Шутка

Глава 2

Дерево

Меня пригласили сесть внутри. Голос послышался откуда-то сверху, эхо отразилось от пола и прыгнуло снова наверх.

«Но сначала оденься».

Я накинул рясу через голову. Её мягкое прикосновение чуть не усыпило. Такое нежное одеяние, будто объятие матери. Ряса доставала до самого пола, но при этом её подол всегда оставался чистым.

«Отодвинь штору и зайди внутрь. Жди».

От второй фразы я вздрогнул, был занят разглядыванием новой одежды. Подошёл к исповедальне, она метра на два или три выше моей макушки. Тёмно-бордовая штора на свету отливает красным, словно уходящее солнце. Она оказалась тяжелее, чем я думал, и мне пришлось применить дополнительные силы, чтобы отодвинуть штору и войти. Там одинокое сидение, обычная лавка обычной высоты. Я сел, ряса приятно подогнулась подо мной, и я ощутил всем телом странное успокоение. Слева от меня сетка, закрытая с той стороны задвижкой, а за задвижкой никого.

«Есть тут кто-нибудь?»

Ответа не последовало.

Надо мной высоченный купол исповедальни. На самой верхушке висит кадило, от которого идут приятные дуновения. Настойчиво пахнет ладаном, хотя его вкус на языке и над губами я не ощущал уже очень давно и почти забыл, каков он.

Уже долго сижу, не менее получаса, но вокруг полная тишина. Стены будто начали сужаться, но это ощущение не привносило беспокойства в мою голову. Тянет в сон и одновременно я бодр, как не был никогда. Впервые с момента появления в этом месте мне кажется, что всё наладится, хоть и я не вижу предпосылок к этому. Знакомое чувство, всё это уже было…

Я плевать хотел, что происходит с нами. Знаешь, мне похуй.

Мы оба знаем, что завтра сделаем вид, что ничего не произошло. Я подойду к тебе, а ты будешь стоять, отвернув голову в сторону. Детские обиды. Ну да, куда уж без них. И на смертном одре тоже будем капризничать. Так уж получилось, такими родились. Я попробую тебя обнять, но ты отдёрнешь мои руки и хмыкнешь, но при этом не отойдёшь. Ты будешь стоять прямо здесь, передо мной. Будешь ждать, и мы оба знаем, чего. Я попробую ещё раз – подниму руки, чтобы прикоснуться. В этот раз ты утонешь в моих объятиях, тихо заплачешь мне на одежду. Я не услышу этого, лишь почувствую, как тяжёлые капли впитываются кофтой. Ты прижмёшься ещё сильнее, тебе будет чуточку стыдно за эти слёзы. Мы обижаемся как дети, будучи взрослыми людьми, но вот плакать будто целое унижение. Ты простишь меня? И я тебя прощаю.

Смотри, всё не так плохо, и мы сделали это ещё раз. Не важно, что было вчера. Это уже прошло. Немного поболит, но мы уже привыкли. Верно? Всё это так знакомо, всё это уже было…

– Ты что-то хотел спросить? – послышался мужской голос по ту сторону створки. Глубокий, бьющий басом по стенам. Я не вздрогнул, но от удивления на сердце похолодело. Повернул лицо, заслонка всё так же не позволяет различить собеседника.

– Я… не знаю. – Даже не соврал.

Прозвучал глубокий вдох и разочарованный, до жути уставший выдох.

– Тогда зачем ты здесь? Меня позвали, сказали, что ждут. Я спустился, как только смог. И по какому поводу, ответишь ли ты?

– Нет.

Я вновь был честен с неизвестным мне человеком и в первую очередь с собой.

– Хорошо, тогда поступим по старинке. Как думаешь, это будет правильно?

– Да. – Я не знал, о чём речь, но был заинтересован. Думаю, что сделаю верный выбор, если поговорю с незнакомцем по ту сторону.

– Ты записывал что-нибудь? – с надеждой прозвучал величественный голос.

– Нет.

– Плохо. Тогда сделаем так – я задам вопрос. Ты сразу поймёшь, что от тебя требуется. Загвоздка лишь в том, что должен был начать ты, но ведь не зря я здесь. Сделаем всё побыстрее, договорились?

– Договорились.

Задвижка открылась. Я ощутил холод, идущий оттуда.

– Ты согрешил, сын мой?

Несмотря на пропавшую перегородку между нами, голос этот спустился сверху, как запах ладана, под рясой будто забегали муравьи прямо по голой коже. Какое-то странное благоговение и примитивный страх окутали с пят до головы.

– Не знаю. – Стыдливо произнёс я. Мне хотелось дать твёрдый ответ, но что могу сделать, если не помню ничего? До сих пор, даже ни намёка.

Задвижка закрылась, стало грустно. Внутри что-то обрушилось, на меня будто возлагали надежды, а я ни в коем разе их не оправдал.

«Простите меня».

Ответа нет. Я опустил голову, упёршись подбородком в грудь. По щекам потекли горькие слёзы, плечи затряслись. Заслонка открылась вновь.

– Ты не знаешь, как ты здесь оказался и за что?

– Нет, в смысле, да… вообще ничего не помню. – Я подавил всхлип, и попытался заговорить. – Даже не знаю, где нахожусь.

– Тогда нам с тобой ещё рано встречаться, но это не твоя вина. Скоро время придёт. Я покину тебя, но, надеюсь, не навсегда. Теперь это зависит от воли судьбы.

Перегородка медленно закрылась, и я не знал наверняка, но понял, что соседняя кабинка опустела. Это внутреннее ощущение на границе логики и интуиции. Смог бы я дышать на луне? Вряд ли, если верить книгам и кино, но ведь лично не проверял?

Я ощущал себя покинутым, неимоверное чувство опустошения. Из меня будто высосали саму жизнь, и даже кожа стала серой. Я посмотрел на свои ладони, они грязные. Чёрные полосы забили изгибы ладони, но кожа того же цвета, что и была всегда, а руки всё равно будто не мои. Словно наблюдаю из чужого тела, которое мне не принадлежит, но при этом тяготит осознание, что моего тела и не существует вовсе.

Я остался сидеть в кабинке, изо рта начал идти пар, заметно похолодало. Иней покрывал поверхности изнутри. Я заметил бабочку, сидящую прямо напротив меня. Она зацепилась за штору, примёрзла к ней. Я хотел протянуть руку, чтобы спрятать её и согреть, но лишь только приблизил кончики пальцев к тонким крыльям ярко-голубого цвета, как бабочка осыпалась маленькими светящимися осколками прямо мне под ноги.

Извини.

Мою голову заполняет звук ломающихся веток. Деревянные стены исповедальни трещат и расходятся. Купол скрутился в спираль, от чего вертикальные грани начали подниматься и исчезать прямо надо мной в водовороте.

Смотри. Это дерево. Оно может жить без тебя, ты ему не нужен, как и дерево не нужно тебе. Но оно может принести плоды, какие хочешь. Оно способно породить другие деревья, а ты в свою очередь можешь ему помочь. Как? Не мешать!

Я сидел на скамейке. Надо мной горел факел, держащийся ни за что. На лбу испарина, а губы трясутся. Голос в голове принимается настойчиво рваться наружу.

Полей его, оно скажет «спасибо». Спили ветку и увидишь гнилое яблоко, или не получишь ничего, но уже не тебе решать. Ты не влияешь на его решения, оно переживёт тебя на сотни лет. Ты можешь срубить дерево, но его плоды вырастут в новое растение. Тебе его не искоренить.

Кто здесь?

Оно обладает таким могуществом, что твой разум просто не может его осознать. Оно находится над тобой, находится вне твоего понимания. Ты и не должен понимать – ты должен знать! Дерево одарит тебя, если ты будешь в него просто верить, но для дерева ничего не изменится, если твоя вера погаснет или вообще не появится на свет. Оно лишь посмотрит на тебя с высоты птичьего полёта. Шёпот листьев подскажет, что оно может с тобой говорить, но услышишь ли ты? Кто знает? Не всякий, кто слышит – слушает.

Я знаю, о чем вы.

И всегда знал. Встань, впереди ещё есть дела. Поблагодари дерево, коснись его коры и поклонись в корни. Вот тебе яблоко. Хороший мальчик.

Я встал. Но что делать дальше, так и не понял. Тут огромные тяжёлые двери вновь заскрипели.

Вопрос

Из темноты, в сопровождении хлопающих звуков босой ходьбы, ко мне подбежала гигантесса. Казалось, она стала ещё больше, чем была несколько минут назад. Сквозь её накидку просвечивали дряблые складки жира, трясущиеся при каждом шаге. Её тело напоминало чуть разбушевавшуюся гладь моря, а в глазах стоял вопрос. Она была зла на меня, даже обижена до глубины своего необъятного нутра. Слёзы до сих пор катились из глаз по рябым щекам, заплывшим синяками.

– Забирай и убирайся от сюда! – крикнула она, кинув мне прямо в лицо часы. Еле поймал их, схватив с четвёртой попытки почти у самого пола. Потерял их где-то или забыл. Или их взяли, когда собирались меня кастрировать.

– Хорошо.

– Хорошо? Хорошо?! – она перешла почти на фальцет, от чего дополнительные подбородки начали резонировать с истошным воплем. – Да ничего здесь, сука, хорошего нет! Зачем ты пришёл? Нечего тебе здесь делать! Он так мне сказал!

– Кто Он? – спросил я, будто подловил на чём-то.

Лицо толстухи превратилось в одно красное пятно. Из носа даже потекла кровь, тонкая струйка спустилась к ложбинке подбородка и мелко закапала на обвисшую грудь, находившуюся прямо надо мной. Если бы не длина её сисек, то кровь точно оказалась бы на моём лице.

– Ты знаешь! – Отрезала она. – Забирай часы и уходи.

Я стоял с тупым выражением. Багровость её лица стала пропадать, а вместе с ней и сама толстуха заметно уменьшилась. Теперь она не высилась надо мной с разрывом в несколько голов, и наши взгляды почти на одном уровне. Её притягательные губы всего в нескольких сантиметрах от моих, она прикусила нижнюю и отвела взгляд. Мне стало тошно, неприятно. Я всё равно видел, что за её покусываниями стоит что-то жуткое. Уверен, она представляет, как жуёт моё бедро или то, что болтается там же.

– Я пойду?

– Выход в той стороне. – Она указала за мою спину. Подумал сначала, что гигантесса захотела обнять меня. Я обернулся, и моя шея звонко хрустнула. Там засветилась ещё одна дверь с витражным стеклом, на котором изображён голубь.

Я кивнул женщине. Точно сам не понял, что вложил в этот жест. Я благодарен ей? Я рад проститься с ней на добром слове? Чёрт его знает. Она посмотрела мне прямо в глаза, а я отвернулся и ушёл, у самой двери остановившись и взглянув на часы. Стрелки, вроде бы, на том же месте, как когда я их впервые получил. Пыль под стеклом мешала двигаться, и механизмы бились в странных конвульсиях, силясь сместиться хоть на миллиметр. Единственное, что изменилось, это трещина. Маленькая трещина на стекле у верхнего изгиба циферблата. Она почти незаметна, но вот на ощупь ощущается очень даже явно.

По шее прошёл холодок. Женщина будто стоит и дышит мне прямо в затылок. Она и правда никуда не ушла, стоит там же. Между нами около двадцати шагов, я не хочу сокращать их число. Надеюсь, она тоже. Я медленно, будто опасаясь, что ручка двери раскалена до тысячи градусов, приложил свою ладонь, повернул, дверь неохотно скрипнула и поддалась движению. Из маленького сквозняка узнал одно – там дальше холодно, а я в одной рясе. Что я могу изменить? Сейчас ничего. Но я всё равно стоял, хоть и понимал, что иного пути нет, только за дверь. Прошлое уже проводило, хоть и пыталось странными способами приманить. Я прижался лбом к витражному голубю, оба его глаза похожи на лягушачьи. Он своими тупыми зенками осматривал меня и то, во что я одет. Голубиные-лягушачьи глупые глаза осуждали, хотя какое мне дело до странной птицы на стекле? Но я всё равно лбом чувствовал чужеродную неприязнь, обращённую ко всему моему существу.

Из-за двери полилась вода, я попеременно поднял ноги, но потом всё равно твёрдо встал, ступни уже всё равно мокрые. Вода лилась дальше, за мою спину. Там уже никого, гигантская женщина ушла, свет тоже погас. Я видел, как будто сама темнота отражается от поверхности тонкого слоя воды, открыл дверцу шире, и поток усилился. Запахло плесенью, мне не нравится, но кое-что заставляет пойти вперёд. Голоса.

Шёпот. Нарастающий, угрожающий. Он тянется откуда-то сзади. Их много, и они злы на меня. Шёпот всё ближе, а поверх него проникновенный женский истеричный крик. Он становится громче, вот-вот схватит меня за голову и ударит об пол. Я забежал внутрь и закрыл дверь, в стекло что-то влетело, и голубь покрылся сотней тонких трещин. Голоса резко смолкли.

Мой странный балахон сменился на тёмные туфли, белую рубаху и серые брюки. В кармане нащупал галстук. Достав его, выбросил в сторону, всегда терпеть их не мог, ведь они напоминали ошейник. Все вещи пахнут кондиционером, но такие холодные, что дрожь появилась резко, и всё моё тело содрогнулось, пытаясь согреться.

Здесь светло, даже слишком ярко. Это похоже на мой рабочий кабинет. Кто я? И почему мне кажется, что это именно мой кабинет? Тёмно-красные обои, на стенах висит туча дипломов, но имя размыто. Фото. Это я, и там она.

Белокурые вьющиеся волосы, длинные ноги на высоком каблуке. Она прижалась к моей груди и закрыла глаза. Кончик её носа будто высекал сам Микеланджело, тонкие губы не накрашены. Я вспомнил, что она не любила помаду. Я бы с радостью вспомнил её цвет глаз. Голубые? Вряд ли. Зелёные? Вроде бы нет. Голубое платье подчёркивало осиную талию. Я снял рамку со стены, обернул и достал саму фотографию. Сзади сердечко, немного криво, будто нарисовано второпях. На глянцевой стороне мы. Я с широченной улыбкой смотрю в объектив, щурясь от солнца. Парк, за нами длинная аллея, и кроме нас никого.

«А никого больше и не надо было. Я помню, Алиса. Я всё помню».

Внезапная слеза выдавилась вместе со всхлипом. Я прикрыл свободной рукой рот, жадно хватая воздух. Закрыв глаза, пытался удержать хлынувшие слёзы. Где ты, Алиса? Где я сам? Пожалуйста, ответь мне.

Позади стоял огромный резной стол. Я отодвинул стул и сел. Не мог насмотреться на фото. Вот мы, совсем рядом друг с другом. Хочу вновь пережить этот момент. Это был первый день июля, стояла жара. Алиса предложила пойти в парк.

«– В парке много фонтанов, там должно быть прохладнее.

– Хорошо, но при одном условии.

– Каком?

– Я угощу тебя мороженым».

Она по-детски улыбнулась и обняла меня. Нам будто снова по девятнадцать, когда я, будучи студентом без денег, должен был копить пару дней, чтобы угостить девушку.

У неё раньше были тёмные волосы?

В парке играла музыка. Уличная группа, барабаны и саксофон. Что-то тягучее и приятное. Понял, да и раньше тоже знал отлично, что я любил эту девушку, а сердце подсказало своим неравномерным стуком, что до сих пор безумно люблю, хоть и почти не помню.

Но…

Кто нас фотографировал? Вот это в моей памяти отсутствовало. Сверху на фотографии вижу попавший в объектив палец. Он ничего не испортил и даже похож на случайный блик солнца. Чей он? Не помню. Я положил фото перед собой. Этот стол, и он точно мой. Техники никакой нет, прямо посередине лежит зелёный коврик. Справа кипа бумаг, а прямо рядом с ней карандашница. Там одиноко стоит, немного покосившись, мой любимый карандаш. Отметины детских зубов до сих пор говорят о том, что это точно он. Никаких ручек или других карандашей. Я подумал, что смогу узнать своё имя из лежащих на столе документов. Приподнял стопку с середины, там пусто. Проверил все, пролистнув их снизу большим пальцем, ничего. Передо мной табличка, думаю, там должно быть моё имя. Я медленно протягиваю руку и беру табличку.

«Мудак»

На позолоченной поверхности. В красивой рамке из какого-то явно редкого дерева. Ну да, стоило ожидать, но вот чего я точно не ожидал, так это стука в дверь. За матовым стеклом виден силуэт, он в странной шляпе.

– Войдите. – Разрешил я дрожащим голосом, убирая фото в левый выдвижной ящик.

Визит

Незнакомец двигался медленно. Кажется, он не услышал, как я разрешил войти. Постоял за дверью, а позже решил сам посетить меня. Шляпа, она совсем небольшая. Серая, с бирюзовым блестящим ободком, но всё равно какая-то странная. В ней не было длинного павлиньего пера или кольца из крокодиловых зубов на нитке. Она вызывала странное отвращение и отторжение, хотя и не шла вразрез с остальным нарядом. Длинный бежевый плащ, белая рубаха с красным галстуком и чёрные брюки, о стрелку которых можно порезаться. Незнакомых глаз я почти не видел из-за тени от шляпы, зато белоснежная улыбка из-под густых чёрных усов, закрученных к угловатым скулам, привлекала внимание. В руках визитёра крепко стиснут потёртый дипломат.

– Здравствуйте, – поприветствовал меня пришедший. Он снял шляпу, и я увидел два глаза с ярко-жёлтыми радужками. Мне даже на секунду показалось, что его зрачки были не круглыми, а больше похожими на горизонтальную чёрную линию. – Извините, что вчера не явился. Дела, знаете ли, очень замотался.

Мужчина средних лет. В волосах, свисающих до плеч, много седых волос, но они лоснятся приятным блеском в свете лампы над нами. Он повесил шляпу на стойку у двери и приблизился ко мне. Будто из ниоткуда достал стул прямо перед моим столом и уселся на него, сначала подобрав полы плаща. На них слой грязи, словно незнакомец только что прибежал из-под проливного дождя. Визитёр положил ногу на ногу, его туфли не просто из крокодиловой кожи, они будто сами крокодилы, и что странно, они безупречно чистые.

– Давайте сразу к делу, – начал он и положил дипломат на стол, но не стал открывать. – Моя визитка у вас перед глазами.

Я взял визитку и прочитал «Компания Душа Компании». Звучит глупо даже на белой идеально ровной карточке, а надпись выведена каллиграфическим почерком самыми тёмными в мире чернилами.

– Понятно, ну, почти. Но имени нет.

– Как и у вас, я прав?

У меня пересохло в горле, а его зрачки и правда совсем как козлиные. Они такие и есть. В его улыбке странный огонь. Мне стало до одури жарко.

– О чём вы?

– Не строй из меня идиота. Я знаю, что ты даже своего имени не открыл. – Сказал мужчина, положив руку на дипломат. Под его длинными когтями багровая грязь. – И у меня к тебе есть предложение. Не будем тянуть время и сразу приступим.

Я только сейчас осознал, что мне жизненно необходимо вспомнить своё имя. Не чувствую своего существования, пока не знаю, как меня зовут.

– Хорошо, я согласен. Что вы хотите?

– А что ты можешь предложить? – он застучал когтями по дипломату. Каждый стук вызывал мелкие содрогания в теле.

– Даже не знаю. – Ответил я. А что ему нужно? Конфет? Деньги? Вряд ли. – Что вы хотите?

– Я предлагаю нечто ценное, так и ты предложи мне что-то, что может с ним сравниться.

– Откуда мне знать, что вы не обманываете?

Мужчина хмыкнул и закатил глаза. Он убрал запрокинутую ногу, приблизился к столу, раскрыв дипломат, и достал оттуда конверт.

– Смотри, здесь всего одно слово, и это слово – имя сидящего передо мной человека.

Я уставился на конверт, словно хотел его загипнотизировать, чтобы тот открылся сам собой.

– Имя есть, – он поднял конверт к свету. – Даже просвечивает. Я его вижу.

Я уже хотел было выхватить из чужих рук заветный свёрток с очень ценной для меня вещью, но одумался в самый последний момент, когда моё плечо немного дёрнулось. Мне показалось, что он это заметил и всё понял, посмотрел на меня, как на дурака, сморщив нос. По его взгляду я прочитал: «Лучше не делать этого, дружок».

– У меня есть… дипломы.

Он расхохотался.

– И к чему они мне? – он хохотал так, что эти же дипломы на стене легко покачивались из стороны в сторону. – Да они даже тебе не за чем! Ну, по крайней мере, не все. Думай ещё!

Я перебирал в мозгу всё, что могло подойти этому чудовищу. Так я думал сам про себя, но на самом деле просто осматривал комнату.

– Мне, кажется, нечего предложить. Будет проще, если вы сами назовёте цену. – Я попытался спровоцировать на хоть какую-то зацепку.

– Эх, ладно. Я хочу Счастье.

– Что за бессмыслица? И как его дать?

– А ты не догадываешься?

– Нет, – обиженно произнёс я. – Ни единого варианта.

– Тогда достань мне Счастье из своего левого ящика.

– О чём вы? – У меня на шее встали дыбом все маленькие волоски, в висках загудело.

– Не зли, мне это уже всё надоело!

Он встал и опёрся руками о стол, всё ещё держа в ладони конверт, достаточно сильно мятый. В комнате стало темнее, мрак шёл из-за спины моего оппонента.

– Доставай, блядь, сраное фото!

– Зачем оно тебе?!

– Доставай, сука. Хочешь имя узнать, так давай фото!

Я дрожащей рукой открыл выдвижной ящик и посмотрел туда. Там лежит изображение, матовое. На нём два счастливых человека, это мы.

– Давай! – крикнул он, а я вздрогнул и посмотрел на него. Он был готов убить, его кулаки сжимались, практически уничтожая содержимое конверта.

Я трепетно достал фото и положил перед чудовищем с козлиными глазами. Он свалился обратно на стул и уже знакомым жестом вновь закинул ногу на ногу.

– Вот и славно.

Одной рукой незнакомец пододвинул в мою сторону сильно смятый конверт, а другой притянул к себе фото. Я молниеносно разорвал бумагу и достал листочек, на котором было слово, но оно совсем расплывчатое. Я хотел было приглядеться или пальцем сузить веки, как делают люди с плохим зрением, но меня отвлёк громовой и заливистый хохот чужака. Он откинулся на спинку стула и закрыл глаза руками, заливаясь смехом. Я почти смог разглядеть его гланды.

– Кто это? – спросил он, еле унимаясь.

– Это я.

– А кто она?

– Алиса.

– Алиса, ага, хорошо. – Он перевёл дыхание, вытер слезу, всё ещё выдавливая остатки хохота. – А как же Лена?

– Я не знаю… Не уверена, но у тебя кто-то есть…

Меня будто ударило молнией, и я застыл, как каменная статуя. Алиса, Лена, почему их две? И почему на фото не Лена? Мужчина смотрел на меня, а я пялился куда-то сквозь него. Я видел нас.

Лена.

– Не говори ерунды.

После моих слов она разбила об пол тарелку, которую только что мыла, и, повернувшись ко мне, заплакала.

– Ерунды? Это, по-твоему, ерунда? Мне что, перечислять всё?

– Ну давай, потрудись.

Из меня лилась странная, откуда-то взявшаяся желчь.

– Я не… я не… – она всхлипывала и не могла произнести ни слова. В соседней комнате раздался детский плач.

Она собралась уходить, вытирая глаза верхушкой ладоней, чтобы в них не попала пена от моющего средства. Стёрла её об халат только после. Я встал и успел схватить Лену за руку, ударившись коленом об стол, с которого почти упала чашка с недопитым чаем. Он был уже холодным.

– У меня никого, кроме тебя, нет. Я люблю тебя.

– Твои «люблю» – слова на ветер…

Лена вырвалась и ушла в темноту соседней комнаты. Она не включила свет и достала из кроватки нашу дочь. На фоне уходящего солнца стоит силуэт – мать, убаюкивающая своё дитя. У входа висит на плечиках её любимое розовое платье, открывающее красоту великолепных ног, но только чуть-чуть.

Тут перед моими глазами всё исчезло, и вновь возник этот незнакомец. Он улыбался, зловеще сушил свои безупречные белые зубы. Я поднял листок вновь на уровень глаз, различаю всё просто идеально, кроме того, что написано на чёртовой смятой бумажке.

– Я не вижу…

– Что?

– Я не вижу! – крикнул я. – Что тут написано? Почему не получается?!

– Не заслужил ещё.

Я посмотрел на него, преисполненный злобы и обиды. Меня обманули.

– Фото заберу с собой.

Он открыл свой дипломат, из него послышались сотни голосов. Отдалённые вопли и крики, будто это люди на другом берегу широкой реки. Положив фото в эту вопящую бездну, чужак закрыл дипломат, и голоса пропали.

– Зачем тебе оно?

– Как напоминание, кто ты на самом деле. – Сказал он укоризненно. Проблема вся в том, что я не до конца понимал, кем вообще являюсь.

Визитёр с козлиными глазами встал, поклонился и двинулся к выходу. Я молча пялился ему вслед и сжимал визитку в дрожащих пальцах. Взяв странную сраную шляпу с вешалки, незнакомец аккуратно уложил свои волосы назад, надел убор, повернулся ко мне и подмигнул. У меня по щеке побежала одинокая слеза.

Ненавижу тебя, послышалось из темноты.

– Что ж. Я получил то, за чем пришёл. Спасибо тебе.

Незнакомец с улыбкой поднял дипломат и по-издевательски постучал по нему. После этого он вышел, громко захлопнув дверь, за которой я вновь услышал неприятный смех, будто кто-то наигранно и фальшиво радовался лишь за тем, чтобы поиздеваться.

Я вас видела вместе. Просто чёрт дёрнул выйти на улицу. Сначала звонки и разговоры в туалете глубокой ночью. Ты же не думаешь, что не смог меня разбудить? Ты всегда ходил как слон. Я не лазила в твоём телефоне – не мой вариант, но потом увидела своими глазами вас обоих. Прямо сердце обрушилось, а руки почти упали с коляски. Я даже не смогла заплакать, такой шок выбил всё из моей головы. Я просто стояла и смотрела на вас, как какая-то сумасшедшая преследовательница. Этот ёбаный парк. Никогда его не любила, там воняет. Вы держитесь за руку, улыбаетесь, а вас фотографирует какой-то придурок в странной шляпе.