Морфин. Фантом любви

Мой журнал проплатил мне этот отпуск, но поскольку я не смогу воспользоваться им в полной мере, не хочу, чтобы деньги пропадали зря. Я все организовала. Роберто должен проинформировать тебя о возможности твоего дальнейшего пребывания у них. Надеюсь, ты не будешь упрямиться и останешься гостевать в лучшем отеле на побережье.

Это тот минимум, который я могу позволить себе в знак благодарности за гораздо большее, что дал ты мне. Историю, которую я смогу воплотить в достойную книгу. Знаю, ты не сильно обрадуешься этой затее, но я обещаю поменять имена главных героев. Ты и так знаешь, что твое имя мне не пришлось по вкусу. Первый экземпляр с моим автографом – обещаю, будет твой.

Вместе с этим письмом ты найдешь мою визитку, пожалуйста, свяжись со мной, когда расставишь все точки над «и» в своей истории любви и заполнишь все пробелы событий одной штормящей ночи.

И да, самое главное, Вова, я искренне желаю тебе все же отыскать свою Марину. С благодарностью, Александра».

Дочитав ее послание до конца, в моей голове произошла назревавшая революция. Александра, видимо, нажала на курок, где выстрелом стала новая надежда. Теперь я начал собирать все тот же пазл, но по иному образцу. Мне нужны были ответы, и я, кажется, понимал, где стоит начинать их искать.

Смуглый офицер в униформе главного отделения полиции провинции Салерно вежливо пропустил меня первого внутрь, а сам поспешил по своим делам. Я достал заготовленную записку на итальянском языке и зачитал ее девушке с серьезным видом служителя закона у входа.

– Добрый день. Я хотел бы переговорить с начальником Сальваресом.

– У вас назначена встреча с ним? Будьте добры, ваш документ?

– Простите, что?

– Паспорт, пожалуйста!

Я отдал ей мой слегка потрепанный частыми поездками загранпаспорт.

– Мне жаль, но господин Сальварес не сможет вас сегодня принять, так как вы не заявлены в списке посетителей. Если у вас имеются срочные жалобы или прошение о помощи, я могу направить вас к соответствующим сотрудникам.

Заметив мой растерянный вид, девушка все повторила по-английски.

– Но я летел сотни миль, чтобы увидеть и поговорить конкретно с господином Сальваресом.

– Я могу назначить вам встречу в следующий понедельник после обеда.

– Но меня не будет здесь в следующий понедельник.

– Тогда мне жаль.

– Не могли бы вы перезвонить ему и передать мне трубку.

– Нет, такое мне не позволено. Я не его секретарь, это офис регистрации. Пожалуйста, не задерживайте очередь, если вы не являетесь пострадавшей стороной и вашей жизни или жизни ваших близких ничего не угрожает в провинции Салерно.

Я оглянулся и убедился, что за мной уже успела выстроиться очередь с весьма интересным контингентом: пожилая женщина, за руку держащая внучку, резво обсуждающая что-то пара любовников или супругов, проститутки с задранной до шеи юбкой и солидно одетый мужчина, нервно шатающийся в самом конце очереди. Поймав на себе раздраженный взгляд этих людей и сотрудницы департамента, я отошел в сторону. Мне нужен был Сальварес. И похоже, сегодня эта рыба сама плыла ко мне в руки.

Важной походкой, тяжело перекатываясь с одной ноги на другую, в коридоре появился господин начальник. С ним здоровались коллеги и те, кто его знал, но он не перекидывался с ними словами, просто уважительно кивал головой. Как только он случайно заметил меня в толпе – вся его важность рассеялась, а на лице мелькнула некая озадаченность. Он понял, что я пришел к нему, и потому уже не мог притвориться, будто не заметил меня.

– Добрый день, Владимир. Какими счастьями в наших краях и несчастьями в нашем участке?

– Здравствуйте, комиссар. Я хотел бы переговорить с вами один на один, – я оглянулся по сторонам и заметил слегка удивленный взгляд моей прежней собеседницы.

– Один на один? Ну что ж, тогда пройдемте в мой кабинет.

Мы прошли в противоположный конец коридора, и, впустив меня в свой просторный кабинет, наполненный сигарным дымом и пронзенный лучами солнца, проникающего из-за жалюзи, комиссар закрыл за собой дверь.

– Вижу вы обменяли свой прежний крохотный цех на кабинет побольше.

– Да, в Италии говорят «великим людям большие стены», – он гордо выпрямил спину.

– Можете присесть, – он указал мне на коричневое кожаное кресло, а сам уселся за рабочий стол. – Вы все еще не смирились со своей утратой?

– Как раз наоборот, боюсь, что я очень долго мирился с этой утратой.

– Да, я о вас уже давно ничего не слышал.

– Значит ли это, что последние три года вы не получали никаких новых сведений по делу катастрофы?

– Владимир, смею вам напомнить, что это дело уже вот как три года закрыто.

– Да, я знаю. Последнее слушанье суда не принесло никаких результатов, – с разочарованием отметил я.

– А каких собственно результатов вы от него ожидали? На яхте, равно как и в вашей крови, было найдено вещество, при употреблении которого запрещается выход в море и управление судном. Конечно, компания – производитель яхты, цепляясь за этот неопровержимый факт, выиграла бы любое слушание. Доказав, что судно было полностью исправным и лишь под влиянием неумелого управления и неблагоприятных погодных обстоятельств произошло то, что произошло, они поставили точку в этом вопросе.

– Господин Сальварес, я очень хорошо ознакомлен с вердиктом последнего судебного слушанья.

Итальянец подался вперед, опершись на стол локтями.

– Владимир, поймите меня сейчас правильно, я рад видеть сегодня напротив себя человека с остывшей головой и взвешенной позицией. Но ответьте мне на один вопрос: раз вы не ищете больше виновных, почему вы здесь?

– Потому что ко мне возвратилась надежда, которую я должен либо разнести в прах, либо рискнуть и обратить в жизнь. Вы знаете, в первый год я думал покончить жизнь самоубийством, так как читал в глазах людей свою вину и считал себя главным виновником катастрофы. Когда мои эмоции и злость на себя поутихли, я остался один на один с собой – без друзей, семьи, работы, денег. Но даже все эти лишения казались мне крохами по сравнению с потерей любимой женщины. Время шло, а я все никак не мог смириться с потерей. Ко второму году без нее я увидел множество пробелов в работе местных метеорологов – отдавших разрешение выйти в море, спасателей – не успевших вовремя, карабинеров – ведущих поиск с недопустимой вальяжностью, водолазов – не видящих дальше вытянутой руки, производителей яхты. Тогда я возвращался в суды, требовал действий и правосудия, но увы, уступил. Затем последовали три года одиночества и отречения. И вот, казалось бы, когда все улеглось в моей голове, а чувства смирения и тоски окончательно сковали сердце – я понял, что рано сдался. Я понял, что в сущности ничего не сделал, чтобы отыскать ее! Вы скажете, что это глупость и чушь, погибших на том свете не отыщешь, но ведь мы не знаем, на каком свете она сейчас! Я безумно ее люблю и не могу так легко от нее отречься, пуская все на стечение обстоятельств одной штормовой ночи.

– Владимир, я знаю, что, не увидев холодного тела, тяжело поверить в гибель человека. Но очень часто утонувших не удаётся отыскать. Местные говорят, что это Нептун забирает их в свое царство.

– Комиссар, негоже вам верить в сказки местных!

– Пусть так. Но я верю в то, что время лечит. Да и верить в другой ход событий мне не позволяет отсутствие фактов и зацепок.

– Понимаю. Именно поэтому я сегодня сижу напротив вас. Эта поездка была инициирована не мной, но с каждым часом пребывания здесь я наталкиваюсь на забытые вопросы, оставленные без ответов. Я заглядываю в темные уголки своего подсознания, где, задыхаясь, прячется моя растерзанная надежда.

– Надежда на что? – он поправил усы.

– Комиссар, какова вероятность того, что эта женщина жива?

Господин Сальварес откинулся на спинку кресла и развернулся ко мне профилем, отводя взгляд в сторону. Он молчал и в напряжении сводил губы, кроющиеся за седыми усами полицейского опыта.

В комнате царила тишина. Я смотрел на него, а он – на тлеющую в пепельнице сигару, пускающую слабый дым.

– Желаете закурить? – взяв сигару и не поворачивая в мою сторону головы, спросил он.

– Пожалуй, да. Но обойдусь своими дешевыми сигаретами. А что курите вы, господин Сальварес?

– Вы хороший знаток сигар?

– Не так чтобы очень…

– Это дешевый местный бренд.

– Не знал, что Arturo Fuente производят в Италии. Но рад видеть, что жалованье итальянских служителей законопорядка улучшилось настолько, что они могут позволить себе курить хорошие кубинские сигары.

– У каждого из нас есть свои слабости. Ваша слабость – одна женщина, моя – хороший вкус сигар. Желаете отведать? – он протянул мне новенькую сигару.

– Нет, спасибо, – я достал пачку своих Lucky Strike и закурил.

– Могла ли ваша жена уцелеть – это только одному Богу известно, – комиссар сделал короткую затяжку.

– Но ведь ее тело до сих пор не обнаружили?

– Владимир, мне не хочется это говорить, но боюсь, что ее тело никогда уже не обнаружат. Вы прекрасно знаете, что мы не один день проводили поисковые операции и не один раз к ним возвращались. Все попытки были тщетны, да и против статистики не пойдешь.

– Именно факт того, что ее тело не было найдено и похоронено, дает мне право на надежду.

– Дорогой мой друг, боюсь, что ваша надежда себя не оправдает. Человек бессилен против стихии. Да, теоретически эта женщина могла бы спастись. Но тогда возникает вопрос, как быстро должна она уметь плавать и какой выносливостью обладать, чтобы самостоятельно покинуть место бедствия в штормовую погоду, подобную той, что имела место тем самым вечером.

– «Самостоятельно» может быть и нет.

– Владимир?

– Комиссар, в ту ночь могли иметь место, по крайней мере, три варианта развития событий.

Я умолк и проверял реакцию, а еще предел заинтересованности начальника отделения и по совместительству следователя происшествия.

– Поделитесь же со мной, что это еще за три варианта, засевших в вашей голове?

– Она могла утонуть. Она могла без чувств быть выброшенной на берег или скалы волнами. Или же она покинула место трагедии на другом судне.

– Два из озвученных вами вариантов – это не подтвержденные гипотезы.

– К сожалению, три варианта – это не подтвержденные гипотезы.

– Пусть даже так. Но давайте рассмотрим их ближе. Вы же здесь для того, чтобы услышать мою точку зрения?

– Да, господин комиссар, вы меня совершенно верно понимаете.

– Сперва позвольте мне достать ваше дело. Я его, конечно, и так хорошо помню – не часто у нас яхты по полмиллиона горят, но все же для большей убедительности и ясности разрешите, – он нажал кнопку на старом телефоне, и в аппарате раздался голос женщины, которая спустя несколько минут после озвученной им просьбы принесла нам папку с документами. Комиссар пробежался глазами по ее содержимому.

– Итак, – он начал раскладывать варианты, – причина катастрофы достоверно неизвестна, ключевая версия – это замыкание в моторном отсеке от попадания влаги в приведённом в ненадлежащее состояние приборе двигателя. Позже причина возгорания была обжалована в суде, и в результате ответственность легла на неумелое управление яхтой в состоянии неадекватного физического аффекта в экстремальных погодных условиях. Ваш иск о том, что команда спасателей прибыла не наискорейшим образом и была мало профессиональной, также отвергнут судом.

– Да. И мне жаль, если это зацепило вашу профессиональную гордость.

– В сложившейся ситуации мне предельно ясен мотив и эмоции любящего человека, потому не стоит извиняться. Я повторюсь, наша команда делала все максимально возможное, чтобы найти ответы и довести дело до конца.

– Но не кажется ли вам, господин Сальварес, что вы закрыли дело преждевременно?

– Никак нет, Владимир. Я действовал, согласно законам страны и детективной практики. К тому же мы по вашей просьбе повторно возвращались к этому инциденту.

– За что я вам очень признателен.

– Так вот продолжим, – он отложил бумаги в сторону и сделал короткую затяжку, – вариант о том, что волны ее отнесли на берег не подтверждается, так как совместная бригада моих ребят и карабинеров из Амальфи не выявили никаких следов спасшейся или находящейся в бессознательном состоянии женщины в окрестностях. Никто из местных не заявлял о подобном инциденте. И понятное дело, никакая женщина не обращалась в местные участки полиции с просьбой о помощи после бедствия на яхте «Эпирус». Также особа, с указанными вами личными данными, никогда не покидала страну после трагических событий и не была замечена при пересечении границы государства Италия. Вы понимаете, о чем я говорю, Владимир?

– Конечно, господин Сальварес. Но смею отметить и тот факт, что здесь мы располагаем сведениями эмиграционных служб лишь по конкретным именам.

– Да, верно, Владимир.

– Национального розыска ведь не было?

– Конечно нет, для этого не было никаких показаний. В первую очередь ваших показаний! – детектив немного разнервничался.

– Хорошо, продолжайте.

– Нет, я думаю, здесь нам нужно четко понимать возможную мотивацию без вести пропавшей женщины, – Сальварес достал из папки два листа с моим почерком и стал их зачитывать. – Вы ведь сами это написали?

– Да, сам.

– Значит, и фраза «не была предрасположена или мотивирована к самоубийству или побегу» была осознанно написана вами.

– Да, совершенно верно.

– И сейчас вы подтверждаете эти слова?

– Да, я подтверждаю. Мы любили друг друга до последнего. Я никогда не обижал ее. У нас практически никогда не случались перепалки. Она была обеспечена абсолютно всем с моей стороны: любовью, достатком, заботой. Это был наш свадебный месяц, ровно пару недель до того события она четко и внятно сказала мне «да» у алтаря. Находившись рядом со мной, ее глаза всегда горели от счастья, и даже если в них иногда и закрадывалась грусть, то только от того, что она была человеком творческих порывов. А чтобы творить – иногда нужно уметь грустить.

– Погодите. Значит иногда, находясь рядом с вами, она была грустной.

– Очень редко.

– Тогда ей не зачем было покидать вас на судне, подстраивая катастрофу?

– Нет, что вы, конечно же, нет! – у меня в груди вздымался ураган.

– Тогда о чем мы с вами должны рассуждать? Вариант, что, прежде чем пришли на помощь спасатели, ее мог подобрать другой катер, исключен, так как вы бы должны были его увидеть при свете грозы и пламени огня или же, как минимум, услышать посторонние звуки, – Сальварес затянулся сигарой и уставился в пожелтевший лист бумаги. – К тому же, судя по отчету наших коллег из береговой охраны, ваше судно было последним получившим разрешение диспетчера на выход в море и единственным не вернувшимся в порт ко времени, когда шторм вовсю разбушевался.

Я молча слушал его доводы.

– Виновность диспетчера не была установлена. В докладе ясно сказано, что в момент бури командование яхты «Эпирус» не отвечало на призывы незамедлительно выполнить предписанные правила безопасности управления судном при неблагоприятных погодных условиях. Ваше объяснение было банальным – вы находились в каюте и не слышали обращения диспетчера, пребывая в глубоком сне.

С каждым его последующим словом во мне все сильней разгоралось чувство презрения к себе.

– Именно на этом факте настаивала прокуратура, предъявляя вам обвинение в катастрофе. Вы помните?

Я сразу вспомнил горькие упреки родителей жены, прокурора, ведущего дело от имени Италии, сведения диспетчеров. Я помнил, как они доводили меня до состояния самоотречения и агонии своим абсурдом, подозрениями в том, что трагедия была подстроена мной.

– Комиссар, такое не забывается. Однако вы, я и присяжные точно знаем, что это не были преднамеренные действия с моей стороны. Моей виной могло быть только бездействие или промедление в ее спасении.

– В любом случае я думаю, ваши теории беспочвенны.

– Тогда я поведаю вам четвертую.

Комиссар с неприкрытым раздражением вздохнул:

– Ну раз вы уже заявились, тогда… – он протянул руку, словно приглашая меня к повествованию.

– Что если ей помогли? Помогли исчезнуть, раствориться, без вести пропасть… До катастрофы… До того как я вернулся к реальности ото сна, навеянного морфином.

– Исключено! Простите, но вы все еще в бреду! – он бессознательно теребил пальцами верхнюю пуговицу своего пиджака и, словив себя за этим занятием, тут же прекратил. Натянув прежнюю фальшивую улыбку, добавил: – Владимир, я считаю, вам следует до конца разобраться в себе, прежде чем выдвигать любые теории произошедшего, – Сальварес отодвинул пепельницу в сторону и поднялся из кресла. – Боюсь, вы отнимаете у меня слишком много времени.

Его резкая смена тона разговора застала меня врасплох. Фактически, сейчас он меня разнес в пух и прах, словно маленького наивного мальчика. Комиссар вышел из-за стола. Я инстинктивно подался вслед за ним.

– Мой вам совет, Владимир, оставьте свои надежды быть с этой женщиной, она больше не вернётся в вашу жизнь. Теряя одну надежду, людям свойственно обретать другую. Надеюсь, что той другой может стать незваная любовь, если вы еще не разучились любить. А если разучились, тогда я посоветую вам хорошие кубинские сигары Arturo Fuente, – детектив Сальварес выпроводил меня за дверь своего кабинета. – Не стоит искать то, что давным-давно утеряно. Ведь даже если найдете, не факт, что эта находка вам придётся по вкусу. Всего доброго, Владимир.

Так я понял, что в жизни есть только два типа людей: те, которые окрыляют, и те, кто эти крылья обламывает.

На шумной улице Салерно я подождал свой желтый автобус и, сделав одну пересадку, направился обратно в Амальфи. Мы проезжали невероятной красоты места, когда дорога серпантином проходила над морем, по которому ветер гонял белые кудри. Я прокручивал в голове все слова Сальвареса.

– Где ближайшая остановка? – подбежав к водителю, спросил я по- английски.

– Через два километра.

– Хорошо. Остановите!

Мы только что проехали место, которое я часто вижу в своих кошмарах. Место, где когда-то я пытался безумнейшим образом загасить свою боль от потери Марины. Автобус остановился на возвышенности, и под палящим солнцем весенней Италии мне пришлось плестись два километра назад к обозначенному месту.

На пустынной обочине мои мысли приходили в порядок. Иллюзии и догадки развеивались. Ослабленная надежда растворялась под давлением нещадных фактов. Один поворот, и я наконец-то спускался тропой к морю, к дикому месту, где волны яро сражались со скалами.

Я вышел к обрыву, где впереди качалось море. Я не мог понять, как же когда-то мне удалось вскарабкаться на острый пик одной из выступающих над водой прибрежных скал. Я видел это место, и примерно полчаса мне понадобилось, чтобы очутиться сверху на скале.

Стоя на краю почти что семидесятиметровой высоты, испытываешь особые ощущения. Здесь, сверху, ты чуть ближе к небу, но стоит сделать лишь один шаг – и ты окажешься в пучине глубины, среди подводных выступов скал и ударных волн.

Спустя столько времени я снова здесь. Тогда я думал, что жизнь окончена, но оказалось, что она и не собиралась покидать мое тело. Тогда я знал, что нет меня без нее, но все же я есть вот уже почти как пять лет. Потеряв любовь, мне так и не удалось себя отыскать. Кто я сейчас? В кого превратился? В сопляка без цели и достойной мечты? В сумасшедшего, грезящего встречей с женщиной, которой больше нет?

Взглядом я провожал зеленые волны за горизонт. А сердцем отпускал ее из жизни своей.

Глядя вниз на бегущие волны, крушащие известняковые глыбы, я видел свой полет. Когда я расставался с жизнью, не знал, что встречусь с ней так скоро. Теперь же я знал, если дважды море меня не погубило, значит мой путь иной.

Когда людей настигает черная полоса, они думают, как фаталисты: если эта полоса и есть знак «Тупик» на дороге нашей жизни, тогда следует развернуться и выбрать иное направление движения.

Я пять лет убивался по женщине, которую любил и люблю, но что мне эти муки дали? Отречение от мира в обмен на музу вдохновения. Но даже музы живут не вечно. Запас моего творчества иссяк, и я уже не нахожу себя в картинах.

– Марина, ты знаешь, что любовь к тебе всегда жива во мне. Так будет все время, даже если я стану немощным старцем и потеряю память. Даже если мне кто-нибудь скажет, что ты жива и столько лет молчала, я все равно буду любить тебя. Ведь первую любовь не спутаешь ни с чем. Ее не сотрешь из памяти. Она всегда особеннее тех, что случаются с тобой в течение жизни.

Марина, мне тебя не отыскать. Мне не возвратить событий и не изменить мне их. Уже который год я живу между двумя мирами: тем, где тебя нет и где ты в каждом дыхании. Время и копошение в случившемся лишь породило во мне сомнения в твоей любви. Любила ли ты меня на самом деле или просто я был столь сильно влюблен, что видел желаемое в действительном?!

Как просто и так легко ты могла исчезнуть в тот вечер, не оставив ни следа о себе, а лишь сплошные догадки? Была ли забавой твоя игра с морфином, а катастрофа стечением несчастных обстоятельств?! Если ты на том свете, прошу, ответь мне, дай знак или приснись! А если нет, тогда убирайся вон из моих дней. Дай мне спасти свое сердце, не запятнав памяти о моей любви к тебе. Дай мне возможность дышать полной грудью, а не задыхаться от боли! Верни, прошу, верни мне краски дней, отобранных навечно. Верни мне чувство счастья и спокойствия, растерянные в погоне за тобой. Возврати мне жизнь мою. Оставь мне то, что от нее осталось.

Я сорвал со своего пальца обручальное кольцо и выбросил в море. В последний раз искрой света оно мелькнуло в воздухе и устремилось в пучину волн.

– Морская, – скулы передернулись от ироничной улыбки, – пойми, мне жить пора не так, как раньше. Жить – а не существовать по подобию призрака. Не скитаться по миру в поисках тебя, а просто жить. Жить, чтобы снова любить. Жить, чтобы творить.

Я знаю, что давно уже не мальчик, но искренне верю, что полюбить я все еще смогу. Пусть не так, пусть по-другому… Пусть не на высоте вселенной, но хотя бы на высоте Земли.

Я не отрекаюсь от тебя, не предаю все, что между нами было. Лишь точно зная, что мне не вернуть тебя сейчас, я тихо отпущу все, что сковывает мои дни и ночи. Я отпускаю тебя в небо, веря, что именно там, спустя некоторое время наши дороги вновь сойдутся и не расстанутся больше никогда.

Надеюсь, что ты смотришь на меня с высоты небес и будешь рада, если счастье и радость снова вернутся ко мне. Я верю, что ты меня простишь и однажды мы встретимся с тобой уже на том берегу как старые и близкие первые влюбленные.

Я стану счастливее, если в моем сердце подле тебя освободится местечко и для другой женщины. Но пока тебя так много в моих мыслях, этому не бывать. Потому с сегодняшнего дня мне следует тебя все чаще в свои мысли не пускать.

Сегодня я намереваюсь взять управление своей жизнью в свои руки и, не глядя в зеркало заднего вида, двигаться вперед, дальше, убегая от прошлого. Ведь только не оглядываясь назад, ты поймешь, что там тебя никто не ждет. Я много раз ходил в прошлое. Хватит. Теперь я хочу в будущее!

Я разговаривал сам с собой. Я кричал в пустоту. Ветер срывал мои слова и уносил вдаль.

Я сжимал кулаки, а по щекам текли слезы. Я верил, что больше не вернусь сюда. Я знал, что больше не оглянусь в прошлое. Соленая капля коснулась моих губ, сжавшихся в улыбку. Я покидал место своей грусти. Я прощался с болью несчастной первой любви.

Вечернее солнце тонкими струями проникало в лобби отеля.

– Добрый вечер, Владимир, как прошла поездка в Сорренто?

– Спасибо, Роберто, немного утомительно. Могу ли я попросить вас об услуге?

– Конечно, я слушаю вас.

– Узнайте, пожалуйста, возможно ли поменять мои билеты в Киев на дату раньше воскресенья и сколько это будет стоить, – я протянул ему свой авиабилет, подаренный Валерией.

– Как только выясню, я сообщу вам, – Роберто взял билет и тут же стал клацать что-то на компьютере.

Я поднялся в номер. Принял прохладный душ. Ровно полчаса спустя получил ответ от Роберто.

– Ваш билет подлежит обмену, но ваш рейс этой авиакомпанией самый ранний. Есть другие варианты, однако аэропортом вылета будет либо Фьюмичино из Рима или через Флоренцию. Я могу обменять билет, но вы потеряете приличную сумму на нем, плюс разницу стоимости подобных рейсов нужно будет доплатить.

– Я понял, Роберто. Тогда полечу прежним рейсом. Спасибо.

– Хорошего вам вечера.

Я повесил трубку. Мне не очень хотелось оставаться здесь еще пару лишних дней, но наличных денег в кармане явно едва хватило бы, чтобы добраться до Рима, не говоря уже о прочих дополнительных издержках. Значит, мне оставалось лишь одно, наслаждаться подаренным пребыванием в отеле.

Солнечные лучи скользнули по моему улыбающемуся лицу, сегодня я открывал новую главу своей жизни.

– Buongiorno!

Таким же приветливым buongiorno мне ответила продавщица яркого магазина красок. Рай для художника: холсты и кисти, акварели и пигменты, рамки и этюдники, планшеты и мольберты. Глаза разбегались, а кошелек смущенно краснел. Я выбрал подходящую бумагу, пару кисточек и набор масляных красок и со всем этим добром пошел на кассу, где с улыбкой расстался с львиной долей своего бюджета. Наши радости стоят гроши. Так почему же нам горевать? Ответив улыбкой улыбающейся продавщице, я заплатил необходимую сумму и расслабленным шагом пошел по городу.

Я удобно разместился на террасе полупустого отеля и, выбрав нужный ракурс с фокусом на величественные скалы, бирюзовое море и разноцветные домики, принялся писать. Ароматы весны, нежные прикосновения сопутствующего вдохновения сподвигнули меня раскрыть свое непривычное состояние покоя в рисунке на холсте. Я давно уже не был таким. Давно не чувствовал подобной легкости и желания творить.

Целый день, лишь с короткими перерывами на белое вино, я рисовал. Мое лицо не отпускало слабую улыбку, а мои руки верно орудовали материалами. Масло ложилось на бумагу, словно тексты на музыку. Я рисовал свое новое счастье, где бирюзовое море ласкало сильные горы, где небо созерцало землю, где птицы раскрывали крылья над простором. Я творил до самой темноты, пока на город не опустилась ночь и в ресторане не заиграла живая музыка, пока звезды не стали зажигаться одна за другой и выстраиваться в яркие созвездия летнего танца.

С первыми лучами рассвета я возвратился туда, где черпал свое вдохновение. Закусывая круасаны фруктами и запивая все это теплым кофе, я не отрываясь сливался со своей работой. Официанты причудливо смотрели на меня, но я смотрел лишь вдаль – на дома, деревья, облака, блики солнца и порхания птиц. Здесь все сияло непринужденностью. Здесь время застывало в оковах гор. Здесь солнце грело человеческие души. Видимо, ему и мою душеньку удалось отогреть.

– Простите, что отвлекаю вас от созидания, могу ли я взглянуть? – обратился ко мне мужчина седых лет в сером костюме.

– Пожалуйста, – я развернул рисунок к незнакомцу, а сам взял бокал вина.

– Вы профессиональный художник?

– Возможно.

– Как так возможно?

– А что по-вашему отличает профессионального художника от непрофессионального?

– Его талант и картины, – не думая ответил мужчина.

– И как вам мои талант и картина? – улыбнулся я.

– Очень даже впечатляюще!

– Спасибо.

– Я и сам люблю этот вид на город. Как по мне, это самый совершенный вид в мире.

– Я с вами соглашусь, здешние виды действительно приковывают взгляды и, видимо, сподвигают к творчеству.

– Меня зовут Франческо Минорри. Я владелец этой гостиницы и еще нескольких в округе.

– Мне очень приятно, я Владимир, постоялец вашей гостиницы.

– Честь имею познакомиться со столь талантливыми гостями.

– Это взаимно.

– Владимир, сколько времени вам понадобилось, чтобы нарисовать это чудо?

– Ну вообще-то картина еще не окончена. Это второй день моей работы над ней. Рисуя маслом, мы должны быть очень аккуратны и терпеливы.

– Могу ли я прикоснуться? – спросил господин Минорри.

– Да, но только внизу, там краски уже должны были порядком загустеть.

– Владимир, вам нравится у нас? Как долго вы еще будете с нами?

– У меня особенные чувства к вашей гостинице, но увы, это мой последний день. Завтра самолет.

Мужчина сменил улыбку на озабоченность, помолчал несколько минут, а после спросил:

– Я могу приобрести эту картину? Дело в том, что мы планируем реновацию террасы и ресторана и по замыслу хотели бы разместить в новом интерьере самые удачные образцы здешних пейзажей.

– Да, – ни секунды не колеблясь, ответил я, – вы можете приобрести этот рисунок.

– Какова его цена?

– Пятнадцать тысяч евро, – с потолка пробил я.

– Пятнадцать тысяч? Это недешевое удовольствие! – засмеялся господин Минорри.

– Ну я думаю, что за подобный рисунок столь уважаемому господину не будет жалко выложить подобную сумму. К тому же я уверен, что вы как умный и предприимчивый владелец этого шикарного места знаете толк в искусстве и с удовольствием оставите частичку моего гения с вами.

Мужчина расплылся в улыбке, видимо, он был в восторге, когда люди льстят ему наилучшим образом. Я же был в восторге от назревшей сделки и проснувшейся во мне сноровки бизнесмена.

– Хорошо, Владимир, по рукам. Только вы должны закончить эту работу до отъезда, – из левого внутреннего кармана серого пиджака господин Минорри достал чековую книжку и ручку. Одним махом чернил поставил подпись под суммой с тремя нулями евро.

– Я оставлю рисунок на ресепшене при выселении.

– Да, пожалуйста, – он протянул мне зеленоватую бумажку.

– Спасибо вам, господин Минорри. Вы истинный обладатель вкуса.

– Я уверен, что со временем я оценю эту инвестицию в талант неизвестного мужчины. Приятно было иметь с вами дело, Владимир.

Мы пожали друг другу руки, и он ушел по своих делах, а я остался дорабатывать рисунок. Сегодня мне понадобилось гораздо больше времени, и в номер я вернулся около полуночи. Утром меня ждал самолет, поэтому я сбросил все свои вещи в чемодан. Из кармана штанов выпала пачка сигарет. И только сейчас я понял, что за два дня не выкурил ни одной. Самое интересное, и не тянуло. Но словно отдавая дань привычке, достал одну и, заведомо открыв окно, сделал затяжку. От нее мне стало тошно, а в животе закололо. «Видимо, я совсем уж мало сегодня ел», – сперва подумал я. А после просто решил бросить курить.

Начиная уже новый день без сигарет, я насладился полноценным завтраком, после чего отнес картину на ресепшен. Узнав, что обналичить чек я смогу только завтра в ближайшем банке, пересчитал наличку в кармане и словил такси. Водитель согласился отвезти меня в аэропорт всего лишь за двадцать евро, и пусть его старенький фиат не ослеплял лоском, меня такой расклад событий вполне устраивал. Я погрузил чемодан в багажник, и мы отправились в путь.