Школа. Никому не говори

– Преступно быть равнодушным к красивым дамам. Порядочный парень никогда не оставит без внимания девушку, желающую пообщаться поближе.

– Ой-ой, джентельмен! – Алеся поощрительно рассмеялась.

– Это из твоего класса же пошла? С волосами по плечи которая? Идёт впереди во-о-н тех троих куриц.

Сэро настолько резко сменил тему, что Алеся растерялась. Неформалка не сразу сообразила, о ком идёт речь, пока не приметила одноклассницу.

– Аааа, эта! Поспелова.

– Что скажешь?

– Ничего особенного. Тебе зачем?

– Приятель интересуется.

– Понравилась?

– Вроде как.

– Ну у него и вкусы!

– Его вкусы – не наши заботы. Он стеснительный в плане девочек.

– Тогда понятно, что пацан в ней нашёл!

– А что так? Какая она, по-твоему? Поспелова, говоришь?

– Да, Люба. В классе ни с кем не общается. Хотя нет: болтает иногда с двумя такими же буками, как сама. С неё многие стебутся – правда, чувиха никак не реагирует. Ей похрен, за что уважаю! Кустарь-одиночка, короче. Постоянно сидит дома. Кто с ней дружил раньше, базарят, типа скучная зануда. Вроде, в большой поляне живёт, и некоторых в классе это бесит. Больше ничего не знаю. А учится ничего так: четыре-пять. Хорошистка, короче, но особо не высовывается.

– Всё?.. Скромно!

– С Поспеловой не общаюсь. Любка нелюдимая очень, рожа кирпичом… И я не замечала, чтобы бабайка хоть с кем-то стремилась найти общий язык! Больше добавить нечего. Спроси лучше кого-нибудь другого из моего класса.

– Спрашивали уже.

– И?

– Всё то же самое говорят. Ладно, счастливо! И спасибо за сигаретку! – Сэро, узнав желаемое, быстро зашагал ко главному входу.

Ибрагимов солгал. Каждый опрошенный из 10 «А» описывал зубрилку по-своему.

Жваник, Сысоев да Картавцев за пару сигарет в сортире вывалили на Поспелову оскорбительную кучу помоев, сдав с потрохами источник – Тимофея, на которого важно ссылались. Подростки обзывали девку тормозом, грязью из-под ногтей, кладбищенской страшилой и ущербной овцой, приводя в пример слова и поступки авторитета Степанченко как показательные и логичные. Но ни один из парней, захлёбываясь гадостями, не заметил ехидный огонёк в глазах наблюдательного Сэро, который, в отличие от них, многое понял.

Потом были Виноградова, Илютина и Бутенко.

Варю Ибрагимов подманил сигаретой в курящую компанию парней и не прогадал: девочка очень любила привлекать внимание, особенно мужское. Окружённая ровесниками, Илютина вертелась как уж на сковороде и кокетничала направо и налево.

Сэро от души веселился, наблюдая за вычурно одетой Варварой, острой на язычок, когда после невинного вопроса о Любе жизнерадостная обаятельная девочка почернела в лице, взвилась и понеслась, не контролируя себя, городить насмешки и обзывать Поспелову богатенькой целкой и серой конченой амёбой. Дарья шикала на подругу, пытаясь закрыть той рот, но безуспешно. Варя взяла себя в руки и окончательно успокоилась, когда с её хохм и колкостей посмеялись все парни, что стояли рядом. Повесе захотелось добавить перцу и снова понаблюдать, как Илютина потеряет тормоза, но решил, что услышал достаточно. Особенно от Дарьи, несмело разбавлявшей дерзости блондинки своими нейтрально-положительными оценками. «Ишь какая: и компанейскую удобную подружку потерять не хочешь, и дерьмом других поливать всё-таки совестно», – подумал цыган и презрительно усмехнулся.

Камилла выставила Поспелову как редкостную зануду, скучную, неприятную, зажатую и неинтересную, обосновав свою позицию опытом канувших в прошлое приятельских отношений. У Сэро сложилось впечатление, что Виноградова недолюбливает Любу, но стремится скрыть это по каким-то только ей понятным причинам.

Оценка Алеси оказалась самой нейтральной. И именно этой оценке цыган доверился больше всего.

Сделав выводы, Ибрагимов решил, что пора игру «Я тебя не вижу и не знаю» прекращать. Чего хотел юноша несколькими неделями игнорирования, того добился: девица явно расстроилась и начала переживать. Пора познакомиться поближе.

***

Расталкивая локтями плотный поток учащихся в переполненном коридоре, десятиклассник догнал удаляющуюся девичью фигурку, чья русая голова то появлялась, то исчезала в бурлящей толпе подростков, наклонился со спины к её ушку и громко произнёс:

– Привет!

Люба резко повернулась, увидела Ибрагимова и жутко смутилась:

– Доброе утро…

– Давно тебя не видел!

Люба помрачнела. Сэро на такую реакцию и рассчитывал.

– Как поживаешь? – как между прочим, продолжил опрос парень.

– Да ничего так… А ты?

– Тоже ничего. Сходим погуляем? – расчётливый мальчик вопросы задавал быстро, чтобы обрадованная его неожиданным вниманием Люба отвечала не задумываясь.

– Да, давай! – расцвела тихоня. – А когда?

– Сегодня после уроков.

– Домой вместе пойдём?

– Нет. Встретимся после занятий и уйдём гулять до самого вечера, – прощупал почву юноша.

– Я так не могу.

– Почему? – парень знал ответ, но хотел услышать собеседницу.

– Мама дома. Ей надо объяснить, куда иду и до скольки.

– Скажи, что со мной пойдёшь. – Хитрый цыган опять закинул провокационную удочку.

– Нет, ты что?! – перепугалась Люба, но, чтобы не потерять выпавшую, наконец, возможность пообщаться с брюнетом, тут же поспешно добавила. – Я что-нибудь придумаю!

– Окей! Жду в три часа. Мост через реку на Таманской. Знаешь это место?

– Конечно, знаю! Недалеко же! – обрадовалась ровесница.

– Вот и договорились! До встречи тогда, – красавец обворожительно улыбнулся и, пройдя вперёд, сразу потерялся в плотной шумной толпе, чтобы не испортить эффект от своего появления.

Не поверив своему счастью, Поспелова, глубоко дыша и сжимая веки широко распахнутых глаз, всю перемену пыталась вернуться в чувства. А ведь она уже начала убеждать себя даже не надеяться.

***

Девушка громыхнула калиткой и шикнула на залаявшего Туза. Тот, попрыгав перед молодой хозяйкой и повиляв в приветствии хвостом, заскулил, а затем, брякая цепью, заполз в будку.

Мама на огороде рвала пожелтевший высохший бурьян, очищая землю перед вскапыванием на зиму. Копала огород Григорьевна всегда сама: быстро, грубо, по-мужицки. Отец обычно очищал землю, но делал это так, что на поверхности после него невозможно было найти даже былинки. А дальше нетерпеливая Александра брала всю работу на себя: вскапывала две сотки земли за пару-тройку дней, а потом от боли в мышцах не могла подняться с кровати. И, страдая, ругала последними словами мужа, делавшего всегда тяжёлую работу небольшими порциями, постепенно, но качественно, да дочку-лентяйку, которая, по мнению матери, пошла вся в нерасторопного медлительного тунеядца-отца.

Люба подбежала к женщине со спины, поздоровалась и торопливо приступила к делу.

– Мамулечка, я сейчас поем и быстренько уйду! В библиотеку! Надо доклад по биологии написать! Не обидишься, что я не помогу тебе сегодня?

Десятиклассница тараторила неуверенно, чувствуя стыд за враньё да вину перед согнутой пополам матерью.

Женщина отбросила вырванный куст помидоров в сторону и медленно начала распрямляться, тут же закряхтев от боли в застоявшейся пояснице.

– Я завтра прополю другой участок, хорошо?

– Ну, что поделать… А о чём ты на выходных думала вместо доклада? О большой и чистой любви? – сурово попрекнула товарный кассир.

Люба покраснела.

– Просто забыла…

– Эх, дурья голова! Иди пиши; учёба – прежде всего.

***

Ещё издалека, подходя к мосту, школьница увидела пацанячий силуэт, небрежно облокотившийся о перила, и расстроилась из-за тщетной надежды на свой ранний приход.

– Салют! – Сэро улыбнулся подошедшей девушке и кинул взгляд на тяжёлую тряпичную хозяйственную сумку у неё в руке. – Это что? Кого-то из домашней живности утопить решила?

– Нет, – насупилась Люба. – И как такое в голову пришло?!.. Ты рано пришёл, между прочим! А мне нужно кое-куда смотаться по маминому поручению. Подождёшь, пока я схожу? Это в паре кварталов от моста. Вернусь быстро, обещаю!

Ибрагимов оглядел тихоню с ног до головы. Девочка нарядилась так, словно не с парнем гулять собралась, а бегать круги по лужам стадиона. Ношеные, видавшие виды дешёвые кроссовки. Застиранный спортивный костюм. Уродливая шерстяная водолазка с глухим воротом. Волосы завязаны в хвост, чтобы на ветру не мешались. На лице – ни грамма косметики. Хотя Сэро давно заметил, что Люба вообще не красилась. Видимо, фраза «гулять с парнем» у ровесницы ассоциировалась совсем не с тем, к чему он привык.

– Не собираюсь я ждать! – отрезал юноша. – Прогуляемся вместе. Показывай, куда топать! А что у тебя, кстати, там?

– Замороженная птица. Мы недавно рубили. Курица и пара уток. Мама попросила отнести подруге.

– А-а-а-а, ясно!.. Что сказала матери?

– В смысле?

– Ну, куда идёшь и с кем?

– Ни с кем. В библиотеку, доклад писать.

– А-ха-ха-ха! Ловко!.. И она даже не просекла, что ты не взяла ни ручку, ни тетрадь?

Люба замерла на мгновение и удивлённо оглядела себя.

– Ой! Нет, не заметила…

– Да уж, внимательная мама! – фыркнул цыган. – Так что в следующий раз не трудись сочинять отмазки.

Десятиклассница смешалась.

– А мы куда вообще пойдём?

– Ну уж точно не в библиотеку! Прогуляемся в район четвёртой школы. Пахана помнишь?.. Вот будем с ним кайфовать. А ещё я тебя с другими ребятами познакомлю.

***

Люба не смогла отказать матери отнести гостинцев Таисии Фёдоровне. Отказ мог вызвать вопросы, а школьнице придумывать ответы на них очень не хотелось. Лучше уж краснеть перед красавчиком, чем оправдываться перед мамой.

Подростки подошли к домику – старенькому, но опрятному, утонувшему в деревьях и зелени. Дом от тротуара будто падал в травяную яму вместе со двором и растительностью. Поспелова попросила цыгана встать подальше, а сама, просунув руку в щель калитки и нащупав щеколду, зашла вовнутрь и позвала старушку.

Таисия Фёдоровна вышла на зов из приземистой побелённой пристройки и бросилась обнимать девочку.

– Вот, бабулечка, вам мама передала!

– Ох Сашенька балует! Спасибо ей! Помолюсь за неё завтра в церкви! Хорошая у тебя мама, добрая очень… И ты вся в неё.

Старшеклассница, улыбнувшись, потупила взгляд.

– Пойдём, доченька, пирожком угостишься!

Таисия Фёдоровна завела Любу в пристройку – крошечную летнюю кухню с низким потолком, с побелёнными, без единого пятна, стенами, с газовой доисторической печкой и маленьким столом. Пахло чистотой и старостью. Женщина положила в пакет несколько жареных пирожков из большого, покрытого вафельным полотенцем блюда. Сдоба были румяная, пышная и аппетитно пахла домашним тестом и капустой.

– Пойдём-ка. Ещё кое-что маме передам!

Дом состоял из нескольких чистеньких комнаток с низким потолком и белёными стенами. Старушка провела девочку в зал.

Люба, уже бывавшая в гостях у Таисии Фёдоровны, в который раз зачарованно огляделась. Ни у кого больше Поспелова не видела подобного убранства.

Все стены были увешаны заводными часами и черно-белыми, потускневшими от времени портретами в рамах из потемневшего дерева. Железная кровать со взбитой пуховой периной стояла явно для красоты – на ней точно никто не спал. У высокого кованого изголовья теснилась гора пышных подушек, расшитых цветами вручную да накрытых белоснежным кружевом. Над кроватью висел ковёр, а на нём – опять потускневшие портреты в потемневших рамах. Пахло чистотой, стариной, почтенным возрастом. Щёлкали ходики, подрагивали гири на цепочках – многоголосое тиканье часов в полной тишине завораживало и пугало.

В комнате было четыре миниатюрных окна с деревянными рамами, крашенными светло-голубой краской. Кружевные, сверкающие белизной занавески спадали с карнизов на пол, пряча от посторонних цветочные горшки. Таисия Фёдоровна взяла с подоконника толстую стопку церковных свечей, завёрнутых в белый носовой платок.

– Держи, золотце! Маме дом освятить: она просила меня.

Подросток оглядела свои маленькие карманы.

– Простите, бабушка, не могу сейчас взять. Некуда положить.

– А я пакетик дам!

– Нет, не надо. Просто по делам иду, боюсь потерять.

Люба, извиняясь, посмотрела на женщину. Если она притащится к друзьям Сэро с пакетом свечей, неизвестно, как они это воспримут. А если умудрится потерять передачу, то придётся оправдываться перед матерью. И библиотекой прикрыться не удастся – мама погонит её туда, да и (не дай Бог!) сама пойдет ругаться. Тогда и выяснится, что тихоня наврала.

Деревья, беспокойные из-за разыгравшегося южного ветерка, шуршали ветками по деревянной обшивке дома, били по стеклам.

– Хорошо, девочка моя, скоро в гости зайду и тогда занесу… А это кто ещё под деревом стоит, за забором? – Насторожившаяся Таисия Фёдоровна отодвинула занавеску. – Что этому лоботрясу надо, интересно?

Поспелова, высунувшись в окно, увидела задумчивого Сэро, опёршегося о ствол тополя, что рос у забора.

– Это мой знакомый. – Решилась открыться школьница.

– А-а-а-а, вот оно как! Гулять с ним, значит, идёшь! Я уж думала, не воры ли? – пожилая женщина бесцеремонно разглядывала ничего не подозревающего парнишку. – Красивый-то! Как бес! Чистый бес! Чернявый, смуглый. Стройный как кипарис. Турок? Может, таджик? Или цыган? Лицо уж больно умное да смышлёное! Воспитание и порода налицо! Армянин? Нет, грек!

Люба, красная как рак, глазела на открыто восхищавшуюся Таисию Федоровну и оторопело молчала.

– Сашенька знает, что ты с мальчиком гуляешь? – старушка подняла проницательный взгляд на школьницу.

– Нет, не знает! Он знакомый из параллельного класса. Просто… Всего лишь… Не рассказывайте, пожалуйста, маме!!!

Таисия Фёдоровна понимающе глянула на Любу.

– И не думала ничего говорить, девочка моя! Придёт время, сама поделишься.

– Нечего рассказывать! Мы иногда общаемся!

– Общайтесь, милая. Молодые! Только осторожна будь с парнями-то.

Бабушка опять выглянула в окно, чтобы рассмотреть Сэро напоследок.

– Надо же, какой соблазнительный чертяка! Не погулять, будучи молодицей, с таким равно как согрешить! Не бойся, маме не скажу. Жизнь-то, Любонька, одна! Живи, пока живётся. Когда ещё жить-то? … Вот же смазливый! И где ты его откопала?!

– Да нигде не откапывала, бабушка! Это друг. Приятель. Ничего лишнего!

Люба благодарно улыбнулась старушке, всегда с полуслова понимавшей её. Тихоня наклонилась, чтобы поцеловать низенькую женщину в старческую смуглую щёку.

– Ой, ну ладно, беги скорее! А то, смотри, красавчик заждался!

***

Дом Павлика оказался раза в три меньше, чем жилище Таисии Фёдоровны. Любе показалось, что многолетние деревья, окружившие хибарку, вот-вот поглотят её – такой крохотной она выглядела.

Паша Овчинников, Коробкин Денис, его девушка Лена (после разборок за стенами клуба парочка вскоре помирилась, как и предполагал Сэро) и ещё двое мальчиков расположились на просторной лужайке возле ворот. Лена, в коротких джинсовых шортах, надетых поверх капронок, в тонкой куртке по пояс, в ботинках на высоких каблуках, лениво щёлкала семечки. Парни увлечённо ковырялись в мощном мотоцикле, передавали друг другу инструменты и спорили.

Когда гости подошли, Паша невероятно обрадовался.

– Наконец-то привёл! Уже и просить задолбался! – высказал кудрявый блондин цыгану, а затем повернулся к ровеснице: – Ну привет!

Девочка смущённо поздоровалась. Хозяин начал торопливо представлять новую знакомую остальным.

Поспелова сразу поняла, что глубоко не впечатлила Ленку. Та смерила Любу взглядом, полным недоумения и презрения. Девочка, привычная к такому отношению ровесниц, особо не расстроилась: рядом были весёлый остроумный Ибрагимов и приветливый Овчинников.

Коробкин не понравился гостье с первого взгляда. Даже оттолкнул – высокий плотный симпатичный шатен уж слишком бесстыже рассматривал новенькую. Здороваясь, он плотоядно заглянул ей в лицо своими мутно-зелёными глазами, и девочка прочитала в них намерения весьма похабные. Поспелова, не удержавшись, вздрогнула и интуитивно отошла подальше.

Двух других мальчиков звали Конохин Саша и Оглы Илья.

Александр – невысокий дёрганый парнишка, резкий и взбалмошный, с большими зелёными глазами и рыжеватой шевелюрой, прикрытой бейсбольной кепкой, учился с Павлом, Деном и Леной в одном классе.

Второй, Илья, оказался тоже цыганом, только из соседнего городка. Волосы и глаза Оглы не были угольно-чёрными, как у Сэро, – скорее, светло-каштановыми. Кожа смуглая, но без оттенка тёплой желтизны, чуть сероватая – показатель то ли нечистоплотности, то ли болезни.

Илья был степенным хитрым мальчишкой себе на уме. Взгляд, в котором не читалось ничего детского и наивного, выдавал человека прозорливого, бывалого. Мальчик явно знал себе цену, а так же легко определял цену другим. Он, скорее, был больше другом Ибрагимову, чем всем остальным на лужайке.

Паша вынес Любе воды. «Эти двое явно нашли общий язык!» – удивлялся стоявший поодаль Сэро, видя, как легко да непринуждённо болтают тихоня и коротыш. Цыгану хорошо разговорить пугливую девочку не удавалось.

Ден и Сашка, заинтересовавшись, вклинились в громкую эмоциональную трескотню Овчинникова и Поспеловой. Обсуждали нашумевший фильм «Титаник». Люба фильм не смотрела, зато хорошо оперировала фактами, прочитанными в библиотечных энциклопедиях. Парни слушали, удивлялись, поддакивали. Лена не выдержала и тоже влезла в обсуждение, но отвлечь пацанов от эрудированной Поспеловой не смогла. Поэтому угомонилась, замолчала и стала злиться на наивно щебетавшую сверстницу, даже не старавшуюся, в отличие от самой Лены, удержать внимание компании.

Цыгане встали в стороне. Сэро угостил Илью сигаретой. Мальчики внимательно наблюдали за болтливой оравой, сновавшей возле мотоцикла Дениса.

– Что-то новенькое, – произнес Илья, кивнув в сторону Любы. – Где откопал?

– В соседнем классе. – Сэро лениво выпустил струю табачного дыма.

– Не твой вкус.

– Ну да.

Оба замолчали.

– Ленка смешно смотрится. Бесится-то как, смотри! – ехидно заметил Оглы.

– Пусть злится. Ей полезно. – Ибрагимов на секунду замолчал, прищёлкнув языком. – Неудобно ощущать себя хоть и при всём параде, но дурой.

– Зачем эта девка тебе?

– Да так, для разнообразия, чтобы скучно не было.

– Тебе не светит, – сухо констатировал Илья. – Или возиться чересчур долго придётся.

Повеса внимательно посмотрел на приятеля.

– Она целка. По натуре и понятиям. Зачем тебе геморрой?

Не услышав ничего в ответ, Илья добавил:

– Мамка, небось, на дочкины прелести замок повесила и ключ при себе держит! Ты ещё на наличие замка меж ног её не прощупал?

Брюнет, развеселившись от услышанной пошлости, вполголоса рассмеялся.

– Говорю же, девка чисто от скуки! Тупо чтобы возле уха что-то жужжало.

Оба опять замолчали. Оглы докурил сигарету и взялся за вторую.

– Она зажатая, как окоченевший труп. Женщиной вообще не пахнет. Я тебя на этом бревне сверху даже не представляю. В такую засунешь – и без хрена останешься!

Молодые люди переглянулись и прыснули со смеху.

Люба, услышав шум, обернулась посмотреть на куривших в тени парней. Приятели, не сдерживая улыбок, молча пялились на неё. Не заметив ничего подозрительного, школьница отвернулась и продолжила болтать.

– Имир от неё, вроде, в восторге.

– Имир – в восторге?!.. Да ну, ты гонишь!!!.. Имир и восторг – слова несочетаемые.

– Ладно, не в восторге! Она ему понравилась. Как человек.

– А-а-а, ну если только как человек, тогда понятно! Понравиться Имиру хотя бы чисто по-человечески – задача не из лёгких. А ему мокрица зачем сдалась? Оценками мериться?

– Нет, просто уважает.

– Уважает?!.. Одна новость краше другой! Чего-то я не припомню, чтобы ты уважением к девкам страдал!

Ибрагимов усмехнулся. Илья, как всегда, был меток на суждения, и сейчас опять попал в точку.

– Может, ты на неё пари с кем-то держишь, а я не в курсе? – задорно подмигнул цыган. – Если что, ставь в известность, могу подыграть.

Сэро, плутовато покосившись на друга, отрицательно покачал головой.

– Твоё дело, брат! Развлекайся. Хотя я бы от этого чуда избавился. Чтобы проблем не было. Правда, начинаю бояться за тебя…

– Почему? – удивился десятиклассник.

– Вкус на баб испортишь.

– А вот это навряд ли! – прыснул брюнет.

Оглы по-дружески похлопал товарища по плечу и кивнул на Поспелову.

– Солнце начинает садиться. Кобылку дома с лозиной, случаем, не сторожат?

– Эй, Люба! – послушавшись совета, крикнул цыган. – Иди сюда! Одна.

Девушка несмело подошла.

– Библиотека во сколько закрывается?

– Что?

– Ты же вроде как сейчас в библиотеке сидишь.

– Ой, точно! В семь.

– Пора идти. Прощаемся. – Сэро выбросил окурок и пошёл вместе с тихоней к ребятам.

***

Небо постепенно серело. Ветер к вечеру совсем утих, лишь слегка шевелил на деревьях ещё не опавшие листья. Солнце, опускаясь к горизонту, прощалось со станицей, оставляя кубанскую землю в распоряжении ночи.

Сэро шёл по тротуару чуть впереди Любы, задумчиво рассматривая улицу, дома и мелькавших иногда велосипедистов с пешеходами. Он почти не разговаривал, отвечал односложно на вопросы собеседницы, оставляя между репликами длинные молчаливые паузы.

Люба не понимала перемены в поведении мальчика. Когда они направлялись к Паше, Ибрагимов задавал вопросы, а Люба отвечала, или наоборот. С горем пополам подростки старались обозначить общие темы. Школьница не пыталась нарушить гнетущее молчание, но в душе переживала и чувствовала себя в чём-то виноватой: вдруг она умудрилась разочаровать друга, только появившегося в её скучной жизни, и новых приглашений погулять больше не получит?

Повеса был остроумен, наблюдателен, любил пошутить над людьми, много кого знал; тихоня же мало с кем была знакома, но зато чертовски начитанна.

Наивность Поспеловой разбивалась о трезвость взглядов Сэро, что цыгана весьма забавляло. Он (пока ровесники шли от дома бабы Таси) чувствовал себя на коне, когда обозначал свой широкий круг знакомств. Но, едва подростки оказались у двора Овчинникова, ситуация перевернулась вверх дном.

Цыгану нечего было добавить, как и всем остальным, о трагедии в Атлантическом океане. Да, Люба не смотрела фильм к радости Павлика, Дениса, Сани и Ленки (у ребят был шанс вставить хоть какое-то слово), зато весьма эмоционально и образно пересказала все мистические ситуации, связанные с постройкой корабля и спуском на воду, вплоть до крушения – чем немало впечатлила сверстников. Знала историю разбирательств после трагедии и дальнейшую судьбу выживших.

Цыгану оказалось на всё это некуда вставить слово, да он и не пытался. Парню было интересно посмотреть, как Люба поведёт себя среди незнакомых сверстников, – и, к его удовлетворению, девочка не ударила в грязь лицом. Значит, зубрилка нелюдимая лишь в стенах родной школы.

«Вот Имиру было бы сейчас комфортно с этой принцессой!» – недовольно подумал юноша и, вспомнив, как легко тогда брат вывел несуразную ситуацию с Любой в успешное знакомство, почувствовал завистливый укол.

С чего вдруг Сэро ощутил себя не в своей тарелке? Неужели ему вдруг стало неприятно оттого, что стеснительная, нелюдимая домоседка оказалась натурой намного сложнее, чем он сам и все те девушки, с которыми раньше ему доводилось иметь близкие отношения? Брюнет почувствовал раздражение, растущее тяжёлым комом внутри груди, непроизвольно сжал кулаки, опустил голову и состроил злую гримасу.

– Сэро, мы скоро выйдем хотя бы к центру? – подала тихий голос Поспелова, устав пребывать в тяжёлом недружелюбном молчании.

– Что? – очнулся от своих дум ровесник.

– Я не понимаю, где мы. В этом районе никогда раньше не была.

– Да ну?! – изумился цыган. Раздражение тут же улетучилось. – Мы почти подошли к первой школе. А там до твоего дома два квартала! Не сильно уж далеко бродим, подруга!

– Не ожидала, что так близко, – покраснела школьница, попав впросак. – Прости, я плохо знаю станицу. Знакома только с местами, где хожу. Например, центр немного, рынок… Река от Таманской до центра. Дорога к школе и ещё пара путей к ней. Как на ж/д пройти – там ведь мама работает. И папа – тоже.

– Скромно, однако! – улыбнулся старшеклассник, не скрывая доброй иронии. – В районе шестой школы тусила хоть раз?

– Нет.

– А возле старого кладбища гуляла?

– Нет, конечно! Ужас полный!

– Что ужасного? Могилы и деревья.

– Мама говорила, там часто алкаши и нехорошие люди собираются. Людей убивают!

– Я, Имир, Руслана, Пахан и Ден ночью в прятки там играли. Круто было! Жутковато, правда, но только чуть-чуть, – будничным тоном поведал девушке собеседник.

Поспелова впала в шок.

– Мертвых нельзя тревожить, – суеверно прошептала она.

– Так мы и не тревожили, – непонимающе скривился цыган. – Играли, а не могилы ворошили. На спор – кто больше продержится!

– И кто выиграл?

– Денисыч. Он почти до рассвета за памятником просидел!

– Кошмар! – охнула школьница.

– Да нет, ничего кошмарного. Коробкин и не такое может! – Сэро, припомнив что-то, расхохотался.

– Неправильно на кладбище в прятки играть, – осуждающе покачала головой тихоня. – Погост не место для игр.

Мальчик покосился на Любу, почувствовав, что вот-вот собеседница раскроется с очень личной стороны.

– Там усопшие покоятся, а мы, живые, их навещаем, чтобы поговорить, вспомнить, поплакать. Когда уходят навсегда любимые, кладбище остаётся единственным местом, где души живых и мёртвых могут пересечься. Приходишь к родным могилкам, и уже не так грустно. Проведал того, кто никогда не вернётся – только пыль да воспоминания остались – и легче на душе становится. Поэтому на погосте царит умиротворение. Вечный покой. Замечал кладбищенскую тишину?

– Само собой, – мирно ответил цыган, посерьёзнев от Любиного монолога.

– Тогда какого лешего ты со своими друзьями мёртвых тревожишь?! – зубрилка неожиданно рявкнула так, что повеса подпрыгнул. – Скачешь ночью по спящим могилам, покой усопших нарушаешь, вандал чокнутый!

– Чего обзываешься, женщина?! – взбеленился пойманный врасплох брюнет. – За помелом следи, пока я тебе его не открутил!

– Себе открути, варвар! И сам ты женщина! – не уступила Поспелова и тут же замолкла, удивившись своему поведению.

Старшеклассники остановились, в немом изумлении пялясь друг на друга, а потом последовал взрыв хохота. Люба, покраснев от неловкости и зажав смеющийся рот руками, отвернулась к дереву. Сэро, насмеявшись вволю, выпрямился, потянулся, закинув руки за голову, вдохнул-выдохнул. На ржанье подростков откликнулись окрестные дворовые собаки, дремавшие на цепях. Многоголосый визгливый лай убил вечернюю уличную тишину, и школьники, переглянувшись, поняли, что пора бы ускориться, дабы оказаться подальше от псиной какофонии.

У Ибрагимова от раздражения не осталось и следа. Более-менее удалившись от собачьей брехни, пара продолжила разговор, в котором больше не было места для прежних неуютных пауз, неловкости и напряжения.

– Если любишь загадочное и потустороннее, то в нашем городке немало интересных точек. Я много где бывал, могу показать, – щедро предложил юноша.

– Ты вот так запросто по станице разгуливаешь? – насторожилась попутчица.

– А что такого? Стрёмно ни черта не знать о месте, где живёшь. Да, любительница библиотечных посиделок?

Поспелова сконфузилась.

– Расскажи, раз весь из себя умный!

– Да не вопрос! – фыркнул ровесник, пропустив обиженный выпад девочки мимо ушей. —Прикольная зона реки возле шестой школы: густо-зелено, деревья скрюченные, водяные крысы плещутся, вода цветёт, водятся цапли, змеиных гнезд тьма! Слышал, местные видали там утопленников и болотных чертяк.

– Ого! – оживилась Люба. – Мой дом территориально относится к шестой школе. Как и Степанченко. Валентина Борисовна, когда ругается на Тимона, всегда в № 6 угрожает перевести. Маме не нравится эта школа. Мол, рядом пустырь большой, заросший камышами. Людей грабят и убивают, особенно женщин!

– Страсти впервые слышу. Пустырь, и правда, имеется. Есть возле кладбища кирпичный завод заброшенный.

– В станице кирпичи производили?!..

– Блин, элементарного не знаешь… По ж/д путям если гулять, можно встретить немало жутких ангаров и свалок. Мы с Деном металлолом на сдачу оттуда таскали. Водонапорная старая башня за вокзалом – крутое место!

– Мама говорила, что на заброшенных ж/д зонах блатняк привозит людей мучать и убивать…

– Да у тебя куда ни плюнь, смотрю, везде людей убивают! – высмеял тихоню юноша. – Не деревня, мля, а криминальная хроника!

– Но ведь людей убивают действительно, – насупившись, поспорила школьница.

– Где?!.. У соседа пару кочанов капусты с огорода ночью потырят – станичники месяц обсуждать будут, подробности мусолить на каждом перекрёстке! А вдруг мокруха! Да ты что, событие века! Если б реально мочили человеков пачками в каждой канаве нашего колхоза, хрен бы кто из хибар после заката шнобель за калитку высунул! Местные б, как минимум, с двумя стволами по городку разгуливали. В «Торнадо», случается, пьяные обезьяны подерутся да кобылы хахаля не поделят – вот и весь криминал. Что, хочешь сказать, я не прав?

– Да прав, вроде бы.

– Вроде бы?.. Значит, постоянно бояться и страсти на пустом месте сочинять тебе всё же удобнее?

– Хорошо, я согласна! Ты прав. Никто в станице никого не убивает! Это всё в другом месте…

– Да твою ж мать-размать! – выругался Ибрагимов.

– Сэро, ну нельзя же быть настолько неосторожным!

– Неосторожным быть нельзя, – одобрил повеса. – Но и с хаты бояться нос высунуть – как-то, знаешь, тоже, по мне, не очень!

Люба неожиданно резко затормозила и влюблённо уставилась на дерево за забором.

– Вау-у-у!!!

– Что там?

– Яблоки!

– Тоже мне, диво!

– Я таких ещё не видела вживую! Только в американских фильмах! Смотри! Огромные, красные! Вкусные, наверно…

Поспелова не успела моргнуть, как Сэро ловко перепрыгнул через забор, подскочил к дереву, подтянулся на ветке одной рукой, а другой сорвал несколько яблок и бросил на траву.

Девочка не на шутку перепугалась. Видано ли, лазить в чужой огород и яблоки воровать?

– Ты что делаешь?!.. Нельзя так!!! Вылазь оттуда немедленно!.. Слышишь меня?!..

На Любино громкое шиканье отозвалась хозяйская собака. Привязи у животного не было. Зверь забежал на шум в огород, недовольно зарычав, увидел мальчишку, спрыгнувшего с дерева, и с лаем разъяренного сторожилы рванулся к нарушителю, чтобы как следует вцепиться острыми зубами в вора.

Собака была крупной, злой да очень быстрой. Но и брюнет оказался не лыком шит. Юноша молниеносно перебросил сорванные яблоки через ограду в траву, шустро подтянулся на заборе и махом его перепрыгнул. Собака, подлетев к решётке, клацнула челюстями в пустоту, и, поняв, что нарушитель ушёл, разразилась отрывистой остервенелой собачьей бранью.

Ибрагимов подошёл к краю тротуара, и, не обращая внимания на визжащего дурным голосом пса, поднял из травы два крупных блестящих наливных красных яблока.

На лай пса зажёгся свет во дворе, прямо перед огородом. Низкий мужской голос позвал животное.