Алиенора всхлипнула. Полулежа на подушках, она отламывала крошечные кусочки от свежей булки и отправляла их в рот. На ее щеках еще виднелись почти высохшие бороздки слез. Бланка, сидя на кровати напротив нее, потрясенно смотрела на свою подругу.

– О, боги… Как же это может быть?! Дрого… – Она вскочила на ноги и, подхватив юбки, принялась мерить шагами комнату. – Да как же такое может быть?! Он же твой кузен! Он же… он же… какой мерзавец… Гаденыш…

– Бланка, Бланка, тише…

– Да как тише?! – Еще больше разъярившись, чуть ли не крикнула она. – Какой урод… Надо рассказать обо всем Эдмунду! Он убьет его. Мы убьем его, мы его четвертуем, отрежем ему его поганый…

– Бланка, успокойся, прошу тебя. – Алиенора задумалась, наморщив лоб. Под ее глазами пролегли глубокие тени. – Не знаю отчего, но сейчас мне уже кажется, что мне все это словно… привиделось, что ли. Как сон. Старый такой сон. Кажется, все помню, но… не знаю. Если б не слабость и синяки… – Она невесело хмыкнула, одновременно пожав плечами. – Но уж даже не болит ничего. Может, я просто с лестницы упала, головой ударилась и понавыдумывала невесть чего? Лучше расскажи мне о нем.

– О ком? – Бланка пыхтела, пытаясь взять себя в руки.

– Об Эдмунде. Ты же знаешь: я всегда была уверена, что у меня есть брат.

Буря, бушевавшая внутри Бланки, неожиданно стихла. Вздохнув, девушка ненадолго замолчала.

– Он… он похож на твоего отца. У него такие же, как у тебя, изумрудные глаза. Он умный. И он… красивый. И волосы, как у тебя. Правда, сейчас они темные, но вообще-то они русые… и… и… вот.

Ее голос беспомощно затих. Алиенора с изумлением глянула на свою подругу.

– Я никогда не слышала, чтобы ты говорила о каком-нибудь мужчине… таким голосом.

Бланка закусила губу, слегка покраснев.

– Да, наверное. Ты, когда его увидишь, поймешь. С ним так… надежно. Тебе очень повезло.

Они замолчали, взявшись за руки и задумавшись каждая о своем.

Дверь легонько скрипнула и отворилась. На пороге стоял Джош.

– Леди… – сказал он, обводя взглядом застывшие в полумраке девичьи фигуры. И медленно приблизился к кровати. Не шевелясь, Алиенора смотрела на него все шире и шире распахивающимися глазами, превратившимися в бездонные зеленые озера.

– О… – прошептала она, – это ты. Ты правда похож…

Ее подбородок задрожал.

– Я знала, я всегда знала, что у меня есть брат, никто не верил, а я знала, что ты придешь… Эдмунд, Эдмунд, они… они убили нашего отца…

Она всхлипнула, закрыв лицо руками. Джош нерешительно присел на край кровати.

Бланка еле слышно кашлянула.

– Миледи… сир. Я, с вашего позволения, возьму немного денег и схожу в торговые ряды, пока они не закрылись, попробую купить платье для вашей сестры.

Постояв немного и не дождавшись ответа, она на цыпочках подошла к двери. Там украдкой обернулась и, со странным чувством оглянувшись, выскользнула из спальни.

* * *

Спустя примерно час она вернулась в дом Финна, прикупив не бросающееся в глаза коричневое домотканое платье, накидку с капюшоном, хлопчатые чулки и пару крепких туфель. Вернулась бы намного быстрее, если бы не бурные и противоречивые мысли, внезапно наполнившие ее голову; потратив с полчаса на покупки, все остальное время Бланка бесцельно слонялась по Замковой улице и сидела на каменной скамье возле городского колодца, в полном расстройстве пытаясь понять, что с ней происходит.

Все трое находились в одной комнате: Алиенора, закутанная в простыню, по-прежнему на кровати, а Джош с Гуго рядом на скамье. В комнате горели несколько свечей; при их тусклом свете молодые люди вели негромкую беседу, от души забавляясь шуточкам, которые время от времени отпускал Гуго, рассказывая о событиях последних дней. Алиенора даже улыбалась – судя по всему, микстура мастера Миртена действительно оказалась просто волшебной. Держа в руке бокал с вином, она без устали разглядывала своих новых друзей, переводя взгляд с одного на другого. На Гуго смотрела с любопытством и немного смешливо, а на Эдмунда – подолгу и почти с обожанием; глаза ее сияли.

Бланка положила покупки на кровать и, сказавшись, что ей самой не мешало бы переодеться – ее нынешний наряд слишком бросается в глаза, а прочая одежда в опочивальне в замке, – попрощалась, пообещав вернуться до темноты, пока калитку в воротах не закрыли.

В закатных сумерках она тайком прокралась по темным коридорам палат в свою комнату, наспех выбрала платье покрепче и попроще, неприметного цвета, напихала в котомку еще кое-какие вещи и, потоптавшись на месте, направилась к покоям Алиеноры. Плотно прикрыла за собой дверь, зажгла пару свечей, поставила их на пол перед огромным и единственным в замке зеркалом и, нервно путаясь в многочисленных завязках, сбросила с себя одежду. Вытащила то домотканое платье, встряхнула его, расправляя, и… замерла, разглядывая свое отражение.

Она, кажется, красива. Наверное, красива. Совсем не так, как Алиенора, а по-другому. Беркли – те вели свой род с севера. Когда-то Хартворд принадлежал семейству Риэннон, единственной дочерью и наследницей которого стала Фьора Риэннон, супруга графа Рутвена, а после ее смерти к нему перешли и титул, и сам замок со всеми прилегавшими владениями. Этот суровый северный лорд, искренне оплакивавший потерю любимой супруги, вместе с маленькой дочерью остался здесь навсегда, предпочтя Хартвордский замок своим далеким и холодным землям.

А Бланка – она была истой южанкой. Всего на полгода старше своей подруги, но, если еще и не вполне взрослая женщина, то уже совсем не подросток. С такой фигурой, при взгляде на которую – с недавнего времени она стала это замечать – мужчины оборачивались и с тайным желанием смотрели ей вслед. Ей, а не Алиеноре. На дочь графа смотрели с восхищением и почтением, а Бланке доставались совсем другие взгляды.

О, эти взгляды. Не далее, как позавчера днем Бланка отправилась в общественную купальню, находившуюся на другом конце города – туда почти наверняка не ходили люди, которые могли бы узнать ее в лицо, а уж тем более без пышных платьев и прически. Отправилась сразу после своего первого визита в дом торговца Финна. Гуго был просто хороший парень, а вот при взгляде на его товарища ей почему-то вдруг подумалось о своей немытой шевелюре и мятом платье. В то мгновение Бланка даже слегка разозлилась на саму себя – ведь это просто поваренок, какое ей до него дело! – и, продолжая сердиться все больше и больше, потопала через весь Хартворд.

А он… он, кажется, никак на нее не смотрел.

В самом замке в подвале донжона имелась своя ванная в виде огромного, почти до груди высотой чана, предназначенная для самого графа, членов его семьи, а также знатных гостей и высших чинов. Воду там грели при помощи раскаленных докрасна валунов, сверху которых устанавливалась деревянная решетка; затем туда бросали разные ароматические травы. По вечерам по заведенному порядку сначала здесь купался глава семьи, затем леди Алиенора, почти всегда на пару со своей подругой, а уж потом все прочие в соответствии с иерархией, вплоть до того момента, когда вода становилась уже непригодной для омовения.

На мужское внимание, если оно и было, Бланка с Алиенорой, с младых лет привыкшие к прислуге, не обращали никакого внимания. По крайней мере, до определенного возраста. Во всяком случае, ни флейтист, который услаждал их слух чудесными мелодиями, ни мальчишка, время от времени бросавший в воду новые горячие камни, никогда не позволяли себе в открытую разглядывать знатных леди, при том, что в здешних краях излишняя стыдливость не принадлежала к числу особо почитаемых добродетелей.

Но сейчас замок кишел незнакомыми Бланке солдатами, они даже занимали многие покои. Из уютного места жительства Хартворд превратился в огромную казарму. Еле отбившись пару раз от полупьяных ухажеров, она выбросила из головы мысль о самой возможности принимать здесь ванную.

В этом отношении в городской купальне было безопасно: порядок и некое подобие приличий тут охранялись двумя здоровенными банщиками. По древнему обычаю здесь мылись все скопом – юноши, девушки, мужчины и женщины, без малейшего конфуза плескаясь нагишом в большом бассейне.

Все помещение освещалось десятком толстых свечей, лишь едва рассеивавших сумрак. По краю водоема на локоть ниже уровня воды стояли каменные скамьи, на которых посетители сидели, попивая дешевое вино или пиво, обмениваясь шуточками на грани пристойности или откровенно флиртуя. Какая-то молодая парочка, расположившаяся за бассейном, в укромном уголке, с упоением целовалась, не замечая грозно приближавшуюся фигуру банщика: наверное, подумала Бланка, столь явные проявления чувств здесь не поощряются.

В замковой купальне все мылись обнаженными, а тут многие посетители были одеты. Но как! Бланка хмыкнула.

Мужчины обходились небольшими передниками, а женщин украшали длинные ожерелья на шее и узкие, в два пальца шириной, пояса. Эти пояса, концы которых свешивались спереди до колен, скреплялись внизу живота чем-то вроде небольших кожаных блях, расшитых бисером.

Забавно, подумала Бланка, искоса разглядывая одну привлекательной внешности девицу, которая, манерно опираясь на руку какого-то мужчины, вышла из бассейна, и тут же принялась подпоясываться этим подобием набедренной повязки, явно неспособным ничего скрыть. В конце концов Бланка решила, что это не одежда, а скорее украшение, призванное подчеркнуть достаток его обладательницы. Ничего похожего у Бланки с собой не было и, пожав плечами, она просто скинула с себя платье.

И уже через четверть часа, услышав несколько причмокиваний в свой адрес, и ругнувшись в ответ на предложение помочь помыться, она выбралась из бассейна, попутно оттолкнув чью-то услужливую руку, попытавшуюся помочь ей вылезти, ухватив за зад, и пообещала себе больше не ходить в подобные заведения.

Понятно, что это просто флирт, часть ритуала, думала она, стоя перед зеркалом, дело обычное и естественное, но она, наверное, умерла бы от смущения, если бы встретила там его.

Бланка придирчиво принялась разглядывать собственное лицо, как будто пытаясь увидеть его заново. Почти идеальное лицо. Большие карие, широко расставленные с золотинками глаза, обрамленные густыми ресницами, брови вразлет, высокие скулы, упрямый, быть может, немного длинноватый нос, точеные ноздри и чуть брезгливо изогнутые губы с едва заметными волосками над ними, доставлявшими ей столько неудовольствия. И роскошная темно-рыжая шевелюра, которую так трудно расчесывать по утрам. Если Алиенора с ее тоненькой фигуркой, алебастровой, как будто светящейся изнутри кожей и аристократичными чертами лица, на котором сияли слегка миндалевидные изумрудные глаза, походила на принцессу эльфов, то она… она была вполне земной женщиной. Одна воплощала собой изящество, а другая – чувственность. Алиенора была белой розой, а она – темно-красной. Бархатным полураскрывшимся бутоном, на нежных лепестках которого сверкали капельки росы. Розой с шипами.

Какой-то далекий звук раздался во дворе засыпающего замка. Очнувшись, она вздрогнула и бросилась натягивать платье, расстраиваясь все больше и больше. Или, может быть, лучше остаться в прежнем наряде? А то в этом, домотканом, на нее никто и не взглянет. «О, боги, какая же я дура. Что я делаю, о чем думаю?!» Безмозглая смазливая кукла с пустым титулом и без приданого, приживала в чужом замке. Пожалуй, Алиенора первая укажет ей на дверь, стоит лишь заикнуться о том, что творится в ее бестолковой голове. Давай, топай обратно в свой Харлех, и ищи там женихов себе по рангу. О, свет, я сейчас умру от стыда. Ненавижу, ненавижу себя.

Ничуть не думая о боли, она пальцами затушила горящие свечи и, не закрыв за собой дверь, выбежала из опочивальни.

Глава 12. Из Хартворда

Но, видит бог, излишняя забота –

Такое же проклятье стариков,

Как беззаботность – горе молодежи.

У. Шекспир. Гамлет

Сразу после захода солнца все четверо вышли из дома Финна. По двое, чтобы не привлекать особого внимания, уговорившись встретиться тут же рядом, у городского колодца, чтобы дальше небольшой молодежной компанией продолжить путь к южным воротам. По Замковой улице изредка и неспешно прохаживались стражники сира Балдрика, наблюдая за порядком и готовясь к тушению огней. С наступлением ночи фонари обычно тушили во избежание пожаров, а наиболее пьяных или буйных прохожих останавливали и допрашивали о причинах своего пребывания на улице в столь неурочный час. Зáмок уже заперли, но город пока и не думал засыпать: влюбленные парочки прогуливались по полутемным улицам, припозднившиеся торговцы крепко запирали ставни своих лавок, кто-то спешил по домам, а в немногочисленных тавернах только еще начиналась разгульная ночь.

Прощаясь с домом, Гуго даже пустил фальшивую слезу, посетовав на то, что приходится покидать такой уютный уголок с мягкими креслами и неиссякаемыми запасами вина и колбас. Сборы были недолгими: молодые люди, не особо церемонясь, разобрали несколько шкафов с одеждой, выбрав ту, что могла подойти для путешествия. После некоторых колебаний они отказались от мысли надеть под верхнюю одежду кольчуги, имевшиеся в одном из сундуков в подвале, рассудив, что парни крестьянского вида, экипированные таким образом, при случае обязательно вызовут подозрения.

– Да и тяжела одежонка-то, – заметил Гуго.

По здравому размышлению они все же прихватили пару ножей и дубинки покрепче, решив, что другое оружие на улицах города будет слишком приметно.

Бланка с Гуго отправились к колодцу первыми, а немного времени спустя вышла Алиенора, опираясь на руку Эдмунда – пока она чувствовала себя не очень хорошо. На голову она накинула капюшон, чтобы скрыть уже почти незаметные следы синяков – мази Миртена творили чудеса.

Балдрик Одли, внимательно посмотрев на ее лицо, сжал губы.

– Бедная девочка, – тихо произнес он, взяв ее за руку. Какой-то невысказанный вопрос готов был сорваться с его языка, но он сдержался. – Я сделаю все, что смогу, – помолчав, добавил он. – Ты в порядке?

– Да, сир. – Алиенора слабо улыбнулась. – Ведь у меня есть брат.

Начальник стражи кивнул.

– Конечно. – И, повернувшись к Бланке с Гуго, уставился на них, пожевывая длинный ус. – У меня к вам пара вопросов. Ты, – он ткнул пальцем в Гуго, – ты можешь катиться на все четыре стороны. Если его светлость и леди Алиенора посчитают, что ты им нужен, я не против. Но леди Бланка… Ваш отец здесь, в замке, барышня, и по-хорошему надо бы спросить у него позволения.

– Но… – вскинулась Бланка.

Балдрик усмехнулся, подняв руку.

– Тише, юная леди. Я все понимаю. По всей видимости, мне придется взять это решение на себя. – Он глянул в сторону Джоша. – Сир Эдмунд?..

– Позвольте, я скажу, – Алиенора сделала шаг вперед. – По дороге мне не обойтись без женской помощи и, кроме того, Бланка – моя подруга. Вы понимаете, сир, что такое друг?

– Понимаю. Надеюсь, что и сир Равен поймет. – Балдрик обвел рукой пространство своего кабинета, куда заблаговременно принесли несколько скамей. – Присаживайтесь. До рассвета вам необходимо побыть здесь – отправляться в дорогу на ночь глядя неразумно. Я уже приготовил три походных мешка с едой и кое-какими мелочами. Надо будет собрать еще два – для леди Бланки и этого парня, которых я не считал, а поутру я выведу вас из города.

– Всего пять? – Эдмунд вопросительно поднял брови.

– Да. Я отправляю с вами моего сына Томаса. Он уже готов и ждет вас с лошадьми в пяти-шести милях на дороге к юго-востоку от Хартворда. Полагаю, вы не будете против, милорд?

– Нисколько. – Юноша широко улыбнулся. – Мы же друзья с детства. И это благодаря вам, сир.

– Вот и хорошо. Во-первых, вы его знаете, во-вторых, он умеет обращаться с оружием, а в-третьих, он более или менее знаком с прилегающими землями. Во всяком случае, ближнюю часть Восточного тракта он примерно себе представляет.

Балдрик помолчал.

– И еще одно: я не могу дать вам солдат. Большую часть моих людей забрал с собой граф Рутвен, да упокоится он в свете, а те, которые остались… – Рыцарь покачал головой. – Я хотел бы быть уверен в каждом человеке, который вас сопровождает. Вы читали письмо Миртена, милорд, и вы должны понять, что я имею в виду.

Эдмунд коротко кивнул.

– Кроме того, – продолжил Балдрик, – маленькому отряду легче при случае спрятаться. Ну, все, отдыхайте. А я должен еще отдать кое-какие распоряжения.

Рыцарь скрылся за маленькой дверцей в углу комнаты, а молодые люди расположились на скамьях, на каждой из которых были сложены пледы и подушки. Гуго устроился на одной, Бланка на другой, а Алиенора с Эдмундом – на третьей; она легла, положив голову ему на колени. Все молчали.

Один из стражников Балдрика, тот самый, который встретил Джоша минувшим днем у башни, на цыпочках отошел от входной двери и, стараясь не шуметь, спустился по каменным ступеням. Оказавшись на улице, он огляделся и быстрым шагом направился к замковым воротам.

* * *

На расстоянии примерно мили от южных ворот дорога раздваивалась или, вернее, растраивалась. Эдмунд всегда интересовался картами, проводя за их разглядыванием иногда по нескольку часов кряду, но цельного представления о королевстве Корнваллис так и не получил. Те карты, которые ему без возражений предоставлял Миртен, чаще всего довольно старые, редко дополняли друг друга, и во многом друг другу противоречили. Исходя из того, что Эдмунд знал, Восточная дорога, невероятно петляя, выводила к морскому побережью с целой цепью портовых городов, из которых самым крупным считался Анеурин; дорога, ведшая на юго-восток, рано или поздно тоже выводила к побережью, и где-то там находился замок герцога Ллевеллина. Но, если, двигаясь по этому пути, повернуть на север, то путники попали бы на широкий тракт, ведущий к Лонхенбургу.

Самой же заброшенной и почти неприметной из всех трех дорог была юго-западная. Скорее даже не дорога, а просто прибитая пылью тропа, оканчивающаяся у Гриммельнского Вала. Все земли к югу и юго-западу от замка принадлежали графству Хартворд, с редкими сторожевыми отрядами и еще более редкими поселениями. Где-то там находилась деревня Диллин, ставшая почти шестнадцать лет назад вторым местом его рождения, а где-то и Харлех – родовое имение семейства Оргинов. Карт этой местности Эдмунд не видел никогда, и судя по рассказам наемников, время от времени выезжавших для патрулирования Вала, местность там была безжизненна и жутковата, с пересохшими руслами рек, скалами и холмами, покрытыми жухлой растительностью. Жители тех деревень в основном пасли коз и что-то пытались выращивать, возделывая полумертвую землю. И, чем ближе к Валу, тем жарче в летние месяцы и холоднее зимой.

Дойдя до развилки, они, не останавливаясь, повернули на юго-восток; чуть дальше, судя по словам начальника стражи, их должен ожидать Томас Одли с тремя лошадьми; еще двух сир Балдрик вывел им непосредственно перед выходом из замка. Сейчас на одной из них ехала Алиенора. Она вряд ли смогла бы сейчас пройти долгий путь пешком, хотя самочувствие ее улучшалось буквально на глазах. Справа и слева от нее, держась за стремена, шли Эдмунд и Бланка; последняя, сославшись на желание размять ноги, отказалась сесть на свободную лошадь. Эдмунд не стал настаивать, памятуя, с какой ловкостью эта юная особа карабкалась по крышам, когда они направлялись в подземелье. Гуго, насвистывая веселенький мотивчик, быстро шел в двадцати-тридцати шагах впереди.

Вокруг, насколько хватало взгляда, расстилались широкие холмистые поля, густо заросшие зеленью и цветами; первые солнечные лучи уже показались над горизонтом, обещая жаркий безоблачный день. В полумиле впереди виднелся лес, куда, слегка заворачивая к югу, ныряла дорога. Без приключений миновав небольшой овражек с прозрачным ручейком, путники, не сговариваясь, одновременно остановились, обернувшись.

Стоявший на небольшой возвышенности замок был виден, как на ладони, и казался почти игрушечным. Восходящее солнце ярко освещало островерхую крышу донжона и над всем городом в легком утреннем тумане уже показались тоненькие струйки дыма, поднимавшиеся над домами. Хартворд готовился к началу нового дня.

– Прощай, родимая земля,

И годы юности спокойной…

– с чувством продекламировал Гуго, внезапно вынырнувший откуда-то из-за кустов. Он уже успел сплести себе венок из незабудок; в его зубах торчала зеленая тростинка. Вытащив руку из-под плаща, он извлек на свет еще два венка, которые, манерно поклонившись, преподнес обеим девушкам.

– Госпожа… Леди Бланка…

Венки цветов,

Что с хартвордских полей,

Столь милых взору и душе…

Эдмунд хмыкнул, с удивлением обнаружив в своем товарище поэтические наклонности; подруги, тоже развеселившись, тут же водрузили венки себе на головы.

– Спасибо, Гуго. – Алиенора легко пожала его руку, протянувшую цветы. – Хотя, мне кажется, у меня нет особого желания сюда возвращаться.

– Я вас понимаю, госпожа, – кивнул тот с серьезным видом. – Если бы со мной такое сотворили, я бы тоже сбежал за тридевять земель. Но за себя скажу, что последняя неделя была самой… удивительной в моей жизни. Мало того, что я теперь хожу в друзьях у самого графа Хартворда, – он отвесил шутливый поклон в сторону Эдмунда, – но я еще, да простят меня ваша светлость и миледи, познакомился с двумя самыми очаровательными девушками, которых видел в своей жизни. Видел-то давно, с самого детства вас помню, но мне никогда и в голову не приходило, что я смогу с вами разговаривать так запросто. Потрясающе.

– Да ты ловелас, Гуго, – улыбнулась Бланка. – Я так полагаю, оставил немало подружек в Хартворде?

Тот махнул рукой.

– Да нет, что вы, миледи. Ничего серьезного. Вот по Джошу, то есть, простите, по сиру Эдмунду, несколько девчонок сохли. Ой, кажется, я что-то не то говорю.

Обе девичьи головки, как по команде, повернулись в сторону Эдмунда.

– Глупости, – сердито процедил тот сквозь зубы. – Гуго, я тебе когда-нибудь язык оторву.

– Вот так всегда, миледи. Бывает, ляпнешь что-нибудь, а потом вдруг мысль в голову приходит: если говоришь то, что думаешь, думаешь ли ты? – Гуго пожал плечами, но, внезапно посерьезнев, добавил: – Но на самом деле тоже ничего такого. Сохнуть-то сохли, но сир Эдмунд у нас твердокаменный. Он даже многие вечеринки пропускал, только для того, чтобы у Миртена за книжками посидеть. – Гуго хитро глянул на своего друга. – Ну, может целовался там пару раз… Вот-вот, смотрите – сейчас он меня убьет. Ну, ладно. Я побегу вперед, разведаю, не видно ли мастера Томаса.

Алиенора задумалась, провожая взглядом фигуру Гуго, скрывшуюся в подлеске; затем легко дотронулась до плеча брата.

– Эд… – тихо сказала она, – твоя жизнь – это твоя жизнь, и я не имею права в нее вмешиваться. Но теперь ты должен помнить – в тебе течет кровь Даннидиров.

Эдмунд улыбнулся и погладил ее по руке.

– Я знаю. Не волнуйся за меня.

Бланка как-то непонятно исподлобья глянула сначала на него, потом на свою подругу.

– Ладно. – Эдмунд решительно взялся за стремя. – Хватит глупостей. Нам надо поторопиться.

– Сюда, – словно услышав его слова, откликнулся из кустов Гуго, махнув рукой. – Том уже места себе не находит. Заждался.

Он скрылся за деревьями; путники ускорили шаг. Солнце уже нещадно палило с небес, и лесная прохлада оказалась очень кстати. Подлесок, в который свернула дорога, очень быстро перешел в густой лес, сверкавший сочной зеленью. Здесь ночью прошел дождь; щебечущие пичужки, которых разыгравшаяся гроза загнала под темную сень деревьев, вновь принялись весело гоняться друг за другом. Не успевшие еще высохнуть дрожащие капли, примостившиеся на нежно-зеленых листочках, в преломлении ярких солнечных лучей казались драгоценными камнями. Срываясь с веток, они, поблескивая, летели вниз, где непременно попадали в раскрытую пасть какой-нибудь бородавчатой жабы, выползшей из своей грязной норы по случаю такого теплого денечка. Роса поблескивала на изумрудных стебельках травы, мягким ковром покрывавшей землю. Над целыми полянами цветов громко жужжали пчелы.

– О, свет, как тут красиво, – протянула Алиенора. – Я уж сто лет не гуляла по лесу…

– Красиво, только очень мокро… – Из-за деревьев показался Томас, закутанный в темный плащ. – Ваша светлость… Госпожа, – он сделал легкий поклон. – О-о, Бланка. Не ожидал тебя здесь встретить.

– Привет, Том. – Эдмунд горячо обнял своего товарища. – Да, мы, наверное, задержались немного. Долго прощались с Хартвордом. И еще: ты меня очень обяжешь, если будешь обходиться без «светлостей» и «милордов». Просто по имени, хорошо?

– Конечно, – улыбнулся тот. – Да так и привычней. Придется только с Джоша переучиваться. Пойдемте. В полусотне стридов отсюда наши лошади; надо их забрать, да выбираться поскорее из этого леска. А то я уж, извините, вымок здесь до нитки. Полночи дождь моросил.

Свернув с тропинки, они углубились в лес. Алиенора соскочила с седла и, что-то тихонько напевая под нос, принялась рвать цветы. Спустя всего несколько минут они вышли на большую поляну, где, разглядывая стреноженных лошадей, их уже ожидал Гуго.

Сир Балдрик предоставил им вполне подходящих скакунов: Эдмунд плохо разбирался в лошадях и даже сидел верхом всего-то пару-другую раз, потехи ради делая несколько кругов по внутреннему двору замка, но стать коней оценил сразу: вряд ли пригодные для быстрой скачки, каждый из них вполне мог выдержать продолжительное путешествие. Может, ему показалось, но он вновь заметил оценивающий и даже как будто насмешливый взгляд Бланки. Сама она, мельком оглядев животных, быстро выбрала стройную гнедую кобылу, без всякого труда вскочила на нее, и сейчас, склонившись к лошадиной шее и слегка ее поглаживая, что-то шептала в прядающее ухо. Какая девушка… Из чистого упрямства Эд остановил свой выбор высоком жеребце караковой масти, беспокойно перебиравшем ногами.

– Сир Эдмунд… Эд, – Томас легко тронул его за плечо и тихо продолжил, искоса поглядывая в сторону: – я так понимаю, ты не особенный мастер в верховой езде. Возьми лучше вон того бурого жеребца – он поспокойней будет. А то шлепнешься ненароком… А этого оставь мне или леди Алиеноре. Наши-то подруги с младенчества к лошадям приучены.

Эд облегченно вздохнул, с благодарностью глянув на своего товарища: хоть кто-то понимает его мученья. С лошадьми быстро разобрались; Гуго, которому было совершенно все равно, достался крепкий рыжий с подпалинами мерин – тот, на котором сюда ехала Алиенора. Сама она ловко сидела на мышастой в яблоках кобыле с черными гривой и хвостом.

– Прекрасно, – заявил Томас, гарцуя на том самом караковом скакуне, – поехали. Дотемна мы должны добраться до одной деревеньки, там можно утроиться на ночлег, если только у кого-то нет сильного желания поспать на траве, – хмыкнув, он закончил: – Вообще-то это очень большая деревня, называется «Длинная Лошадь».

Вся кавалькада неспешной рысью тронулась вслед за ним. Впереди Томас, на полкорпуса отстав от него – Бланка, за ними Эдмунд с Алиенорой, а в арьергарде – отчаянно чертыхавшийся Гуго, который ездил верхом даже значительно хуже своего друга.

– «Длинная Лошадь»? – Бланка приподняла одну бровь. – Какое забавное название. Почему так?

– Это просто одна старая легенда, сказка, – сказал Томас. – Если с солдатами пообщаться, да послушать еще разные байки в тавернах – голова кругом идет. Такие небылицы рассказывают…

– Расскажи, – потребовала Алиенора.

– Это старая история. Говорят, давным-давно, еще при Гарольде Добром, компания подвыпивших молодых людей из Кассе – это селение неподалеку отсюда – праздничным вечером шла на танцы в эту деревню; как тогда она называлась, не знаю. Дорога их шла через речку под названием Апенраде, через которую летом в некоторых местах можно перейти, не замочив колен.

Но парни-то, продолжил Томас, шли на танцы: все в нарядных штанах и начищенных до блеска сапогах, и никому не хотелось мочить их. Подойдя к реке, они обнаружили, что не могут ее перейти, даже по камням, поскольку из-за прошедших дождей она сильно разлилась. Оглядевшись по сторонам, молодые люди заметили стоявшую у воды старую белую лошадь, которая пила из ручья; они решили взобраться на нее верхом и перебраться через реку. Когда двое юношей уселись на лошадь, то тот, что сидел сзади, внезапно обнаружил, что на ее спине еще есть место и для третьего. Когда взобрался третий, они решили, что уместится и четвертый. Они были уже навеселе, и всем это казалось невероятно забавным. Когда на лошадь взгромоздился четвертый, они принялись кричать, что и для последнего, пятого, здесь тоже найдется местечко. Пятый, однако, пришел в ужас: он никогда не видел столь странных длинных лошадей, и он принялся кричать своим товарищам, чтобы те слазили быстрее, поскольку здесь что-то не так. Но в тот момент эта невероятно удлинившаяся лошадь вскинула голову, заржала и помчалась прямо в реку; те, что сидели у нее на спине, то ли от страха, то ли от веселья принялись кричать. Последний пытался спрыгнуть, но обнаружил, что он как бы приклеился к лошадиному крупу и не может оторвать от него ни рук, ни ног. Он в страхе обернулся, и в то же мгновение лошадь, громко заржав, нырнула в глубокую заводь посреди Апенраде.

Тот пятый, стоявший на берегу, остолбенел от испуга. Спустя несколько минут в сгущающейся темноте он опять увидел белую лошадь, устало бредущую по берегу; и она была совершенно обычных размеров. Подойдя к воде, она наклонила голову и вновь принялась пить, как будто ожидая новых наездников. Последний оставшийся в живых сломя ноги бросился бежать обратно в свою деревню, а его четверых друзей никогда более не видели. Говорят, закончил Томас, что эту лошадь и поныне замечают на берегах этой реки, здесь, или в иных местах.

– Ужас, – сказала Алиенора. – Хорошо, что это всего лишь сказка.

– Ну, не знаю, – послышался сзади голос Гуго. – Деревня-то так и называется – Длинная Лошадь, а раньше, как видно, по-другому именовалась. Просто так не стали бы такое странное название давать. Да и я, между прочим, еще месяц назад думал, что дхарги – это тоже выдумки. И про лошадь я понял – не лошадь это, а матолух, водяной исбри. Они в кого хочешь могут превратиться, и людей хватают и в пучину утаскивают.

– Бррр… – сказала Бланка, – действительно страшно.

– Смотрите, – вдруг произнес Томас.

Вся кавалькада остановилась на пригорке. Вдалеке внизу, в зеленой долине, в лучах заходящего солнца виднелось большое селение, окруженное полями и яблоневыми рощами; изгибаясь, как змея, мимо протекала извилистая речка с широкими заводями.

– Это Апенраде, – сказал Томас.

– У всех все с лошадьми в порядке? – весело спросил Гуго.