мире не могла заставить его расступиться. Воздух наполнялся сумраком наперегонки с дымовой завесой, но сумерки побеждали. Кое-кто из автомобилистов уже включил фары.

– Смотри-ка, – воскликнул Югира, показывая куда-то вперед. Стас проследил за направлением и усмехнулся. С гигантского рекламного столба по прикладным лестницам торопливо, оглядываясь на их увенчанную выключенной мигалкой машину, сползали трое бородатых мужичков в странных одеждах. Судя по проступающим кое-где на щите фрагментам, щит этот принадлежал рекламной компании «Кока-кола», но теперь почти всю его площадь занимал самодельный транспарант: «Вы считали, что мысль управляет прогрессом, и упустили момент, когда прогресс стал управлять мыслью. Покаяние и возвращение к основам! Молитва и уничтожение машин!»

– Это что за хрень? – приподнявшись и вытянув голову между передними сиденьями, спросил Ник.

– Воинствующие амиши, религиозная мутация, – пояснил Югира, весело качая головой. – На территории нашей юрисдикции практически не появляются.

– Но это же, блин… – Ник трижды щелкнул пальцами, потом заученно выдал: – Публичный акт вандализма… или акт публичного вандализма, хрен знает.

– Так и есть, – кивнул Стас, наблюдая за улепетывающими меннонитами, – вот только мы возвращались в город совсем другой дорогой, Ник. Правда, Югира?

– Абсолютная правда, – кивнул Югира и довольно посмотрел на Ника. – Здесь юрисдикция областного ведомства. А у нас с ними стойкое отсутствие взаимопонимания. Конечно, если бы эти фанатики начали взрывать машины, нам пришлось бы вмешаться. А так – даже весело. – И Югира рассмеялся.

– Запомни, друг, – весомо проговорил Стас, – раз уж ты некоторое время будешь работать в нашем Управлении, ты обязан использовать любой шанс, чтоб насолить областникам.

– Я этого не слышал, – покачал головой Югира.

– Я этого не говорил, – согласился Стас.

Ник весело гыгыкнул и вернулся на свое место.

– Закиньте меня в Управление и можете быть свободны, – сказал Югира.

* * *

Вечером, впервые в этом году, на улицах появились поливальные машины. Раз уж ветер отказывался разгонять городскую пыль, ее необходимо было как минимум усмирить. Придавить к асфальту тяжестью водяных брызг, попутно создавая минутные радуги и лужи, все в масляных переливах (мгновенно, впрочем, высыхающие). В общем, было красиво, а сгустившаяся синева вечера разбавила картину приятным намеком на дождливые картины экспрессионистов.

Сияющая вывеска «Долины» заставляла причудливо сверкать асфальт тротуара и проезжей части, бар стоял на пересечении Монументштрассе и Канцлерштрассе, а угол уже облюбовал старик по прозвищу Завсегдатай, его знали все. Он заходил в бар лишь под утро, перед закрытием, пропустить пару стаканов виски, но каждый вечер притаскивался на угол с медным тромбоном и развлекал ночную публику мелодиями из популярных фильмов: «Касабланка», «Мальтийский сокол», «Неуловимые мстители», «Огни большого города»… Завсегдатая любили. Частенько посетители «Долины» покидали на несколько минут прокуренный зал бара подышать свежим воздухом. Они шли к Завсегдатаю и слушали, а когда собирались обратно, всегда кидали в брошенную прямо на асфальт шляпу кредит-другой. Однажды компания молодых загулявших студентов решила поиздеваться над стариком. Отобрали у него тромбон, пнули шляпу, отчего кредиты рассыпались по тротуару. Не прошло и десяти секунд, как из «Долины» выскочили человек двадцать мужиков из числа постоянных посетителей и навешали студентам таких банок, что те улепетывали, теряя обувь и головные уборы.

Стас припарковал машину напротив бара. Заметив его, Завсегдатай качнул тромбоном и выдал хитрый пассаж. Стас улыбнулся и приложил руку к шляпе. В тусклом свете фонарей медный тромбон переливался оттенками красного. Стас кинул в шляпу Завсегдатая червонец и пообещал вернуться.

Внутри было людно. Бар считался местом отдыха верхней прослойки среднего класса – владельцев небольших магазинчиков, клерков, держателей автомастерских. Тех, кто уже вышел за рамки забегаловок, окружающих доки, и кабаков типа «Клубок змей» или «Партайгеноссе Штоф», но позволить себе ежевечерний дорогой ресторан пока не могли. В «Долине» было уютно, а цены демократичны. Сразу пять туповатых громил, подчиняющихся движению бровей Ауча, хозяина «Долины», обеспечивали в баре относительное спокойствие. Да и сам Ауч, низкорослый и заметно отяжелевший, мог в случае чего усмирить пару-другую перепивших посетителей молотобойным джебом или схватив их за загривки и от души столкнув лбами. Когда-то Арчи был неплохим боксером. Вообще-то под стойкой имелся и старинный шот-ган марки «Арк-топ», но на памяти Стаса его еще ни разу не доставали на свет. По крайней мере для наведения порядка. Наверное, он давно порос паутиной так, что вытащить его при случае будет непросто. Кроме того, в баре играла хорошая музыка, а постоянным клиентам отпускали в долг. Отличное место для отличных людей.

Ауч стоял за стойкой, что-то объясняя бармену. Заметив Стаса, он кивнул и показал пальцем на лестницу, ведущую на второй этаж. Там располагались кабинеты для vip-посетителей. В основном для богачей, которым взбрело в голову отдохнуть не в стандартных для такой публики «Метрополе» или «Генрихе IV». Кроме того, кабинеты арендовали для различных торжеств, для мальчишников или для того, чтобы компания клерков или мелких бизнесменов могла провести без лишних глаз вечер в обществе дам легкого поведения. Последних, кстати, поставляли Аучу по договору из борделя «Живой уголок», где сидел вышибалой Бруно. Один из кабинетов, последний по коридору, был по пятницам закреплен за четырьмя друзьями: Стасом, Шрамом, Скальпелем и Бруно. Нередко к ним присоединялся и сам Ауч. Сегодня была среда, но, когда Стас позвонил Аучу и попросил оставить за ним кабинет, хозяин «Долины» только уточнил время. Они были знакомы еще с тех времен, когда никакой «Долины» и в планах не было, а бывший боксер Ауч только начал подрабатывать в букмекерской конторе. Это было миллион лет тому назад, вскоре после окончания войны, и славные знакомства, протянувшие такое долгое время, принято называть дружбой.

Стас взбежал по лестнице, мимо черно-белых портретов на стене. В коридоре добротная ковровая дорожка, купленная Аучем на распродаже после закрытия какого-то солидного отеля, отлично глушила шаги. Бра в виде бутонов тюльпанов висели достаточно редко и светили достаточно тускло, чтобы идущий видел, куда идет, но не смог разглядеть лицо встречного. На последней двери висела табличка, сделанная Шрамом в мастерской три года назад: «Здесь пьют стареющие гардемарины. Не лезь, если не хочешь проплыть под килем». Это была шутка, никто и не собирался вешать ее на дверь, просто подарили Аучу на какой-то праздник. Но каждую пятницу или во время таких вот незапланированных встреч табличка оказывалась на двери. Добрый верный старина Ауч…

Парни уже собрались и, похоже, решили начать без него. По крайней мере, Скальпель уже слегка плыл.

– Простите, джентльмены, задержка на работе.

– Если задержка не грозит внезапным продолжением рода, нам она не страшна, – провозгласил пьяный Скальпель.

– Как ты, Стас? – спросил Шрам, и Бруно присоединился к нему вопросительным взглядом.

– Все нормально. Вернее… – Стас пожал плечами, – насколько это может быть нормально.

– А какого черта ты пошел на работу? – спросил Скальпель.

– Не знал, куда себя деть, – честно ответил Стас. Да и от кого ему было скрывать, не от этих же парней, с которыми он прошел огонь, воду и медные трубы по самому подолу Сатаны. – И, кстати, это было верное решение.

Бруно плеснул в стакан виски и подвинул его Стасу.

– За старика, – сказал Шрам. И Бруно кивнул.

– За настоящего человека, каких уже не осталось, – поднял свой бокал Скальпель.

– За отца…

Они пили, вспоминали былое и снова пили. Вечер становился зыбким и одновременно наполнялся уютом. Скальпель попытался было рассказать медицинский анекдот, в котором трижды повторялся термин «пункция спинного мозга», но никто анекдота не понял. Тогда Скальпель попытался рассказать то же самое без терминов, объяснить на пальцах, и получилось еще хуже, зато смешнее. Потом пришел Ауч с новой бутылкой и стулом, присоединился к столу и рассказал новый политический анекдот.

– Короче, – слегка картавя говорил хозяин «Долины», – заявляется губернатор домой раньше времени. Заходит в спальню, а там его супруга, дай ей боже здоровья и счастья, Натали Портман без одежд и вся такая расслабленная, утомленная, волосы по подушке…

– Вкусно рассказываешь, – вставил было Скальпель, но друзья заставили его замолкнуть.

– А у кровати в одних кальсонах замгуба собственной персоной, дай ему бог здоровья и счастья тоже, – продолжил Ауч. – «Ты какого хрена тут делаешь, заместитель?» – спрашивает охреневший губернатор. А замгуба так кланяется, показывает на Натали и отвечает: «Так ведь замещаю, ваше высокоблагородие…»

Отсмеялись.

– Надо бы на вас рапорт составить, как считаете? – спросил Стас.

– А с кем ты тогда по пятницам пить будешь? – вопросом на вопрос ответил Скальпель.

А Ауч добавил:

– И где?

– Вот только это и удерживает меня от исполнения гражданского долга. – Стас усмехнулся. – Ну что, как у кого день прошел?

– Оперировал, – отчаянно кивнул Скальпель и постарался сохранить равновесие.

– Чинил моторы, – ответил Шрам.

– Пытался разобраться со счетами, – проворчал Ауч, – клянусь. Вай, слушайте, налоги сведут меня в могилу, клянусь здоровьем всех своих бабушек. Я почти уже начал худеть, честное слово!

Стас посмотрел на Бруно, тот пожал плечами и махнул рукой.

– Отлично! – кивнул Стас, чувствуя, что миновал рубеж тоски и теперь может не сдерживать чувств, может спокойно отдаться на волю грусти и доброй, светлой печали. – Значит, жизнь идет своей обычной чередой. Жизнь продолжается, господа гардемарины…

Скальпель вскочил на ноги, поднял бокал и трижды щелкнул пальцами свободной руки.

– Виват! – гаркнули хором друзья, и бывший пехотный капрал Ауч гаркнул громче всех, так, что задрожали стаканы и звезды на небе стали на мгновение чуть менее яркими.

* * *

Ночная улица встретила их относительной свежестью и печалью тромбона. Завсегдатай играл «Лунную реку» Фрэнка Синатры.

– My huckleberry friend… – тихо и хорошо подпел своим некогда поставленным баритоном Скальпель. – Этот сукин сын всегда знает, что сыграть для меня в эту минуту.

– Он играет не для тебя, Скальп, – покачал головой Шрам, – вообще ни для кого. Завсегдатай – просто часть ночи. Это она создает настроение. Ауч, сатрап, где бутылка?

– Ты зачем так говоришь, эй? Бутылка у меня в руках, и не надейся заполучить ее, прежде чем я сделаю большой глоток, – ответил Ауч и свернул голову «Лошади».

– Эй, – всплеснул руками Скальпель, – у нормальных людей это называется не глоток, а четверть бутылки!

– Да и черт с ними, с нормальными людьми. Почему у старого армянина не может быть отличного настроения? Хочу напиться и прогуляться где-нибудь в районе университета. Заодно вспомню те времена, когда имя Арчи Терапетяна знал каждый школьник, потому что перед хуком Арчи Терапетяна не мог выстоять никто. – Ауч, встав в стойку и смешно подпрыгивая, сделал пару ударов в темноту.

– Пока однажды Арчи Терапетяна не встретил пацан по имени Леннокс Льюис, – вставил Стас, принимая у Скальпеля бутылку.

– Да нет, – печально покачал головой здоровяк, – мой закат начался еще раньше. Я повредил сухожилия, но мои агенты и слышать не хотели о том, что мне нужен перерыв. Я был для них дойной коровой, и только. Пока дает молоко, ее кормят и холят, а когда перестает, отправляют на скотобойню. Так что тот бой с Льюисом был просто последней каплей. Вай, что там говорить, все это давно унеслось с той, другой жизнью. Я по крайней мере выжил, а про Льюиса после войны никто ничего не слышал. Хотя, между нами, парни, думаю, что и в лучшей форме я не выстоял бы против этого парня. Но! Вы немедленно забудете о моих словах, вам ясно? Достаточно того, что было время, когда Арчи Терапетян был непобедим!

– За легенду довоенного ринга, – поднял бутылку Шрам, – и пусть все черти катятся к своим матушкам. Я поддерживаю тебя, старина. В смысле твое предложение прогуляться мимо университета. Где там сейчас самое разгульное место?

– Есть один кабак, – криво усмехнулся Арчи, – там зависают футболисты. С вот такими плечами. Их много, и нам будет несладко.

– Отличная затея, – кивнул Скальпель.

– Скальп, ты же хирург, – воскликнул Стас, – ты должен беречь руки. А потом, вообще-то вы забыли, что я как-никак детектив. А вся эта затея называется хулиганством.

– Это хорошо, что с нами детектив, – положив ему руку на плечо, сказал Шрам, – будет кому нас отмазать, если появится полис.

– Идиоты! Я, конечно, с вами, но это ничего не меняет. Бруно, ты-то что думаешь?

Бруно улыбнулся, сцепил пальцы и оглушительно щелкнул суставами.

– Все понятно, – вздохнул Стас. – Ладно, футболисты так футболисты. Старые, мать вашу, пни, а ведете себя, как молокососы…

Но подраться с футболистами в этот вечер им было не суждено. Они постояли еще несколько минут, дожидаясь, когда Завсегдатай закончит «Лунную реку». И это все решило. К «Долине» стремительно подъехала машина, из которой выскочила одна из девушек «Живого уголка». Она сразу же бросилась к Бруно.

– Сэм, я за тобой. В «Уголке» буянит какая-то матросня. Громят мебель и отказываются платить. Их там десятеро, и они уже вырубили твоего сменщика.

– Десятеро, – усмехнулся Ауч, – всего по двое на брата. Я в деле, парни.

И это была отличная драка, в духе тех, что случались когда-то в мореходке между потоками одного курса, или даже между разными курсами, или просто в клубе на танцах между гардемаринами и студентами других учебных заведений. Матросы были не промах, их было больше, но они были пьянее. За друзьями из «Долины» была относительная трезвость, готовность к драке и фактор неожиданности. И для начала Скальпель использовал свой коронный кульбит курсантских времен, разбив табурет об голову одного из матросов. Затем в дело вступил Ауч, профессионально отработав пару на корпусе высокого матроса с татуировкой в виде сцепленных якорей на шее. Ну а дальше вступили в дело все остальные. Не прошло и минуты, как матросы осознали, что их дело швах. Они убегали по улице, выкрикивая обещания вернуться, а Ауч поливал им спину самым отборным матом. Девчонки в окнах переживали и вскрикивали так, как будто поставили все свои сбережения на результат боксерского поединка, а город бросался со всех сторон, как обрадованный вниманием щенок, то вспыхивая отражением в окнах, то налетая неожиданным сквозняком. А поскольку, чисто теоретически, они явились в бордель только для того, чтобы урезонить хулиганов, младший детектив Бекчетов не имел ничего против. Надо же хоть иногда выполнять свой профессиональный долг!

«Ну что, неудачнички? Жизнь помои, но жить надо. По крайней мере пока не помрем, ха-ха. Слышу, слышу, улицы успокаиваются, заводы гудят, офисы тоже подгуживают. С новым вас гребаным рабочим днем, лодыри. Проведем его так же бездарно, как и все предыдущие дни, и выполним основное предназначение человечества: прийти, нагадить и свалить к праотцам. И жизнь ваша бездарная станет еще более бездарной, так что поводов для печали и волнения нет! А на меня, знаете ли, напала утренняя апатия. Похоже, мой коллега и спец по новостям начихал тут болезнетворных бактерий печали и уныния. Видели бы вы, с какой постной физиономией он ходит! Тараканы вешаются на бутербродах. По этому поводу и я намерен уйти в пятиминутную депрессию и послушать композицию оркестра вибрирующих инструментов „The Ventures“ под названием „My Own True Love“»

В этом мире существовал только один вездесущий сукин сын, которому позволялось разглашать тайны следствия. И то лишь потому, что его до сих пор не могли поймать, и еще потому, что он имел привычку ставить классные песни. Все остальные обязаны были держаться от тайн следствия как можно дальше. Особенно утром. Особенно если это утро после попойки. Особенно если это была попойка старых друзей. И особенно человеку стоило держать дистанцию, если его звали Доусон Лейстрейд, которого все, от мала до велика, звали просто Лисом-Педерастом.

Стас ненавидел это нарицательное словосочетание. Любой, кто имел хоть какое-то отношение к юстиции, ненавидел это словосочетание. Потому что Доусон Лейстрейд был чертовски хитер и пронырлив, а также при случае мог пролезть в любую задницу ради получения информации. Даже если эту задницу нужно было предварительно вылизать. Более того, прием «глубокий лизок» был коронным приемом Лиса-Педераста. К великому сожалению, Доусон выбрал криминалистику и все связанные с нею скандалы в качестве полигона.