Глава 8. Возвращение. Дракон
Новое утро пришло ко мне со старой знакомой горечью – уже который день после падения вертолета мне не хотелось просыпаться, не хотелось смотреть в глаза новому дню, не хотелось встречаться с тем, что случилось вчера, случилось по моей вине. Лежа с закрытыми глазами, я чувствовал, что ее нет рядом со мной, а мой слух говорил, что и в комнате она тоже отсутствует. Это немного облегчило мое пробуждение – меньше всего мне хотелось видеть ее.
Все тело болело – из-за тесноты на кровати ломило кости, затекли руки, вчерашний самогон обернулся легким похмельем, а неспокойный от угрызений совести сон давал общий фон слабости и бессилия. Я совершенно не чувствовал себя отдохнувшим.
«Уж лучше вообще не ложился бы вчера спать. Тьфу!» – мне было противно, тошно от себя, своей слабости.
Спустив ноги на пол и облокотившись на колени, я с силой сжал свою голову руками – не помогло, самочувствие осталось мерзким.
– Проснулся? – она вошла в дом. – С добрым утром! Голова болит? Недоспал или переспал? – выдала она очередную пошленькую шутку и сама улыбнулась ей.
В руках она держала горячий котелок, из которого пахло некачественной тушенкой – такой же, что мы ели вчера перед сном. Она уже оделась в чистое белье и, вероятно, выглядела скромно и аккуратно. Тем утром, однако, ее вид был мне противен, ее фигура казалась непропорциональной, ее лицо – подлым, одежда – безвкусной.
– Чего молчим? – нагнувшись, она уставилась мне прямо в глаза. – Да на тебе лица нет! Антоша, ты не заболел случаем?
– Все нормально, – я едва сдерживал желание нахамить ей.
Встав с кровати, я подошел к развешенной на противоположной стене одежде.
– Правда?
– Да!
– Ну-ка подожди! – задорно сказала она, сев за стол. – А может, ты переживаешь из-за вчера? Из-за того, что занимался со мной сексом? А?
Ее явно веселило происходящее, она чувствовала себя на коне, тогда как я полз на коленках. Если из меня эта ночь высосала остатки сил, то она, наоборот, ощущала прилив энергии, как вампир, напившийся моей крови.
«Стоит мне сейчас сорваться, показать глубину своих переживаний, и она потом постоянно будет поддевать меня, чувствуя свое превосходство и власть… А того и гляди решит, что этим можно меня шантажировать… Не дождешься, сука!»
– Возможно, – немного лениво и без единой нотки раздражения бросил я ей. – Секс-то был так себе… только силы потратил.
– Вах-вах-вах! Кто бы говорил! Сам вырубился через десять минут, а я же еще и крайней оказалась.
– Ничего не поделать, знаешь, – ухмыльнулся я, входя в образ подлеца, – у сильного всегда бессильный виноват! Да, без меня завтрак не начинай, я быстренько по нужде и зубы почищу.
Она проглотила наживку, по меньшей мере не почувствовала мою слабость, а значит, впоследствии не сможет беспардонно играть на ней, делая мне еще больнее и хуже. Выйдя из дома, я собрал во рту всю слюну и с силой сплюнул, как будто с этим плевком хотел избавиться от всей желчи и горечи, переполнявшей меня.
Забрав у хозяина часть сухарей и пару банок тушенки, мы покинули его жилище – такое радостное поначалу и такое горькое в послевкусии.
В разные стороны от дома уходили четыре тропинки. Одна – по которой мы сюда пришли, еще две вели к очередным тупикам, ловушкам и капканам, и только одна должна была привести нас к человеческому поселению, куда уходил и возвращался в этот дом охотник.
Выбрали наугад, а точнее, ту, на которой солнце светило нам в спину, не заставляя щуриться или закрываться от него рукой. Я пошел впереди, чтобы видеть ее как можно реже. То, что я не видел ее, не уберегало меня от того, чтобы слышать.
– Все ж я не пойму, Антон, – жаловалась она, – чем тебе не понравился вчерашний секс? Ну скажи! Или ты пошутил так? А?! Скажи, не молчи! Что было не так? У тебя же, наверное, было много женщин – ты симпатичный, видный, при деньгах…
Надо было что-то ответить, только я не знал, как сказать, чтобы и не обозлить ее, и не обрадовать.
– Да все путем, не переживай, – продолжал лгать я. – Может, устал, может, рука отвлекала, вот и смазались впечатления. Не обращай внимания, в общем.
Она успокоилась. Моя ложь опять сработала и была принята за чистую монету. Удивительно, с какой легкостью она готова была принять любое вранье, подходящее под стандартный шаблон поведения.
Дошли до развилки. И опять выбрали наугад. Около тропинки, по которой мы пришли на перепутье, я нарисовал домик, чтобы при случае мы смогли вернуться обратно.
– Почему мы свернули направо, а не налево? – спросила она.
– Не знаю, ты против?
– Нет, мне просто было интересно.
По сложившейся традиции она вновь всю дорогу щебетала, я отвечал, только когда она спрашивала меня, не с первого раза. Мой разум безжалостно возвращал меня во вчерашний вечер, корил, тыкал носом, упрекал. Ничто не могло сменить его гнев на милость, ничто не могло заставить простить себя.
– Антош, о чем ты все время думаешь? Я тебя уже третий раз спрашиваю!
– А… извини.
– Так о чем ты думаешь?
– О работе, – я выдал первое, что пришло на ум.
– О работе?
– Ага. Хоть я и потерялся в тайге, мои прогулы могут выйти мне боком, – продолжал сочинять я. – Скажут, завалил проект, передадут важные дела моим коллегам, в итоге я пролечу с повышением или чего хуже с бонусом.
– А большие у вас бонусы? – и глазом не моргнув, она опять съела мои байки.
Через пару часов вышли на новый перекресток и снова повернули направо. Дорога ушла вниз, и комариный гнус стаями закружил вокруг наших тел.
– Слушай, а как здорово, что в доме была отрава от комаров! – радовалась она.
– Угу.
Вскоре дорога кончилась, и нам пришлось вернуться к развилке с уже нарисованным мной домиком. Пройдя еще с полчаса и изрядно устав от бесплодных поисков, мы решили перекусить одной из захваченных банок тушенки. Испытывая необъяснимую брезгливость совместной трапезы, я предложил ей первой съесть свою половину. Она согласилась.
– Как выберемся, – говорила она, пережевывая куски говядины, – дашь мне свой телефон или электронку?
– Зачем? – я почуял неладное.
– Ну, было бы интересно пообщаться потом, обсудить пережитое, может, встретиться.
– Да не вопрос, – я опять обманул ее, про себя решив ни при каких обстоятельствах не давать ей свои контакты.
– Заметано! На, держи, – она передала мне консервы. – Отойду на минутку.
– Ага.
Когда она ушла, я старательно вытер вилку сначала о какой-то лопух, затем о край рубахи. Медленно поглощая холодную тушенку, я размышлял о возможных последствиях, очень неприятных, которые мог себе вчера создать. На душе было совсем не спокойно.
Из горьких размышлений меня вырвал громкий короткий крик, крик испуга, раздавшийся с той стороны леса, куда она ушла. Я неспешно отставил банку в сторону и медленно направился к источнику крика.
«Наверное, упала, или какая-нибудь птичка какнула ей на голову», – догадывался я.
Действительность оказалась иной – пройдя шагов десять вниз по склону, я увидел большую яму, по краям заретушированную ветвями деревьев. Подойдя к краю, мне открылась ужасная картина – на дне лежала она, как бабочка, насаженная на острые колья. Все тело было залито кровью, один из кольев прошел прямо через шею.
С минуту я просто смотрел на нее, не зная, что делать и о чем думать.
– И какой балбес нарыл здесь эту ловушку? Даже если бы туда попал медведь – что бы он с ним делал? Даже вытащить бы не смог его… Какая глупость!
Четвертая смерть за последние четыре дня не произвела на меня впечатления. Ни страха, ни жалости, ни досады – ничего этого я не почувствовал. Где-то в закоулках души я нашел, что даже немного рад случившемуся. «Теперь нет угроз, нет раздражения от ее разговоров, нет этого живого напоминания».
– Прощай, Инга, – прошептал я, сидя на корточках у края ямы. – Я совсем не желал тебе смерти, хоть и чувствую сейчас облегчение.
Перед тем как уйти, я перекрестил ее тело, как если бы был христианином, а после вернулся на дорожку. Доел оставленную тушенку, немного потолковал сам с собой о скоротечности жизни и продолжил поиски, теперь уже в одиночку. Поначалу казалось, что одному идти проще, затем стало скучно, неуютно.
«Интересно, как там дела у Насти, нашей «снежной королевы»? – спрашивал я себя. – Может, нашла выход уже… Никак не возьму на ум все же, с чего она тогда ушла?»
За три или четыре часа быстрого хода я раскрыл всю сеть тропинок, идущую от выбранной с утра ветки. Ни одно из ответвлений в итоге не привело меня к людям. Попеняв на капризную удачу, мне пришлось возвращаться к дому охотника.
Около его жилища меня ждал сюрприз – на крылечке около дверей сидел старый знакомый – мой сосед по вертолету и мой напарник по караулу в первую после катастрофы ночь. Петька сидел, поджав ноги к груди и обхватив руками ступни, его взгляд зацепился за что-то впереди, так что он даже не обратил внимания на мое появление.
– Привет! – поздоровался я.
– Приве-е-е-т! – по-наркомански протянул он, так и не повернувшись ко мне.
В его растрепанных волосах застряли колючки какого-то репейника, грязная засаленная рубаха покрылась пятнами крови, брюки местами порвались. Кожа на руках покрылась мелкими красными точками – комариными укусами, кое-где он расчесал их в кровь.
– Плохо выглядишь, Петр!
Он встрепенулся, отскочил от меня на метр и принял звериную стойку – ноги напряжены, как у бегуна на старте, руки уперты в землю, взгляд исподлобья. Не хватало только оскала.
– Ты откуда знаешь это имя? – злобно процедил он.
– Петь, хорош дурака валять, – я сел на крыльцо, где еще минуту назад сидел он. – Лучше расскажи, как ты здесь оказался.
– Ш-ш-ш! – он зашипел на меня, как змея, не меняя боевой стойки. – Не знаю, откуда ты знаешь мое прежнее имя… Только теперь я не Петр, я дракон! – он оскалился.
Мне стоило подумать, что Петя продолжает дурачиться, если бы не его взгляд – в нем не было ни грамма усмешки, ни капли ребячества. Напротив, его лицо переполняли серьезность, страх, злость.
Начиная понимать, что на самом деле происходит, я подошел к нему вплотную, чтобы убедиться в своих догадках. Взяв его за плечи, я заглянул ему в глаза.
– Не тронь дракона! – он отбросил мои руки и вновь отскочил назад. – Не то я испепелю тебя своим пламенем!
– Хорошо, хорошо, я все понял, – я отошел на пару шагов назад. – Был неосторожен, прости… Есть хочешь, дракон?
– Хочу!
– Ну тогда пошли в дом, там еда есть. Только чур там с огнем не шалить, лады?
– Так и быть!
Зашли внутрь. Я посадил «дракона» на единственный стул, а сам сел на сундук, предварительно достав из него тушенку, сухари и самогон. Пока я готовил, глаза того, кто был раньше Петькой, бегали из стороны в сторону, видимо, не находя объяснений и названий забытым образам вещей.
Он жадно поглощал мясо и сухари, запивая их самогоном, как обычной водой. Как пользоваться вилкой он все еще помнил и за короткое время опустошил две банки консервов из хозяйских запасов. Сначала он ел молча, но ближе к концу своей трапезы удостоил меня разговора.
– Ты сам-то кто будешь?
– Я Антон.
– Хм… Никогда не слышал… Хотя нет, что-то припоминаю! – он залпом выпил остатки самогона и поставил стакан около меня, намекая на необходимость добавки.
– Ясно. Так ты не помнишь, как попал сюда?
– Подожди! – его как будто озарило, и он замер в восхищении от этого озарения. – Подожди-ка, подожди!
Я замолчал, а он в ошеломлении закрыл свой рот рукой. Его взгляд перестал блуждать. Он не двигался, я ждал, а после он медленно повернул ко мне свои полные ужаса и слез глаза.
– Антон… – медленно выдавил он, все еще прикрывая рот рукой. – Я все вспомнил, Антон, – он ослабил руку, и вилка упала на массивный деревянный стол. – Налей мне еще, пожалуйста.
– Ты уже не дракон? – я наполнил стакан.
– Да какой там, – он слегка улыбнулся, затем зажмурил глаза и закрыл их ладонями.
Не знаю, как это возможно и возможно ли вообще, но тогда память и рассудок вернулись к нему. То ли помог алкоголь, то ли человеческое общество, но он начал вспоминать, и от этих воспоминаний ему становилось больно, горестно. Он плакал почти не останавливаясь, плакал как мужчина, без всхлипов и рыданий, слезы просто продолжали течь.
– Расскажешь? Что случилось?
– Да, расскажу… – от прежней бравады мальчика-мажора не осталось и следа. – Сейчас…
Он замолчал, а я напрягся, как бы рассудок вновь не покинул его.
– Когда появился медведь, мы побежали. Я бросил свой рюкзак на поляне… Просто бежал… Я видел, как Степан выстрелил медведю в морду… Он закричал «В рассыпную!», но я рванул за ним. Когда я догнал его, мы уже были глубоко в лесу… Вскоре нас догнала эта ведьма – Настя!
Петька нахмурился и отхлебнул еще. Теперь он уже чувствовал крепкий вкус самогона, а потому по-человечески морщился, закусывал.
– Ну? – заинтересованно торопил я.
– Ну вот… Степан очень обрадовался ее появлению. Кобель! Он все время крутился вокруг нее… комплименты говорил. Та не реагировала, молчала… Потом Степан совсем обнаглел. Отправил меня «погулять»!.. Говорит, «чтобы полчаса тебя здесь не было!»… Пригрозил мне, я уступил.
– Фига! Неужели настолько крышу сорвало? – употребил я не самые подходящие для текущей ситуации слова.
– Да хер знает! Он говорил мне, еще раньше, что взял ее на рейс бесплатно. Она попросилась, а он взял… Надеялся, что натурой заплатит, – он злобно усмехнулся.
– Чего дальше-то?
– Дальше я оставил их… А на самом деле спрятался в кустах. Думал, посмотрю, что у этой деревенщины получится.
– Ну и?
– Сначала он пытался уболтать ее, что-то шептал, в любви признавался… Она послала его. Тогда Степан разозлился, ударил ее, повалил на землю, начал лапать.
– А она?
– Она?! – Петька опять усмехнулся и снова отхлебнул горькой. – Сначала она обняла его, а потом вытащила из рукава какую-то спицу и воткнула прямо в спину… Спихнула его с себя, вытерла спицу об его одежду и как ни в чем не бывало направилась в мою сторону, – его тело передернуло. – Она чудовище, реальный монстр!
Испугавшись, что Настя идет по его душу, Петька со всех ног рванул от нее, почти как от медведя. Оставшись один, он претерпел все тяготы, что выпали и на нашу долю – жажда, голод, комары. Как и Инга, он не удержался от дикой ягоды и долго мучился животом. По его словам, он даже встретил волка, но тот не напал на него.
– Я думал, мне пипец! А потом, через несколько дней, наверное, вышел на поляну, где нашел Сергеича и Андрея… уже мертвых. Так вроде их звали?
– Ага, – я раздумывал, следует ли говорить пробудившемуся «дракону» свою часть правды. – Странно, как в огромной тайге ты смог найти их. Как иглу в стоге сена!
– Возможно… Я просто следовал словам Степана, что он видел деревню на юго-востоке. Может, и они тоже.
– Так что дальше?
– Дальше… – он закрыл лицо ладонями, зажмурился, собираясь с силами, чтобы продолжить. – Они уже воняли… Но я так хотел жрать, что меня это не остановило. Я съел их мясо. Антон, я людоед! – он опустошил стакан и снова поставил около меня.
Набравшись отваги, он посмотрел мне в глаза.
– Презираешь меня?
– Нет, – соврал я.
– А я презираю… Сильно презираю, – он крепко стиснул зубы. – Налей мне еще!
С того дня он основательно двинулся рассудком и уже плохо помнил произошедшее. Он потерял счет времени и плохо понимал, что делает, почему и кто он. Бедный Петька даже не помнил, как выживал после – чем питался, что пил, как выбирал свой путь. Видимо, судьба, а может, очередное невероятное совпадение привело его туда же, куда мы с Ингой пришли целенаправленно.
– Хочу спать… Устал очень, – сказал он, завершив рассказ. – Ты не против?
– Конечно, давай. Может, помоешься? Около дома пруд есть.
– В жопу!
Затушив свечу, я оставил Петьку засыпать, а сам вышел на улицу. Уже стемнело, лес почернел, став в три раза более дремучим. Тишина заполнила все пространство вокруг меня, насквозь пропитав собой свежий холодный воздух. Тайга могла быть прекрасной, если бы не была такой пугающей и беспощадной.
Сполна насладиться тишиной не дали вездесущие комары – они слетелись на меня, как мухи на варенье, но едкий запах аэрозоли не позволял им приземлиться для нанесения завершающего удара. Наматывая около меня круги, своим писком они испортили всю прелесть умиротворения засыпающего леса.
Петькин рассказ, его безумие позволили мне в тот вечер полностью забыть о проблемах собственных – из всех них я помнил только о руке, которая без регулярных перевязок стала ныть сильнее. Мысленно я перебирал все услышанное, придумывал образы разыгравшихся событий… Удивлялся цепочке событий, благодаря которой в бескрайнем лесу повстречал практически всех своих попутчиков по рейсу и проследил их судьбу.
Неизвестность окружала только образ Насти, хладнокровной убийцы двух человек, моей спасительницы, той, что презирает все слабости и эмоции. Однако что-то подсказывало мне, что я еще обязательно увижу ее.
Глава 9. Исход. Я
Мелкий дождь моросил в окно, оставляя на нем мизерные капельки влаги, настолько маленькие, что даже закон тяготения был не властен над ними. Облака плотно затянули небо, не подпуская нас к светилу, а его теплые лучики – к нам. День обещал быть дождливым и мрачным.
Мы сидели за столом и молча завтракали – все той же тушенкой и сухарями, запасы которых уже были на исходе. Этим утром мой спутник вновь проснулся драконом, чтобы уже никогда не возвращаться к своей прежней инкарнации. А потому мы молчали – какой смысл разговаривать с драконом?
Закончив с едой, я написал записку хозяину дома – указал в ней свой мобильный, электронную почту и московский адрес. В письме я принес ему свои благодарность и извинения, а также выразил готовность возместить расходы и неудобства, которые могли быть связаны с нашим пребыванием в его жилище.
– Ну что, дракон, пойдем? Надо выбираться отсюда.
– Пошли! – как знак готовности он сильно ударил кулаком по столу.
Поначалу я пустил его вперед, но вскоре он стал сильно раздражать меня своей глупостью – временами он прыгал в кусты, принимал боевую стойку, что-то вынюхивал, как собака, срывался на хохот, нес какую-то несвязную чушь. Поэтому я попросил его идти за мной, так как «лучше знаю эти места».
Рядом с этим животным в человеческом обличии ко мне пришло внутреннее спокойствие, рассудительность, куда-то исчезли суета и нетерпение последних дней. Вопрос «почему», почему так вышло и почему на моей душе так погано, занимал меня все больше и все сильнее.
«Упал вертолет – случайность, конечно… Непредсказуемая случайность, стоившая жизни Марго, толстой тетке-интеллектуалке, с которой я вел светскую беседу, играя в сыщика. Грызня, борьба за власть пилота и пухляка… Несмотря на все это, мы действовали верно. А потом был наш с Петькой караул…»
Воспоминания об улетевшем самолете, упущенной помощи разбудили было заснувшее во мне чувство вины.
«Не засни мы с ним тогда, ничего бы этого не случилось. Куча людей остались бы живы, а Петька бы до сих пор был человеком, пусть и дерьмовеньким… Почему сон сломил меня, сломил в самый неподходящий момент? Это был первый раз, когда мое тело подвело меня… к сожалению, не последний».
Мы подошли к развилке, на которой я уже по привычке присел, чтобы начертить домик. Шедший позади меня спутник оказался не готов к этому и сходу врезался мне в спину, споткнулся и злобно зашипел.
– Извини, – упредил я его гнев, – мне нужно было остановиться.
«Потом был медведь, в морду которому пилот выпустил нашу главную надежду. И был страх, животный ужас, который чуть не погубил меня прямо там. О чем я думал тогда? Будем считать два, хотя все и обошлось. Не будь ее рядом…»
Начался крутой подъем, для преодоления которого мне пришлось отбросить грустные мысли. Почва намокла, в результате чего мои туфли сильно проскальзывали. Если бы не корни деревьев, проросшие поперек тропинки, мне пришлось бы совсем тяжко. Упав лишь пару раз и сильно запыхавшись, на вершине я смог вернуться к своим мыслям.
«Потом вахтовики – двое беспредельщиков, решивших поиграть в жестокость, – меня бросило в дрожь от одной мысли о них. – Но я-то тоже выдал… Сорвался, в гневе напал на них, придурок! И зачем? Разве у меня не было плана, отличного плана, при котором все можно было сделать без риска? И ведь опять какой-то животный инстинкт, тупая ярость, застлавшая мне разум. Я ведь был сам не свой… Чуть не умер сам, сжег руку», – я посмотрел на свою грязную перевязку.
Сегодня ожог продолжал ныть, изредка выдавая болевые прострелы.
«Еще неясно, чем оно мне обернется. Только на авось теперь и надеяться… А еще благодаря своей ярости я стал убийцей. В том состоянии я и второго мог легко замочить… Отнял чужую жизнь, взял грех на душу, совершил преступление, за которое положено лет пять, наверное, – холодок опять пробежал по моей спине. – И что я буду говорить полиции, как оправдываться?»
Мне показалось, что вдалеке раздался выстрел, однако будучи погруженным в тяжелые размышления, я не был уверен в том, что это действительно был выстрел.
– Ты слышал? – обратился я к «дракону».
– Чего?
– Выстрел.
– Нет. Я слышал только голос ветра и плач моих врагов! – выпалил он и грозно нахмурил брови.
– Ясно.
«Дальше. Дальше мы целый день брели втроем – я, Инга и Настя. Тогда я по-настоящему узнал, что такое жажда и что такое голод. Уже готов был жрать дикую ягоду, даже подумывал о том ужасном и недопустимом, что в итоге сделал Петька… Мой организм тогда диктовал свои условия… Я был как в тумане, пока не утолил свою жажду. Потом от усталости я был готов все бросить и сдаться… Где был мой разум, моя рациональность?»
Прогремел еще один выстрел, и на этот раз я отчетливо услышал его. Я не думал, кто стреляет – охотники или кто-то балуется, шмаляя по жестяным банкам. Главное, что люди близко, а выбранное нами направление – наверняка верное. Нам бы следовало ускорить шаг, чтобы не разминуться с ними, однако я не сделал этого, так как хотел довести свои мысли хотя бы до промежуточных выводов.
«А потом случилось главное предательство. Мое тело предало меня с потрохами, а я – мою Иришку… До сих пор тошно».
Вновь раздался выстрел, за ним еще один, потом последовала автоматная очередь. Кто-то громогласно кричал. Обернувшись, я нашел своего спутника в глубоком испуге – он почти припал к земле, шипел и медленно пятился в кусты.
– Не бойся! – успокоил я его. – Нам ничего не грозит.
Он не слушался, отказываясь сдвинуться с места, рычал. Новые выстрелы еще больше пугали его, заставляя дергаться на каждый новый оружейный залп. Мне пришлось взять его за руку, чтобы принудить к движению:
– Дракон, доверься мне! Помнишь, я кормил тебя вчера и сегодня? Я не сделаю тебе дурного, понимаешь?
Не знаю, какие струнки его больного сознания я задел, но в итоге он сдался моим уговорам, и мы смогли пойти дальше. Выстрелы и крики становились ближе, лес начинал редеть, и вскоре мы вышли на открытый простор. Источником шума оказался небольшой военный полигон, где солдаты тренировались в стрельбе – горстка людей в форме, три военных грузовика и ряд мишеней.
Все было кончено, мы наконец спаслись.
Встретивший нас сержант крайне удивился нашему появлению и еще больше – моему пояснению относительно многодневных хождений по тайге. Думаю, он сначала не поверил нам, учитывая выраженно идиотское поведение моего спутника. Однако когда я сказал ему про крушение вертолета, назвал номер борта и дату катастрофы, тот быстро побежал за главным, приказав остальным «позаботиться о нас».
Через минуту он вернулся с подполковником, который минут на двадцать учинил мне допрос. Удовлетворенный полученными ответами, он по-отечески хлопнул меня по плечу:
– Держись, сынок, все позади! Сейчас я позову врача, он осмотрит твою рану.
Прибежал врач с чемоданчиком, снял бинты, обработал ожог каким-то аэрозолем. Во время процедур боль насквозь пронизывала меня, я едва не потерял сознание.
– Каков вердикт, доктор?
– Говенный вердикт. Начался некроз тканей. Короче, если хирурги не справятся, кисть могут ампутировать. Да ты сильно не бойся! Я ж сказал «если»! – он засмеялся, находя в своих словах что-то смешное.
После общения по рации с командованием подполковник распорядился срочно доставить нас в военную часть, куда уже направлялся вертолет со спасателями. Нам выделили один из трех грузовиков, который и должен был «домчать нас до места». Провожающие солдаты окружили нас, задавая досужие вопросы, рожденные простым человеческим любопытством.
Когда нам скомандовали залезать в кузов, я обратился к их командиру:
– Товарищ подполковник, можно обратиться? – я не служил в армии, но знал, что военные очень любят, когда гражданские обращаются к ним по званию.
– Говори, сынок.
– Не знаете, не находилась ли девушка, она была с нами на рейсе?.. Такая худенькая, с серыми волосами. Она единственная, кто кроме нас мог выжить.
– Нет, сынок, никого кроме вас не было. Расскажи все спасателям, и они найдут ее, будь покоен. Афанасий, езжайте уже! – крикнул он шоферу.
Сидя в кузове военного грузовика, я смотрел на убегающий от меня пейзаж, отдаляющийся лес, из которого мы вышли сегодня, высоко поднимающуюся от колес дорожную пыль. Афанасий вел лихо, не жалея машины, так что мы подпрыгивали на каждом ухабе, едва удерживаясь на деревянных скамейках. Только когда выехали на относительно ровную грунтовку, я смог вернуться к своим размышлениям.
«Надо же! Еще неделю назад я жил полной жизнью, искренне думая, что я – человек, созданный по образу и подобию… Как же я заблуждался…
Я не человек, я животное! Мой недолгий таежный опыт буквально кричит об этом.
Из-за этого вся моя разумная, рационально выверенная и счастливая жизнь катится сейчас под откос. Мне отрежут руку, возможно, посадят за убийство. Моя совесть сожрет меня изнутри… Не знаю, что будет с моей семьей и нашими отношениями, которые я до этого считал безупречными, но уже никогда не будет так же прекрасно, как было.
Мое тело – как монстр, который вроде бы беспрекословно слушается тебя… но только до поры до времени, а потом вдруг просыпается и берет над тобой полный контроль.
Хотя если подумать, животное постоянно живет и бодрствует в каждом из нас. Этот монстр, этот зверь внутри нас любит веселиться, вкусно покушать, трахаться, валяться на солнышке, кайфовать и бездельничать. Чем не собака или кошка? Он определяет наши мотивы, желания и даже жизненные установки. Человек! Только звучит гордо… Даже желание быть любимым – тоже вполне по-собачьи.
Алкоголь, изысканная еда, секс, наркотики, адреналин… Жизнь, движимая гормонами, инстинктами и побуждениями тела. Разве так должен жить человек, созданный по образу и подобию Божьему? Разве не приносят эти побуждения нам в итоге страдания и несчастья? Похоть разрушает наши семьи, адреналин делает нас калеками, наслаждение едой – обжорами, наркотики превращают нас в овощи.
Мы так привыкли к этим телесным слабостям, что считаем их неотъемлемой частью человеческого. Многие из них даже становятся культом, индустрией – вкусная кухня, сексуальные утехи, экстремальный спорт… Подчиниться своему телу, поддаться его искушению – уже вовсе не постыдно и вполне оправданно в глазах других.
Слабыми эти монстры овладевают с ранних лет – как Ингой, Петром и целым рядом моих знакомых… Но много ли среди нас сильных?»
При этой обреченной мысли перед глазами возник образ Насти – «молодой охотницы», «снежной королевы», чудовища, как назвал ее Петька. Усмехнувшись, я на минуту отвлекся и вновь вернулся к созерцанию – ровным косяком птицы рассекали необъятное небо, слегка трепля прически деревянных, одетых в зеленую хвою великанов.
«А может, на самом деле все наоборот, и настоящие монстры – это мы сами?! С самого рождения вселяемся в человеческие тела и затем всю жизнь подавляем ту истинную животную сущность, которая была в этих телах от природы. Мучим их под грузом культуры, морали и нравственности… Насаждаем, что нельзя чавкать, нельзя брать чужое и бить слабых.
Ища гармонии, принимаем религиозные обеты и правила, подвергая тела голоду, воздержанию и иным «испытаниям верой». Не спим ночами, истощаем работой, тащим их на войну, защищая свои эфемерные идеалы, мечты и фантазии.
Разочаровавшись же в жизни, заблудившись – забываем о них, как о провинившейся собаке – кормим отбросами, оплываем жиром, держим в грязи, травим дешевым спиртом, терпим болезни и хвори. Плачем, что тело – это клетка, а совсем не источник нашей жизни, существования и индивидуальности.
Тупые неблагодарные монстры! Неудивительно, что истинные хозяева наших тел сопротивляются, борются с властью сознания над ними… и нередко преуспевают в этом, заставляя нас думать и действовать по своей прихоти и желанию.
Как будто в нас два мозга, два существа, два сознания, одно из которых зачастую даже не помнит о существовании второго. Они не умеют говорить на одном языке, не умеют договариваться, а могут лишь приказывать и восставать, повелевать и подчиняться. В искрах этой борьбы обычно рождаются уроды, но иногда и удивительные по красоте вещи – искусство, музыка, любовь…
И все же, как бы мы ни были несправедливы к своему телу, нам, монстрам, надо постоянно держать ухо востро и помнить, что главные здесь – именно мы».