– Наглец… – пробормотал Роберт, вглядываясь в свиток пергамента, который он держал в руках, и как будто пытаясь увидеть в нем что-то кроме того, что огласил Ангус Хамертон, королевский герольд. – Как он смеет…

Роберт нервно потер ладонью небритую уже несколько дней щеку. Глубокие складки, которые шли от крыльев носа к аккуратно подстриженной бородке, стали еще глубже, под глазами набрякли мешки, ясно свидетельствовавшие о последних бессонных ночах. Все же оно случилось. То, чего он подспудно ожидал, начиная с того самого момента, когда корону Корнваллиса водрузили на его голову, и мысли о чем, навязчивые и неприятные, старательно гнал из своей головы. Война.

Роберт был нерешителен. Всегда, с самого детства. И он привык думать, что его отец, жесткий и бесцеремонный Оуэн Эмли, все знает лучше него. Что именно сделать, как и когда. И даже в ту дальнюю поездку к великому северному лорду Хильдеберту Тэлфрину король отправился по указке герцога.

– Пойми, – втолковывал ему старик, – ты должен подружиться с ним. Попить вина, съездить на охоту. Тэлфрин такой же друг для нас, как медведь для тигра, но пусть он остынет и поспит в своей берлоге подольше. Пусть думает, что мы не представляем для него никакой угрозы. Наше время придет. Но позже. А пока – просто залезь к нему в мозги, пойми, чего он хочет, и успокой его.

Роберт раздраженно сжал зубы. Подружиться получилось, а вот все остальное – нет. Тэлфрин приветствовал его, как доброго наперсника, устраивал пиры в его честь и подкладывал в постель молоденьких девчонок. Вот Роб и опростоволосился – в очередной раз. Они попрощались, похлопав друг друга по спинам и поклявшись в вечной дружбе, но всю дорогу в Лонхенбург Роберта обуревали мысли о том, как и какими словами он сообщит своему отцу, что после очередного кубка черного эля он пьяно и торжественно, в присутствии сотни народа, пообещал Хильдеберту, что сделает его дочку женой наследного принца.

Тогда он сильно разругался со своим отцом. Брызгая слюной, прокаженный старик орал так, что Роберт просто не выдержал. Стучал кулаками по столу и орал в ответ. До той поры, пока Оуэна Эмли не затрясло и из уголка его рта потекла тоненькая струйка крови. Бившегося в конвульсиях герцога срочно увезли, и лекарю Гленкиддину понадобилось полмесяца, чтобы восстановить его здоровье.

В тот момент Роберту почти казалось, что он прав. Короноваться в присутствии всего лишь пяти эорлинов – из более чем трех десятков великих и могущественных баронов Корнваллиса, – это сродни гаданию на кофейной гуще. Кто-то его определенно поддержит, но многие – нет. И они будут внимательно и исподволь присматриваться к новому королю и не замедлят воспользоваться любым проявлением слабости с его стороны. Укусят, а потом сожрут без жалости и тени сомнения. А тут есть возможность заручиться дружбой одного из самых сильных властителей королевства. Все остальные еще подумают десять раз, прежде чем схлестнуться с человеком, у которого в родичах Великий Северный лорд.

Но все не так. Все опять было не так по логике Оуэна Эмли. Получалось, что Тэлфрин, как только получит хоть какие-нибудь права на престол, немедленно скинет Роберта с трона. И уж этот волк точно получит при этом поддержку со стороны своих друзей и вассалов. Что не делай – везде ждала западня, и королю требовалось нащупывать свой путь, осторожно ступая по узенькой лесной тропинке, справа и слева от которой кустились, шипели и извивались ядовитые колючие растения.

– Ладно, – хмуро заявил потом старик, – что сделано, то сделано. Войны нам все равно не избежать, хотя хотелось бы, чтобы это произошло не так скоро. После того, как мы привлекли бы на нашу сторону большинство баронов. Ты поторопился, сын мой. Проклятый карбункул…

Роберт в очередной раз вздрогнул, вспомнив тот случай во время церемонии коронации.

– …и прими этот священный меч своих предков, Роберт Даннидир, – тянул высоким голосом архиепископ Эдзеллский, стоя под высокими стрельчатыми сводами главного собора Лонхенбурга, – в знак того, что ты клянешься защищать народ Корнваллиса от врагов внешних и внутренних, оберегать покой вдов и сирот, вершить справедливый суд…

И в этот самый момент карбункул, вделанный в яблоко рукояти церемониального меча, с громким стуком упал на каменные плиты пола, откатившись под ноги к гостям. Крупный густого красного цвета камень, символ королевской власти, принадлежавший еще Мередидду Уриену.

Произошла легкая заминка. Камень нашли и немедля вставили обратно в рукоять. Новоиспеченный государь величественно принял клинок, стараясь не смотреть на переглядывающиеся лица собравшихся, и не обращать внимания на тихие шепотки, которые иглами впивались в его уши.

– Недобрый знак… плохой знак… дурная примета…

Бедного старика Ургрета, архиепископа Эдзеллского, Оуэн Эмли потом просто сжил со света. Заклевал, затравил, и, в конце концов, свел в могилу.

Но это не помогло. Так же, как не помогло и то, что Главного Хранителя королевских регалий после этого нещадно выпороли и вышвырнули на улицу без всякого содержания.

И вот меньше чем через год после коронации его величество Роберт Даннидир отправляется на войну. Не против страшных дхаргов, во главе многочисленного и блестящего рыцарского войска, с гордо реющими королевскими знаменами, а против своих же подданных. Имея три тысячи человек под своим началом против семи тысяч у Рича Беркли и графа Тэлфрина. Проклятье.

* * *

Снаружи завывал холодный ветер, время от времени откидывая полог шатра и грозя задуть робкие огоньки свечей. Вечерело. В этом богами забытом городке не нашлось ни одного приличного дома, достойного того, чтобы в нем разместился государь Корнваллиса.

Калдикот – небольшое селение на востоке графства Клеймор, – даже не заслуживал названия города. Не считая хозяйственных построек, всего пять дюжин убогих домишек, прилепившихся к отрогам Нолтлэндских гор, деревянных, покосившихся, с маленькими дворами, в которых в снежно-глиняной каше копошились свиньи. Снег, если он до этого и лежал на городских улицах, сразу же втоптали в грязь и размазали сапоги сотен солдат. Жителям приказали не высовывать носа из их кривых хижин, и изнутри слышались только вопли и истошные завывания хозяек, вынужденных наблюдать за тем, как наемники, то громко гогоча, то отчаянно матерясь, вытаскивали из дворов их живность.

Некоторые из горожан робко пробирались к церкви, старательно прижимаясь к стенам домов и пряча глаза, когда мимо них вышагивала солдатня. Церковь была единственным каменным строением в Калдикоте. Небольшим, но построенным по всем правилам – с поперечным нефом, с древними статуями Аира, Инэ и Белара, и даже со склепом под центральной частью собора.

Каменными в этом городе оказались и мостовые: замощенные крупным выщербленным от времени булыжником, они являли разительный контраст по сравнению с нищенского вида домишками. Въезжая в Калдикот, Роберт даже мимоходом задумался о причинах столь явного несоответствия. Задал вопрос, и тут же получил ответ. Когда-то это был процветающий город, и много больше, чем сейчас, с готовностью пояснил королю Ангус Хамертон, но во времена Войны магов, когда нечисть заполонила юг королевства, его почти полностью смели с лица земли. Потом Калдикот снова заселили, но прежние жители в большинстве своем либо погибли, либо бежали в более спокойные графства. Никто не хочет жить в том месте, куда уже однажды добрались дхарги и тени, пожав плечами, закончил герольд.

Большой и красивый королевский шатер, темно-красный с золотым шитьем, развернули прямо на центральной площади, в двадцати шагах от церкви, установив рядом штандарт, на котором на фиолетовом фоне, стоя на задних лапах, боролись серебряные леопард и единорог. Полотнище шатра было двухслойным, а внутри сразу же разожгли несколько жаровен, но Роберта колотил озноб. Выгнав всех, он уже в который раз перечитывал последнее послание Рича Беркли.

«…учитывая сказанное и более всего желая установления мира и спокойствия в королевстве Корнваллис, каковые мир и спокойствие были коварно уничтожены вышеназванными герцогом Оуэном Эмли и сыном его-узурпатором, считаем сообразно нашей рыцарской совести и законам государства наказать означенных злодеев и обеспечить Корнваллису достойное управление, а Роберта Даннидира, вместе с незаконным его отпрыском, нагло именующем себя принцем Арвэлем…»

– Предатели… – процедил сквозь зубы Роберт. – Томас! Томас Одли! Галахада ко мне…

Томас Одли оказался дельным мальчишкой, сообразительным и расторопным. Принц Галахад взял его с собой в качестве оруженосца, произведя его ради такого случая в рыцари, но – так уж получилось, – король пользовался его услугами все чаще и чаще. Что-то написать, принести, разузнать и быстро доложить – этому юноше цены не было, но что особенно импонировало Роберту – он усмехнулся себе в усы, – так это то, что Томас отчего-то сильно недолюбливал Рича Беркли. Вот он, подумал король, один из немногих, что служат не ради земель и денег, а по совести. Но уж пусть бы служил, а за наградой дело не станет.

Калдикот выбрали почти случайно. Выступив в поход двенадцатого дня месяца Мокреня, король направил свое войско прямиком к замку Хартворд, в котором, по последним сведениям, и обретался граф Рич. По дороге Роберт сделал изрядный крюк, почти наудачу заслав гонца к Гвидо Дакру с королевским повелением исполнить свой вассальный долг и явиться на помощь «конно и оружно, имея при себе не менее двух сотен рыцарей и пехоты в сообразном количестве, с провиантом…» и так далее и тому подобное, и даже задержался на пару дней, ожидая чуда. Чуда не произошло: гонец, вернувшись обратно, сообщил королю, что грамоту его светлость взял, и отпустил его, ни слова не передав в ответ. Сам замок Дакров, Ардланн, по словам гонца, был доверху забит солдатами, а также он заметил внушительные отряды наемников в тех двух деревнях, что ему довелось миновать. К исходу второго дня приехал посланный из Ардланна, который передал королю нижайший поклон и извинения от графа, который по причине жестокой лихорадки не в состоянии исполнить свои обязательства. «…Но как только я буду в силах подняться с постели, то немедля…»

Роберт в сердцах плюнул, проклиная себя за собственную глупость. На что он рассчитывал – непонятно, ведь Рич Беркли женат на дочери графа Дакра. Более всего в тот момент ему хотелось наказать клятвопреступника, но по здравому размышлению он от этой мысли отказался. Ардланн стоял в самой глубине Нолтлэндских гор, большой и хорошо укрепленный, и в таких условиях взять его можно только измором. Длительной осадой, на которую сейчас тратить время глупо. Но я еще поквитаюсь, с деланной уверенностью подумал тогда Роберт.

Мерзавцы… Сидят, как сычи, в своих каменных замках, и ждут, кто кого. А если случится ему, Роберту Даннидиру, нанести поражение врагам, то тот же Гвидо первым прибежит к нему с выражением неизбывной радости на своей чернявой южной физиономии. И ведь придется улыбаться в эту гнусную рожу, и выражать сочувствие по тому поводу, что нездоровье не позволило его светлости вкусить радости от столь славной победы.

Больше он таких попыток не предпринимал, хотя дальше путь королевской армии лежал в относительной близости еще от двух замков – графа Виоле и графа Уриена Деверó. Убеждая самого себя, что у него нет времени на то, чтобы посылать гонцов и целыми днями ожидать ответа, Роберт даже в мыслях не желал сознаваться, что просто боится получить унизительные отказы.

Приходилось довольствоваться тем, что есть. Еще хорошо, что к нему на помощь без промедлений явились его высочество герцог Пепин Бедвир и маркграфы Во и Морвенна в компании со своими немногочисленными родственниками. Герцог Бедвир приходился родным дядюшкой ее величеству Лорелей.

Не дойдя до Хартворда, королевское войско круто повернуло на юго-восток. По донесениям разведчиков, вражеская армия двигалась наперерез со стороны Рудлана. Во главе с графом Клеймором и самим Хильдебертом Тэлфрином. И мало того: над конными отрядами реяли хорошо различимые стяги графа Виоле, герцога Лотара Меррайона, графов Кро, Дрогона, Альбрада и еще полудюжины лордов помельче. У Роберта едва заметно дрогнули уголки губ, когда он выслушивал этот перечень: по самым скромным подсчетам, в два раза больше солдат, чем у него. Не менее семи тысяч, как оказалось чуть позже, когда войска приблизились друг к другу на расстояние одного дня пути. И из этих семи примерно две с половиной тысячи – рыцари. Против тех восьмисот, что имелись под началом короля. Проклятье.

Не зная, зачем, он все же отправил герольда навстречу вражеской армии. По древней традиции, с посланием, глупо вопрошающим, «… кто вы и с какими целями во главе столь многочисленного войска вы тревожите покой мирных жителей Корнваллиса? И ежели нет у вас иных намерений, кроме дружеских, то властью, данной нам богами, повелеваем разойтись, во избежание ущерба, каковой может быть нанесен полям и селениям…». В ответ получил то письмо, которое в десятый раз перечитывал, сидя у себя в шатре.

Выиграть битву в открытом поле шансов не было. Калдикот встал на пути королевской армии, как обещание единственной возможности противостоять напору вражеской конницы. Сотня беспорядочно лепившихся друг к другу строений: домов, складов и хлевов, с кривыми улочками, круто поднимавшимися в гору, к центру селения, на котором высился собор – здесь, подумал Роберт, атака рыцарей непременно захлебнется. Надо будет только устроить баррикады – и не по одной, а по десятку в каждом проходе, даже если – король решительно поднялся с кресла, – даже если придется по кирпичику разобрать эту чертову церковь и половину хижин впридачу. У него целых пятьсот лучников, да еще у трети наемников есть арбалеты, и все они очень сильно пригодятся. Своих рыцарей во главе с Галахадом он разместит в ближайшем леске за пригорком, а когда вражеская конница увязнет в баррикадах под тучей стрел, тогда принц всей нерастраченной мощью ударит им в тыл. А против восьмисот рыцарей никакая пехота не устоит.

Возбужденно дыша, Роберт кивнул самому себе. Так и сделаем. Прекрасный план. Твердой походкой он вышел из шатра, отогнав от себя мелькнувшее вновь воспоминание о падающем карбункуле.

* * *

Бланка лежала в постели, с гримаской на лице отхлебывая из серебряного бокала какую-то горькую микстуру, которую ей принес Гленкиддин. Старичок стоял рядом, внимательно наблюдая за ней через свои странные стеклышки и, по всей видимости, не собирался уходить, не убедившись, что она допила эту гадость до конца.

В дверях топтались горничные, теребя передники и всем своим видом выражая решительную готовность по первому приказу госпожи куда-нибудь ринуться и что-нибудь принести.

Агнес и Глэнис ходили павлинами. Еще бы, всего несколько месяцев назад их отрядили прислуживать какой-то неизвестной девушке из провинции, которая, правда, сразу пришлась им по душе – такая добрая и красивая, и вот сейчас – ясное дело, только благодаря своим преданности и старательности, они уже в горничных у самой виконтессы Арвэль, супруги наследника престола.

Ничего особенного Бланке не хотелось. За исключением, пожалуй, того, чтобы ее оставили в покое и дали немножко полежать в тишине и одиночестве. Талия уже заметно округлилась, но это не доставляло ей особенных неудобств, как и незнакомые доселе мышечные сокращения внизу живота.

– Ничего страшного, – улыбаясь, пояснил лекарь, – ваше тело всего лишь пробует свои силы перед будущими родами.

Неприятными были только все чаще повторяющиеся головные боли и быстро наступающая усталость, но в ответ на эти жалобы ее горничные только махали руками.

– Что вы, ваша милость, это такая ерунда, – авторитетно заявляла Агнес, хотя ни у нее, ни у Глэнис ни дети, ни мужья даже еще и не намечались, – это у всех так, а у вас куда легче, чем у многих, все проходит.

– Вот-вот, – поддакивала ее наперсница, – вон, возьмите леди Альбрад: на таком же сроке она вообще с постели не вставала, а вы как птичка летаете…

Леди Альбрад… Бланка даже чуть поморщилась при звуке этого имени. Она видела эту даму несколько раз при дворе, а теперь, как стало известно, ее муж, граф Фергус – довольно приятный мужчина лет тридцати, высокий, с вьющими каштановыми волосами, постоянно осыпавший Бланку комплиментами, – выступил против ее мужа и свекра на стороне мятежников.

Все это у Бланки просто не укладывалось в голове. Как же так? Все они присутствовали на ее венчании, когда она легко танцевала сначала с Кнутом Тэлфрином, потом с графом Виоле, шутили и пели песни; те же самые Фергус Альбрад с супругой с улыбкой преподнесли ей в подарок искусно сделанную золотую фигурку святой Ритхерн Арделльской, покровительницы молодых матерей, а теперь все они: и Винфор, и Гриффин, и Рихер Илидир – все ее юные и веселые друзья должны сойтись в битве друг с другом? Это скорее напоминало какую-то игру, вроде турнирного состязания в ловкости и искусстве владения мечом, если бы не маячившая на заднем плане мрачная фигура Рича Беркли. И случись кому-то из них сойтись в поединке, они будут сражаться до тех пор, пока кто-то не сдастся, но это – Бланка вынуждена была себе в этом признаться, – не случится никогда. Даже если не брать в расчет эту грязную политическую возню и взаимные претензии их отцов, их глупая мальчишеская гордость никогда не позволит признать себя побежденным.

А Эдмунд куда-то пропал. Тот обморок в день венчания быстро списали на утомление и переживания от счастья, но слова Гриффина Морта, словно выжженные раскаленным железом, болью пульсировали в голове Бланки.

Она без устали встречалась с разными людьми, с улыбкой на лице беседовала с ними, как бы невзначай расспрашивала о разных новостях, в том числе с юга. Новостей не было. Никто даже мимоходом не упоминал о вновь найденном сыне графа Рутвена Беркли, а задавать вопросы об этом Галахаду или тому же Гриффину она по понятным причинам не решалась. В конце концов не выдержав, Бланка отправила в Хартворд Томаса Одли, конечно, с позволения своего супруга, сказавшись, что давно уже не получала известий о своем отце.

Томас в эту историю не поверил – после таких ран не выживают, удрученно сказал он Бланке, – но послушно поехал на юг. Слава богам, с сиром Равеном все оказалось в порядке, хотя заключение в тюрьму не лучшим образом сказалось на его здоровье. Его восстановили в должности, и он по-прежнему исполнял обязанности кастеляна замка. Он с превеликой радостью из первых уст услышал о том, что у Бланки все хорошо, и с Томасом передал ей кольцо, некогда принадлежавшее ее матери.

Осторожные расспросы о сире Эдмунде ничего не дали. И Равен Оргин, и отец Томаса Балдрик знали о его смерти – об этом им рассказывала леди Алиенора, которая несколько недель провела в Хартворде. Миртена же в замке давно уже никто не видел. По-хорошему, думала девушка, надо бы съездить еще в Драмланриг, к герцогу Ллевеллину – ведь если бы Эдмунд каким-то неведомым образом все же выжил, он наверняка бы отправился именно туда, – но приемлемой для объяснения причины для этой поездки у Бланки не нашлось, как и никаких дел, чтобы отправить туда гонца. Да и после двух-трех месяцев расспросов надежды у нее самой уже не осталось. Скорее всего, думала она, это просто слухи. Слухи, относившиеся к тому времени, когда Эдмунд был еще жив.

Больше всего сейчас она хотела бы повидаться с Алиенорой. Увы, после послания Рича это стало совершенно невозможно. Граф Клеймор со всем своим семейством официально превратился во врага правящей династии и – Бланка была совершенно в этом убеждена, – он просто прикрывался именем дочери Рутвена Беркли для достижения своих целей. Никакими известиями об Алиеноре, кроме того, что она теперь именуется графиней Хартворд и леди Марч, Бланка не располагала. Ну, грустно вздыхала девушка, по меньшей мере, хоть жива.

Но даже не так, вдруг вспомнила Бланка. Меньше чем через месяц после ее свадьбы Этельвин, Великий Магистр ордена Вопрошающих, сообщил королю о смерти Камбера Беркли. А поскольку детей последний не имел, то титул по праву наследования отошел к Леа. Ее высочество Алиенора, герцогиня Беркли, графиня Хартворд, леди Марч. Герцогиня, горько подумала Бланка. Она, а не Эдмунд. Жизнь несправедлива.

В дверь постучали. Бланка кивнула и Агнес немедленно приоткрыла одну из тяжелых створок. С кем-то коротко переговорив, она повернулась к своей госпоже.

– Миледи… его высочество Эмли просят к нему пожаловать. Говорят, ваш товарищ сир Томас только что приехал.

* * *

– Проиграли… – хмуро буркнул герцог, взглянув на сноху.

Он сидел в своем кабинете на жестком деревянном кресле спиной к полыхающему огню; ноги по обыкновению укрывал плед. В комнате царил полумрак: плотно закрытые ставни не пропускали ни единого луча света, и только отголоски свистящего зимнего ветра время от времени врывались внутрь через дымоход, разбрасывая искры. Кабинет Оуэна Эмли находился на самом верху старого донжона Лонливена.

– Сир Томас… повторите все, что сказали мне. Только подробнее.

Томас стоял, тяжело опираясь рукой о спинку стула; плотный шерстяной плащ покрывали пятна грязи, а голова была неаккуратно забинтована полоской серой холстины, тоже грязной и с пятном крови на виске.

Бланка подбежала к своему другу, с тревогой заглянув ему в лицо.

– Том… что с тобой?

Юноша только мотнул головой.

– Все в порядке, миледи. Царапина.

– Хочешь вина, сынок? – неожиданно спросил старик и, получив утвердительный ответ, указал Бланке на высокий кувшин. – Налей. И мне тоже. Сир Томас… садись и рассказывай.

– Мы проиграли, миледи… ваше высочество, – устало сказал молодой человек, приняв бокал из рук Бланки.

Весь Калдикот застроили баррикадами, рассказывал он. На протяжении ночи добрая половина войска разбирала городские дома и заборы. Церковь разрушить не получилось, хотя король Роберт поначалу и дал такое указание; древняя кладка оказалась настолько прочна, что после часа усилий удалось разломать только невысокий каменный забор вокруг здания. Плюнув, Роберт приказал оставить храм в покое, поскольку времени оставалось в обрез.

Еще не рассеялась утренняя дымка, когда рыцари Рича пошли в атаку. Поначалу все шло именно так, как и предполагал король: граф Клеймор, по-видимому, рассчитывая на численное преимущество, надеялся просто смести защитников рубежей с налета. Их первая атака захлебнулась: торчащие перед баррикадами деревянные колья и тучи стрел довольно быстро остановили рыцарей. Лучники и арбалетчики сидели на крышах и стреляли из всех окон, так что в скором времени узкие улицы перед перегораживающими их завалами оказались забиты издыхающими лошадьми и упавшими всадниками. Напирающим сзади рыцарям даже не удавалось прорваться к внешнему кольцу укреплений.

– Наши солдаты улюлюкали и стреляли в спины отступающим, – добавил Томас. – А потом… потом все пошло не так.

Король счел, что выводить из засады конницу принца Галахада еще рано. Несмотря на обнадеживающее начало, мятежники потеряли всего полторы сотни рыцарей и сохранили свое численное превосходство. Вторая атака началась ближе к полудню, и сразу стало ясно, что враги извлекли хороший урок. У графа Рича было около трех тысяч пехоты, и добрая половина из них – тяжеловооруженная. Рич оставил своих рыцарей в арьергарде, а на Калдикот стала надвигаться целая армия наемников с огромными щитами.

– Это не Рич, – хмуро сказал Оуэн Эмли. – Это Тэлфрин. Рич – человек с юга. Тут кругом равнины да невысокие холмы, вот он по привычке и сделал ставку на рыцарскую конницу. А ту идею наверняка подал Тэлфрин: на севере среди гор и снегов на лошадях не особо развернешься. Они там по большей части пешими воюют.

Герцог вздохнул.

– В этом весь мой сын. Не видит дальше собственного носа, – старик удрученно покачал головой. – Ведь можно же догадаться, что противник не будет раз за разом тупо бросаться грудью на баррикады. Проклятье. И что – Роберт вывел конницу?

– Да, ваше высочество. Когда пехота прорвала несколько рядов рубежей, король решил, что это единственная оставшаяся возможность. Принцу Галахаду приказали ударить им в тыл. Но… ничего не получилось.

– Почему?

– Граф Гвидо Дакр. Как только рыцари принца помчались на пехоту, он появился за их спиной. – Томас уныло опустил голову. – Не берусь сказать, ваше высочество, как мы их проглядели. Все смотрели вперед, на войско Рича, а тут совершенно неожиданно из горного ущелья показалась армия Дакра. Немного, не больше двухсот всадников, но этого оказалось достаточно, чтобы прервать атаку. Галахад развернулся к ним, и оказался зажат между рыцарями Дакра и графа Рича. Это… – голос Томаса дрогнул, – это было избиение, сир.

– Его величество? Принц Галахад?..

Томас поднялся со стула и тяжело опустился на одно колено.

– Что?.. – глаза герцога широко распахнулись.

– Король погиб, ваше высочество. Принц в плену.

Оуэн Эмли, не отрываясь, смотрел на Томаса. Томас набрал в грудь воздуха.

– Он погиб случайно. Почти случайно. Когда отряд Галахада оказался в окружении, его величество приказал своей пехоте наступать. Он был без шлема, и арбалетный болт ранил его. Порвал вену на шее, и король Роберт истек кровью. Я…

– Молчи, – выдохнул герцог.

Он откинулся на спинку кресла и закрыл глаза. В комнате повисло тяжелое молчание, лишь изредка прерываемое треском горящих в камине дров. Через несколько долгих минут Бланка подошла к нему и осторожно положила свою ладонь на плечо герцога.

– Ваше высочество…

– Я в порядке, – хрипловатым голосом произнес тот, тяжело взглянув на Томаса. – Что еще?

– Я был рядом с принцем, сир. Они заставили его подписать бумагу.

– Какую?

– Указ о правлении эорлинов. О том, что для восстановления законности и порядка власть в королевстве временно передается Совету Пяти: Ричу Беркли, графу Тэлфрину, герцогу Меррайону, графам Виоле и Дрогону. А Галахад становится королем, но будет править, опираясь на их советы и помощь. У него не оставалось выбора, милорд.

Оуэн на минуту задумался, прикрыв тяжелые веки. Уголок его рта нервно подрагивал.

– Понятно. Что-нибудь еще?

– Если позволите сказать, ваше высочество…

Герцог кивнул.

– Война только начинается. Герцог Бедвир в ярости. Ему удалось спастись с поля битвы, и он помчался к себе, на запад. Поднимать всех своих вассалов. Он поклялся, что не будет знать ни сна, ни отдыха, пока не посадит на кол самого Хильдеберта Тэлфрина и все его семейство. – Томас замолчал, глядя на Бланку.

– Продолжай.

– Миледи… вам будет больно это услышать. Рихер Илидир, граф Бьорг, и маркграф Морвенна погибли.

Бланка без сил опустилась в кресло. Весело смеющийся Ллир Юриэн, и сияющие глаза его невесты Теа Бедвир, когда она смотрела ему в лицо. И племянник герцога Рихер, наигрывающий на лютне и вечно смущавшийся при виде Бланки.

– Как?.. – только и смогла выдохнуть она.

– Рихера нашли мертвым уже после сражения. Его убили и ограбили. А Морвенна… Это ужасно, миледи. Его заколол Кнут Тэлфрин.

У девушки прервалось дыхание; она зажала себе рот руками.

– Вы же знаете – они никогда не были особо дружны. Белар, наверное, свел их в поединке. Под маркграфом пала лошадь, и он сражался пешим. Кнут кричал ему, чтобы он сдавался, но Ллир Юриэн только смеялся в ответ. Он ранил лошадь Тэлфрина, и тот упал с седла. Но, падая, как-то неудачно вонзил в Морвенну меч. Это вышло почти случайно. Прямо под горжет. Ллир умер сразу. Не думаю, что Кнут желал ему смерти.

– Неудачно… случайно, – зло фыркнул Оуэн Эмли. – Пусть теперь попробует объяснить это дочке Пепина Бедвира. Что-нибудь еще?

Томас уныло покачал головой, глядя на свою подругу.

– Ты можешь идти. Бланка, останься.

Неловко поклонившись, Томас вышел, плотно прикрыв за собой дверь. Эмли внимательно посмотрел на девушку. Та, не шевелясь, сидела в кресле; крупные градины слез катились по ее щекам.

– У меня есть для тебя новость, девочка, – тихо сказал герцог, словно не обращая внимания на ее слезы. – Знаешь ли ты, почему Галахаду оставили корону и лишь заставили подписать тот дурацкий указ?

Бланка еле заметно качнула головой.

– Твоя подружка Алиенора Беркли пропала. Исчезла из Марча без всякого следа. А ее муженька нашли убитым. Его буквально истерзали ножом. Темная история… пока подробностей не знаю: у меня всего лишь краткое донесение с почтовым голубем. Но графиня твоя упорхнула прямо из-под носа у Рича Беркли, и теперь у этого мерзавца нет никаких оснований претендовать на власть. Если бы она была у него в руках, то Галахада просто заставили бы подписать отречение от престола в ее пользу. И тогда бы Рич смог править от имени своей племянницы – если бы она дала согласие на это, а она, как я понимаю, теперь не даст его никогда. Так что сейчас ему остается только одно. – Герцог наклонился вперед, заглядывая в глаза Бланке. – Найти ее и тайно умертвить – и только так он сможет приблизиться к трону.

– Что мне делать с этой новостью, я пока не знаю, – минуту спустя тихо закончил он. – Единственное могу сказать: что во вред графу Ричу – нам теперь на пользу. Очень надеюсь, что Алиенору Беркли не найдут подольше. И да не допустят боги, чтобы она умерла. Но, с другой стороны, ежели она объявится, и сама предъявит претензии на корону… даже и не знаю, что случится.

Старик вновь откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

– Ох, уж мне эти Беркли. Куда не шагни – везде о них спотыкаешься… Все. Иди. А мне надо побыть одному.