Социализм и капитализм в России

А был ли социализм?

Неожиданное и быстрое крушение коммунистических режимов в СССР и в странах Восточной Европы снова сделали социализм и как идею, и как общественный строй предметом полемики и политической борьбы. Решительная критика как сталинского тоталитаризма, так и более поздних авторитарных систем быстро переросла у нас в стране в критику марксизма и ленинизма, а затем и самой идеи социализма. По мнению популярных публицистов «перестройки» Александра Ципко и Ларисы Пияшевой, идея социализма являлась лишь «боковой», маргинальной и малозначительной идеей XIX века. Поэтому она неправомерно заняла столь большое место в жизни XX века. Это была странная попытка оспорить идеологический и политический выбор не менее чем трети человечества, решившего идти дальше по пути социализма. Нетрудно убедиться в том, что в XIX веке социализм не был каким-то мощным идеологическим движением. Однако тупик, в который зашел мировой капитализм в первой половине XX века, две мировых войны, фашизм, колониализм и империализм, – все это закономерно выдвинуло социализм и как идею, и как практическую задачу, и как альтернативу капитализму в сознании народов многих стран мира.

Известно, что в России идеи социализма были связаны не только с именами Г. В. Плеханова и В. И. Ленина. К идеям и концепциям социализма с уважением относились и такие крупнейшие русские философы и мыслители, как Н. Бердяев, С. Булгаков, И. Ильин, К. Лосский, В. Розанов, Г. Федотов, П. Флоренский, С. Фрэнк, Л. Шестов и некоторые другие, хотя никто из них не считал себя марксистом. Российский публицист Г. Тульчинский писал об этом с большим сожалением. Все эти люди, – писал Г. Тульчинский, – глубоко заблуждались. «В работах Ф. фон Хайека, К. Поппера, М. Вселенского, М. Джиласа, И. Шафаревича достаточно убедительно и с различных позиций раскрыт смысл социализма не только как несостоятельной практической программы, ведущей общество в исторический тупик, но и как самопротиворечивой теоретической концепции. Мы поэтому должны отказать социализму в самостоятельной правоте»^[6]. Сегодня в Москве можно приобрести и прочесть работы всех указанных Г. Тульчинским авторов и убедиться – чьи доводы являются более обоснованными. Критика социализма звучала и в XIX веке, но почти все противники этой идеи критиковали обычно какую-то собственную концепцию социализма.

Сомнения в правоте и достоинствах социализма не только как несовершенной практики, но и как идеи охватили в самом конце XX века даже многих приверженцев социализма. Это вызвало тревогу у людей, которые продолжают считать себя социалистами. Российский философ и публицист Григорий Водолазов писал: «Увы, и рукописи горят, и прекрасные идеи довольно часто гибнут, не оставляя и следа. Социалистической идее, одной из древнейших и великих политических идей, угрожают сегодня три главные опасности. Первая исходит от ее прямых недругов вторая от «друзей», что хуже недругов, и третья от неумения ее сторонников придать этой идее новые, соответствующие нашему времени очертания, перевести ее с языка горных вершин идеологических абстракций на язык конкретных политических программ. Нельзя позволить умереть великой идее!»^[7] «Социализм, – развивал ту же мысль философ Александр Бузгалин, – переживает кризис, но не крах. Для преодоления этого кризиса нужно осмыслить героический и трагический опыт борьбы за социализм в ХХ веке и выработать новую теорию и стратегию, выдвинуть новые левые идеи, достойно отвечающие на вызовы третьего тысячелетия»^[8]. Но чтобы выдвинуть новые концепции и политические программы социализма, надо посмотреть, что произошло с прежними концепциями и программами. Какой социализм был построен в СССР, и было ли советское общество социалистическим?

Социализм был построен в Советском Союзе, – утверждали одни авторы, – и этот социализм был вполне адекватен идеям Маркса и Ленина. Но он был ужасен. «В России родился именно социализм, – заявлял один из наиболее радикальных московских публицистов начала 90-х годов А. Шер. – И этот ужасный строй полностью отвечал определениям социализма. Понятие “сталинизма” – это жульнический термин-громоотвод, придуманный для того, чтобы свалить вину социализма на одного злоумышленника – Сталина, который был типичным продуктом системы. Вину за зверства сталинизма несут утописты, коммунисты, социалисты, анархисты всех стран, породившие коварные идеи коллективизма. Виноваты все левые властолюбцы, карьеристы, фанатики, попутчики, а также наивные рабочие и крестьяне, виноваты идеалисты, поверившие в сказки о будущем рае, виноваты сартроиды, отравлявшие мозги ложью социализма и защищавшие красное чудовище, – вся та многочисленная армия заблуждения, зависти и честолюбия, которая навязала социализм России, Китаю, Югославии, Кубе, Албании, Гвинее, Алжиру, Ираку и распространяла по всему миру яд коллективизма»^[9]. Даже такой убежденный и решительный противник всех видов и форм социализма, как Игорь Шафаревич, был мягче. Он соглашался с тем, что советский социализм полностью отвечал идее социализма, которая является воплощением античеловеческих и антигуманных сил, существующих издревле. Именно социализм в России пытался уничтожить семью и религию, частную собственность и индивидуальность. Но люди невиновны во временных победах социализма. «Социализм вечен и неизбежен, как неизбежна борьба жизни со смертью. И люди, охваченные социалистической идеологией, столь же мало руководствуются осознанно этой целью»^[10].

Были, конечно, и прямо противоположные суждения. Социализм был построен в Советском Союзе, и это было замечательное достижение. Как писала в одном из марксистских журналов Елена Ткачева: «Еще до войны наша страна преодолела безграмотность и духовное рабство народа перед господами. Уже 30-е годы были в СССР золотым веком таланта и трудолюбия. У нас были театры и артисты, музыканты и писатели, художники и спортсмены такого дарования, какого не знала ни одна западная цивилизация. Все это было результатом того, что строительство социализма шло у нас под руководством И. В. Сталина, который убирал целые слои паразитов – биржевиков и банкиров, коммерсантов и других кровососов, которые процветают при капитализме. Наши деды и отцы строили общество социальной справедливости, и это вызывало глубокое уважение к Советскому государству лучших людей западных стран»^[11]. Однако Сергей Кара-Мурза считал, что не при Сталине, а после его смерти начался «золотой век» советского социализма. «Надо честно сказать людям, – утверждал он, – так хорошо жить, как во время послесталинского советского социализма, большинство наших граждан не будет очень долго, и возможно, никогда. Советский социализм в целом был уникальной, чудесным образом достигнутой точкой во всем пространстве социально-экономических ситуаций. Сейчас даже трудно объяснить, как нас занесло в эту точку – настолько маловероятно было в нее попасть. Мы должны преклониться перед русским народом первой половины XX века. Он самоотверженно, на своих костях построил доброе, спокойное, экономное и щедрое общество. Хозяйство в нем было необычайно, необъяснимо эффективным. Множество сил объединилось, чтобы нас с этой точки столкнуть, и это удалось»^[12].

Я хорошо помню и сталинское и брежневское время в жизни советского общества, и я не могу разделить восторгов ни Е. Ткачевой, ни С. Кара-Мурзы. Я не могу, конечно, поддержать и гневных тирад И. Шафаревича и А. Шера. Я верил в социализм, но не был никогда удовлетворен положением дел в советском обществе.

Выше я привел крайние точки зрения, у которых вряд ли найдется много сторонников. Чаще приходится встречать другое утверждение: никакого социализма в Советском Союзе не было построено ни как общественной и экономической системы, ни как народного или пролетарского государства. Один из создателей концепции «развитого», потом и «реального» социализма в СССР Анатолий Бутенко утверждал теперь во многих публикациях, что никакого социализма в Советском Союзе не было. «Ни один уважающий себя социолог или политолог никогда не назовет социализмом строй, который был построен в СССР, – заявлял А. Бутенко. – Никакого социализма: ни гуманного, ни демократического, ни с человеческим лицом, ни без него, ни зрелого, ни недозрелого у нас никогда не было. Это была бюрократическая система, в которой и средства производства, и политическая власть отчуждены от трудящихся»^[13]. С А. Бутенко был согласен и философ Игорь Чубайс, приверженец русской идеи, выступающий и против коммунистов, и против либералов, возглавляемых его младшим братом А. Чубайсом. По утверждению И. Чубайса, иностранные захватчики не нанесли СССР такого урона, какой нанесла советская власть. Коммунистическая власть уничтожила живую душу России – ее церкви, ее монастыри – источники отечественной культуры, чтобы на место выкорчевываемой русской идеи вбить идею коммунистическую. Это была катастрофа, превзошедшая по своим масштабам даже кошмар холокоста, хотя все это и по сей день скромно называют «незаконными репрессиями периода культа личности». Но это не было социализмом. Относительно проводившейся в годы перестройки дискуссии замечу, что в СССР не было никакого социализма – ни подлинного, ни развитого, ни с некоторыми искажениями.

Но если в СССР не было социализма, то какое общество и какая социально-экономическая система была построена и в течение 70 лет существовала в нашей стране? Разные авторы называют ее по-разному: азиатским способом производства, государственным капитализмом, бюрократическим капитализмом, просто тоталитаризмом. Философ Ю. И. Семенов называл советский общественный строй политаризмом^[14], то есть господством не народа, а чиновников. Макс Шахтман писал о бюрократическом коллективизме или о бюрократическом капитализме. Социолог А. Тарасов называл советский строй этатизмом или «суперэтатизмом»^[15].

В посмертно изданной монографии одного из самых крупных советских обществоведов Я. А. Кронрода для обозначения советского строя вводился термин «соцолигархизма». «Это общественное новообразование, – утверждал автор, – которое выпадает из общей генеральной цепи исторического развития и заключает в себе существенные элементы паразитизма и загнивания. Структура эта представляет собой антагонистически противоречивое соединение формально социализированного базиса с господством соцолигархии, которая паразитирует на этом базисе, присваивая себе все большую часть общественного продукта, все глубже и глубже деформируя базис и направляя его эволюцию в сторону перерождения в тупиковую историческую форму»^[16]. Каких только терминов не предлагали разные авторы!

Милован Джилас называл советское общество «индустриальным феодализмом», а Михаил Вселенский – «государственным феодализмом». Политолог Олег Вите придумал термин «социальное промышленно-феодальное общество», социолог Овсей Шкаратан и юрист Георгий Шахназаров писали об «этатизме» и «тотальной идеократии». Греческий советолог К. Кострориадис писал о «стратократии», то есть об обществе, где правят военные. Философ Петр Абовин-Егидес называл советское общество «элитаризмом», или господством элиты. Одно из наиболее оригинальных наименований для советского общества придумал Вадим Флоров из Академии космонавтики. Он называл это общество «заслугизмом» или «меритизмом (от английского merit – заслуга). Различного рода заслуги перед обществом выполняли, по мнению В. Флорова, функцию капитала, а все заслуженные люди или «заслугисты» выполняли роль собственников этого капитала. «В лице заслугистов бюрократия получила свою тотально-завершенную форму – заслугократии. Социально-политическая система, которая была выдана и принята за социализм, являлась по сути системой отношений частной собственности и эксплуатации. Мы будем называть ее заслугизмом»^[17].

Полемика по поводу наименования и определения природы советского общества нередко была связана с разным пониманием природы и определения самого социализма. Склонный к парадоксальным идеям философ Александр Зиновьев еще задолго до перестройки пытался доказать, что только советский социализм и может считаться подлинным, или «классическим» социализмом или даже «классическим» коммунизмом. При этом А. Зиновьев утверждал, что советский режим обладает не только множеством достоинств, но и невиданной прочностью, и поэтому не может погибнуть. «На Западе, – отмечал А. Зиновьев, – много писали о старении советского социального строя. Суждения такого рода суть элементарная чепуха. Коммунистическое общество так стабильно, что в нем просто не могут развиваться силы, которые были бы способны разрушить его изнутри. Бессмысленно надеяться на какие-то радикальные перемены этого общества в сторону западных демократий, обусловленные внутренними потребностями коммунистических стран. Что касается стабильности в смысле целостности страны, то коммунистические страны развивают беспрецедентные в истории средства для этого»^[18]. После неожиданного и быстрого распада СССР всего коммунистического лагеря А. Зиновьев изменил свои концепции очень незначительно и повторил приведенное выше утверждение^[19]. Естественно, что разрушение СССР и других коммунистических режимов философу пришлось объяснять не внутренними, а внешними причинами.

Сегодня нет необходимости полемизировать с А. Зиновьевым, который во взглядах на советский коммунистический режим проделал противоположную по направлению эволюцию по сравнению с Александром Ципко или Александром Яковлевым. Советский коммунистический режим был очень прочным, но далеко не во всех отношениях, и это вполне объяснимо. Ни в XIX, ни в XX веках социализма не существовало в виде ясного и определенного проекта, и я об этом буду писать ниже. Его невозможно было поэтому строить по заготовленным заранее и многократно проверенным в теории и на практике чертежам, расчетам и схемам. Приходилось идти вперед путем проб и ошибок, набрасывая каждый раз лишь приблизительные рабочие эскизы. Неудивительно, что здание советского социализма оказалось не только не слишком красивым и привлекательным, не слишком удобным для его обитателей, но и не особенно прочным, хотя оно и выглядело весьма величественным или пугающим – в этих оценках люди могли расходиться. При нашей трудной истории в СССР и не могло быть какой-то завершенной или совершенной социалистической системы. Да и никто пока не знает – какой именно должна быть «образцовая» социалистическая система – она еще нигде не была создана – ни в теории, ни на практике. Тем не менее многие отношения, общественные институты и нормы жизни, которые принято считать социалистическими и о которых мечтали все социалисты XIX века, в СССР были созданы. Некоторые из них перенимались даже в западных странах. Я согласен поэтому с историком и публицистом В. А. Миндолиным, который писал: «В самом деле, являются ли элементами социализма относительная социальная защищенность, включающая гарантии от безработицы, относительное социальное равенство, равные условия образования, бесплатное здравоохранение, государственная поддержка науки и культуры? Да, являются. Сегодня это любят называть социальным государством. Но теоретически и практически импульсы ко всему этому дала отнюдь не буржуазная благотворительность, пусть и государственная, не либерализм, а социалистическая мысль, социалистическое движение и деятельность советского государства после Октября 1917 года»^[20].

«Был ли у нас в стране социализм? – спрашивал философ Георгий Шахназаров и отвечал: – На этот счет не может быть никаких сомнений. Поскольку в организацию советского общества был заложен принцип, который мы называем сегодня социальной защищенностью, то есть обеспечение минимума материальных и духовных благ каждому члену общества. Другой вопрос, насколько позволяли провести этот принцип в жизнь исторические условия развития Советского государства и в какой мере он был искажен при формировании нового бюрократического слоя и милитаризации страны. Нужно также принимать во внимание, что это была всего лишь одна из возможных моделей социалистического развития»^[21].

Такого же мнения придерживались и многие объективные западные исследователи. Так, например, известный польский социалист и участник движения «новых левых» Адам Шафф писал: «Правда находится в большом противоречии с теми упрощенными подходами, к которым прибегают мечтатели, чтобы увильнуть от критики социализма. Они утверждают, что режим, который не отвечает их идеологическим моделям, не есть социализм. Но ведь может существовать и деформированный режим, исторически искаженный, но возникший в итоге свержения капиталистических порядков, а значит, хотя бы этом смысле заслуживающий прилагательного “социалистический”. Так именно и обстоит дело со странами “реального социализма”»^[22].

Социализм как мировоззрение явно преобладал в сознании людей моего поколения, то есть людей, родившихся в 20-е годы и получивших образование и воспитание еще до войны, во время войны и после войны. Да, конечно, мы многого не понимали и многое идеализировали, но были уверены, что в чем-то главном мы думаем и поступаем правильно. Уверен, что и для людей, родившихся в 30-е годы, социализм также был преобладающим мировоззрением. А ведь идеи, овладевшие умами десятков миллионов людей, это уже реальная общественная сила. Наш социализм был ограничен и примитивен, но он не был полностью ошибочен. И нет никаких оснований полностью от него отрекаться.

К определению социализма

В исследованиях по истории социализма и социалистических идей многие авторы начинают с очень давних вреден. Мечты и мысли о справедливом обществе, в котором все люди будут жить без голода и нужды, где труд перестанет быть проклятием, где люди будут помогать друг другу, где не будет войн и убийств, где будет радостным детство и спокойной старость, возникали у людей еще в античные времена, и они вошли почти во все религии. Некоторые из авторов находили признаки социализма в жизни ранних христианских общин: все члены этих общин были равны если не перед законом, то перед Богом. Сходные доктрины появлялись и в Древнем Китае, в Индии, на Арабском Востоке, в рамках конфуцианства, буддизма, даосизма, а позднее и мусульманства. Во времена Позднего Средневековья в Западной Европе появились новые развернутые гуманистические концепции, которые мы называем теперь утопическим социализмом.

Первым был в этом движении общественной мысли Томас Мор (1478–1535) с его золотой книгой о наилучшем устройстве государства и о новом острове «Утопии», которая вышла в свет на латинском языке в 1516 году. Более чем через сто лет и также на латинском языке вышла в свет книга другого великого утописта Томмазо Кампанеллы (1568–1639) – «Город Солнца». К началу XIX века это течение общественной мысли насчитывало уже много имен. Однако общий для него термин или понятие «социализм» появилось только в самом начале 30-х годов XIX века. В научный и политический оборот этот термин ввел Пьер Леру (1797–1871), французский философ, один из основателей христианского социализма, считавший себя последователем А. Сен-Симона. П. Леру основал в 1824 году газету «Глоб» («Le Globe»). В этой газете за 13 февраля 1852 года Тимур Тимофеев и встретил, по-видимому, первое употребление термина социализм»^[23]. Уже в 1833 году упоминание о «социалистическом движении» и о «борьбе за социализм» можно было встретить в публикациях последователей Роберта Оуэна в Англии, а потом и в других странах Европы. Слово «социализм» происходило от латинского термина «sociales» – общественный, социальный, коллективный. По мнению П. Леру, социалисты – это люди или движения, которые руководствуются в первую очередь интересами всего общества, интересами народа и коллектива, выступают за равенство граждан, эмансипацию женщин, самоуправление общин, за уничтожение бедности и моральное совершенствование. «Началу индивидуалистическому, – писал П. Леру, – противостоит начало общественное, социалистическое».

Понятие «коммунизм» появилось на несколько лет позже. В научный и политический оборот его ввели Этьен Кабе (1788–1856), французский революционер и публицист, историк и утопист, опубликовавший в 1840-м году сразу две книги: «как я стал коммунистом» и «Путешествие в Икарию» и Вильгельм Вейтлинг (1808–1871), немецкий рабочий, революционер и публицист, автор известных в свое время книг: «Человечество, каково оно есть и каким оно должно быть» (1858) и «Гарантии гармонии и свободы» (1842). О Кабе Маркс писал как о «самом популярном, хотя и самом поверхностном представителе коммунизма». Книги Вейтлинга Маркс и Энгельс называли «блестящим литературным дебютом немецких рабочих», положившим начало самостоятельному теоретическому движению немецкого пролетариата. Слово «коммунизм» происходило от латинского слова «communis» – общий, и выражало мысль не только об общественных или общих интересах, а об общности имущества и коллективной, совместной жизни людей. Социалисты настаивали на уважении общественных интересов и улучшении жизни социальных низов. Коммунисты были более радикальны, они требовали полного обобществления собственности, их целью было «полностью заменить старый общественный строй совершенно новым, где каждый трудится по своим способностям и потребляет, сколько может»^[24].

Это различие между понятиями «социализм» и «коммунизм» не казалось важным в XIX веке. Но в XX веке оно не раз становилось причиной ошибок и в теории, и на практике. В название СССР входило понятие «социалистический», но многие говорили о «коммунистическом режиме». Общественные науки не принадлежат к числу точных. Это не избавляет нас от необходимости более или менее точных определений. Философ А. Зиновьев говорил, что он собрал около ста определений социализма. Один из американских ученых писал, что в его коллекции имеется около четырехсот таких определений. Я собрал около пятидесяти определений социализма, с большей частью которых мне трудно согласиться. Есть много совершенно вздорных определений, которые придуманы специально для того, чтобы вызвать неприязнь к социализму или выразить какие-то собственные комплексы. Русский религиозный философ А. Лосев (1893–1988) определял социализм как «Соединение безбожного папства с безбожным экономизмом. Социализм – это один из мифов иудаизма, выражающих таинства каббалы и торжество Израиля. Веление каббалы таково, чтобы капитализм сменился социализмом, ибо социализм ближе выражает сущность каббалы, чем капитализм, хотя в целом и то и другое есть необходимые диалектические этапы исторического развертывания каббалы вообще»^[25]. Такой же экзотический характер имеют и суждения И. Шафаревича.

«Социализм, – по определению И. Шафаревича, – это один из аспектов стремления человечества к самоуничтожению, к Ничто, это проявление самоуничтожения в области организации общества»^[26]. В обоснование своего определения и понимания социализма, Игорь Шафаревич приводил не раз одну из песен времен Гражданской войны в России, в которой есть и такие слова:

 
Смело мы в бой пойдем
За власть Советов
И как один умрем
В борьбе за это!
 

Александр Зиновьев определял социализм как «общество, в котором все люди суть служащие государства»^[27]. Фактически он повторял здесь одно из определений В. И. Ленина, который писал, что при социализме «все граждане превращаются в служащих по найму у государства, каковым являются вооруженные рабочие. Все граждане становятся служащими и рабочими одного всенародного государственного синдиката»^[28]. Но у Ленина можно встретить и много других определений, например: «Социализм – это советская власть плюс электрификация всей страны», «Социализм – это строй цивилизованных кооператоров» и др. Очень многие авторы выдвигают на первый план в своих определениях гуманистический характер социализма – отсутствие любых форм угнетения и дискриминации, произвола и насилия, создание условий гармоничного развития всего общества и каждого из его членов, равноправие перед законом и т. п. Известный советский юрист Сергей Алексеев писал: «Социализм – это гуманный, демократический общественный строй, в котором в соответствии с социалистической идеей общечеловеческие ценности и достижения цивилизации поставлены на службу человеку и его высокому положению в обществе»^[29]. И Маркс и Энгельс считали главным признаком социализма господство общественной собственности на средства производства, полагая, что социализм является первой фазой бесклассового общества, или коммунизма. Большинство советских авторов также настаивали на том, что именно общественная собственность на средства производства – это «коренной и сущностный признак социализма»^[30].

Однако некоторые из авторов настаивали на важности развития при социализме кооперативной и групповой собственности и самоуправления. Один из немецких ученых и социал-демократов Томас Майер утверждал, что социализм как общественный строй «не определяется какими-либо институтами, формами собственности или планирования. Социализм – это целенаправленный процесс, идущий по принципам равной свободы в условиях солидарности»^[31].

Расходились в определении понятия «социализм» и словари, и энциклопедии. В Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона социализм определялся как «система народного хозяйства, при которой орудия производства, то есть земля и капитал (заводы, фабрики, железные дороги и проч.), являются общей собственностью всех трудящихся; труд и производство, а равно распределение продуктов труда организованы таким образом, что эксплуатация одних членов общества другими становится невозможной. Все трудящиеся при равных обязанностях облечены равными правами в пользовании плодами своего труда»^[32].

Самая первая из советских энциклопедий определяла социализм как «общественный строй, покоящийся на общественной собственности на средства производства, на организованном по плану общественном производстве и на отсутствии классов и эксплуатации»^[33].

В более поздних энциклопедиях в определение социализма включены не только указания на общественную собственность на средства производства как экономическую основу социализма, но и на «власть трудящихся масс при руководящей роли рабочего класса во главе с марксистско-ленинской партией»^[34] – как на политическую основу социализма.

Словарь по политэкономии давал несколько более содержательное определение социализма как «общественного строя, при котором целью и мерилом экономического и социального прогресса становится развитие человеческой личности, его становление связано с достижением высочайшего уровня производительных сил, утверждением всесторонней демократии. Историческое призвание социализма – освобождение человека от эксплуатации, всех форм угнетения. В основе экономического строя социализма лежит высокий уровень обобществления производства, преобладание общественной собственности в различных формах»^[35].

Американская энциклопедия давала следующее определение: «Социализм – это доктрина, провозглашающая общественную собственность или общественный контроль над основными средствами производства. Она ставит целью достичь более равного и эффективного распределения общественного богатства и большую степень экономического планирования, чем при капитализме»^[36].

Новая Британская энциклопедия разъясняла понятие социализма так: «Социализм – это система социальной организации, в которой частная собственность и распределение доходов находятся скорее под общественным контролем, чем «определяются индивидуумами, преследующими собственные интересы, или рыночными силами капитализма»^[37].

Лично я предпочел бы взять за основу определение социализма из Новой Британской энциклопедии, дополнив его тремя последними строчками из американского определения. С таким пониманием социализма могли бы согласиться все основные течения социалистической мысли, хотя сторонники разных направлений и толкований могли бы пополнить данное определение указанием и на какие-то иные и более конкретные признаки социализма.