Морфин. Фантом любви

– Погоди, расскажи мне, что произошло? Она его бросила?

– Я не знаю. Знаю лишь то, что он здесь, один. И так вот уже который год.

Поднявшись со скамейки, Галина Олеговна взяла в руку сумочку, поправила шарфик и обняла подругу.

– Я бы с радостью пригласила тебя на чай к себе, но…

– Не стоит волнений, – перебила ее собеседница, – мне тоже столько всего нужно сделать к приходу мужа. Пообещай, что мы как-нибудь обязательно вернемся к этому рассказу, – и, увидев обещающий взгляд, с благодарностью продолжила: – Я была очень рада тебя видеть. Знать, что в своем уважаемом возрасте ты полна сил и здоровья, даже год спустя, как твой любящий муж покинул нас.

– Я тебе очень благодарна за поддержку, – подруги обменялись поцелуями в щеки, словно молодые кокетки, и распрощались.

«И зачем только я вздумала развязать свой глупый язык с человеком, который никогда не знал вкуса одиночества», – подумала про себя Галина Олеговна, маленькими и неспешными шажками возвращаясь к себе домой.

Я расставил свои семь картин на места, где они ночевали каждую ночь, а сам разместился в кресле у камина.

Подолгу вглядываясь в желтое пламя, в то, как оно поглощало сухие куски дерева и маленькими взрывами изгоняло из него воздух. Я провожал еще один вечер из жизни моей. Я возвращал тепло ласковых рук Марины, греясь у огня. Я видел, как она сидит у меня на коленях, как кладет голову мне на плечи, а своими маленькими пальчиками теребит верхнюю пуговицу моей одежды, делясь со мной мечтами и переживаниями. И пока в камине догорают огни, я провожу свое время с ней – женщиной, которую люблю. Люблю, как прежде. Люблю, как обещал любить. Крепко и навсегда. Ее одну, мою Марину.

Глава III

В квартире было весьма прохладно. От вчерашнего огня в камине осталась лишь горстка пепла. А я так и проспал всю ночь одетым в уютном кресле. Я глянул на свои часы и встрепыхнулся, было одиннадцать утра. Мне следовало поторопиться, если я не хотел упустить очередной день торговли. Полностью уверовав в то, что и сегодня их никто не купит, я все же позавтракал и, собрав свою ношу, понесся на Андреевский спуск.

– Добрый день, Владимир.

– Здравствуйте, – отставив кофе в сторону, ответил я женщине, которая так пристально смотрела на мои работы. – Хотите купить? У нас сегодня акция, – унеслись с моего языка две дурацкие строчки.

– Акция говорите? И по чем?

– Какая вам больше всех понравилась?

– Да любая, – безразлично ответила она, сверля меня карими глазами.

– Так, стоп, а откуда вам известно мое имя? Я не припомню вас среди моих постоянных клиентов.

– Постоянных клиентов? – женщина расхохоталась, заставив меня достать сигарету. – Да у вас их уже как полгода нет, и вряд ли найдется хоть один человек в округе, кто согласится выложить свои деньги за вашу мурню. Меня зовут Шлепко Виктория Александровна. Я глава ЖЭКа, а вы, велико уважаемый, возглавляете наш список самых ярых неплательщиков. Вас, видимо, уже не беспокоит, что мы отключили отопление и телефонную линию в ваших апартаментах за неуплату? Что ж, нашим следующим шагом будет электричество и вода.

– Постойте, – перебил я заведенную женщину, – даже в силу технологических процессов вы не сможете этого сделать.

– Поверьте мне, для меня нет ничего невозможного! – прокричала она.

– Нет, вы ошибаетесь. Видимо, есть одно нелегкое дело для вас, – улыбнулся я.

– Какое же это дело? – спросила мадам Шлепко.

– Вам все никак не удаётся склонить меня к оплате долга, ведь так?

Она достала какой-то документ и швырнула его на раскладку моих картин, добавив:

– Это судебный иск. И знайте, что я больше не намерена ждать, пока ваши картинки кто-нибудь купит. Ищите деньги и приходите в суд уже с ними. Вы дорого заплатите за мои нервы! И за время, которое я вынуждена на вас тратить!

Она с раздражением вздрогнула плечами и, развернувшись, думала было уходить, как ее догнало мое унылое:

– У меня для вас денег нет!

– Что ж, тогда нам придётся отнять у вас вашу запустелую и наверняка прогнившую обитель.

– Вы задумали выгнать меня на улицу из моего собственного дома! – меня переполняла злость, тремя шагами я оказался напротив нее, глядя прямо в суровые глаза.

– Владимир, если вы не можете заработать на своих мазках, может, стоит задуматься о рисовании карикатур и шаржей?! – с ухмылкой заметила она.

– Тогда моя первая карикатура будет с вашего перекошенного лица, Виктория!

– До встречи в суде! – она развернулась и оставила меня посреди улицы с повесткой в суд и с осуждающими взглядами моих коллег и прохожих, которые со стороны наблюдали весь этот цирк.

За семью сигаретами прошел этот день. И в чем-то женщина из ЖЭКа, возможно, была права: и сегодня я не продал ни одной картины. Может, мои рисунки и вправду никчемны? Ведь я не мечтал быть художником. Ведь я не учился этому. Я просто рисовал то, что чувствовал… Но видимо, этих чувств недостаточно, чтобы картины были распроданы. Ничего, нарисую еще десяток. Если мне нужны эти деньги, я могу позволить себе нарисовать банальное поле маков или купола Андреевской церкви на фоне весеннего неба. Это ведь проще простого.

Я собрал свои картины и поплелся домой. Возможно, вам знакомо настроение человека, который решил отказаться от своих принципов. Вернее, он просто решил немного, лишь на краткий срок, отступиться от них. Сменить картину восприятия. И ради чего? Конечно, ради денег. Деньги – это то, ради чего многим наплевать на свои принципы и взгляды.

Проходя мимо лавочек у своего подъезда, я уже на автомате поздоровался с Галиной Олеговной, которая на этот раз в полном одиночестве наслаждалась свежим воздухом все еще прохладного весеннего вечера.

– Дорогой, сегодня к нам приходила глава нашего ЖЭКа, очень уважаемая особа, зовут ее Виктория…

– Ах, значит, это вы подсказали ей, где можно меня найти, – перебил я недослушав.

– Да, прости, если это вызвало некие трудности для тебя.

Я было думал взвинтиться и отругать старушку за слишком уж длинный язык, но вовремя остановил себя, проявив терпимость и уважение к ее годам.

– Она сказала, что если хотя бы один из жильцов просрочивает оплату за коммунальные услуги на энную сумму, это дает ей право поднимать вопрос об отключении всего дома от услуг. Прошу, пожалей нас, здесь ведь живет много пожилых людей. И мне даже страшно подумать, какие болячки могут нас застать на старости лет, если в квартирах будет холодно. Это же мгновенно появится грибок на стенах и прочая гадость, – продолжала драматизировать старая женщина. – А главное, Володь, я бы так не хотела, чтобы некоторые жильцы порочили твое доброе имя и память твоих родителей.

С грустным видом она поправила шелковый шарфик, окутывающий ее шею голубым цветом.

– Конечно. Я приму ряд действий. Не стоит беспокоиться, Галина Олеговна.

Я подошел к ней, оставив картины рядом на скамейке, обнял и поблагодарил за поддержку. Женщина сразу воспряла, лицо грусти сменилось лицом понимания.

– Я бы с удовольствием помогла тебе. Но моей пенсии едва хватает мне на лекарства. Да и мои дети не так уж хорошо зарабатывают.

– Нет, что вы, я бы ни в коем случае не обратился к вам за деньгами.

– Но знай, Владимир, пусть у меня нет денег, но ты всегда можешь ко мне обратиться за советом.

– Конечно.

Я стал было собирать свои картины, но женщина попросила меня провести ее домой, так как на холодном воздухе она легко может простудиться. Словно еще раз подчеркивая, что она никак не переживет отключение дома от услуг ЖЭКа.

Я взял ее под руку, и мы мало-помалу, короткими шажками проследовали в подъезд.

Поднявшись к себе домой и состряпав на скорую руку ужин, я заварил себе кофе и набрался решимости рисовать попсовые картины. Вошел в холодную мастерскую и, надев свой старенький, потертый и испачканный красками свитер, принялся за работу над новым холстом.

Семь часов я провозился с этими «Маками», а потом, не в силах больше удерживать себя ото сна, рухнул на кровать. Утро вечера мудренее.

Только к полудню я открыл глаза. Приведя себя в порядок и позавтракав, достал свою первую на сегодня сигарету, глянул на солнечный день за окном и, подумав о том, что хорошо было бы бросить курить, наполнил легкие никотином. Людям свойственно быть зависимыми, так пусть лучше я буду зависим от сигарет, нежели от других пороков современности. Войдя в мастерскую, я взглянул на вчерашнее ночное творение, и меня едва не вырвало. «Неужели истинный мужик может нарисовать этот бред? – задался я вопросом и тут же получил ответ: – Деньги творят чудеса». Картина была лишь наполовину готова, и потребовалось бы еще немало стараний, чтобы довести ее до ума. Я налил чистую воду для щеток и вышел на кухню за кофе.

Как же это смешно, мы все осуждаем кого-то, зарекаемся, что никак и никогда, а приходит все же момент и все наши прежние росчерки мышлений летят чертям под хвост. Особенно, когда появляется нужда в «зелененьких», ну или какого они там цвета в нашей стране.

Вот мазок за мазком – я рисую, смешиваю краски, меняю тона, играю со светом, и все ради того, чтобы выжить. Ведь сейчас у меня ноль эмоций. Вы спросите, нравится ли мне то, что я делаю? Совершенно нет. Это механические движения, за которыми нет ни идеи, ни энергетики. Вернее, одна есть – энергия денег. Ведь мне так, черт побери, нужны ваши денежки, покупатели! Я остановился, моя рука устала выводить цвета. Мне надоело смотреть на эту тупость и осознавать, что ее сотворил я. Как раз время закурить. Я вытаскиваю очередную Lucky Strike и, наполняя свой мозг никотином, а комнату дымом, переношу картину с мольберта на стол.

«Ничего, Вова, еще чуток и я продам это дерьмецо, и просто об этом забуду, – подумал я и, держа в зубах сигарету, продолжил рисовать. – Что бы мне сейчас сказала Марина?».

Мои зубы сжались в улыбку и потянули за собой кожу лица, а в голову ворвались воспоминания.

– Милый, ты опять предаешь свою сущность за доллар… – вспомнился мне ее образ. – Хочешь рисовать – рисуй, хочешь петь – пой, сходить с ума – сходи… Только по-настоящему, на все сто, нет – двести процентов. Наша жизнь ведь так коротка, чтобы тратить ее на зарабатывание бумаги.

– Ты права, милая. Но эта самая бумага в итоге может принести тебе море радости.

– Бумага – нет. Деньги ничто по сравнению с процессом их заработка. И если тебе приносит радость сам процесс, тогда ты уверенно можешь сказать, что это твое дело. А так, сам подумай: как будет лечить врач, если он терпеть не может слушать жалобы? Как раскроет очередное убийство следователь, если ему противен вид крови? Как тебя спасет твой телохранитель, мечтающий быть актером в театре? Понимаешь?

– Понимаю, но все же…

Она обрывала мои фразы. И я уже не смел ей перечить. Я только хотел обнимать ее. Владеть ее мгновениями и делать нас еще чуточку счастливее.

Я остановился. Моя сигарета догорела. Упаковка оказалась пустой, и даже запасная пачка сигарет в столе на кухне сегодня подвела меня. Не люблю, когда мне приходится идти в магазин за сигаретами. «А почему бы мне не бросить курить прям сегодня?» И вправду, это было бы очень здорово, ведь раньше я обходился без них. Я сбросил с себя только что надетое пальто и вернулся к холсту. Где-то час провозился с той же картиной, но результат мне был все еще противен. Это полотно стало меня раздражать. Не столь даже само полотно, а сколь мысли о том, что я нуждаюсь в деньгах. Человек, который мог себе купить все что угодно в этой стране, сейчас калякает что-то, чтобы заработать гроши на хлеб! Неужели таков был мой выбор пять лет назад? Неужели так я видел свободу? Неужели этим я хотел заниматься?!

Я бросил кисточки и пошел в ванную умыться. Холодная вода смыла выступившие капли пота на лбу. Я поднял голову и взглянул на свое отражение. Передо мной стоял все тот же человек, которого я так не рад был встречать по утрам. Со времен прежнего беззаботного и окрыленного мужчины не осталось ровным счетом ничего. Куда подевался мой успех? Мой достаток? Моя жажда к жизни?

Да, видимо, все это ушло следом за ней.

С полным раздражениям я схватил пальто и спустился вниз за сигаретами.

Этот день был пропитан весной. Птицы возвращались домой с южных берегов. Солнце топило остатки снега на земле. Люди открыто улыбались. Даже вечно хмурая продавщица сигарет в киоске мне пожелала хорошего дня. На обратном пути я закурил очередную сигарету, решив, что брошу курить как-то в другой день.

– Добрый день, Галина Олеговна, – у подъезда я застал медленно шлепающую соседку, несущую в руках батон.

Пожилая женщина обернулась и расплылась в улыбке. Хотела было поправить свой новенький салатовый шарфик, но одна из рук была занята.

– Здравствуй дорогой, как примечательно, что я тебя встретила. У меня к тебе просьба, – она взялась за мою руку. – Одна моя старая хорошая знакомая ищет своей внучке учителя по рисованию. Вот я и сразу вспомнила о тебе. Что думаешь? – поинтересовалась она.

– Ну ведь, Галина Олеговна, я же не учитель.

– Да, возможно, ты не учитель, но зато художник.

– Художник, чьи картины никто не покупает, – поправил я.

– Обязательно кто-нибудь их купит, а пока что это отличный шанс для тебя подзаработать и оказать мне услугу.

Понимая, что перечить этой женщине себе дороже, я пообещал, что подумаю.

– Обязательно подумай. Это довольно состоятельная семья. С бабушкой этой ученицы мы весьма хорошо знакомы, тебе не составит труда обучить неким приемам малышку.

– Малышку? – насторожился я. – Сколько ей лет?

– Сколько лет, сколько лет – какая разница?! Она платит, ты ее учишь, вот это главное.

– У меня совершенно нет опыта работы с детьми! – категорично заявил я.

– Вот, как раз и получишь свой опыт! Подержи мой батон, – Галина Олеговна сунула мне в руки булку, – нужно найти ключи в сумке… здесь всегда такой бардак… – она начала рыться в своей сумочке, а я понял, что за эти дни у меня передоз от общения с ней. – Все. Нашла. Ну что же, обязательно скажи мне сегодня свой ответ, будет жаль, если этот шанс достанется кому-то другому.

– Хорошо, – пообещал я и поднялся к себе.

Подойдя к своей новой картине, я еще раз скривился. Нет, рисунок не был дурным, просто он был пустым. Возможно, кто-то бы нашел в нем что-то свое, но я в нем находил лишь отвращение к себе. Я ведь обещал Марине, что больше никогда не стану узником денег.

Я бросил взгляд на конверт с вызовом в суд, думал было уже протестовать, отказаться и вовсе не платить. Но потом до меня дошло, что идея Галины Олеговны очерчивает выход из сложившейся ситуации. Это быстрые деньги. Если девочка совсем еще юная, это значит, что она не так уж много ведает об искусстве и я смогу ей быстро передать базу.

Метеором спустился на первый этаж, позвонил в квартиру номер три и пообещал старушке, что возьмусь за это дело.

– Как я рада! – всплеснула руками та. – Это замечательно! Сейчас же позвоню ее бабушке и скажу, что с моей помощью внученька получит самого талантливого художника города!

Я захлопнул двери в свое жилище, а сквозняки открыли двери на балкон. Я развел небольшой огонь в камине, а затем вышел на балкон… я ощущал облегчение.

Я любовался видом на Андреевский спуск и Днепр. Могучая река почти избавилась от глыб льда, сковывающего ее берега. Весна – это время, когда нужно отбросить все, что сковывало тебя до сих пор. Увы, это не так легко.

Я стоял и просто наслаждался солнцем. Оно слепило глаза, а закрывая их, я видел женщину, по которой до сих пор невероятно тоскую.

– Ты думаешь, мы никогда не расстанемся? – спросила она.

– Я знаю, что нет…

– А если я уйду?

– Куда уйдешь?

– Вот просто возьму и исчезну… Тогда, что тогда ты будешь делать?

– Я найду тебя.

– А если не найдешь?

– Тогда я заставлю тебя искать меня.

– Как? – озадаченно спросила она с нежной улыбкой на личике.

– Просто исчезнув, однажды ты вспомнишь мою любовь к тебе и поймешь, что так тебя никто и никогда не любил.

– Вов, – на секунду замолчала она, – я так рада, что ты у меня есть.

– Значит, ты никуда уходить не будешь? – дурачась спросил я.

– Нет, глупыш, – она своим маленьким кулачком толкнула меня в руку. – И ты не смей уходить.

– А если все-таки возьму и уйду?

– Тогда я останусь навсегда одна.

– И не станешь искать мне замену? – задевал я.

– Нет.

– Почему?

– Потому что ты навсегда в моем сердце. И даже если тебя не станет, я не посмею отдать это место кому-то другому. Я не посмею касаться чужих губ, называть ласковыми именами чужого мужчину. Я не позволю никому больше прикасаться ко мне. А оставаясь прохладными вечерами наедине с собой, я буду вспоминать, как ты заменял мне весь мир. Да что там мир! Всю Вселенную.

– Все, прекращай, – оборвал я ее, мне стало не по себе от мысли, что мы можем расстаться, – мы с тобой всегда будем друг у друга, что бы ни случилось, что бы ни произошло.

Я поцеловал ее в щеку и, обняв за талию, стал позади нее.

– Видишь, вот там Днепр находит свою затоку, – я протянул свою руку к югу.

С родительского балкона открывался чудесный вид на Андреевский спуск и на весенний Днепр.

«Один и тот же вид, но такие разные ощущения, – подумал я, стоя в полном одиночестве на залитом солнцем балконе. – Я не верил, а ты все же ушла… И знала бы ты, Марина, как мне безразлична вся эта Вселенная без тебя. Без тебя…»

С моих губ слетела пара фраз и небрежный ветер унес их за угол дома, а дальше, наверное, на край земли, туда, где кончается мир и начинается целая Вселенная.

Глава ІV

Я просыпался и гладил ее каштановые волосы, покрывал поцелуями плечи, исследовал руками изгибы ее спящего тела, пока она спросонья не открывала глаза и не одаривала меня нежностью своего взгляда. Нас накрывала волна наслаждения, мы пряталась в простынях. Я входил в нее, глядя прямо в глаза. Она тянулась ко мне и спускалась обратно вниз. Своими руками я держал ее, наслаждаясь движениями наших тел, касаниями наших душ. Она вскрикивала мое имя от оргазма, а через мгновение от страха.

Мы были в темной воде. Она шла ко дну, теряя воздух. Я пытался нырнуть глубже, к ней, но что-то мне не давало. Марина протягивала ко мне руки, но как ни пытался, я не мог настичь ее. Она кричала, я не слышал что. Вода заполняла ее легкие. Она уходила все дальше, растворяясь во мгле. Вода не пускала меня к ней, словно что-то держало на расстоянии. Чувство, когда твое тело не слушает твои мысли. Ее почти не было видно. Я набирал полные легкие морской воды, надеясь уйти за ней. Что-то вытолкнуло меня на поверхность. Задыхаясь, я широко распахнул глаза.

Это был еще один кошмар. Я успокаивал свое сердцебиение. А в голове прокручивались кадры моего сна. Я откидывался назад на простыне своей холодной кровати. Руками гладил пространство по сторонам от себя. Там не было ее. Там больше никогда не будет женщины, которую люблю.

Я закрывал глаза и возвращался к ней.

– Это всего лишь сон, – Марина гладила меня по голове, словно мама испуганного ребенка. – Плохой сон.

– Ты уходила от меня, – я обнимал ее все сильнее.

– Я всегда здесь. Я всегда с тобой, – шептал мне родной голос.

– Всегда со мной, – проговорил я сквозь сон.

Глава V

На кухне был полный хаос. Я давно уже не готовил что-то серьезное для себя. Обычно обходился овсяной кашей с орехами и фруктами на завтрак, иногда заменял ее омлетом с сосисками – в общем, тем, что занимает минимум времени для приготовления. Обед – это бессменные сэндвичи с кофе. А за ужином довольствовался заказной едой. Я обожал итальянскую пиццу и китайскую лапшу. Конечно, ее доставляли не из Италии или Китая, но по купонной цене – это казалось шикарным ужином холостяка.

Сейчас я готовил отбивные к жареному картофелю. Из головы все никак не выходил сон вчерашней ночи. А за окном термометр поднялся до семнадцати градусов тепла, и это в марте.

«Хотелось бы чего-то выпить», – пришло мне на ум, и я полез в бар.

– Да, не густо… – бутылка дорогого рома, валявшаяся там лет семь, и дешевенькое вино. Еще не было обеда, потому ром я оставил там еще на годик-полтора, а сам взялся откупоривать вино.

Отбивные начали гореть, и в этот момент, словно на зло, в дверь кто-то позвонил.

– Сейчас открою! – я мигом отдер куски мяса от сковороды и переместил их на тарелку. Вытер руки и пошел открывать незваным гостям.

– Добрый день. Меня зовут Валерия. Друзья называют меня Валери, – протянула мне руку улыбчивая девушка, – вы мой новый учитель рисования.

Это была красивая девушка, которая пару дней назад назвала меня хамом.

– Возможно, вы пригласите меня войти? – она опустила свою руку, не дождавшись пожатия от меня.

– Да, конечно, – я отступил в сторону, приглашая свою ученицу войти.

– Хам? – с улыбкой переспросил я.

– Похоже на то, – Валери кивнула, и мы оба рассмеялись.

– Честно говоря, я ждал тебя к трем, – пальцы моей руки потянулись к бровям.

– Меня просто папа подвозил, у него какие-то дела сегодня в центре. Мы живем не очень близко к Андреевскому, поэтому я упала ему на хвост. Но если я слишком рано, вы только скажите, – она медленно начала отходить обратно к дверям, – я могу прогуляться и вернуться через час.

– Нет, ну что ты, – попытался я исправить ситуацию. – Я как раз приготовил обед… если ты голодна, буду не против разделить его с кем-то.

– Ммм… – закрыв глаза и вдохнув запах еды, она добавила: – Давно я не ела горелого. Так и быть, составлю вам компанию.

Она рассмеялась и, не дожидаясь моей помощи, сбросила с себя пальто на кушетку и побежала на кухню.

– Нужна моя помощь?

– Нет. Все, что можно было спалить, я уже сжег, – мы оба рассмеялись. – Садись за стол.

Я насыпал порцию ей и себе.

– О, это будет много для меня.

– Ничего, оставишь, если не понравится, – успокоил я ее.

– А вы так и не представились, – заметила девушка без всякого стеснения, глядя мне в глаза.

– Владимир.

– А по отчеству?

– Можешь со мною быть на «ты».

– Тогда и ты можешь быть со мною на «ты».

Таким образом она, наверное, хотела сказать, что я беспардонно с порога перешел на «ты» в своих обращениях к ней.

– Приятного аппетита! – пожелал я.

– И вам, – последовала короткая пауза, и Валери моментально исправилась, – и тебе.

– Будешь вино? – я привстал за бутылкой, которая стояла на столешнице позади меня, а потом до меня дошло: – Хотя тебе, наверное, еще нельзя.

Не поднимая глаз на девчонку, я стал наливать красное вино в чашку. Когда я закончил, меня смутило, что она смотрит прямо на меня, не говоря ни слова.

– Что-то не так? – мои глаза забегали по углам.

– Да, не так.

Валерия поднялась из-за стола, и я было уже подумал, что обидел ее, но она уверенно подошла к кухонным шкафчикам и, как будто зная, где находятся покрытые пылью фужеры, из которых я никогда не пью, достала один бокал. Затем, прополоснув его под струйкой холодной воды, подошла ко мне, поставила бокал на стол и самостоятельно налила себе вина.

– Мне уже семнадцать, и вино – это последнее, что в этом возрасте может навредить человеку.

Ей семнадцать. Она с такой гордостью это произнесла. Но ей же всего-то семнадцать лет.

– Что ж, за знакомство! – Валери поднесла свой бокал к моей чашке и хотела чокнуться, но я отодвинул стакан, сделал глоток, после чего добавил: – Извини, но я не чокаюсь.

– Почему? – удивилась она.

– Не привык.

Она сделала глоток и, усевшись за стол, принялась за еду.

Не знаю, что меня так обескуражило в ней, но я просто делал медленные глотки вина и смотрел на нее. «Неужели в этом возрасте все школьницы настолько раскованны?» – пронеслось в моей голове.

– Что-то не так? – заметила она мой взгляд.

– Да нет, все так.

Мы продолжили обедать. Чтобы не молчать, я решил задать ей пару вопросов:

– Как долго ты рисуешь?

– Два года. А вы? Прости, а ты?

– Около семи лет.

На ее лице промелькнуло удивление, но она не стала заморачиваться над числами.

– И чем ты рисуешь, Валери?

– Акварелью, маслом, пастелью.

– Занималась до этого с кем-то?

– Да, еще в детстве родители меня отдали в школу рисования. Мне очень нравилось. Потом я забросила, лишь спустя пять лет вернулась к этому хобби, которое может стать моим призванием.

– Ого! – покивал я. – Даже так?

– Да, если кто-нибудь у меня спросит, чем я хочу заниматься всю жизнь, я смело отвечу: «Рисовать».

– Интересное желание, – заметил я и принялся за следующий кусок мяса.

Словно не найдя во мне истинного понимания, она опустила взгляд к тарелке с картофелем и отбивной и, попробовав маленький кусочек мяса, похвалила меня: – А ты неплохо готовишь.

– Я в целом не готовлю.

– Оу, тогда мне очень повезло, раз ты решил в день знакомства с ученицей проявить себя с этой стороны. Я запомню это блюдо.

– Я готовил для себя.

Она прочувствовала нервность этих слов и сменила тему разговора на и вовсе провальную.

– Ты сам живешь здесь?

– Да, – быстро ответил я, забросил последний кусок мяса себе в рот и динамично стал его пережевывать.

– А почему? – наивно поинтересовалась девушка, наверное, даже не осознавая, что этими вопросами сыпет мне соль на рану.

– Валери, это не твое дело, – я сложил свою вилку в тарелку и поднялся из-за стола. – Ты закончила?

– Да, – сменив ноты в голосе, ответила она.

Я положил посуду в раковину и думал было убрать за девчонкой, но заметил, что ее еда осталась практически не тронутой.

– Но ты ведь совсем не поела?!

– Я не голодна, – она отодвинула тарелку и сделала глоток вина.

– Ну что ж… – я отставил ее тарелку в сторону, взял свою чашку с вином и пригласил ученицу в мастерскую.

– Я могу взять бокал с собой?

– Можешь. Но я надеюсь, что ты не сопьешься на моих уроках.

Она снова улыбнулась и последовала за мной из кухни.

– Сколько часов в неделю ты хотела бы заниматься?

– Владимир, у меня в середине лета вступительный конкурс в академию искусств. Я намереваюсь к этому времени в разы улучшить свое мастерство и думаю, что для этого мне понадобится хотя бы одно занятие в неделю. Что скажешь?

Я проигнорировал ее вопрос и поинтересовался, принесла ли она образцы собственных работ. На что Валерия достала телефон и показала мне фотографии своих картин. Я был приятно удивлен. У этой семнадцатилетней девочки определенно был талант.

– Думаю, ты смогла бы пройти конкурс и без моей помощи.

– Нет, Вова, ты не знаешь, какой сильный отбор в эту академию. На одно место порядка ста претендентов, и все они рисуют не хуже.

– Что ж, тогда мы сделаем из тебя лучшего абитуриента! Каким образом будет проходить отбор?

– Там есть свои критерии, мы должны предоставить домашние работы, сделанные с натуры, после их оценки меня должны допустить к конкурсу, где я смогу показать все свои качества и технику рисования.

– Значит, упор будем делать на рисунке с натуры, – отметил я и закурил.

– Верно.

– Ты не против? – я показал на зажжённую сигарету.

– Нет, кури.

Валерия осмотрелась вокруг.

– Значит, это твоя мастерская?

– Да.

– А это твоя последняя работа? – она подошла к столу, на котором лежало полотно с синим небом и полем маков. – Так странно, эта картина совершенно не похожа на те, которые я видела вчера, на Спуске.

– Ты верно подметила. Нравится? – с подозрительным равнодушием спросил я ее.

Валери промолчала, а потом добавила:

– Она другая…

– Насколько другая? – я выпустил дым.

– В ней нет той глубины грусти, что я заметила в других твоих работах. Она более теплая, но в то же время поверхностная, если так можно сказать.

Я опять взял сигарету в зубы, подошел к девушке, развернул полотно и присмотрелся еще раз.

«А ведь она совершенно права».

– Я рисовал ее, чтобы заработать денег на оплату своих счетов.

– А как же остальные картины? Ты рисовал их не для заработка, верно?

– Нет.

В этот раз она не стала выпытывать подробности, видимо, все-таки вынесла уроки из предыдущего опыта общения со мной.

– И сколько же тебе нужно провести со мною часов, чтобы погасить счета?

– А сколько часов я смогу тебя вытерпеть?

Краешки ее губ опять смялись в улыбку.

Она была весьма приятной и раскрепощенной в общении, однако множество вопросов уже в первый день нашего знакомства меня то выводили из равновесия, то возрождали умение улыбаться. Я находил ее симпатичной и целеустремленной школьницей, не лишённой внимания родителей и, видимо, избалованной вниманием мальчишеских сердец. И это не странно, Валерия была красивой, стройной девушкой, с уже сформированной грудью и хорошей осанкой. Ее густые золотистые волосы обворожительно меняли свой цвет в зависимости от освещения.

Мы подошли к балкону, и она попросила у меня еще вина.

– А ты уверена, что сможешь после второго бокала держать кисточки в руке?

– Прекрати. Просто кто-то боится опьянеть быстрее, чем я, – она улыбнулась.

Я не боялся опьянеть. Однако вино с сигаретами меня уже немного расслабило. Я давно не пил алкоголь. Зима не предрасполагала. Для многих людей именно зима с ее новогодними праздниками становится периодом, когда градус в их крови поднимается, но только не для меня. Я практически не отмечаю праздники, что приходят в дом к нормальным людям.

– Окей, давай начинать.

Я убрал свою картину со стола и на секунду вышел из мастерской. Когда вернулся, то застал Валерию сидящей за столом и рассматривающей интерьер комнаты.

– Что это?

– Яблоко, сейчас мы посоревнуемся с тобой в рисунке с натуры.

Нарисовать яблоко представляется элементарным трюком, который показывает базовые умения начинающих художников.

– Чем будем рисовать?

– Цветными карандашами, – я достал два листа белой бумаги и огрызки карандашей из тумбы. – Вот, держи. На раз, два, три время пойдет. На все про все – десять минут.

– Я готова, – заверила меня моя ученица.

– Три! – и я начал рисовать.

– Что? Уже?! А как же раз… два?.. – она рассмеялась, но увидев, как быстро забегал мой карандаш по бумаге, тоже стала рисовать, просто добавив: – Жулик!

Я улыбнулся и сконцентрировался на линиях. Минуты через четыре яблоко было готово, оставалось лишь придать ему цветной объем, и я не торопясь стал дорисовывать и поглядывать за работой Валерии.

Она делала все верно, естественной формы контуры, ямочка сверху, основа снизу. Время теней. Я заметил, как Валери замешкалась, решая, где же разместить центр света на рисунке. Она поглядывала то на яблоко, то на лист, то на яблоко, то на лист.

– Что подсматриваешь, жулик?!

Я опять улыбнулся и вернулся к своему рисунку. Десять минут подходили к концу. Мое яблоко было уже завершено, и я наблюдал за тем, как заканчивает свое Валери.

– Время истекло!

Она отложила красный карандаш в сторону и пододвинула ко мне рисунок. Я оценивающе промолчал, глядя на ее творение. В нем были определены верные пропорции объекта, сделан конструктивный анализ формы, линии, штрихи и светотеневые отношения были хорошо скомбинированы.

– Молодец…

– Ты тоже, – ответила мне Валери, возвращая мой рисунок.