Неидеальная страсть

3

Трудности часто готовят простых людей к необыкновенной судьбе.

К. С. Льюис

Вена, июнь 1933 г.

Династия Габсбургов занимала императорский дворец Хофбург более шестисот лет, и до недавних пор он был резиденцией наследников этого старинного рода. В конференц-зале, где теперь собирались министры и советники, трое мужчин пили любимый виски Фрица после ужина в ресторане «Грихенбайсль». Эту ночь они посвятили исключительно светской беседе, в основном о женщинах и приключениях.

Сигарный дым наполнял залу в стиле рококо с изысканной лепниной, ценными гобеленами и люстрами из богемского хрусталя. Мраморный камин, украшенный прекрасным фарфором, оставался незажженным, а бутылки вокруг него были почти пусты, хотя, казалось, спиртное не повлияло на эту троицу.

Это был знатный триумвират. Граф Руди Штаремберг – вице-канцлер, которому вскоре предстояло стать лидером Австрии; молодой плейбой готовился к этому, изучая историю, политику, стратегию, фехтование, иностранные языки и усваивая те знания, которые его родители считали полезными для выполнения будущих обязанностей. К железному командирскому характеру, который он проявлял в военной сфере, и к политическим способностям добавилось мастерство пилота. Адвокат Людвиг Дракслер создал крупную юридическую консалтинговую компанию, основными клиентами которой были короли и президенты. Ну а Фриц был депутатом от провинции Нижняя Австрия, президентом Промышленного союза и пусть молодым, но уже самым богатым предпринимателем Европы.

Все трое влияли на бóльшую часть решений австрийского правительства и разрабатывали свою стратегию, чтобы вскоре подчинить себе его деятельность. В тот день они встретились с Миклошем Хорти, регентом Венгрии, поскольку хотели сформировать европейский блок и попытаться убедить настырного Муссолини присоединиться к их альянсу. Они понимали, что ничего хорошего из пактов, которые дуче подписывал с гитлеровской Германией, не выйдет.

Фриц хранил молчание; его ледяной взгляд терялся в отблесках ламп; его мозг непрерывно вынашивал планы, вероятно, макиавеллиевские. Людвиг внимательно слушал хвастливые рассказы Руди о его пристрастии к боевым искусствам. Граф поведал ему несколько случаев из своей ранней юности, в том числе живописал невероятные подвиги в бытность его и Фрица привилегированными подростками, подружившимися в лицее.

Когда Фрицу и Руди было по семнадцать, им удалось пробраться в ночной клуб в нижнем квартале Вены: они знали парочку работавших там танцовщиц и договорились встретиться с ними в задней части заведения, где после шоу работал бар для особых клиентов. Однако пока парни наслаждались созерцанием полуголых юных красавиц, в помещение ворвались полицейские. Рейд был жестоким, но оба смогли сбежать по переулку, ведущему в район трущоб, – им не хотелось закончить ночь в тюрьме.

Не успели они преодолеть и нескольких метров, как путь им преградила группа парней бандитского вида, которые приближались к приятелям, угрожающе сжимая в руках ножи. Руди выхватил свой нож из заднего кармана брюк, а Фриц выступил вперед и с вызовом обратился к тому, кто, видимо, был вожаком – к парню чуть старше него. И заговорил с ним уверенно, без страха.

– Советую вам убраться с дороги. – Его противник улыбнулся, когда Фриц протянул руку, показывая пачку купюр. – Спокойно уйдите и наслаждайтесь в свое удовольствие.

Парень взял банкноты.

– А что мне мешает отобрать все, что при вас?

– Если ты прикоснешься к нам, если хоть пальцем тронешь, я тебя потом разыщу. И позабочусь, чтобы ты сильно пострадал и отбыл в тюрьме длиннющий срок. Поверь, я смогу тебе это устроить.

Здоровяк взглянул на своих сообщников, которые посмеивались над дерзостью молокососа, говорившего, впрочем, вполне серьезно. Руди воспользовался моментом и, как только они отвлеклись, схватил главаря за руку и скрутил его с помощью одного из приемов; в тот же миг его нож оказался у шеи этого крепыша. В итоге они договорились, что нападавшие уберутся восвояси с ассигнациями Фрица, а двое приятелей смогут продолжить свой путь.

На следующее утро они задействовали свои контакты в местной полиции, и уже к полудню главарь банды находился в тюремной камере. Когда Фриц пришел в полицейский участок, его допустили к нему.

– Я предупреждал, что найду тебя.

– Но мы же договорились и свое слово сдержали: не тронули вас и ушли.

– Ты вряд ли причинил бы нам вред. И к тому же сперва научись договариваться, включай свой мозг, если он у тебя есть. Как тебя зовут?

– Лукас.

– Чем занимаешься?

– Ничем, работы нет.

– Она будет, Лукас, жду тебя завтра, в десять часов, на заводе «Хиртенбергер Патроненфабрик». Спросишь Фридриха Мандля. – Лицо парня просветлело, и он с любопытством уставился на Фрица. – Сегодня вечером тебя выпустят отсюда, и не забудь завтра вернуть мне должок.

На следующий день Фриц принял его в небольшом помещении заводской охраны. И тайком от отца нанял на работу своим телохранителем. Фрицу не хотелось снова пережить неприятный и ненужный опыт вроде случившегося той ночью возле клуба. После того как Лукас вернул ему деньги, Фриц отправил его в магазин купить одежду и велел привести себя в порядок у своего личного парикмахера, взяв расходы на собственный счет.

С того дня минуло пятнадцать лет. Лукас теперь возглавлял службу безопасности Фрица, а также был его незаменимым помощником.

К тому времени как Руди закончил свой рассказ, товарищи дремали в креслах, не слушая его. Фриц в полудреме размышлял о своей завтрашней встрече.

4

Любую истину понять легко, если ее уже открыли; главное как раз в том, чтобы ее открыть.

Галилео Галилей

Вена, июнь 1933 г.

Фридрих Мандль, или Фриц, – он предпочитал, чтобы его звали так, – мог стать важным клиентом. Это побудило финансового директора Эмиля Кислера лично посетить его офис. Все знали, что Фриц – видная персона в Вене, он занимался крупными делами даже в высших кругах правительства.

Кислеру поведали, что в офисе Мандля есть отдельные приемные, которые используются попеременно, в зависимости от того, с кем встречается хозяин. И что многие высокопоставленные чиновники, немало политиков и даже некоторые главы государств трепетали, покидая кабинет после беседы с ним. Судя по всему, Фриц обладал особым магнетизмом и силой, которые вызывали у собеседников непонятный страх и даже панику.

Эмиль прождал больше часа в просторной приемной, сидя на жесткой, неудобной полированной деревянной скамье. На стенах висели изысканные картины; несколько скульптур, выполненных австрийскими, французскими и немецкими ваятелями, высились на широких гранитных постаментах.

Он услышал крики за внушительной двойной дверью в конце коридора, и ему показалось, что это Мандль отчитывает кого-то. Через несколько минут он увидел вышедшего из той двери мужчину, который казался удрученным, его движения были неуклюжими, лицо – расстроенным. Он ускорил шаг, сжимая дрожащими руками какие-то бумаги. Человек взглянул на него, проходя мимо, и Кислер узнал министра обороны Австрии, огорченного и спешащего.

Один из служащих пригласил Эмиля следовать за ним по коридору. Фриц ждал гостя, сидя в высоком кожаном кресле, расположенном так, чтобы сидящие посетители находились чуточку ниже. Он занимал доминирующую позицию. На столе – непременные сигары «Гавана клаб» и бутылка виски «Джонни Уокер» с красной этикеткой; в петлице пиджака Фрица – пурпурно-красная гвоздика.

– Спасибо, что зашли ко мне на завод. – Фриц произнес эту фразу неохотно, словно лишь из вежливости.

– Приятно познакомиться с вами лично, господин Мандль. – Эмиль Кислер сразу заметил пронзительный взгляд и жесткий тон голоса – такой исключает любой ответ собеседника.

– Могу я предложить вам сигару? – Фриц протянул ему серебряный поднос с коробкой сигар.

– Я не курю, – наступило краткое молчание, – но на этот раз сделаю исключение. – Эмиль взял сигару и прикурил ее от зажигалки, которую протянул ему хозяин кабинета.

– Я позвонил вам, потому что подумываю о новых инвестициях, и мне нужно открыть несколько счетов для работы за границей.

– Вы можете рассчитывать на услуги нашего банка, которые, как вы уже знаете, превосходны, и, конечно, обслуживать вас буду лично я.

Беседа перешла с экономических и технических тем к банальностям. Фриц умел быть обходительным, обаятельным и харизматичным… Банкир решил, что разговор окончен, и сильно удивился, услышав от Мандля два слова:

– Ваша дочь.

– Что с ней стряслось? – Гордость, которую Эмиль испытывал за свою единственную дочь, исчезла после того фильма, и теперь он боялся всего, что о ней скажут.

– Я хотел бы с ней познакомиться.

– Конечно, мы сможем устроить это попозже. Мы с женой будем рады пригласить вас на ужин в наш дом. – Произнося эту фразу, банкир думал только о миллионах Мандля.

– Мне не хотелось бы ждать. Я заинтересован в ней, и она станет моей супругой. – Это прозвучало как очередной приказ. – Разумеется, если вы согласны.

Эмиль был потрясен. Этот человек был дерзким и, более того, бесстыжим. Эмиля интересовали деньги, но его дочь не продавалась. Сомнительное приключение Хеди в кинематографе продолжало создавать проблемы.

– Поверьте мне, Эмиль, вашей дочери будет хорошо со мной, она никогда ни в чем не будет нуждаться.

– В этом я не сомневаюсь, но ваше предложение немного… неожиданное. Позвольте мне поговорить с ней, надо узнать, что она думает.

Фриц откинулся на спинку своего огромного кресла. Конечно, он знал кое-что об Эмиле, и ему предстояло использовать еще одну карту в игре, ведь он умел манипулировать чужой волей.

– Эмиль, вы можете положиться на меня, я стану вашим другом. Я бы никогда не осмелился раскрыть ваши уклонения от уплаты налогов, а также не стал бы говорить о вашем мошенничестве в отношении государства и подкупе некоторых чиновников для получения преимущества на публичных торгах. Если бы такая информация стала известна, вы могли бы лишиться всего, что у вас есть, но я бы никогда этого не допустил. – Фриц дал собеседнику время усвоить сказанное. – А еще меньше я заинтересован в том, чтобы стали известны ваши похождения с некой дамой из преступного мира – это могло бы полностью разрушить вашу репутацию, ведь банкир должен изображать серьезность и честность, обязан казаться неподкупным. Я также не стану напоминать властям, что вы и ваша жена – евреи, хотя и отрицаете это и воспитали свою дочь Хеди как католичку. Нет, мы не желаем, чтобы с вами случилось что-то плохое в Австрии, переживающей непростые времена.

Это был откровенный шантаж. Подавленный словами Мандля, Эмиль с усилием встал. Человек этот был гораздо более аморальным, чем ему говорили. На прощание Эмиль тихо произнес, что Фриц получит ответ на следующий день.

5

За один час игры можно узнать о человеке больше, чем за год общения.

Платон

Вена, июнь 1933 г.

Стрельбище находилось в подвале одного из заводских цехов; инженеры и техники проводили здесь испытания различных боеприпасов для пистолетов и револьверов. Звуки выстрелов эхом разносились по нескольким секторам производственного комплекса.

Фриц просматривал отчет с результатами, полученными его командой, и одновременно вставлял затычки в уши. Когда он направился в центральную часть цеха, сотрудники начали расступаться по сторонам, уступая дорогу двум помощникам, которые несли поднос с оружием и несколько коробок с патронами. Его пальба была быстрой и порывистой, он мигом опустошал обоймы; после нескольких залпов Фриц крутанул рукоятку, чтобы приблизить мишень. Все пули попали в яблочко. Он изобразил улыбку и ушел.

Фриц прогулялся по сборочному и штамповочному цехам, присматриваясь к подробностям процесса, который был ему так хорошо известен. Посетил кабинеты техников, раздавая инструкции начальникам. Сотрудникам было приказано не обращать внимания на его присутствие, но они волновались, завидев его фигуру.

Он распорядился построить себе роскошную резиденцию в соседней сельской местности. Из огромного окна гостиной на первом этаже Фриц мог любоваться почти всем городком Хиртенбергом, где он родился: церковным шпилем, рекой Тристинг и сосновыми лесами, обрамлявшими этот пейзаж. Справа был почти полностью виден комплекс строений завода «Хиртенбергер Патроненфабрик», длинные одно- и двухэтажные здания с двускатными крышами и возвышающимися над ними дымящимися трубами. Ему нравилось созерцать свои владения, место, где он чувствовал себя в наибольшей безопасности, хозяином и господином.

Остальные комнаты резиденции занимали его сестра Рене и его отец Александр, с которым он поддерживал весьма холодные отношения, почти прервавшиеся, когда родителю пришлось покинуть пост президента корпорации. Во время учебы в Германии Фриц перебивался на временной работе в промышленности, и этот опыт обеспечил ему минимальные познания в производстве оружия, но отец так и не ознакомил его полностью с методами управления этим процессом.

Мать Фрица Мария Мор умерла много лет назад. Женщина неласковая, она не была предана семье; любила музыку и посвящала ей все свое время. Его сестра Рене росла под строгим контролем отца и в тени своего блестящего брата.

Вероятно, именно такие отношения в семье, слабые узы привязанности и дистанция, установившаяся между родственниками, способствовали развитию у Фрица равнодушия и незаинтересованности в других. При этом он демонстрировал особую способность к общению с кем угодно, если был заинтересован в извлечении выгоды из конкретных отношений.

Он разбирался в каждом аспекте производства и руководил персоналом с абсолютной жесткостью и эффективностью. На его заводах по всему миру трудились двадцать пять тысяч душ; от него зависел практически весь город и его окрестности. Ему не составляло труда найти верных слуг для выполнения любых заданий.

Фриц сел за стол, залпом осушил стакан виски и принялся читать отчеты. Он сформировал небольшую, но эффективную сеть собственных шпионов: «Информация – это сила», – повторял он себе.

Лукас служил его связным почти со всеми приспешниками; это была угрюмая, мрачная личность с почти незаметным присутствием, он умел оставаться в тени и знал ходы подземного мира, откуда был родом. Понимал, как добиться того, что ему требуется, даже в высших сферах международной политики. Преданность Лукаса своему боссу была безграничной.

Совершая перед зеркалом свой ритуал – вдевание красной гвоздики в петлицу, – Фриц обдумывал ближайшие торговые операции. Он заключил с Муссолини сделку по продаже оружия для итальянского вторжения в Эфиопию, а одновременно снабжал эфиопов всем необходимым для самообороны. Снабжал Польшу и Швейцарию; содействовал развязыванию вооруженного конфликта между Боливией и Парагваем, поставляя винтовки и легкие пушки противоборствующим сторонам. Не сделав ни единого выстрела, Фриц Мандль зарабатывал гораздо больше, чем кто-либо победивший в войне.

Теперь перед ним стояла новая задача: Германия тайно закупала оружие, и он должен был стать основным поставщиком. Транспортировка могла осуществляться по суше, не вызывая подозрений, ведь у него были необходимые связи на границах, достаточные, чтобы охранники и таможенники закрывали на это глаза за соответствующее вознаграждение. Он стряхнул ворсинку с рукава пиджака – пора было ехать в аэропорт, где его ждал частный самолет.

Ему вовсе не нравился этот Гитлер. Фриц интуитивно чувствовал угрозу, исходящую от этого многословного человека. Он казался ему опасным сумасшедшим, пришедшим к власти случайно; с ним нужно было обращаться максимально осторожно. Но если посмотреть с другой стороны, сейчас было время альянсов, необходимых для выживания, ведь на экономику Европы обрушилась рецессия. Вот почему ему нужно было начать продажу оружия и боеприпасов фюреру; эти контракты принесли бы ему хорошую прибыль. К тому же, будучи близким к немецким властям, он смог бы получать сведения о решениях правительства в Берлине.

Поддержка со стороны Муссолини и семьи Штаремберг, внедрившейся во власть Австрии, сыграла решающую роль в согласовании предстоящей встречи. Его друг Руди Штаремберг в очередной раз доказал ему, что доверительные и дружеские отношения между ними остаются неизменными.

Герман Геринг жадно поглощал бутерброды. Гиммлер презрительно наблюдал за ним сквозь очки с толстыми стеклами, держа в руке чайную чашку с золотой каемкой; его повысили до рейхсфюрера СС, и он с гордостью носил это звание, обозначенное на погонах черного мундира.

Оба встали, когда Гитлер переступил порог двери, которую распахнули перед ним два солдата-гестаповца. В тот день он был в штатском, и на верхнем кармане его пиджака красовался вышитый германский орел, держащий в когтях щит со свастикой; на правой руке Гитлера – нацистская повязка.

– Он вот-вот прибудет, – сказал им Гитлер. – Тодт, Геббельс и Шпеер ждут господина Мандля в гостиной.

– Господин Мандль – слишком почтительное обращение к сыну еврея. – Эти слова вырвались у Гиммлера; ненависть одолела его разум.

– Ты прекрасно знаешь, что никто не хочет продавать нам оружие, это запрещают международные договоры, – ответил фюрер, буравя его взглядом. – И мы будем иметь дело с Мандлем, пока это необходимо, а потом посмотрим…

– Мне сказали, что он к тому же ухаживает за еврейкой.

– Пока что мы должны его терпеть, таково мое решение. Тебе лучше уйти, если ты не в силах скрыть свое презрение.

Его советы были приказами, и Гиммлер подчинился.

Гитлер тоже вышел из комнаты, оставив Геринга в одиночестве уплетать свою колбасу.

Двухмоторный самолет мягко приземлился на взлетно-посадочной полосе, и его пропеллеры постепенно перестали вращаться. Автомобиль дожидался Мандля в ангаре. Въехав в Берлин, Фриц обнаружил опустевший город. Пустые витрины слабо освещены, трамваи не ходят, парки и скверы запущены, фасады зданий выражают серую печаль, а немногочисленные прохожие передвигаются по улицам молча, словно чем-то подавленные.

Германию разорили политические и экономические кризисы после окончания Первой мировой войны, и это облегчило приход национал-социализма к власти. Высокий уровень инфляции, безработица, ограниченные возможности промышленного развития и торговли с другими странами, которые были навязаны стране Версальским договором 1919 года, повергли народ в отчаяние. В такой ситуации гитлеровский национализм выглядел как возможность движения вперед, особенно для самых незащищенных слоев общества.

После проведения нескольких неудачных выборов не достигший своих целей фюрер смог убедить старого и политически слабого президента Пауля фон Гинденбурга назначить себя канцлером. И теперь Гитлер практически полностью контролировал правительство, готовя новые выборы, которые при необходимых соглашениях и манипуляциях должны были окончательно привести его к управлению Германией без необходимой опоры на коалиции. Его будущий министр пропаганды Геббельс уже не покладая рук трудился над методами, необходимыми для идеологической обработки масс и привлечения большего количества преданных последователей.

Здание выглядело тусклым. Фриц поднялся по лестнице канцелярии. После того как он пообщался с несколькими людьми, его оставили ждать в приемной.

Там он был не один; помимо помощника, его сопровождал адвокат и финансист Людвиг Дракслер, потомственный банкир. Хотя в Европе для евреев существовало множество запретов на трудоустройство и владение собственностью или землей, Дракслеры благодаря своей лояльности и усердию смогли добиться умеренного роста в банковском мирке. Людвиг был хорошим юристом и унаследовал от своих предшественников значительные финансовые возможности, поэтому смог поддерживать семейный бизнес, а в процессе взаимодействия с Фрицем Мандлем его горизонты расширились.

Людвиг считал себя верным другом Фрица, но это не означало, что тот отвечал ему взаимностью. Фриц полагал, что у него нет подлинных друзей, да они и не были ему нужны. Он старался держаться как можно дальше от проявления эмоций и привязанностей, думая, что они попросту вредны, и ему почти всегда удавалось избегать чувств, подразумевающих уважение.

Молодой эсэсовец проводил их в зал заседаний. После долгого обсуждения немцы согласились, что Людвиг может сопровождать Фрица. И оба столкнулись с театральной сценой: четверо мужчин сидели за столом в большом зале, но никто из них не соизволил встать, чтобы поприветствовать гостей. Хозяева были в темной униформе, перетянутой кожаными ремнями, в начищенных сапогах, на мундирах – значки, медали, нацистские повязки на рукавах. Их позы выражали презрение и высокомерие. Адольф Гитлер беседовал со своими соратниками и лишь приподнял руку с вытянутой ладонью, на что Мандль ответил тем же жестом, сопровождаемым приветствием «Зиг хайль, майн фюрер».

Их взгляды встретились и были похожи на взгляды двух зверей, оценивающих силу друг друга. То не было актерской игрой или стратегией. Фриц увидел перед собой неприятное лицо, выпученные бегающие глаза, усы щеточкой и нелепую челку. Как этот человек мог стать вождем Германии?

Слабо освещенный зал демонстрировал признаки запущенности. Кроме стола и кресел, единственным предметом здесь был огромный отдельно стоящий глобус. А что касается выказанной ему грубости, то Фриц не позволил себе испугаться и запоминал каждый жест. Он понимал, что нужен им.

Когда Гитлер представлял ему Фридриха Тодта, будущего министра вооружений, Йозефа Геббельса и своего архитектора Альберта Шпеера, Фриц попытался скрыть, насколько они ему неприятны.

– Мой друг Муссолини хорошо отозвался о вас, – произнес Гитлер, не глядя на Фрица и перелистывая свои бумаги на столе. Его пальцы делали это быстро, энергично и нервно.

– Дуче – хороший товарищ, – спокойно ответил Фриц, подумав: «Этот человечек попытается буквально захватить весь мир».

– Инженер Мандль, – фюрер любил упирать на титулы, – мы знаем, какое оружие вы производите, и нас интересуют пистолеты, винтовки и боеприпасы. Однако вам придется обеспечить нам особый режим, прежде всего для координации перевозок и доставок, что должно осуществляться, как вам известно, с предельной осторожностью. Согласуйте все детали с Тодтом.

– Несомненно, мы сможем договориться обо всем ради взаимной выгоды, господин Гитлер…

– Герр рейхсканцлер Гитлер. – Формально его уже назначили имперским канцлером, и он наслаждался подчеркиванием этого при каждом удобном случае. – Кроме того, мне хотелось бы, чтобы вы проконсультировали нас по поводу нашего собственного оружейного производства. Ваши советы могут быть полезны.

Фриц стоически выдержал неуважение, принял к сведению запросы и наметил логистику. С помощью Людвига он изложил Тодту, как необходимо осуществлять банковские переводы и транзакции, чтобы не вызвать подозрений, поскольку запрет на закупку оружия Германией все еще действовал. Он разъяснил это властно и энергично. Отношение Тодта менялось по мере того, как он слушал его, теперь он уже не смотрел на Фрица с таким презрением.

Выходя из канцелярии, Фриц шепнул своим спутникам:

– Этот Гитлер создаст проблемы, мне совсем не нравятся его люди. Геббельс – опасный, обидчивый и жестокий тип.

Другие свои мнения Фриц оставил при себе, хотя и уловил каждую деталь, ибо ничто не ускользало от его оценок.