Трибунал

Впрочем, станция и правда оживала. По сравнению с плачевными картинками, скажем, двухлетней давности, количество лихтер-рудовозов и прочих гражданских кораблей в местных доках сделалось куда заметнее.

– Теперь я понимаю, посланник.

– А?

Чжан Фэнань резко обернулся.

– Теперь я понимаю, – вежливо поклонившись, повторил Е Хуэй, – почему вы так спешили совершить этот рейс и приложили к тому немалые усилия. И преклоняюсь перед вашей прозорливостью, посланник.

– А. Вы, советник, маловер, хотя и предпочитаете при этом держать язык за зубами. Но я рад, что даже такой скептик, как вы, в итоге соглашается с моими аргументами.

– Что вы, что вы, я никогда не спорил с тем, что новый статус «Тсурифы-6» как вольного порта – это в первую очередь огромный шанс для Янсин и прочих ведущих корпоративных суперземель из тени Семи Миров, мои возражения лежали в плоскости сугубо практической. Прибыть слишком рано значит безо всякого толка наблюдать бесконечную судебную волокиту вокруг статусов, статутов и уложений. Вы же понимаете, что финнеанский мятеж – это есть очень опасный для Конклава прецедент, и они будут ставить всему этому проекту палки в колёса так долго, как смогут. Тем более что журидикатура Тетиса уже наверняка тут как тут со своими глобулами. Эти щелкопёры не упустят шанса затянуть решение вопроса на годы и годы.

Но посланник лишь нетерпеливо мотнул головой. Они начинали этот спор отнюдь не впервые.

– Чушь и чушь. Начинать переговоры необходимо сейчас, не дожидаясь, пока Семь Миров меж собой договорятся, и уж тем более не дожидаясь, пока очухается от нанесённой ему пощёчины Конклав. Впервые с самого момента выхода человека в большой космос у нашей расы появился шанс выбраться, наконец, из прокрустова ложа самозванных Избранных. Янсин своим примером должна показать всем, какова истинная альтернатива гегемонии политикума Кирии, и этот глупый мятеж – отличный повод для вступления в игру за лидерство среди всех миров Фронтира – а в дальнейшем и всей Цепи!

Если бы всё было так просто. Но вслух советник Е не стал вновь начинать заведомо бессмысленные препирательства хотя бы ввиду полной безнадёжности оных, а лишь молча склонился перед посланником в позе подчинения.

– Так вы что-нибудь узнали у этих дармоедов?

– Ну, вы же знаете, что они ни за что не будут со мной откровенничать. Но косвенно они признались в небольшой задержке и клятвенно обещали всё наверстать.

– Обещали они… – по его лицу было видно, что посланник ни на ломаный цзяо не верит никаким обещаниям этой команды. – В чём там дело, только коротко.

– Да ничего особенного, говорят, кто-то из дежурных операторов перепутал транспондеры и шлёт им, цитирую, «какую-то ахинею».

Но вместо того, чтобы удовлетвориться услышанным или наорать на советника Е, чтобы тот шёл да выяснял сейчас же в подробностях, посланник Чжан отреагировал неожиданно – бросившись к тому самому экрану и принявшись там колдовать с изображением.

Замелькали факела выхлопа, принялась переливаться тут и там серебряная паутина силовых линий энергетических экранов, мерцали ходовые маркеры и направляющие навигационных коридоров.

Что такое ищет посланник?

– Вот, глядите.

Советник Е послушно проследил вдоль указующего перста многоуважаемого Чжана Фэнаня, но ничего особенного там не обнаружил. Несколько кораблей совершали какие-то мучительные эволюции.

– Да вот же, ну, какой вы иногда становитесь никчёмный!

С этими словами посланник ещё отзумил картинку, уже буквально тыкая советника носом.

Точно.

Замеченная ранее возня происходила по единственной причине. Лихтер-рудовоз «Тэ шесть сотен три» пёр с присущей ему грацией, то есть чадил плазменным выхлопом внешних тягачей на весь коридор подхода, поминутно водя несбалансированной кормой и норовя сорваться во флаттер, как будто команда его с самого начала рейса была поголовно пьяна.

– Это что, наш собственный корабль?

– Ну вы видите то же, что и я, советник Е!

Не очень понятно, кто там что напутал с транспондерами, но на подходе к зоне шлюзования «Тсурифы-6» отчаянно крутила тухесом в точности такая же рябая копия их злосчастного корыта с таким же, как у них, маркером. «Три шестёрки», кажется, прямым ходом вновь собирались подтвердить печальную молву, ходившую вокруг неё последние три года.

– Что они такое вытворяют?

– Не могу знать, – пролепетал советник.

– Ну способны же эти идиоты самостоятельно понять, что получают телеметрию сразу с двух бортов, и команды отправляют тоже обоим? Как вообще можно перепутать транспондеры? В конце концов, ну, попались вам два похожих лихтера, но у всех бортов же разные сигнатуры ответа, инерционная отзывчивость груза у каждого своя!

– Не могу… – машинально начал тянуть советник. И тут ему в голову внезапно пришла идея.

Так, погодите, связи с рубкой команда им никогда бы не предоставила, спасибо посланнику и его склочному характеру. Но внешний канал связи был в каждой каюте – через индивидуальную спасательную капсулу.

Без дальнейших слов Е Хуэй бросился к серебристому люку во «внешней» стенке.

Аугментация автоматически переподключилась к публичному интерфейсу.

– «Тсурифа-6», контрольная башня, говорит советник Е Хуэй!

– Есть контрольная башня, говорите, – судя по монотонному голосу, ответил, разумеется, станционный квол.

– Срочно подключите меня к борту «Тэ шесть сотен три», мне нужна экстренная связь с рубкой!

– Вы в курсе, что пользуетесь аварийным каналом?

– Да, говорю же, мне нужна экстренная связь, это срочно!

– Подключил, говорите.

– Мичман Златович?

– Советник, какого чёрта?

– Советник, вы на этом канале откуда?

Е Хуэй и Чжан Фэнань переглянулись.

Им ответило немного невпопад сразу два знакомых голоса.

На обоих кораблях в рубке был свой Златович.

– Мичман, слушайте внимательно, прекратите выполнять команды станции и самостоятельно уводите борт на парковочную гало-орбиту, как советовал адмирал. Повторяю, немедленно прекратите выполнять команды станции!

С этими словами советник Е замахал посланнику Чжану руками и выпучил глаза, мол, продолжайте тут с ними, только не обрывайте связь, после чего пулей выскочил через люк в направлении центральной галереи.

– Советник, что вы такое устраиваете? Советник?

Оставшийся в одиночестве Чжан Фэнань не верил своим ушам. В канале звучал его, посланника, собственный недовольный голос.

Судорожным движением оборвав канал экстренной связи, Чжан Фэнань словно в каком-то ступоре уставился на собственную ладонь. Та буквально тряслась будто бы от страха. Но ничего подобного сам посланник в себе не ощущал. Скорее некую степень чрезмерного, блокирующего базовую моторику недоумения.

Его предупреждали, что этот рейс не будет простым.

Санжэнь предупреждал.

Они назначили тогда встречу на верхней палубе орбитального лифта, с видом на пустоту.

Верхние палубы традиционно не предназначены для подобных встреч. Обращённые в никуда, они не привлекают ценителей праздной рекреации – глядя в глубины чёрного ничто начинаешь остро чувствовать собственную ничтожность перед величием холодного пространства. На его фоне все твои богатые одежды и все твои знатные регалии – пыль у ног. Мимолётная печаль глупого существа, даже не подозревающего всю степень собственной ничтожности.

Это на нижних палубах, развалясь в удобном кресле, с видом на голубую линзу медленно скользящей внизу Янсин, можно воображать себя величайшим из великих. Глядя на скользящий внизу мир, так легко ошибиться. Но на верхних палубах, среди голых металлполимерных стен с совершенной чернотой за иллюминатором даже самый самоуверенный индивид становится куда податливее по части мрачных предсказаний.

Санжэнь же по этой части не желал скромничать.

Это только начало, твердил он. Все тревоги, несуразности и препоны, сопровождавшие этот рейс, они неспроста. И начинал при этом смотреть как бы сквозь тебя, изображая при этом дурную многозначительность.

Посланник, привычный к разнообразию человеческих существ в галактике, не был склонен повторять традиционные для никогда не покидавших Янсин экзофобные байки про санжэней, но подобные разговоры требовали от Чжана Фэнаня всего доступного ему долготерпения, а его у него всегда было не шибко. Высокий статус в планетарной корпоративной структуре «Янгуан Цзитуань» позволял от окружающих исключительно требовать искомого результата, и уж точно не предполагал способности выслушивать чужие мнения, если, конечно, это было не ценное мнение непосредственного начальства.

В тот же раз они разве что не орали друг на друга. В очередной раз вспылив, посланник Чжан снова задавался вопросом, зачем он вообще слушает этого санжэня, но тут же успокаивался, вспоминая.

Санжэнь этот, невесть откуда нарисовавшийся, был кладезем космической премудрости. Он знал о Барьере всё. Детали устройства бакенов Цепи, особенности взаимоотношений Конклава и Адмиралтейства, нюансы того самого финнеанского мятежа. Санжэнь временами даже намекал на ту роль, которая в этом всём досталась летящим и ирнам, но тут же замолкал, стоило начать у него выспрашивать детали, чем тотчас вызывал в посланнике новый приступ гнева и так по кругу.

Этот нелепый старик со своими обезьяньими морщинами выглядел ярморочным обманщиком, но для такового слишком много знал. И слишком мало говорил, ограничиваясь намёками и разговаривая притчами.

Все его рассказы сводились к тому, что зря посланник вообще в это ввязался и лучше бы ему плюнуть на все потраченные усилия и вернуться в родной офис, пока не сделалось хуже.

Впрочем, не выглядел он и тем, кто пришёл попусту угрожать посланнику, выгадывая какие-то собственные интересы, равно как и планы стоявших за ним набольших. Советник Е всё про него выяснил, обычный санжэнь, пилот одиночного тральщика, ловец астероидов, едва не погибший во время стояния у Ворот Танно, когда рванули неурочные сверхновые. Однако вернувшись из Скопления Плеяд обратно в пределы Фронтира, санжэнь некстати развёл такую бурную деятельность от границ Барьера по Семь Миров включительно, что вызывал к себе больше вопросов, чем давал взамен ответов.

Будь на его месте кто другой, Чжан Фэнань бы даже ухом не повёл на все эти дурные пророчества. Но тут был другой случай. Что-то за санжэнем стояло. Какие-то силы. Приходилось терпеть.

– Означает ли это, господин хороший, что моя миссия идёт вразрез с чьими-то планами и потому вы мне настоятельно не рекомендуете тем самым переходить кому-то могущественному дорогу?

– Что вы, что вы, и в жизни такой мысли не допускал! – санжэнь отчего-то радостно хихикнул. – Напротив, я бы на вашем месте так и поступил – отчаянно настаивал на исполнении намеченного плана! Моя забота – лишь предупредить вас, что если вы действительно решились на подобный рискованный вояж, то необходимо будет приложить к тому максимум усилий и держать, если уж так порешали, ухо востро. Вам придётся научиться преодолевать любые преграды. Даже самые, казалось бы, невероятные.

На том и расстались, тьфу ты, аж голова тогда разболелась. И вот теперь посланник Чжан стоит у экрана в собственной каюте и в отчаянии разглядывает собственную трясущуюся ладонь только лишь потому, что только что услышал доносящийся с борта другого корабля собственный голос.

Так что ты там, скотина санжэнь, такое имел в виду, когда мутными своими речами пытался меня предупредить?

Советник Е, между тем, похоже, всё-таки успел не только добраться до рубки, но и сумел вразумить там бедовую команду мичмана Златовича, во всяком случае, судя по телеметрии, поступающей на экран, их «Тэ шесть сотен три» успешно лёг в дрейф, начиная описывать широкую петлю гало-орбиты, и даже, о чудо, внезапно заработала внутренняя связь, во всяком случае голос кого-то из навигаторов вполне различимо прокаркал своё «посланник, мы перешли на пассивную».

Ну надо же, оказывается, пробежки туда-обратно до рубки и назад всё это время были вовсе не обязательными.

«Пробуем донести суть ситуации до контрольной башни».

Пробуют они, ну надо же. Плохо пробуете.

Чжан Фэнань всё думал над предупреждениями санжэня, продолжая наблюдать за неуклюжими эволюциями корабля-двойника.

«Вам придётся научиться преодолевать любые преграды».

А вот тот загадочный обладатель его собственного голоса, похоже, ещё не научился. Или же не был предупреждён вовсе.

Да кто он, к чертям космачьим, вообще таков!

Кто бы ни был, у него сейчас были крупные проблемы.

Продолжающий болтаться в узком швартовом коридоре рудовоз внезапно и лихо повело лево на борт, так что у самой границы прочного корпуса тут же вспыхнула вольтова дуга перемыкания силовых линий.

Аварийные каналы связи тут же разразились гневным воплем общей тревоги. Что при этом творилось в общих навигационных каналах, посланник мог лишь догадываться.

Совсем дела у ребят плохи.

Почему он вообще беспокоится о кучке вовсе не знакомых ему людей, к тому же отчаянно притворяющихся их несчастными «тремя шестёрками». Настолько отчаянно, что им хватило ума нарваться на собственную же хитрость с подделкой транспондеров, и вот теперь, когда, несмотря на все препоны, настоящий «Тэ шесть сотен три» успешно прибыл к «Тсурифе» почти одновременно с ними, они в итоге сделались жертвой собственной же задумки, когда автоматика станции так и не смогла разобраться, кому отправлять директивы и откуда получать сигналы телеметрии.

Пиратский же корабль тем временем окончательно потерял ход. С ним творилось что-то совершенно странное – его прочный корпус принялся сперва приобретать вычурный блеск, будто на глазах обтягиваясь снаружи какой-то плёнкой, от которой поочерёдно отражались, подобно силовой броне боевых первторангов, окружающие звёзды, но впоследствии покрытие принялось быстро приобретать матовую снежную белизну, словно покрываясь на космическом морозе слоем инея.

Погодите, догадался посланник. Они не просто скопировали «три шестёрки» от кодов транспондеров по модель лихтера. («И наши голоса!») Они даже груз повторили. Таинственный двойник вёз такую же акву.

Так вот куда делись все контейнеры на Янсин!

Они, сволочи, всегда были на шаг впереди.

Но явно не рассчитали своих сил. И вот теперь их закипающий вне опрессованного объёма груз через разгерметизированный прочный корпус принялся фонтаном бить наружу, формируя на поверхности повреждённого рудовоза быстро твердеющую снежную оболочку.

Если присмотреться, уже и ближайшие борта кораблей и швартовых узлов начали стремительно светлеть от долетевших брызг.

Это добро будет теперь годами возгоняться в низком вакууме, прежде чем всё это окончательно сумеют расчистить.

Да уж, неслабый сюрприз таинственные космаческие пираты устроили «Тсурифе-6».

Погодите, внезапно задумался посланник.

А если в этом и состоял изначальный план?

Сколько разнообразных усилий в последнее время, должно быть, предпринималось с разных сторон, чтобы «Тсурифа-6» не сумела стать полноценным свободным портом и тем более не потащила за собой других?

Как минимум Адмиралтейство наверняка спит и видит, как бы вернуть мятежную станцию под своё командование, подобная аварийная ситуация им точно на руку. На Афинах будут радостно потирать свои потные пятизвёздные ладошки, как только декогеренция позволит расшифровать первые сообщения о случившемся.

Черти космачьи, одёрнул себя Чжан Фэнань, не о том думаешь. Кого при этом назначат крайним? Посланник Янсин не сумел доставить банальный груз воды, не устроив на станции бедствие космического масштаба! Как вообще можно иметь дело с «Янгуан» после такого?

– Советник Е, вы меня слышите?

– Я к вашим услугам, посланник!

– Скажите этим дуболомам, чтобы срочно высылали на борт аварийного лихтера спасательные катера, пока рубку окончательно не приморозило.

– Посланник, экипаж вне опасности, система жизнеобеспечения не пострадала, запасов у них с избытком, достанут, как закончат основные спасательные работы.

– Советник, вы не поняли. Немедленно сообщите им, что на борту у аварийного лихтера – наши неопознанные двойники, и необходимо их срочно доставить на станцию для проведения расследования. Я подозреваю, что эта авария нарочно подстроена. Это была осознанная диверсия, советник, так и передайте на «Тсурифу», слово в слово!

Повисла недолгая пауза.

– Принял к исполнению.

Оператор третьего ранга Рауль Кабесинья-третий завис, растопыря конечности, в седловине гравитационного кармана. Само упражнение было ему не в новинку – сколько раз, получая на аттестационной комиссии очередной грейд, он вот так же играючи балансировал среди искривлений пространства. Только на этот раз под его управлением находились не гигатонны сухой массы и не петаватты фидеров силовых установок, а банальные пятьдесят с чем-то килограмм тщедушной плоти и жалкие килограмм-силы, этой самой плоти присущие.

Да, этим инструментарием тоже приходилось овладевать, причём овладевать в совершенстве, если, конечно, ты не надумал проломить себе немедленно череп или сломать ноги-руки о ближайшую переборку.

Космическое пространство в рамках крошечных жилых объёмов, отделённых порой от вечной ледяной ночи лишь парой десятков сантиметров армопласта, на поверку выглядело куда более зыбким и опасным лабиринтом, чем яростные недра топологического пространства или плазменные короны горячих звёзд. Там царила точность. Пространство и время самым строгим образом подчинялось математике топологических симметрий, уравнениям состояния и лагранжианам действия, тут же каждую секунду можно было ожидать подвоха даже не от тех миллиардов сложнейших приборов, что поддерживали вокруг тебя условия, совместимые с жизнью, но от примитивной остроты собственных реакций биологической, мать её, природы.

Кабесинья-третий предпочитал с последней дела не иметь вовсе. Его царство прежде было надёжно укрыто в ареале обитания надёжных машин и могучих энергий. С самого появления на свет его, «тинка», готовили к тому, чтобы он как можно реже вспоминал о том, что базово мы все суть плоды адаптации миллиардов поколений склизких бессмысленных комочков плоти. Они, консервы, в точности согласно названию, рождались и всю свою жизнь проводили в недрах жестяных банок – биологических саркофагов, подключённых к агрегатам жизнеобеспечения, но самое главное – к внешним сигнальными системам, взаимодействующим с адаптированным неокортексом «тинка» через искусственные синаптические фидеры и имплантированные кортикальные мосты, функционирующие на скоростях передачи сигнала, недоступных никаким завязанным на медлительную белковую химию нейромедиаторов естественным нейронным сетям.

Так сложнейшее естественное устройство в этом уголке Вселенной – человеческий мозг – само становилось центром принятия решения для бездушных машин, одновременно фактически лишаясь своего главного недостатка. Собственной природы.

Операторы космических крепостей, контроллеры додекаэдра Цепи, навигаторы боевых крафтов Адмиралтейства, погонщики квантовых суперкомпьютеров Семи Миров, да даже и обычные «консервы», из которых уже к началу Века Вне почти полностью состоял рядовой и командный состав террианского флота, все они привычно жили в отвлечённых мирах математических абстракций, бороздя не столько просторы реального – мёртвого, холодного и смертельно опасного космоса, сколько его вполне комфортную, удобную и вполне обжитую упрощённую модель.

Никогда, ни под каким соусом и ни за какие коврижки его не покидая.

Стоило «тинку» задуматься о возврате к истинной, физической реальности, как его тотчас накрывало нечто вроде клаустрофобной паники. Покинуть бесконечный мир гравитационных волн, колеблющих ядовито-прекрасный дип, и злокозненной шевелёнки, готовой обрушиться на субсвет зловещими эхо-импульсами, но ради чего? Ради утлого мирка так называемой «физики», где тебе суждено провести всю свою недолгую жизнь, дыша одним затхлым воздухом со своими товарищами по несчастью, питаясь собственными переработанными на биологической фабрике выделениями и запивая переработанной же мочой?

Оставаясь в собственной консервной банке, «тинк» поддерживал в себе жизнь готовыми растворами, заранее обогащёнными необходимыми для жизни газами и никогда не прикасался к себе подобным даже в мыслях, общаясь с ними через дип-линки («дик-пинки», шутили операторы) и вокорры. Для особых случаев существовали виртуальные приёмные и даже самоходные бипедальные дроиды, удачно заменявшие жаждущей физического общения консерве собственное искорёженное, покалеченное, замурованное в саркофаг тело. Не тело даже, а скорее упрощённый биологический носитель разума. Острого, надменного, узкозаточенного под конкретные задачи и бесстрашного в своей практической бессмертности.

Рауль Кабесинья-третий отчётливо осознавал гибель своих двух первых носителей и был совершенно готов продолжить эту цепочку, если придётся. Это мичман Златович с печально знаменитых «трёх шестёрок», в теории, должен был мучиться чёрными космачьими ночами при воспоминаниях о том, как дежурный оператор Кабесинья-второй погиб в факеле тягачей лихтер-рудовоза, спасая его, мичмана Златовича, буйную головушку. Кабесинье-третьему от того было ни жарко, ни холодно. Он снова был в строю. Точнее, не был.

Трёпаное упражнение ему никак не давалось.

А всё его новое растреклятое биологическое тело.

Зачем только он согласился на всё это.

Нелепость! Чистая нелепость!

Променять остроту контроля за каждым атомом в пределах его досягаемости на мегаметры вокруг, получив взамест жалкое, трясущееся, никак не желающее чётко отвечать на его приказы, никак не желающее служить студенистое нечто.

Но упражнение есть упражнение, только выполняя их одно за другим ему удастся вернуть себе видимость власти хотя бы над самим собой, что уж говорить об окружающей действительности.

Рауль Кабесинья-третий постарался, как ему советовал тренер, держать трим – в седловине даже от слишком глубокого дыхания тебя начинало телепать туда-сюда – но перед этим надлежало расслабить непослушные, норовящие сжаться тугими узлами спазмированных мышц конечности, успокоить сердцебиение, затем вот так, расслабленно, легко, словно играючи, щёлкнуть контрольными кольцами, прочувствовав каждое ответное дуновение ветерка в узле треклятой седловины.

А теперь раскрыть глаза навстречу космосу и воспарить, подобно несуразной птице, прочувствовав каждое натянутое до предела сухожилие, каждый вывернутый под нелепым углом сустав, каждый вставший дыбом волосок на цыплячьей коже.

И всё равно у него не выходило.

Только Кабесинья-третий ощутил достижение вожделенного баланса, динамической потенциальной ямы, как его тут же опять куда-то поволокло, потащило, закрутило и ударило больно плечом о переборку.

Уф!

– Всё балуешься?

Риоха всегда появлялся без приглашения.

Потирая ушибленную при падении руку, Кабесинья-третий старался в его сторону даже не оборачиваться. Как ни в чём ни бывало он поднялся, повертел, разогревая связки травмированной плечевой сумки, руками, пару раз присел-встал и лишь после соизволил обернуться.

Интересно, как давно Риоха за ним наблюдает. В отличие от несчастного обладателя непослушного тела, старый товарищ так и остался всё тем же «тинком» из прошлой жизни, а значит, мог запросто подглядывать за Раулем часами, и хрен заметишь.

– Приходится.

Главное не выдать себя кислой миной. Спецы с его опытом предпочитают не выдавать своих эмоций. Для оператора лишняя эмоциональность – потенциальная беда для станции. Даже теперь, проснувшись вне саркофага, Кабесинья-третий продолжал оставаться верным долгу.

– Да не торопись, времени ещё навалом. Приспособишься.

– Ты прекрасно знаешь, что я бы предпочёл поскорее вернуться в строй.

Риоха промолчал. Впрочем, они оба понимали, что в нынешнем его виде шансы у Рауля вернуться в строй были не выше, чем… чем что, в голову никак не приходило. Чем у мичмана Златовича без аномалий добраться до гальюна после попойки?

– Быстрее так быстрее, дело твоё.

– Только не повторяй мне эту мантру, что если бы меня не достали из банки, я бы так до сих пор и лежал в криокамере снулой рыбкой. Жизнь лучше, чем не-жизнь, ага.

Нет большей гадости, чем попрекать коллегу его же собственной биологической смертью.

– А я не повторяю, – хмыкнул в ответ Риоха, – мне одного раза было достаточно. Но ты же видел расписание шлюзований. Мы с Мартинесом и вдвоём за глаза справляемся. Работы нет, все сменные бригады отправлены в криосон после того скандала. Ещё не хватало мне, чтобы операторы за лид-контроль подрались. Не в мою смену!

– Можно подумать, в таком виде я вам полезнее.

Кабесинья-третий сделал широкий жест, проводя вдоль себя ребром ладони, как бы сканируя своё затянутое в бандажи тело или же предъявляя его к опознанию.

Но Риоху этим нехитрым риторическим приёмом было не пронять.

– Моё дело простое. Приказ был выделить опытного оператора для проведения переговоров. Опытнее тебя никого не было. Уж извини, что я тебя настолько ценю как профессионала.

Кабесинья-третий в ответ на тяжеловесную похвалу лишь желчно усмехнулся.

– Ну спасибо на добром слове, кушайте теперь, не обляпайтесь.

Но Риоха уже посерьёзнел.

– Зря ты так к этому относишься. На кону этих переговоров – судьба нашей станции, и не только её. Это серьёзная работа и просьба отнестись к ней соответственно.

– Есть, сорр, – устало махнул рукой Кабесинья-третий. – Только я всё равно не понимаю, в чём суть моего сидения на этих собраниях. С тем же успехом ты там мог бы присутствовать, благо сам же говоришь, что работы толком нет.

Виртуальный образ Риохи тут же приободрился, водружая ногу на ногу и принимаясь рассуждать.

– Сразу видно, что ты социальную психологию сдавал «на отвяжись». Люди существа стайные. Им важен тесный зрительный контакт, они во многом принимают решения исходя не из формальной логики или прямых интересов, но как результат некоей групповой динамики. Потому никакие переговоры не бывают успешны без встреч лицом к лицу.

– Как, интересно, они привлекли к подобным встречам контр-адмирала Финнеана? Он же, как и почти все вояки, тоже консерва.

Тут Риоха почему-то во всё горло хохотнул, как от хорошей шутки.

– Вот и посмотришь. Да ты не волнуйся, ничего там особенного не планируется. Посидите, языками почешете. И лично тебе я бы советовал при этом помалкивать, – внезапно забеспокоился оператор.

– Да уж как-нибудь помолчу. А кто там, кроме нас двоих, будет присутствовать?

– Это как раз самое интересное. Два барристера журидикатуры Тетиса, по представителю от прочих Семи Миров, возможно, кто-нибудь от Большой Дюжины, большинство я ещё в глаза не видел, но это всё не страшно, главное – кто прибыл со стороны так сказать оппонентов.

На этом месте оба сделали кислые мины.

– Не самолично ли адмирал Таугвальдер пожаловал, часом?

– Не всё так плохо. Железную Сидушку, на наше счастье, им хватило ума держать от переговоров подальше. Он будет присутствовать удалённо. Но случаются гости и поинтереснее.

Интереснее вояки, чуть было не открывшего огонь в ЗВ «Тсурифы-6». Как много Кабесинья-третий всего проспал.

– Куда уж интереснее.

– Как тебе такой вариант – эффектор на борту нашей станции?

Рауль чуть не поперхнулся.

– Что ж не лично Соратник? Или кто там, Хранитель?

– Ты зря сомневаешься. Сутки назад по бортовому времени прибыл. Точнее, прибыла́ – с ударением уточнил Риоха, – на «Лебеде» Воина.

– И он тоже решил почтить нас своим вниманием? Я так понимаю, что Конклав – тоже вполне себе участник конфликта.

– Ну, ты не поверишь, но Адмиралтейство тут же попросило Воина незамедлительно станцию покинуть. Именно потому что он – самая что ни на есть спорная сторона переговоров. В итоге «Лебедь», так сказать, доставил пассажирку и тотчас покинул субсвет.

– Спасибо и на этом.

Интересные дела творятся.

– Я одного не пойму, – Кабесинья-третий исподлобья следил за руками призрака, аккуратно сложенными у того на коленях, – как вы вообще довели до такого?

– До какого? – даже не дрогнул. У операторов существовала почти неизживаемая, почти спазматическая реакция в кризисные моменты. В случае непосредственной опасности станции они тотчас переходили в форсированный режим одним щелчком контрольных колец. Не таких, как сейчас блестели на фалангах Рауля, но даже виртуальные кольца инстинктивно стучали друг о друга в особом, легко узнаваемом ритме. Но ничего подобного сейчас не происходило.

Как будто Риоха вовсе не относил ту ситуацию к числу угрожающих.

– Ты понимаешь, о чём я. «Тсурифа-6» оказалась в эпицентре самого настоящего мятежа. Случилось то, о чём никто даже помыслить не мог. Так как вы вообще довели до такого?

Риоха лишь чуть кривовато усмехнулся в ответ.

– Ты так говоришь, будто я принимал в происходящем какое-то активное участие.

– Не юли. Ты не только принимал участие, но и стал в результате ключевым игроком во всём этом бардаке.

– Это каким же образом?

Глядите, ему и правда любопытно.

– Именно ты под угрозой лишения аккредитации на всех станциях Сектора заставил Таугвальдера захлопнуть орудийные порты.

– Допустим. Ты бы поступил иначе?

– Я не знаю, как бы я поступил. Я к тому времени прочно застрял между жизнью и смертью, продолжая своё существование исключительно в виде собственного бэкапа, тебе это тоже не впервой, Риоха-пятый, – добавил Кабесинья-третий с нажимом, – но для меня всё случившееся остаётся одной большой загадкой ровно с момента моего нештатного пробуждения вот в этом глупом теле.

С этими словами он снова выразительно сделал жест ладонью.

– И опять я слышу какой-то невысказанный упрёк, с которым я не согласен.

Риоха разом сделался собран и твёрд. Шутки кончились.

– Ты исполнил свой долг в прошлой жизни. Ты вернулся в следующей также с целью исполнения своего долга. Для которого ты и появился на свет в ретортах Эру. Тут мы с тобой одинаковы. И когда настал момент мне принимать решение, для принятия которого, к слову, мне и были даны полномочия как дежурному оператору «Тсурифы-6», я не стал мешкать и необходимое решение принял.

– Тем самым подставив станцию по удар и сделав её ещё одной стороной конфликта.

– Неправда. Стороной конфликта она стала в тот момент, когда из дипа на нас начал проецироваться импактный дождь обломков Лидийского крыла.

– Так что, ты тоже считаешь, что во всём виноват Финнеан?

– Я этого не говорил. А вот тот, кто отправил его флот за Ворота Танно, должен мне несколько ответов на вопросы. Жаль только, что улетел.

Любопытно. Судя по его базовой моторике, только в этот момент диалога Риоха начал испытывать искренние эмоции. Всё, что говорилось ранее, было лишь словесной мишурой.

– То есть ты во всём винишь Воина?

– Неважно. Главное, чтобы истинный виновный всего случившегося всё-таки нашёлся.