Подхватив стонущего Гуго подмышки, друзья скорым шагом направились к воротам, уже издали заметив, что огромные створки распахнуты настежь, а подъемный мост опущен.

Поднимающаяся вверх мощеная дорога была завалена мертвыми телами, выглядевшими в лунном свете особенно жутко; Эдмунд время от времени вздрагивал, бросая взгляды на остекленевшие глаза и застывшие в предсмертных судорогах оскаленные пасти чудовищ. Дхаргов валялось не менее полусотни, и среди них трудно было найти абсолютно схожих друг с другом. Головы одних походили на кабаньи рыла с высунутыми языками, другие – на уродливые обезьяньи морды, лица третьих напоминали человеческие, но покрытые буграми и страшными язвами, и у всех – длинные кривые зубы, иногда на добрых три-четыре дюйма торчащие из ртов.

– О боги, – пробормотал юноша, – что же здесь произошло? Дхарги сражались с тенями?

– И не только с тенями, – ответил Миртен, указав пальцем в сторону, – с людьми.

Чем ближе к воротам Крида, тем больше попадалось человеческих тел: судя по всему, немногочисленных защитников замка, погибших в неравной битве.

– Ужасно, – прошептал Эд, замедлив шаг возле груды доспехов и одежды – трупов в них не было.

Миртен хмуро кивнул.

– Да. Они выпивают свои жертвы. Быстрее.

Все больше ускоряя шаг под тяжелым впечатлением от увиденного, путники с облегчением ступили в тень главных ворот. Прислонив Гуго к стене, они с некоторым трудом закрыли огромные створки, подперев их валявшимися тут же деревянными балками. Над замком висела пугающая тишина.

– Достаточно, – тяжело дыша, объявил Миртен. – Тени сюда не пройдут в любом случае. У них нет рук, нет мускулов и выломать ворота они не смогут. Тем паче, пройти через закрытые. А дхарги, похоже, все мертвы.

– Не смогут пройти? – выдохнул Гуго, – а как же это?..

Обернувшись, все увидели то, на что указывал юноша. По всему двору валялись пустые доспехи и тряпье.

Недолгое молчание было ему ответом.

– Кажется, – задумчиво произнес Ирмио, – кто-то впустил теней внутрь.

– Что за… – начал Миртен, но внезапно замолчал, прислушиваясь. Где-то на втором этаже гостевых палат в ночной тиши явственно раздался негромкий стон.

– Человек, – сказал Эдмунд и, не дожидаясь, бросился к каменной лестнице, ведущей наверх, по дороге выхватив торчащий из стены факел; стеклянный меч он крепко сжимал в другой руке. Следом за ним еле поспевал маг Огня.

В узком коридоре прямо на полу в луже крови лежал старик. Точнее то, что от него осталось: ног от середины бедер у него не было вовсе, лишь порванные мятые штанины, по-прежнему заправленные в пустые сапоги. Эдмунд содрогнулся: разверстые раны имели такой же вид, как на боку у Гуго; похоже, что тень прошла по нему, мимоходом сожрав обе конечности. Глаза раненого были закрыты, тело тряслось мелкой дрожью, а ногти скребли по каменному полу.

– О боги… Тибрайд. – Миртен опустился перед телом на колени, руками приподняв голову умирающего. Тот приоткрыл глаза.

– Мастер Миртен… – Изо рта Тибрайда потекла, пузырясь, тоненькая струйка крови. – Они забрали его…

– Что забрали?

– Ларец… герцог Когар говорил… беречь, как зеницу ока… Не уберег. Все мертвы…

– Что в ларце? Кто забрал? Дхарги? – Эдмунд с отчаянием тронул Миртена за плечо. – Мастер, сделайте что-нибудь… он должен сказать.

Маг сокрушенно покачал головой.

– Найдите… – захрипел умирающий, – будет беда. Яго…

Кровь изо рта хлынула широкой струей и тело Тибрайда, дернувшись в последний раз, затихло. Миртен бережно опустил его голову на пол, движением ладони закрыв остановившиеся глаза.

– Это Эри Тибрайд, – с хмурым видом произнес лекарь, поднимаясь с колен, – кастелян замка Крид. Полвека как кастелян… упокой Белар его душу…

Эдмунд поднял валявшийся рядом синий бархатный берет со сломанным пером какой-то птицы и, аккуратно расправив, закрыл им лицо умершего.

– Значит, Бремя все же было здесь, – глухо сказал он.

* * *

Все четверо сидели в одной из казарм замка перед большим полыхающим очагом, весь дым от которого уходил в подвешенную над огнем грубо сработанную жестяную трубу. Миртену потребовалось не меньше часа, чтобы найти подходящее помещение. Любую из комнат пустынного замка он немедленно отбраковывал по одной из причин, считать которые Эдмунд уже устал: то она слишком большая и туда могут пробраться много врагов, то наоборот – слишком маленькая и непригодная для обороны, то с чересчур большими дверями, то она находилась слишком низко – а вдруг кто-то сможет пролезть в окна, то слишком высоко – если придется бежать, нам ни за что оттуда не спрыгнуть, или коридор, ведущий туда, слишком узок – и мы обязательно окажемся в ловушке, и так далее. К исходу часа юноша уже просто понуро брел за своим наставником на подгибавшихся от усталости ногах и искренне возрадовался, когда лекарь, осмотрев одно из караульных помещений с двумя входами, счел его достаточно пригодным для того, чтобы скоротать здесь остаток ночи.

Помещение, судя по его виду, давно не использовалось – к великому облегчению Эдмунда, ибо в некоторых комнатах, которые могли бы подойти им в качестве временного убежища, нередко лежало по одному-два, а то и больше, мертвых либо пустых тела. Эд мысленно вздрагивал при одной мысли о том, что придется вытаскивать трупы или дотрагиваться до предметов, казалось, еще хранивших черный маслянистый запах теней. Понаблюдав за Миртеном, юноша уверился, что и того обуревают похожие мысли – во всяком случае маг немедленно отказывался от любой залы, носившей следы присутствия чудовищ.

В разгромленной кухне Эдмунд нашел несколько палок кровяных колбас, булку хлеба и бутыль кислого вина, которые немедленно оттащил в караульную. Тщательно заперев обе двери и, на всякий случай подперев их тяжелыми столами, они разожгли огонь и в молчании принялись за поздний ужин. Гуго уже чувствовал себя значительно лучше, а судя по взглядам, которые он бросал на Ирмио, последний занял в его глазах ступеньку, может быть, только чуть более низкую, чем божественная троица – маг Воды, безусловно, являлся императором, даже нет – архангелом всех лекарей.

– Не пойму я, – сказал Гуго, задумчиво пережевывая кусок колбасы, – у этих тварей ведь нет рук, не так ли?

– Ну и? – глянул в его сторону Миртен.

– Как тени могли унести ларец?

– Догадался… молодец. Я думаю над этим последние полчаса.

– Все думают, – буркнул Ирмио, – у меня лично целых три думы. Во-первых: тени не могут проходить сквозь стены или сквозь двери, и сломать их они тоже не могут. Значит, кто-то открыл им ворота. Во-вторых, это то, о чем сейчас сказал Гуго. Кто-то помог им унести ларец. И, в-третьих – и это самое страшное, – тени недостаточно умны для того, чтобы понимать, что и зачем они делают. Эти твари, насколько я могу судить, просто ненасытные кровопийцы, наделенные самым примитивным разумом…

– То есть существует кто-то, кто их послал сюда. Кто-то, которого они слушаются, – задумчиво закончил за него Миртен.

Ирмио кивнул.

– И, скорее всего, он пришел с ними. Некто с руками.

– А кто такой этот Яго? – негромко спросил Эдмунд. – Это имя назвал Тибрайд.

Миртен только пожал плечами.

– Насколько я знаю, у Тибрайда был сын. Вроде бы его звали Яго.

– Понятно, – разочарованно протянул Эдмунд, – а я-то надеялся, это может быть подсказкой. Значит, ответов у нас нет. Ясно пока только одно: Валу конец.

Все удивленно посмотрели на него.

– А вы что – не видите? Началась какая-то война. Тени пришли за Бременем Власти. Это удивительно, кстати, как пришли – триста миль до Гриммельна все-таки. Как они смогли незамеченными преодолеть такое расстояние? И дхарги с ними. Как они все вышли оттуда? Неужели купол прохудился настолько, что любая тварь может разгуливать туда и обратно, сколько ей заблагорассудится? И дхарги заявились вслед за тенями, затеяв здесь страшную мясорубку только для того, чтобы, по всей видимости, не дать этим кровососам завладеть артефактом. Или он нужен им самим? Нужен настолько, что они ввязались в бессмысленную схватку с тенями?

– Ну, не совсем бессмысленную, – пожав плечами, заметил Миртен, – здесь повсюду довольно много этого черного пепла. Похоже, дхарги каким-то образом умеют сражаться с тенями, хотя, должен признать, на сей раз у них плоховато это получилось…

Эдмунд напряженно мотнул головой.

– Без разницы. Не о том сейчас речь. И я, честно говоря, совсем запутался. Бремя дает королю Корнваллиса некую власть, и только истинный монарх может взять его в руки. Кто-нибудь может мне сказать, зачем эта штука теням? Дхаргам? В какую историю я ввязался, Белар всех побери?

Всеобщее молчание было ему ответом. Красноватые блики плясали на черных от копоти потолочных балках; тени от человеческих фигур дрожащими пятнами ложились на стены.

Наконец Миртен с решительным видом поднялся со скамьи.

– Достаточно тайн на сегодня. Часа через три уже рассвет, и нам нужно отдохнуть. А утром, надеюсь, мы сможем получить ответ, по крайней мере, на один вопрос. Бремени Власти здесь уже нет. Очень жаль, но мы опоздали – всего лишь на день или даже меньше. Но тело Камбера Беркли должно тут остаться. Скорее всего, он похоронен в замковой часовне. И я намерен узнать, что привело его к смерти.

* * *

Часовня была большой и такой же древней, как и сам замок Крид. Из огромных поросших мхом камней, возведенная с соблюдением всех канонов, в горизонтальном сечении она представляла собой крест. В северной его оконечности находилось святилище Аира, Великого Судии, в восточной – Инэ, а в западной, прямо напротив последней – Белара.

На востоке всходило солнце, которое считалось одним из символов бога света. На западе оно ежевечерне умирало, а старший из богов, одновременно отец и брат остальных, бесстрастно наблюдал за всеми рождениями и смертями в Корнваллисе, поддерживая великое равновесие. В южной части креста бога не было, и многие многозначительно покачивали головами, усматривая в этом некую связь с возникновением Вала: именно там, на юге, шептались они, и должна рано или поздно появиться сила, которая поколеблет равновесие между востоком и западом, между Инэ и Беларом, и, в конечном итоге, послужит причиной великой войны, из которой родится новый порядок. Порядок, пугающий своей неизвестностью.

Вырубленные из камня скульптуры трех главных богов походили друг на друга, как две капли воды: каждая высотой в человеческий рост, с одинаковыми ничего не выражающими лицами, со скрещенными на груди руками и в одинаковых одеждах, различающихся только цветом. Аира по традиции изображали в хламиде красного цвета, Инэ – синего и Белара – черного. Скульптуры кридской часовни, судя по всему, давно не подновляли: краски, обычно изготавливавшиеся на основе ягод, потемнели и облупились от старости, и некогда красная ряса Аира стала почти неотличима от одеяния Инэ. Каждая из скульптур стояла на массивном постаменте фута в три высотой, а у ног богов на пьедесталах находились большие каменные чаши, в которые из хитро устроенных краников тоненькими струйками стекала вода.

Справа и слева от статуй согласно обычаю было устроено что-то вроде невысоких столов для подношений. Боги Корнваллиса не отличались особой привередливостью, и прихожане могли оставить здесь что угодно, в зависимости от смысла просьбы и своего материального благополучия: на столах соседствовали серебряные и медные монеты, драгоценные и глиняные кубки, фрукты и куски тканей, ножи, кольца и любые из мелочей, что могли найтись в карманах у бедняка. В Хартворде Эдмунд слышал удивительную историю о том, как в какой-то из церквей в столице королевства некий нищий, страстно желавший наказать своего обидчика, на глазах у многих отрубил свою руку и, истекая кровью, возложил ее на алтарь Белара.

Миртен, мельком глянув на знакомую ему обстановку, решительным шагом направился к центру часовни. Эдмунд, Ирмио и почти оправившийся от вчерашней раны Гуго следовали за ним, держа наготове смолистые факелы; Гуго время от времени ощупывал рукоять стеклянного меча, висевшего у него на боку.

– Зачем факелы? – недоуменно спросил юноша у Миртена. – Вы же умеете делать светящиеся шары?

Лекарь усмехнулся, но вместо него ответил Ирмио.

– Видишь ли, молодой человек… чтобы везти маленькую повозку, не обязательно запрягать в нее слона.

– Любая магия отнимает силы. Пусть немного, но отнимает, – согласно кивнув, добавил Миртен, – и требуется некоторое время, чтобы их восстановить. А кто знает, когда нам могут понадобиться все наши возможности.

– О, боги… – сокрушенно пробормотал Гуго и еще раз на всякий случай тронул рукоять своего клинка.

Центр часовни – как раз в том месте, где скрещивались безжизненные взгляды трех богов, – по кругу был обнесен невысоким кованым ограждением; ступивший внутрь через маленькую дверцу оказывался перед отверстием в полу, в черноту которого уходила винтовая лестница. Внизу под часовней находился склеп – увеличивавшееся с течением веков помещение, в котором в специально устроенных каменных нишах стояли саркофаги с телами всех владельцев замка Крид и их жен.

По традиции дверцы в ограждениях не запирались – ни в Хартворде, ни здесь и нигде, так что любой желающий мог пройти внутрь, чтобы лицезреть великолепно украшенные надгробия, под которыми покоились некогда могущественные эорлины Корнваллиса. Эд со своим другом еще мальчишками пару раз спускались в хартвордский склеп, но не увидели там ничего интересного; сейчас же его охватывало несколько иное ощущение, почти дрожь: там, внизу, лежали его предки за пятьсот лет, о существовании которых еще несколько месяцев назад он и не задумывался.

Слава богам, обошлось без неприятных встреч. Гуго до боли в пальцах сжимал рукоять меча, а Миртен, вытянув вперед руку с чадящим факелом, долгие минуты вглядывался в темноту подземной залы, прежде чем сойти с последней ступеньки.

Широкий, в добрые шесть футов, коридор уходил далеко в темноту, а по обеим сторонам виднелись неглубокие ниши с саркофагами. С десятками саркофагов. Прямо на стене над каждым из захоронений были вырезаны имена, некоторые уже почти неразличимые от старости. Имена и – согласно странному обычаю – прозвища.

Ллуйр Железнобокий. Крунд Сварливый. Теа Маленькая. Эдан Заячья Лапа. Гор Великий. Кордейла Кривоножка. Ругон Бык. Мадалена Русалка. Бран Толстый. Гвервил Завоеватель. Литти Швея. Утэр Цветочек. О боги, что за странные прозвища, мелькнуло у Эда в голове. Цветочек… Интересно, а что напишут на его могиле? Эдмунд Несмышленыш? С непонятным чувством вчитываясь в надписи, еле видимые в пляшущем свете факелов, он чуть не сбил с ног внезапно остановившегося впереди Миртена.

– Вот, – шепотом произнес маг, указав на гроб, над которым виднелась свежая надпись: «Камбер Безумный».

Сунув свой факел Гуго, лекарь кивнул Эду и Ирмио.

– Помогайте.

Втроем они уперлись руками в тяжелую каменную крышку саркофага и с усилием сдвинули ее в сторону. Ирмио осторожно приподнял грубую хлопчатобумажную ткань, скрывавшую лицо мертвеца.

– О… – то ли изумленно, то ли испуганно выдохнул Гуго. – Что с ним?

Лицо умершего невозможно было узнать. Из парадных доспехов торчала ужасающе тощая шея; высохшая до крайней степени голова более напоминала обтянутый грязно-желтой кожей череп с оскаленными зубами и огромными задеревеневшими глазными яблоками без век. Запаха и следов гниения не заметно вовсе, несмотря на то, что со времени захоронения прошло меньше полутора недель. Перед ними лежала мумия, как будто засушенная тысячу лет тому назад.

– Белый ранункулюс, – утвердительно произнес Ирмио, – не вдыхайте воздух рядом с ним.

– Что? – Эдмунд повернулся в его сторону.

– Твоего дядю отравили. Это что-то вроде лютиков.

– Цветов?!

– Да. Но не обычных лютиков. Их находят вдоль Вала. Маленькие белые соцветия. Их можно сварить и давать вместе с питьем. Можно высушить и подсыпать в пищу. Ни вкуса, ни запаха. Но человек начинает сохнуть на глазах и умирает от остановки сердца или от удушья – это зависит от количества яда – в течение одного-пяти дней. И продолжает сохнуть после смерти.

– Слишком изощренно для убийц, подосланных королем, – задумчиво сказал Миртен, – и вовсе невероятно для теней. Но достаточно. Надо закрыть гроб.

Обливаясь потом, они задвинули крышку саркофага на место и в молчании направились к выходу. Вдруг Эдмунд остановился, словно осененный какой-то мыслью.

– Рич Беркли?!

– Не исключено. – Маг Огня пожал плечами. – Но ему незачем так торопиться. Ему же все равно придется ждать появления наследника от Алиеноры. Она ведь первая в очереди на корону Корнваллиса, как он думает. О тебе, понятно, граф Клеймор не знает ничего.

– Эри Тибрайд мог бы сказать, кто приезжал в Крид перед смертью дяди, – со вздохом пробормотал Эдмунд.

– Мог бы, – откликнулся Миртен, – но уже не скажет. И никто здесь не скажет.

Поднявшись по лестнице, друзья остановились под незрячими взглядами трех богов. Гнетущую тишину нарушали только звуки воды, ручейками стекавшей в каменные чаши у ног статуй. Как по команде, оба мага повернулись в сторону Эдмунда, испытующе глядя на него; мгновение спустя к ним присоединился и Гуго.

Эд вздохнул.

– Да. Других способов получить ответы на все вопросы у нас нет. С вами или без вас, но я должен отправиться туда.

Гуго фыркнул.

– Никуда ты без меня не пойдешь. Со мной.

– Со всеми, – одновременно произнесли Миртен и Ирмио.

Глава 31. Венчание

Удивительно, уже в который раз подумала Бланка, расправляя юбки. Ее нарядили в роскошное платье из темно-зеленого переливающегося бархата; в ушах еле слышно позвякивали тяжелые длинные серьги, почти касавшиеся обнаженных плеч. Крошечные серебряные драконы с рубиновыми глазками, переплетаясь в сложном танце, держали на конце серег по три изумруда, ограненных в виде капель.

Галахад преподнес ей их в подарок. Как она слышала, специально отряженный для этой цели один из поставщиков королевского двора ездил за этим украшением в Вецилию, город где-то далеко за океаном Арит, славившийся своими золотых дел мастерами на весь мир.

Под те кольца, серьги, браслеты и ожерелья, что успел подарить принц, ей пришлось завести целый ларец, который сам по себе был произведением искусства: вишневого дерева, инкрустированный драгоценными вставками и эмалью; с множеством ящичков и таких размеров, что больше напоминал небольшой сундук для постельного белья.

Ее удивление, впрочем, относилось не к драгоценностям и не к бесчисленным нарядам, которые мастер Орнус исправно поставлял в ее гардероб, и которые она даже не успевала примерять – ко всему этому Бланка успела уже привыкнуть. Почти необъяснимыми были те отношения, которые сложились у нее с дедом Галахада, его высочеством Оуэном Эмли. Сейчас девушка сидела напротив герцога возле огромного полыхающего камина – старик всегда мерз, а когда наступала осень, он вообще крайне редко выбирался из своих покоев.

С другой стороны, назвать его жизнь затворнической значило бы серьезно погрешить против истины. Тело немощно, но дух бодр – эти слова древнего мудреца как нельзя более подходили к этому человеку. Эмли постоянно принимал посетителей. Самых разнообразных: это могли быть торговцы, какие-то просители, посланники, возвращавшиеся из других стран и просто отдаленных уголков Корнваллиса, а также темные непонятные типы, незаметно проскальзывавшие в его опочивальню мимо стражи и так же тихо исчезавшие. Письменный стол герцога всегда заваливали горы документов, географические карты, письма и древние манускрипты, но последнее время Оуэн Эмли с видимым удовольствием отодвигал все эти бумаги в сторону, чтобы побеседовать с будущей женой своего внука.

Их первая встреча после того памятного королевского приема произошла по инициативе герцога. Нервное состояние Бланки, как она вспоминала, на удивление быстро прошло, хотя она еще долго не могла без внутренней дрожи смотреть на обезображенное лицо прокаженного старика. Он был умен и доброжелателен: с интересом выслушивая рассказы девушки о жизни в Хартворде и тамошних порядках, вставлял меткие замечания, нередко подшучивая над тем, что казалось ему забавным. Оуэну Эмли было уже под семьдесят, и Бланка не уставала поражаться его цепкому уму, удивительной памяти и тонкому, хотя нередко очень злому юмору. Ее взгляды и суждения о многих событиях часто оказывались схожи с герцогскими, и в один момент Бланка поймала себя на том, что они вместе совершенно по-детски хохочут над какой-то шуткой.

Вскоре эти визиты стали доставлять ей удовольствие. А еще неделю спустя как-то незаметно для самой себя она стала оправлять герцогу подушки, затыкать плед под ручки его кресла и следить за тем, чтобы он вовремя глотал пилюли, каждодневно приготавливаемые лекарем Гленкиддином. Эту процедуру Оуэн Эмли ненавидел: все эти отвары и порошки, заявил он однажды Бланке, напоминают ему о его возрасте.

– Ничего уже не могу, – хмуро пробурчал тогда герцог, – на ноги встаю – через пару шагов падаю, на коня не помню когда взбирался… Эх, были денечки… Да и сейчас готов, только бы ноги слушались. Верхом, по лесу, на кабана… пусть бы напоследок. А уж с бабой в постели лет двадцать назад было. Будь все проклято.

Последнего замечания Бланка предпочла не услышать, сделав вид, что увлечена разглядыванием вовремя подвернувшейся под руку карты.

Набравшись в очередной раз храбрости, она завела разговор о правах наследования престола. Старик в ответ хмыкнул.

– Я знал, что рано или поздно ты об этом спросишь… Все дело ведь в твоей подружке графине Хартворд, не так ли?

Бланка решительно посмотрела ему в глаза.

– Конечно. И если, как говорят, семья Беркли имеет первоочередные права на трон Корнваллиса, я чувствую себя по отношению к Алиеноре подлой предательницей.

– Выкинь это из своей хорошенькой головы, девочка, – махнул рукой Эмли. – Пусть об этом думают те, кого это напрямую касается. Но, раз уж ты спросила, я расскажу, что гласит закон королевства. У Лорелей мозги всмятку, но ты, как умная женщина и будущая королева, должна это уразуметь.

Герцог поудобнее устроился в кресле и продолжил:

– У моего старшего брата Эвана Когара была единственная рожденная в браке дочка, Аэроннуэн, так? – Бланка кивнула, и старик удовлетворенно причмокнул губами. – Пусть земля ей будет пухом. Малосведущие люди говорят, что по обычаям она должна была унаследовать корону Корнваллиса, как наследуют дети своим родителям. Но есть одна закавыка. И эта закавыка называется «Закон Ллойна Длиннобородого».

– Короля?

– Да. Ллойн – это сын Мередидда Уриена, собирателя королевства. Его «Закон» – это на самом деле беспорядочная мешанина из законов и обычаев всех земель, которые сумел объединить под своей властью его отец. Ведь должен же быть в королевстве единый порядок? Вот Ллойн, не особо себя утруждая, а может быть, и боясь кого-нибудь обидеть, просто свел в одном документе все установления, имевшиеся на тот момент. Следовало, конечно, сделать по-другому. Пока Мередидд прижал всех к ногтю, нужно было все местные обычаи отменить и оставить только те, что шли на пользу королю. Никто бы и пикнуть тогда не смел. Но он это сделать не успел, быстро помер, а у Ллойна, судя по всему, талантов не хватило. Вот бароны и закрепились, а теперь сидят, как сычи, в своих замках, и каждый со своим собственным законом.

– Так о чем конкретно речь?

– Не торопись. – Эмли улыбнулся и, слегка повернувшись в кресле, показал пальцем на одну из книжных полок, которые занимали все пространство за его столом. – Вон, видишь ту книгу? Большую, в красной коже? Бери и ищи. Часть вторая, раздел четырнадцатый, параграф пятый. А пока налей-ка мне вина.

Протянув герцогу высокий посеребренный бокал, Бланка с трудом достала тяжелый том и, положив его на стол, углубилась в изучение фолианта. Спустя несколько минут она в задумчивости вновь уселась перед своим собеседником.

– Что это значит?

– «Земельное же наследство…», – начал старик, с ожиданием глядя на Бланку.

– Да, – та нетерпеливо мотнула головой, – «Земельное же наследство ни в каком случае не должно доставаться женщине». Что это значит?

– Это и значит. Это очень древний обычай. Женщина, которая выходит замуж и уходит в другую семью, получает вдовью долю и не более того. Земля же остается наследникам мужского пола. В противном случае, если бы земельное владение делилось между всеми сыновьями и дочерями, оно дробилось бы бесконечно с каждым новым поколением и в конечном итоге превратилось бы в ничто.

– Но какое отношение…

– Эх, – герцог еле заметно раздражился. – Думай сама. Что есть королевство Корнваллис? Земля. А земельное наследство не должно… ну и так далее.

Еще добрые четверть часа Бланка провела в кресле, прихлебывая вино и сосредоточенно глядя в огонь.

Попрощалась, но на следующее утро, даже не успев хорошенько причесаться, влетела в опочивальню его высочества.

– Что? – герцог, сидевший за письменным столом, воззрился на нее в изумлении.

– Объясните мне, пожалуйста, какое отношение корона имеет к земле?

Оуэн Эмли приподнял брови и некоторое время мочал, задумавшись и постукивая костяшками пальцев по столешнице.

– Да, да, – возбужденно продолжила Бланка, – если отнять у короля землю, перестанет ли он быть королем? А если отнять у него корону, останется ли у него земля? Харлеха давно уж нет, но я ведь леди Харлех, разве не так? Я получила свой маленький рыцарский титул от отца, и есть ли у меня земля или нет, я останусь леди до конца своих лет! Титул и земля – они ведь отдельно друг от друга. Разве не так?! Объясните.

Герцог вздохнул.

– Умная девочка, – удовлетворенно произнес он. – Я и не думал, что это придет тебе в голову.

– Так все же?..

– Да, – старик кивнул, – все так, и не так. Земля – это собственность, но вот является ли титул собственностью или правом, этого тебе никто не скажет. Если это собственность, то его можно отнять, но если это право, отнять его можно только с жизнью.

– О, боги… – Бланка плюхнулась в кресло.

Эмли развел руками.

– Увы, все очень запутано, моя маленькая принцесса. Ни в «Законе Ллойна», ни в каком другом ты не найдешь ответа на этот вопрос. Но до тех пор, пока наши мудрейшие законники не скажут однозначно, привязан ли титул к земле, или он является правом, передающимся вместе с кровью, до тех пор у моих сына и внука будет точно такое же право на корону Корнваллиса, как и у твоей Алиеноры.

– Другое дело, – помолчав, продолжил герцог, – если и я, и мой сын, и Галахад умрем, не оставив наследников… вот тогда право на корону однозначно отойдет к потомкам моего младшего брата Лайонела Беркли. И Аэроннуэн, разумеется. Но, искренне надеюсь, – старик заглянул ей в глаза, – что этого не произойдет и такая красивая и умная женщина, как ты, подарит мне правнука.

Бланка еле заметно вздрогнула. Затем, торопливо попрощавшись, чуть ли не бегом направилась в свои покои.

* * *

Все сделали очень быстро и без особой огласки – похоже, это было в крови у Даннидиров. Спустя всего две недели после того, как Бланка дала согласие на брак с наследником престола, в часовне королевского замка совершили церемонию венчания.

Девушка даже не поняла толком, как все это произошло, скорее всего, из-за сумбурных мыслей и череды сменявших друг друга воспоминаний об Эдмунде и Алиеноре. Только одно ощущение у нее осталось наверняка: то, что подготовка к этому священнодейству заняла гораздо больше времени, чем сам обряд. С самого утра ее мыли, чистили, белили и красили. Раздевали, одевали, наряжали, обували и причесывали. Все это проделывали не только Агнес и Глэнис в компании с мастером Орнусом и его вечно смущающимся подмастерьем, но и еще три, четыре, пять девушек – Бланка уже устала следить за мелькавшими вокруг нее лицами и руками. Несколько раз она чуть было истерически не расхохоталась. Боги мои, да что можно делать вдесятером с ней одной на протяжении стольких часов?

И в течение всего утра священник, добренький старенький человечек в трехцветной красно-сине-черной сутане, что-то рассказывал ей и расспрашивал о разных вещах. Алиенора знала все подробности таинства бракосочетания назубок, а вот сама Бланка почему-то никогда особо этим не интересовалась. Может быть, потому, что… тут она вспомнила о том, что когда-то, в прошлой жизни, она сказала Эдмунду. Когда это случилось? Во вторую их встречу? Или третью? Когда она говорила ему, что никогда не хотела бы жить в Харлехе, в ожидании того, когда наследницу бедного имения отдадут замуж. Хоть за кого-нибудь, за того, кто проявит интерес к замшелому маленькому замку и деревеньке с пятью десятками вилланов.

Ах да – в доме Финна, торговца, у которого они нашли тот документ, что перевернул всю их жизнь. Они сидели рядом при свете свечи, склонившись над таинственной картой; колени их касались друг друга, а от тепла его руки у нее прерывалось дыхание. Тут Бланка чуть не вздрогнула – до нее дошел смысл слов, только что сказанных старичком-священником. Сегодня она станет женой принца Галахада. Сегодня.

Венчание считалось главной частью церемонии бракосочетания. Тем действом, в ходе которого говорят друг другу клятвы и обмениваются кольцами. А свадебное празднество, которое намечалось провести еще полмесяца спустя – это просто прием гостей, всеобщее веселье с танцами, жонглерами и менестрелями. Как же она не подумала об этом раньше? Дыхание у Бланки прервалось. Пути назад не будет.

Она закрыла глаза и попыталась сосредоточиться. Впрочем, куда это – назад? В пустой Хартворд, в котором заправляет Рич Беркли? В Хартворд, в котором нет ни ее подруги Алиеноры, ни его? Нет. Девушка стиснула зубы. Назад пути уже нет. Сейчас она в первую и главную очередь должна сохранить и защитить тот маленький огонек новой жизни, что теплится внутри нее. Главное – сделать все как можно быстрее, пока ее положение не станет очевидно всем окружающим. Сегодня – это даже лучше. А после грядущей ночи она уже сможет ходить с гордо поднятой головой.

Бланка как-то мгновенно успокоилась. Уже не нервничая, дала девушкам сделать последние штрихи и с легкой улыбкой протянула руку вошедшему лорду Кэдваллэдеру. Гриффин даже застыл в изумлении, увидев ее.

– Вы… вы… – он покачал головой, – миледи, у меня нет слов… Никакие земли и никакие титулы вас не стоят. Увы, Галахад сделал единственно правильный выбор…

– Увы? – удивилась Бланка.

Молодой человек рассмеялся.

– О, да. Он же ведь никому не оставил шансов, так? Я в черной зависти…

Бланка хмыкнула и, встав на носочки, быстро чмокнула его в щеку.

– О-о, – Гриффин церемонно поклонился, – теперь я не буду умываться целую неделю. Вы успокоили меня, леди Оргин.