Остров страха. Возрождение

Мы обошли дом. Слева почти вплотную к нему росли кривоватые березы, касавшиеся ветвями окон. Нам пришлось слегка поднырнуть под них, но особых неудобств это у меня не вызвало. За домом открылась пологая зеленая лужайка – точно такая, какой она предстала на фотографиях. Терраса занимала почти всю длину особняка, оставляя лишь место для двери и крыльца заднего выхода. Под ее крышей стояли стол и два плетеных кресла. Я уже мысленно представил, как буду сидеть в них тихим вечером, пить чай и читать детективы Сидни Шелдона. Проследив за моим восторженным взглядом, Татьяна сдержанно улыбнулась.

– Да, это мое любимое место в доме, – сообщила она, кладя руку на перила террасы. – Отсюда открывается красивый вид. Взгляните.

Я взглянул. Тропа, спускавшаяся от лужайки к водоему через прогалину в березовой роще, выглядела потрясающе. Она манила к себе, предлагала прогуляться, немедленно отринув все суетные дела.

– В беседке тоже хорошо отдыхать, – добавила Татьяна.

Лишь сейчас я обратил внимание на беседку. На фотографии она была центром композиции, а в действительности небольшая деревянная конструкция притулилась на краю лужайки рядом с небольшой цветочной клумбой, на которой пока ничего не росло. В отличие от своего экранного воплощения, реальная беседка выглядела несвежей. Стойки и перила потускнели и местами подгнили – видимо, от дождей. Круглый столик внутри немного завалился набок. Захотелось бы мне в ней работать или просто читать?

Татьяна вновь распознала мои эмоции.

– Да, к сожалению, выглядит не очень презентабельно, – сказала она без всяких извиняющихся ноток в голосе, – но свои функции выполняет. В ней можно сидеть во время дождя и не бояться намокнуть. Терраса для этого не годится, а беседка, как видите, укрыта деревьями.

Я кивнул, почесал лоб. Думаю, я выглядел при этом как покупатель, принявший окончательное решение свалить, но из вежливости продолжающий внимать словам экскурсовода.

– Если хотите, можете ее снести и поставить новую в другом месте, – заключила Татьяна. – Только не в береговой зоне, там ничего строить нельзя. Мой дом уже на границе стоит, так что…

Беседку в береговой зоне? – подумал я. – Это было бы очень здорово. Но надо для начала проинспектировать берег.

Татьяна продолжала что-то рассказывать, но я ее уже не слушал. Я смотрел на тропу. Мне захотелось спуститься по ней к Озеру, выйти на пляж, зачерпнуть воды, сбрызнуть лицо. Увидеть Остров. Я полагал, что в реальности он выглядит волшебно. Если уж бледная фотография со слабым разрешением так на меня подействовала, то живьем этот пейзаж должен был лишить меня дара речи.

Я ощутил дуновение влажного ветра, какой может быть только вблизи водоема. Словно услышав мои мысли, Озеро за березовой рощей прошелестело волнами. Я остановился в паре шагов от тропы, почувствовав, что под ногами у меня что-то шевелится. Я инстинктивно шагнул в сторону. Марина за спиной хихикнула, Татьяна улыбалась.

– Не бойтесь, она не кусается.

Под ногами у меня вертелся бигль – черно-бело-коричневый ушастик с торчащим хвостиком. Размером он был чуть больше кошки. Песик внимательно смотрел на меня, присев на задние лапы и высунув язык.

– Привет! – сказал я. – Ты откуда взялся, дружище?

– Это она, – пояснила Татьяна. – Девочка, Гаечка. Спала под террасой.

Татьяна подошла к нам, попыталась погладить собаку, но Гаечка вежливо отстранилась.

– Не любит меня, – без тени смущения произнесла Татьяна. – С рождения крутилась рядом с Николаем, на руках у него сидела, тапочки приносила, гуляла с ним по берегу. А меня как-то с самого начала… не знаю, невзлюбила, что ли…

Я присел на корточки, протянул руку к собачке, погладил. Странно, но меня она не отвергала, хотя и принимала ласки довольно сдержанно, великодушно позволяя себя погладить. Более того, Гаечка иногда косила взгляд на хозяйку, и в глазах ее можно было прочесть (если по собачьим глазам вообще можно было читать) безмолвный упрек. Мое воображение подсказало возможную реплику: «Не ври самой себе, хозяюшка. Это ты меня невзлюбила, а я просто ответила тебе взаимностью».

Так ли это было на самом деле? Вполне возможно – Татьяна не выглядела душкой, – но какое мне дело, я просто пришел покупать дом, а не копаться в богатом внутреннем мире его прежних обитателей.

Я поднялся на ноги. Гаечка в знак благодарности за уделенное ей внимание ткнулась мне носом в щиколотку и отправилась вперевалочку обратно к террасе.

– Компанейская девочка, – заключила Татьяна. – Хотите пройти на берег?

Я колебался. С одной стороны, я должен был оценить состояние жилища, в котором предположительно собирался жить – не проводить же мне дни, месяцы и годы в хлеву, где отваливается шпатлевка и хрюкают водопроводные краны, – но, по большому счету, меня в этом доме интересовала его близость к Озеру. Это была та самая мечта, о которой говорила на вечеринке в «Погребе» Марина Сотникова. Резиновая лодка у меня уже есть, и к ней теперь полагался соответствующий водоем – не случайный водоем, на который я смогу выбираться пару раз в месяц, а свой собственный.

Татьяна не сводила с меня глаз.

– Я бы хотел сначала…

Я не успел закончить. У Марины заорал телефон, и от этого рингтона мы с Татьяной чуть не подпрыгнули. Лужайку огласил хриплый женский речитатив из вступления к хиту восьмидесятых «Miss Broadway». Марина, смутившись, втянула голову в плечи и отошла в сторону, чтобы принять звонок.

– Фуф, – выдохнул я. – Так на чем мы с вами…

– Вы хотели пройти к Озеру, – напомнила Татьяна с ироничной улыбкой.

– Разве?

– Да. Это сразу видно. Вы же писатель, вас в первую очередь должны интересовать не бытовые удобства, а вид из окна… в широком смысле.

В моей груди разлилось тепло. Одно дело, когда тебе отгружают дифирамбы на специальных встречах, где гости знают, куда и зачем они пришли, и совсем другое, если известность неожиданно настигает в повседневной жизни.

– Вы меня узнали?

Татьяна быстро вернула меня на землю.

– Нет. Ваша подруга Марина вас так представила, а потом мне помог «гугл». Уж простите, я вас не читала.

– Вы ничего не потеряли. – Я постарался скрыть разочарование. – Но вы правы, я хочу пройти на берег.

– Пойдемте.

Я оглянулся на Марину. Подруга что-то оживленно обсуждала по телефону, жестикулируя и пиная ногами прошлогоднюю листву. Тяжела и неказиста жизнь российского риелтора…

Я шагал за хозяйкой. Тропу накрывала арка густых березовых и сосновых крон, ветви деревьев покачивались на легком ветру, что-то «нашептывали» мне, словно прислуга в замке при встрече вернувшегося из долгой поездки хозяина: «Рад видеть вас снова, милорд», «Добро пожаловать домой, милорд».

Впереди я наконец увидел краешек Озера и часть песчаного пляжа. Меня так и подмывало обогнать Татьяну. Она лишь однажды обернулась по дороге:

– Если вы понравитесь друг другу, я продам вам дом без всяких дополнительных условий.

Я открыл было рот, чтобы спросить, кого она имеет в виду под местоимением «вы», но хозяйка отвернулась.

Наконец мы вышли на берег.

У меня перехватило дыхание…

Мы, жители крупных городов, тесных и густонаселенных, лишены истинных представлений о пространстве (я не говорю о тех, кто часто бывает на море и представляет себе, что такое бездна). Наши территории – это квартиры, дворы, улицы с высокими стенами-домами, кварталы-лабиринты, небольшие скверы и парки. И когда случается из этой тесноты вырваться на настоящий простор, нас в первые минуты обязательно «накрывает». Как меня в тот день.

Озеро простиралось на полтора десятка километров в длину и ширину. Дальние берега выглядели серыми полосками с неровными верхними краями – Озеро было почти полностью окружено лесом. Даже не было видно зданий турбаз и санаториев, коими, по рассказам Марины, было забито все побережье. Обзор с правой стороны скрывал выходящий в Озеро метров на тридцать-сорок остроконечный лесистый мыс, подножье которого усеивали большие белые валуны. По левую руку было просторнее, но берег извивался, выдаваясь вперед и проваливаясь назад. Лишь чуть правее от центра над шелестящей водной гладью возвышался далекий Остров…

Нет, «возвышался» – это, пожалуй, перебор. Как я и рассказывал, Остров был похож на невысокую зеленую шапочку (если есть шапочка, то на чьей голове она сидит?) Я на глаз прикинул расстояние. Километра два-три, не меньше. Впрочем, вода искажала восприятие, расстояние могло быть каким угодно. Надо будет посмотреть на спутниковой карте.

Татьяна стояла у кромки воды. Волны облизывали ее босые ноги в резиновых шлепанцах. Я подошел и встал рядом.

Пляж был небольшим и почти не благоустроенным. Я увидел лишь один торчащий из песка дырявый зонтик и качели в виде широкой скамьи. И еще на правом краю пляжа от берега в воду уходил деревянный пирс на толстых сваях, оканчивающийся прямоугольной площадкой. Место для ныряния и рыбалки, решил я.

– Местные здесь не отдыхают и не купаются, – сказала Татьяна, вновь скрестив руки на груди и устремив взгляд вдаль. – Так что пляж, если вы здесь поселитесь, будет в вашем полном распоряжении.

– А почему они сюда не ходят?

– Ну… много причин. Во-первых, как вы могли заметить, выход к пляжу лежит через наш дом. Кому захочется каждый день ходить туда-сюда по чужому двору. Да и нам как хозяевам это не очень понравится.

– Кстати, у меня вертелся на языке вопрос, почему ваш дом так странно расположен, в стороне от основных кварталов.

Татьяна сделала шаг вперед, волна окатила ее ноги по щиколотку, чуть-чуть задев край коротких джинсов.

– Никакого поселка тут изначально не было, – ответила она, повернувшись ко мне, но не выходя из воды. – Это был одинокий дом, его построил чудак-отшельник с говорящей фамилией Чудов. Всю историю я не знаю. Кто-то говорил, что он успел пожить несколько лет, а потом вроде утонул в Озере, другие рассказывали, что он тихо умер своей смертью в городе, а дом в наследство перешел к его детям. Позже стал застраиваться поселок. Современный вид он приобрел уже в девяностых и нулевых, а этот дом… он как бы сам по себе. Мы с Николаем здесь были хозяевами из второго десятка.

Я невольно охнул. Новость о высокой ротации владельцев не добавляла дому очков. Выходит, что люди задерживались здесь ненадолго, а если и были какие-то долгожители, то все остальные, получается, пролетали со свистом. Почему?

Я бы задал этот вопрос Татьяне, но отчасти ответ нашелся сам. Если брать в расчет девяностые, о которых упомянула хозяйка, то иначе, наверно, и быть не могло, ведь даже сейчас горизонт планирования довольно узок. Мы быстро меняем машины, квартиры, дачи, работу, друзей, супругов, и наши старики, пожившие при советском режиме, когда всё создавалось «на века», смотрят теперь на нас с недоумением. Я до сих пор не рассказал своим родителям, что собираюсь разводиться и переезжать, потому что знал, какой будет реакция: «Двадцать пять лет вместе! Зачем новый огород городить! Вот мы с отцом…»

Знаю я вас с отцом. Как облупленных. И не надо «ля-ля»…

Чтобы отвлечься от несвоевременных мыслей, я спросил:

– А где купаются аборигены? Как можно жить на берегу озера и не пользоваться им?

– Они ходят на соседний пляж, вон за тем мысом. К нему ведет отдельная дорога от поселка. Там база отдыха «Волна». Вы, кстати, тоже можете туда ходить – через вторые ворота, тут рядом.

– Да, мы видели, когда подъезжали. Что вообще с поселком? Как соседи?

– Соседи разные. Кто-то живет только в летний сезон, кто-то круглый год. Есть такие, кто здесь с самого основания, уже третье поколение. Много новичков, которые продали городские квартиры, чтобы здесь уединиться. – Татьяна внимательно посмотрела на меня. – Вы, похоже, один из таких. Нет?

Я замялся. У меня еще не было точного плана.

– Ладно, давайте так, – сказала она. – Я сделаю вам скидку десять процентов от первоначальной суммы, если вы покупаете дом прямо сейчас. Марина оформит сделку быстро, она мне показалась толковым специалистом. Можете осмотреть интерьер, но уверяю вас, внутри все в полном порядке – мой муж был педантом. Что скажете?

Я развел руками. Посмотрел на далекий Остров. Опустил взгляд на ленивый прибой. Что тут скажешь? Я мог бы, наверно, поинтересоваться, от чего умер ее муж – меня так и подмывало это сделать! – почему дом сменил так много хозяев и почему, черт побери, сама Татьяна так молодо и эффектно выглядит. Но стоило ли? Она ведь была права: я покупал не дом, я покупал вид за его окнами.

– Договорились, – кивнула хозяйка, хотя я не издал ни звука.

Перед отъездом я осмотрел внутренности избушки и остался вполне доволен. Первый этаж, представлявший собой большую гостиную без прихожей, чем-то напоминал уютные и аккуратные номера пансионатов, спекулирующих на русской старине, разве что не хватало в центре огромного стола с цветастой скатертью и самоваром. Санузел с душевой кабиной размещался в блоке у торцевой стены дома. Справа от него пряталась кухня, а слева была лестница на второй этаж. Наверху располагались спальня и совмещенный с ней уголок, подходящий для кабинета (Татьяна сказала, что планировку можно изменить, но перегородки лучше не ставить – так просторнее). В банный пристрой, в который можно было попасть прямо из гостиной, я заглядывать не стал.

Прощаясь, мы условились встретиться завтра в городе в нотариальной конторе. Татьяна пообещала, что после подписания документов освободит жилище в течение пяти дней. Меня это вполне устраивало.

На обратном пути я разглядывал кварталы поселка: аккуратные двух- трехэтажные домики, ровные прямые улицы с асфальтом и фонарными столбами, пышная растительность, желтые трубы газопровода. Здесь действительно можно было жить круглый год.

Я набрал номер Марины. Она уже усвистала далеко вперед, торопясь по своим делам.

– Да, мой хороший? – прощебетала она по громкой связи.

– У меня только один вопрос: почему ты не нашла мне дом в глубине поселка? Я смотрю, здесь очень мило.

– Потому что я читала твои книги.

– И что из этого следует?

– Я знаю, о чем ты мечтаешь.

– То есть ты…

– До завтра, друг мой! Я позвоню за полчаса до выезда!

Она отключилась.

Я проехал центральные ворота поселка, козырнув охраннику, преодолел проселочную дорогу в джунглях и выкатил на шоссе.

Меня обуревали смешанные чувства. Двигаясь с неприличной скоростью сто тридцать, я думал, что в моих книгах действительно очень много меня. На первый взгляд, в этом нет ничего необычного и уж тем более предосудительного: когда пишешь от первого лица, ты волей-неволей наделяешь протагониста своими чертами характера, взглядами и предпочтениями. Однако умные читатели с наметанным глазом знают: иногда автор выводит в главном герое того, кем хотел бы стать сам, но по каким-то причинам не стал.

Глава 4. Возвращение

Я говорил, что часто окунаюсь в прошлое и даже сверяю с ним день сегодняшний. Это не очень точная формулировка. Я не окунаюсь в него, как окунается «морж» в крещенскую купель, – я плаваю в нем, лишь иногда выныривая на поверхность. Такого плена не знал даже Эдмон Дантес, будущий граф Монте-Кристо.

Я утешаю себя мыслью, что таков удел всех, кому под пятьдесят и за пятьдесят. Мне стоило это принять. И я принимал. Долгими вечерами, предоставленный самому себе и не обязанный более сверяться с желаниями окружающих, я снова и снова, с какой-то необъяснимой бравадой и отчаянием, задавал себе больные вопросы. Хорошим ли я был отцом для своих детей и могут ли они, уже самостоятельные люди со своими возрастными тараканами, сказать, что у них было счастливое детство? Хорошим ли я был другом – надежным ли, преданным, способным глубокой ночью подорваться на помощь товарищу? А какой я сын? Гордятся ли мной мои родители… и о чем они вообще сейчас думают, глядя на меня? Наконец, каким я был мужем?

Большинство вопросов не имело однозначных ответов. С Полинкой я еще мог говорить на эти и другие важные для меня темы, она росла открытой и тонко чувствующей девочкой и по сей день бережно хранила в себе способность и стремление понимать и принимать мир, каким бы он ни был. С Вовкой сложнее. В детстве они с сестрой были не разлей вода, как и со мной, но примерно в тринадцать-четырнадцать (они двойняшки, родились с разницей в десять минут) их дорожки разошлись – точнее, их общий путь, как рельсы на перегоне, пошли рядом, параллельно, но врозь. Наблюдая сейчас за их суетой, я понимаю, что рельсы вскоре окончательно повернут в разные стороны.

Вовка, взрослея, становился замкнутым, завел дружбу со странными ребятами, которые не приходили к нему в гости, как другие, прежние, слушал странную музыку, чаще выглядел задумчивым, когда достучаться до него можно было лишь в буквальном смысле – стукнув в плечо или в бок. Каюсь, я подозревал тогда неладное: экзистенциальный страх подростка перед жизнью, часто приводящий к алкоголю, наркотикам и, черт побери, суициду. Но все оказалось проще. «Он влюбился, – шепнула мне на ушко Полинка. – Безответно. Смекаешь?»

Не знаю, чем закончилась Вовкина любовь, но с тех пор он таким и остался, задумчивым, временами отрешенным, себе на уме. Пропал в виртуальном мире, я потерял его волну. Наверно, с сыновьями чаще всего так и бывает. Вот дочки – совсем другое дело… что, впрочем, не отменяет их проблем с матерями.

Так каким же я был отцом? Сумел ли обеспечить своим ребятам счастливое детство? Надо будет спросить у них на досуге, улучив подходящий момент. А пока что мне хотелось узнать, каким я был мужем. Я решил ответить на предложение Веры встретиться, но прежде нужно было оформить покупку первой в моей жизни загородной недвижимости.

В среду утром мы встретились с хозяйкой «Чудова дома», как я уже окрестил свое новое жилище, чтобы оформить сделку и рассчитаться. Марина Сотникова опаздывала, а мы с Татьяной стояли у крыльца нотариальной конторы на широкой и шумной улице Кирова, поеживаясь от утренней прохлады. Татьяна сегодня была одета в синий деловой костюм с юбкой до колен, на плече у нее висела элегантная сумочка. Женщине, пожалуй, было зябчее, чем мне – я надел плотную куртку и джинсы с внутренним начесом.

Я не стал терять времени даром, решил кое о чем расспросить Татьяну.

– Что вы собираетесь делать с собачкой?

Она вскинула брови.

– С Гаечкой? Пока не знаю. В доме она могла прятаться от меня где угодно, а вот в городской квартире… У вас есть предложения?

Я пожал плечами. Предложений у меня не было. Я как-то не очень ладил с собаками, даже с такими «белыми и пушистыми», как бигли или какие-нибудь чихуахуа. Да и с кошками тоже не дружил. Максимум, на что могло хватить моей любви к фауне, это рыбки, да и то если они не требовали установки большого аквариума с компрессором и автономным освещением. Жил у меня как-то один петушок, Аркаша… помер от тоски и голода.

– Что-нибудь придумаю, – сказала Татьяна, с беспокойством взглянув на часы. Марина опаздывала уже на десять минут. – Знаете, Максим, я тут решила почитать что-нибудь из вашего. Полистала Интернет, но пока не определилась. Может, вы посоветуете, с чего начать?

– С «Волков», – ответил я без паузы. Этот вопрос мне задавали неоднократно.

– Разве не с первой книги?

– Нет. Вовсе не обязательно начинать знакомство с истоков. Мой первый опубликованный роман был чистой воды спекуляцией – кровь, кишки, секс. Хотелось, чтобы меня заметили.

– У вас получилось.

Татьяна произнесла это таким странным тоном, что я подумал: уж не сарказм ли? Но нет, лицо женщины было непроницаемым. Сегодня, кстати, она выглядела чуть старше, немного осунувшейся и бледной, и она явно пренебрегла утренним макияжем. Бессонная ночь?

Задать следующий вопрос я не успел, к парковке напротив дома подъехал голубой «ярис». Даже не подъехал – влетел в «карман», едва не ткнувшись носом в дерево. Из машины выскочила взлохмаченная Маринка.

– Ребята, простите ради бога!

– Пробки? – со снисходительной улыбкой спросила Татьяна.

– Если бы! Дома потоп, кран в ванной сорвало! Пока воду с пола собрала, пока то-сё… Я больше не буду!

– Больше и не потребуется, – заметила Татьяна. И опять этот тон и загадочный взгляд…

С документами управились быстро. Бумаги были готовы уже накануне, нам оставалось лишь их прочесть и подписать. Татьяна небрежно поставила свою закорючку под договором купли-продажи. Я же, напротив, начал вчитываться, но Марина быстро вмешалась, указав пальцем на место подписи.

– Ты мне не доверяешь? Всё чисто.

Я колебался. В последние годы все документы, требующие моей визы, пропускал через себя дипломированный юрист Яшка Лившиц, и сомнений в его дотошности у меня точно не было. К услугам же Марины я прибегал редко, если вообще прибегал.

– Щас зарыдаю, – сказала подруга, видя мое замешательство.

Я сдался. Подписал.

Рассчитались мы в отдельной комнате без окон, напоминавшей пыточную в отделении полиции. В присутствии нотариуса пропустили деньги через счетчик банкнот и обменялись расписками. Нас с Татьяной больше ничего не связывало. Почти.

– Я съеду до понедельника, – сказала она при прощании на улице. – Мебель, плиту, стиралку и холодильник оставлю, как и договаривались. Холодильник, правда, почти на выброс, но еще поработает. В общем, вы уж там сами разберетесь.

– Да, спасибо, зубную щетку привезу с собой.

Я улыбнулся. Она улыбнулась. И Марина тоже счастливо осклабилась. Все были довольны.

– Что ж, до встречи. Буду на связи.

Татьяна направилась по тротуару вдоль пятиэтажки в сторону делового центра.

– Машину она тоже продала, – заключил я.

– Я ж говорю, всё скинула.

Я посмотрел на документы, упакованные в прозрачный файл. Из них следовало, что я только что приобрел дом номер один по улице Центральной в поселке Речной Жемчуг. Почему жемчуг? И почему он речной, когда рядом озеро? Впрочем, не адрес в договоре привлек мое внимание. Я зацепился за реквизиты продавца. Татьяна Ивановна была моей одногодкой. А еще…

– Почему ты не сказала мне, какая у нее фамилия?

Марина подобралась.

– Это было важно? Ну, Чудовских. Что-то не так?

Я поднял взгляд. Татьяна уже скрылась за поворотом.

– Нет, все нормально. По коньячку?

– Смеешься! Я, конечно, рада за тебя, но не до такой степени. Позовешь на новоселье, там и выпьем.

Марина чмокнула меня в щеку и направилась к машине. А я так и остался стоять на тротуаре, пытаясь понять свои ощущения.

Верке я позвонил после обеда. Мы договорились на семь вечера. Перед звонком я долго раздумывал, какое место выбрать для встречи. Мне не хотелось, чтобы это было что-то романтичное или напоминающее о нашей совместной жизни (в каких только ресторанах и кафе мы не отмечались – и вдвоем, и с детьми!), но и подчеркивать некую дежурность встречи тоже не стоило. Все-таки Вера приготовила мне какой-то подарок.

В результате я остановился на совсем уж нейтральном варианте – маленькой и уютной кофейне «Пенка», расположенной в двух кварталах от моего дома. Я ожидал язвительных комментариев. Любимым рестораном Веры была «Сицилия», там мы часто отмечали день свадьбы и другие знаменательные события. Но сунуться туда сейчас я не считал для себя возможным. Будь моя воля, я вообще бы стер с карты города любые маяки и якоря из прошлого, даже если они навевали приятные воспоминания.

Впрочем, Вера никак не прокомментировала мой выбор.

После разговора я ответил на пару сообщений и разместил небольшой пост на своих авторских страницах в соцсетях. С самого начала писательской карьеры я взял за правило публиковать в Интернете не менее одного текста в день. Яша строго следил за этим, и если я ленился, он звонил и стращал своей матушкой-одесситкой, которая приедет и устроит мне шаббат наоборот. Я смеялся, но признавал, что постоянное присутствие в публичном пространстве – это не блажь, а непременный атрибут публичной жизни писателя. «Можешь строчить любую херню, – говорил Яша, – лишь бы твои подписчики ее видели и помнили, что ты еще не спился от славы и денег».

Памятуя об этом правиле, я и написал сегодня «херню». Нашел в Интернете старую еврейскую страшилку и запостил ее у себя. Моим полутора сотням тысяч подписчиков должно было понравиться. Особенно Яшке, фалафель ему в рот.

«Один еврейский мальчик очень любил читать. Он читал всё, что попадалось ему под руку, и обожал ходить в свой любимый книжный магазин. Однажды он понял, что прочёл всё, что там продавалось. Мальчик спросил хозяина, есть ли в магазине что-нибудь, чего он никогда не видел. Хозяин сказал, что есть последняя книга, которую он никому не показывает, и достал книгу под названием «Смерть»…

Он охотно продал её со скидкой – всего за 10 шекелей. Однако предупредил мальчика, чтобы тот никогда не открывал первую страницу.

Мальчик вернулся домой, прочитал книгу и остался доволен. Но ему всегда хотелось узнать, что же на первой странице. Однажды он уступил искушению и пролистал книгу к нужному месту. От ужаса книга выпала у него из рук.

На первой странице была написана только одна строчка: «Рекомендуемая цена пять шекелей».

Отправив текст на публикацию, я спохватился: «От ужаса книга выпала у него из рук» – явная чеховская «шляпа, подъезжавшая к станции». Но редактировать фразу я не стал. Пусть повеселятся. Если, конечно, заметят.

На своей личной странице я ничего писать не стал. Во-первых, уже мало кто из моих друзей ее просматривал, а во-вторых, из тех, кто все же регулярно ее читал, была и моя жена Вера. Если вам хоть раз закатывали дома скандал из-за дурацких записей в соцсетях, то вы меня поймете.

А Верка приготовилась к встрече. Это было видно невооруженным глазом.

Она была одета в короткое светло-коричневое платье из какой-то легкой блестящей ткани. Поверх него Вера накинула кожаный жакет той же цветовой гаммы. Каштановые волосы были завиты и распущены, хотя обычно она забирала их в хвост. Сдержанная улыбка, тонкий макияж, сумочка на плече, цокот каблучков…

Такой я свою жену не видел давно, если вообще когда-нибудь видел. Во всяком случае ничего из ее сегодняшнего туалета в нашем шкафу не было, значит, приоделась она уже после моего скоропалительного бегства. А такой макияж последний раз накладывала перед выходом на презентацию сериала «Спящие», проходившую в отеле «Рэдиссон-Славянская».

К чему, интересно, весь этот маскарад?

Я поднялся, с шумом отодвинув ногами стул, вышел навстречу. В ожидании Веры я готовился произнести дежурные фразы вроде «прекрасно выглядишь» или «ты, как всегда, в полном порядке», но, увидев ее, я понял, что они будут звучать как эпитафия на свадьбе. Вместо этого я сказал:

– Охренеть. Ты прямиком из салона?

Вера наградила меня снисходительной улыбкой.

– Это лучший комплимент, который можно услышать от писателя. Вторую фразу я опущу. Привет, дорогой.

Она подставила щеку для поцелуя. Я чмокнул. Ощущения были странные, будто я поцеловал сестру. Хотя сестры у меня нет, и я не знаю, каково это, но супруги точно так не целуются.

Я принял от нее жакет, повесил на стойку рядом с нашим столиком, помог сесть. Вера принимала эти нехитрые ухаживания подчеркнуто протокольно, словно не были мы женаты черт знает сколько лет, не вырастили двоих детей и никогда не видели друг друга сидящими на унитазе. Я задался вопросом: так бывает у всех разведенных, или это мы с непривычки встаем в позу?

– Пока ничего не заказывал, – начал я, – ждал тебя. Вот меню, выбирай.

– В прежние годы ты не стеснялся, – отметила Вера, открывая кожаную папку. – Однажды назначил свидание, и к моменту, когда я пришла, уже прилично разогрелся шампанским. Помнишь?

Я смутился. Да, память меня не подводила… к сожалению.

– Это было третье свидание. На первом и втором я вел себя пристойно.

– Зато на третьем затащил меня в постель…

Я опешил. Рука, которой я собирался подозвать официантку, зависла в воздухе.

Это черт знает что такое. Вот зачем так? Что за постоянная потребность подкладывать кнопки на стул? Я понимаю, что у нас обоих найдется масса поводов для укусов, но надо же чувствовать момент, когда лучше жевать, чем говорить.

Впрочем, я сам легко завожусь.

– Не помню, чтобы ты сопротивлялась. И в постели тогда ты не была похожа на монашку, которая забыла, как это делается.

Мы уставились друг на друга, как два игрока в покер. Разница заключалась лишь в том, что мы оба знали, какие карты на руках у соперника. Кто решит поднять ставку, а кто спасует?

Вера выдохнула первой. Плечи ее опустились, по лицу пробежало облачко грусти. Теперь она была больше похожа на себя прежнюю.

– Ладно, Макс, извини, глупости говорю.

– Забыли. – Я наконец подозвал официантку.

– Понимаешь, Прудников накрутил. Баланс у него не сошелся. Сократил всех, до кого смог дотянуться, но я не волшебница.

– Ты не волшебница, но первоклассный экономист, и если он за десять лет этого не понял, то ему пора на покой. Сколько ему, кстати?

– Шестьдесят два. И никуда он не уйдет, Москва его ценит. У нас самый успешный филиал в России. Во всяком случае пока…

– …пока у них есть ты, – закончил я.

Вера как-то нехорошо усмехнулась. На комплименты реагируют иначе.

– Еще немного, и я начну хвалить твои книги.

– Для начала тебе придется их прочесть. Хотя бы одну.

Мы снова замерли. Еще слово – и мы вернемся к «покеру»…

…но в следующую секунду оба рассмеялись. Смех был чистым, расслабляющим.

Вера заказала себе трехслойный латте и медовое пирожное, я остановил выбор на чае и блинчиках с мясом. Я беспокоился, что она попросит бокал своего любимого красного сухого, но Вера ни взглядом ни словом не намекнула, что желает придать нашей встрече налет романтичности. Меня это вполне устраивало.

Когда официантка удалилась, забрав папки с меню, Вера сделала неожиданный жест: она протянула руку и накрыла мою ладонь своей.

– Еще раз с днем рождения, Макс. Я надеюсь, что ты не воспринимаешь мое поздравление как дежурный ритуал в память о былых заслугах.

– Ни в коем случае.

– Хорошо. И вот что у меня есть для тебя. – Она полезла в сумочку, висевшую на спинке стула. – Ты, возможно, удивишься, потому что дважды одну и ту же вещь дарят только хитренькие дети, но мне кажется, что мой подарок снова актуален.

Вера выложила на стол длинный прямоугольный сверток из блестящей синей бумаги со звездочками. По размерам он был похож на слиток золота, только с небольшим полукруглым откосом по длине.

– Разверни.

Я взял сверток. Внутри была какая-то коробочка, довольно увесистая. Я был заинтригован. Дубль старого подарка? Какого? И почему он вновь актуален?

– Слишком много вопросов, милый, – улыбнулась Вера. Она прочитывала меня по глазам.

Я аккуратно развернул упаковку (рвать на лоскуты такую красивую оберточную бумагу в присутствии дарителя было бы невежливо), с трепетом отложил ее в сторону…