– Добрый день, – попыталась очаровать его теплым голосом Маргарита. – Впустите меня, пожалуйста. Я супруга господина Совиннака. Он в этой крепости ротой ополченцев командует. Бывший градоначальник Совиннак. Вы не можете его не знать! Мне очень надо поговорить с супругом.
– Приказ: никогого не пущать, – опираясь на алебарду, строго ответил юноша.
– Ну как же… – теперь девушка пыталась вызвать жалость несчастным голосом. – Я через весь город шла! С юго-восточной части! Хорошо, не впускайте меня. Передайте моему супругу, что я здесь, и всё! Это вы можете сделать?
– Приказ: не кидать ворото́в, – ответил ей юноша и немного смягчился, увидав, что красавица готова пустить в ход слезы. – Нельзя никогого впущать: токо решетку подымут – людя и сюды набегутся, а нам не до их. Чего сказать мужу? В пять меня сменют, и я смогусь передать ему весть.
– Ну, это нельзя просто так говорить… Это личное… Просто поцеловать хочу. Мой поцелуй никак не получится передать, – уверенно заявила Маргарита.
– Отчего ж… – тихо ответил парень. – Вы меня поцалуете, а я… сказать смогусь, как это было́.
– Да как тебе не стыдно?! – возмутилась девушка. – Совсем меня за дурочку принимаешь?
Юноша сделал строгое лицо и ответил:
– Тоды не могусь подмочь. Приказ: на четыре шагу отседа, не то я будусь вас колоть! – направил он на Маргариту свое оружие.
Девушка немного отошла и решила подождать – вдруг что-то произойдет: не ради бесславного возвращения домой она прошагала пешком два часа. Люди вокруг нее горланили и свистели. Неожиданно она услышала выкрик в толпе:
– Лодэтскай Дьявул в горуд наш придет, и герцогу тоды он и пригнет!
Толпа подхватила:
– Лодэтский Дьявол в город наш придет – и Альдриана он ниже́е всех пригнет!
Скоро толпа на площади скандировала этот куплет. Маргарита вспомнила, что Блаженный проорал эти слова прямо перед тем, как погибнуть; понимал, что вот-вот умрет, и словно хотел напоследок отомстить и палачам, и градоначальнику, и герцогу, – всем, кто был виновен в его гибели. Не случись торжества в честь дочери Альдриана Лиисемского, одна веревка могла бы остаться пустой, а так городские стражи получили приказ «схватить какого-нибудь бродягу».
«Сейчас этот нищий радовался бы, услышав, как толпа разнесла его сочинения, – грустно усмехнулась про себя девушка. – А еще он сказал: «Лодэтский Дьявол в город наш придет, градоначальника тогда он и пригнет». Как бы хотелось думать, что это про Диорона Гокннака, но нет – это он кричал про моего супруга… Еще и палачи должны умереть…»
Она закрыла глаза, отгоняя от себя куплеты о девчонке в красном чепчике.
________________
Где-то через триаду часа к входу в Северную крепость прибыли преторианцы – гвардия герцога Лиисемского. Толпа на них засвистела, но подойти горожане боялись: все всадники обнажили хоть и короткие, но очень острые мечи. Решетка в воротах Северной крепости поднялась – и оттуда выбежали стражники, которые принялись теснить людей щитами, освобождая проход. Маргариту тоже отодвинули, но она смогла пролезть в первый ряд, к щитам. Она искала знакомое лицо и нашла – седовласого поклонника Ульви.
– Парис! Парис! – стала она кричать его необычное имя, какое хорошо запомнила. – Я здесь! Увидьте же меня!
Парис Жоззак удивленно посмотрел на зеленоглазую красавицу и с высоты лошадиной спины не приметил головной повязки замужней дамы под платком и капюшоном ее плаща. Все всадники заехали внутрь крепости, он же задержался.
– Мы знакомые? – повернул он коня к Маргарите.
– Да! Знакомы! В замке познакомились! На воротах. Вы ведь там глава стражи, а меня не помните, потому что давно не видели! – кричала Маргарита. – Я в Доле работала!
Вдовец Парис Жоззак, давно подыскивавший новую спутницу жизни, огляделся: стражи еле сдерживали толпу и более оставаться вне стен крепости не стоило. Он по-рыцарски важно махнул стражнику, что держал перед Маргаритой щит, и властно изрек:
– Пущити ее!
Маргарита протиснулась в узкую щель, какую ей открыли, и побежала к донжону. Парис Жоззак поскакал за ней.
– Кудатова ж вы, мона? Да стойтеся же!
Он обогнал ее на площади за проездом, преградил путь и ловко спешился с коня:
– Так… я имени не спомню, мона…
– Госпожа Маргарита Совиннак! – радостно ответила девушка – Я супруга бывшего градоначальника. Он здесь, и мне нужно его видеть!
Обманутый в любовных надеждах мужчина грубо схватил ее за запястье.
– Я щас за экие выкрутасы суну тебя в узилище! – процедил он. – Опосля зазнаем, кто ты есть, лукавая дрянь!
– Да вы же меня сами впустили! – попыталась вырвать руку Маргарита. – Хотите выглядеть дураком?
Парис Жоззак раздумывал над ее словами – сообразительностью он не отличался, глупцом тоже не был, однако опасался прослыть таковым. На счастье Маргариты, из главной башни вышел Ортлиб Совиннак. Кроме кольчуги еще и капюшон плаща покрывал его голову – если бы не медвежья походка, Маргарита никогда не признала бы мужа в воинском облачении, да и Ортлиб Совиннак не разглядел бы супругу своими близорукими глазами.
– Ортлиб! – закричала Маргарита. – Помоги мне!
Совиннак быстро затопал к ним, немного наклонившись вперед. Приближение человека-медведя испугало Париса Жоззака. Слава за бывшим градоначальником держалась такая суровая, что и сейчас его боялись. Парис Жоззак невольно вытянулся.
– Что такое? – грозно спросил его Совиннак.
– Плутовка обольстным обманум пролезла, – ответил Парис Жоззак. – Не надлежит ей здеся быться. В тюрьму отвесть должно́, чего я и сделаю, – твердо заявил он, придя в себя. – Прочь с дороги, это не обсуждувается!
– Я лишь супруга хотела увидеть… – невинно хлопала глазами Маргарита. – Какой еще обольстной обман?
– Позвольте узнать, – спросил Париса Жоззака Совиннак, – у вас есть та, которая так желает вас обнять, что способна миновать, крепостные стены, решетку и стражей? Вижу, что нет! А то вы бы уже пошли по своим делам! У вас других важных забот нет? Только сажать в узилища жен ополченцев? Мало бунта за воротами?! Здесь его желаете получить?!
Парис Жоззак отвел глаза и, еще немного подумав, неохотно отошел, уводя за собой коня, а Ортлиб Совиннак потащил Маргариту в сторону.
– Что стряслось? – взволнованно спросил он. – Енриити? Диана? Собаки? Альба, да? Что-то с Альбой?
Маргарита мотала головой.
– Идер? Что с ним?
– С нами всё в порядке. Дома ничего не случилось.
– Так чего же ты припёрлась?! – зарычал на жену Совиннак. – Ты чё, не видишь, что тут творится? Если бы я не вышел, то что бы было?!
– Ортлиб, – заплакала Маргарита, напуганная беспорядками у городских ворот и гневом мужа, который еще никогда с ней так не разговаривал, – Гиор Себесро приходил и сказал, что войско уйдет ночью из города! Мне страшно! Я ужасно боюсь! Мои братья и дядя, и ты, и я, – мы все будем без защиты воинов! Враг войдет в город! Мне страшно! Я не знаю, что делать!
Маргариту начинало трясти, и супруг крепко прижал ее к себе. Она, обнимая его плечи, уткнулась лицом в грудь, переставшую из-за кольчуги быть мягкой, уютной и родной.
– Я это допускал… – тихо сказал Ортлиб Совиннак. – Пойдем… Лучше поговорить внутри крепости.
Они поднялись на верхний этаж одной из башен, попали в маленькую комнату. Ортлиб Совиннак запер за собой дверь и отдышался. В комнате находилось несколько табуретов, стол у стены и деревянный лежак с соломенным тюфяком. Три окна едва пропускали свет сквозь ставни. Маргарита зябко поежилась от холода, а супруг подвинул к ней табурет. Когда она присела, грузный мужчина, выравнивая дыхание, зашагал по комнатке.
– Это не неожиданность… Я так и думал… В том, что войско уходит, есть смысл. Нас сейчас слишком мало. Слишком – это даже не то слово! Наши силы сейчас ничтожны: войско всё равно не сможет защитить Элладанн… На юге уже набирается подкрепление, но пехотинцев еще надо вооружить и одеть в проклятые нарамники, а то своих с чужими перепутаем: лодэтчане же нарамников не носят… Еще принц Баро согласился помочь и привести полк из воинов-монахов. Они достойные противники и для ладикэйцев, и для головорезов Лодэтского Дьявола. Пока же у нас каждый воин на счету. Решение умное… Чтобы победить – порой приходиться жертвовать даже полководцем, не то что пешками! Не встретив сопротивления, враги лютовать не будут: слегка пограбят, и всё, – обойдемся малой кровью. Если бы войско сражалось, то их ответ был бы жестоким. Вот так. Я же всё продумал, как и говорил: всех женщин и собак спрячет Огю, а тебя спрячет Идер. В городе у меня есть тайное место, где тебя никто не найдет. Не самое лучшее, но немного переждать хватит, а потом будем прятаться в городе или же я тебя выведу, ничего не бойся. Едва начнется штурм ворот, ты с Идером отправишься в убежище. Я думаю, что Лодэтский Дьявол нападет завтрашней ночью, в сумерках… О нашем дяде и малолетнем брате, и даже о деде я позабочусь и постараюсь, чтобы все остались живы. Что же касается Синоли и кузнеца… Они в Западной крепости… Тут уж… Они крепкие мужчины, в конце концов, и сами должны о себе заботиться! Я отправлю к ним того, кто их предупредит, – и они, как враг прорвется, уйдут, но прежде отправят на тот свет побольше мерзавцев!
– Но, Ортлиб… а как же все прочие? В Элладанне тысячи людей. Сколько погибнет? И сколько женщин пострадают? А дети? Надо сказать людям о войске…
– Нельзя! – подошел к жене Ортлиб Совиннак, обнял ее, вминая в кольчугу и поднимая с табурета. – Послушай, молчи о том, что узнала! Если станет известно, что войско покинуло город, то люди вынесут городские ворота. И будут встречать врага с хвалами! Ты сама слышала, что кричат в толпе о герцоге Лиисемском. Любовь толпы – как ветер… Нет! Ладикэйцы и Лодэтский Дьявол должны остаться страшным злом! Пусть разбойничают… Когда наше войско вернется – всё будет, как прежде. Нам не победить в открытом поле, а здесь, в Элладанне, враг будет как в ловушке и ему не сбежать!
– Ты говоришь так уверенно, словно сам это придумал, – тихо сказала Маргарита, пристальнее вглядываясь в мужа.
– Ну, – улыбнулся Ортлиб Совиннак. – Это и был когда-то мой план. Герцог Альдриан и Тернтивонт всё же ему последовали, правда… уже без меня… Родная, любимая… – стал он целовать ошеломленную жену. – Не смотри на меня, как на чудовище… Людей погибнет меньше, намного меньше, как если бы мы дрались и защищались. А в конечном счете – мы победим!
Он еще крепче ее обнял и страстно поцеловал в губы. Его руки сжали тело Маргариты и полезли под ее платье.
– Я сейчас не хочу, – попыталась возражать она.
Не размыкая рук и не переставая ее целовать, он повлек жену к соломенному тюфяку.
– Может, я погибну завтра, – услышала девушка между его поцелуями. – Ведь любой план хорош, пока не начнется игра. Не отказывай мне сейчас… Не сейчас, родная…
На старом тюфяке случилась неожиданная близость, торопливая и нежеланная для Маргариты. Ортлиб Совиннак лишь сбросил с себя кольчугу, а с головы жены даже не снял платка. Задрав ей юбку и спустив с ее плеч платье, он жадно навалился сверху. Она же, глядя на потолочные балки, возвращалась к словам супруга.
«Пока я буду в безопасности пережидать невзгоды, как и герцог в замке, на улицах будет твориться кровавый ад, – думала Маргарита, пока муж тяжело дышал над ней и подминал ее тело своим. – Ортлиб, еще будучи градоначальником, без зазрения совести придумал отдать свой город врагу, чтобы заманить того в ловушку: разделить их улицами и сделать бестолковыми из-за домов пушечные орудия или громовые бочонки… Вот, с чем не соглашался граф Помононт. Тому, конечно, до горожан тоже нет интереса. Граф не хотел, чтобы Лодэтского Дьявола подпустили близко к белокаменному замку, к нему и к герцогу Альдриану… И что мне делать? Ортлиб мой муж… А я его жена – я должна поступать так, как он скажет. Должна буду разделить с ним вину за кровь Элладанна… Но наверняка не я одна знаю о бегстве войска. Другие воины тоже предупредили свои семьи, как Гиор меня. И без моего участия эта весть разойдется – не стоит мне вмешиваться, раз мой муж так хочет. Я клялась быть покорной ему…»
В этот раз Ортлиб Совиннак быстро достиг удовлетворения. Уже через минуты три он застонал и замер. Еще с полминуты он молчал, тяжело дыша, а затем тихо произнес:
– Я желал тебя оградить: ни к чему такие знания… Ты должна, обязана, сделать так, как я говорю, – и никак иначе. Неизвестно, чем обернется бунт в городе. Когда-то преторианцы уже предали прежнего герцога, Олеара Лиисемского… Мне всё это не нужно, и тебе тоже. И тем более штурм замка толпой горожан не нужен нашей родне, что там спрячется.
– Я поняла, Ортлиб, – вздохнула Маргарита. – Мне тяжко на душе, но… Я никому ничего не скажу, обещаю… Я верю тебе… полагаюсь на твою мудрость…
– И ты не пожалеешь! Я всё кладу на весы – кладу свою жизнь… чтобы добиться благополучия для нашей семьи, как я и клялся тебе.
Ортлиб Совиннак поцеловал жену и поднял кольчугу с пола. Надевая ее на ходу, он подошел к узкому окну, открыл ставню и близоруко прищурился, разглядывая что-то вдали. Маргарита тоже приподнялась и начала приводить в порядок свое платье.
– Подойди, – позвал ее Ортлиб Совиннак. – Видишь? – указал он Маргарите на полчище воинов в синих накидках, разбивших лагерь на подступах к Элладанну. – Вот он! Я его еле вижу, но ты должна лучше видеть. Маленькая черная точка мельтешит… Видишь? Не больше мухи.
Маргарита увидела: супруг показывал вдаль, на просвет за войском врага, – там носились семь всадников, и один из них, на коне в черной попоне, имел вороненые доспехи. Рыцари на лошадях старались с разбега наехать друг на друга и, когда это случалось, их скакуны вставали на дыбы.
– Что они делают? – удивилась Маргарита, наблюдая за быстрой фигуркой черного всадника, такого маленького и такого страшного.
– Тешатся! – со злобой проговорил Совиннак. – Это древняя забава аттардиев… Подрезают друг друга конями: тот, кто не удержится в седле, – тот проиграл. Тешатся, словно знают, что город уже их… Тебе пора, – помолчав, сказал он Маргарите и на прощание нежно поцеловал ее в губы, а затем в лоб. – Как придешь домой, должно быть, и Огю уже подъедет. Я дам тебе человека. Это опасно: вот так женщине сейчас одной ходить по улицам. Закона больше в Элладанне нет. Звери покажут свои настоящие лица: до того, как ладикэйцы и Лодэтский Дьявол войдут в Элладанн, сами захотят вперед них грабить и насильничать, не то потом им уже ничего не достанется, так что ты впредь без Идера ни ногой из дома, обещаешь?
Маргарита кивнула. Она еще раз глянула в окно на черного всадника. Если верить Ортлибу Совиннаку, то уже завтра ночью король Ладикэ и Лодэтский Дьявол будут хозяевами Элладанна. Ее супруг ошибался так редко, что Маргарита не помнила, как давно это случалось в последний раз и случалось ли вообще.
________________
Огю Шотно прибыл в четыре часа вечера. На его телеге за двойные замковые стены отправлялись семь женщин, три младенца, четыре борзые собаки и переодетый в дамское платье Оливи. Тетка Клементина, хоть никто ей не возражал, заранее заголосила, что никуда не поедет без своего малютки, который простужен и слишком слаб, чтобы защищать город.
– Ты, должно быть, самая некрасивая женщина, – сказала на прощание Маргарита своему сужэну. – И самая высокая. И еще трусливая.
– Полно, сестренка, – беззаботно ответил Оливи. – К чему этот старомодный морализм? Если бы все мужчины без остатка воевали, то люди бы давно вымерли. Благодаря мне и другим таким же, кто спрятался, а не погиб как дурак, человечество уже не раз возрождалось.
«Оливи противный и еще слизняк, – подумала Маргарита, но крепко обняла его. – Всё же он мне родня… А может, не так уж он и неправ, что прячется, а не идет на верную смерть с топором против огня, пороха и пуль, – не хочет умирать ради подлого герцога Альдриана. Но если только такие мужчины возрождают человечество, то культуры должны быть с каждым разом всё порочнее и неблагороднее…»
Простившись с сужэном, Маргарита приблизилась к Огю Шотно и тихо шепнула ему:
– Та зеленая ваза для фруктов и пирожных. Она – семейное сокровище тетки Клементины. Ей ее пришлось продать из-за меня. Если тетка ее увидит, то… Не знаю… Просто имейте это в виду.
Скупой Огю Шотно закивал – ваза стала его подарком Марлене, и он не собирался с ней расставаться.
Когда крытая повозка растаяла в синеве сумерек, Маргарита вернулась в полупустой дом, казавшийся раньше маленьким, но теперь ставший чересчур просторным для троих. Она остановилась в гостиной у лестницы, не решаясь побеспокоить обнимавшихся на скамье Идера и Тини. Молодой мужчина сам ее заметил и отодвинулся от своей любовницы.
– А мы что будем делать? – спросила его Маргарита. – Когда отправимся в убежище?
– Уже завтра до заката. Это поблизости. Место такое, что если зайдешь, то выйти можно будет всего раз, но его никогда никто не найдет. Там неуютно, неудобно и холодно, – здесь лучше. Я собираюсь спать на этой скамье. Если кто-то захочет нас ограбить, я о них позабочусь. Спите спокойно.
– Мне с тобой ничего не страшно! – смело заявила Тини и удостоилась теплой улыбки от Идера. Маргарита впервые увидела что-то нежное на холодном, благообразном лице этого мужчины.
«Как же они не похожи, – подумала она. – Но кто знает, вдруг Тини незаконная дочка какого-нибудь аристократа, может, даже герцога Альдриана? Смешно такое предполагать, но… Тини такая необычайно смелая – осталась в пустом доме, хотя могла бы тоже отправиться в замок… И Идер – он, разумеется, здоровый и сильный мужчина, но что если на нас нападут несколько человек? Сможет ли он защитить сразу обеих? И к кому бросится на помощь, если надо будет выбирать?»
С такими мыслями Маргарита оставила влюбленных. Ночью она долго ворочалась в постели – всё размышляла о том, что ждет Элладанн. Если бы Гиор Себесро не рассказал ей о бегстве войска, то она ничего не узнала бы о роли супруга в этом предательстве и не терзалась бы сомнениями.
«Об этом ли говорил брат Амадей? – думала Маргарита, рассматривая темный потолок своей спальни. – Я и правда не уверена, что люблю такого Ортлиба, каким видела его днем. Он был словно незнакомец. Боже! С одной стороны – варварские чудовища, с другой стороны – местные подлецы, а посередине – мы, миряне… словно свинья на бойне: хозяин уже прижал ее к земле, мясник вот-вот проткнет ее шею, а его жена соберет кровь в сковороду».
Должно быть, из-за тяжких раздумий ей приснился жуткий сон: она будто наяву опять видела Главную площадь, эшафот и Арвару Литно, которую держал Эцыль, а Фолькер связывал ее кисти рук веревкой виселицы. Маргарита, как и в тот день, держалась за мраморного льва, рядом в нише голубого дома улыбалась Беати; Нинно и Синоли вытягивали поверх толпы головы. Арвара Литно смотрела на девчонку в красном чепчике и шевелила губами. Их разделяло слишком большое расстояние – Маргарита никак не могла ее слышать, тем не менее в этот раз она понимала слова смертницы. Та ей шептала:
– Когда тридцать шесть ударов плети вновь прозвучат, с демоном красным в его лес ночной не ходи, а коли решишься погибнуть в тот час, так уж с дочерью в небо бело лети. Смерти не бойся – жить опасайся: нынче сам Дьявол проснулся – за тобою из Ада вернулся. Как цветы свои стебли обломят, как иглы дикобраза тебе тело исколют, то мертвые в черной тьме живыми восстанут, очами Дьявола на тебя, королева, глянут.
Эцыль порвал на спине Арвары Литно сорочку, а Фолькер первым стал ее бичевать. Через двенадцать ударов дебелый Эцыль взял свежую плеть смерти, но едва он приступил, как роскошные волосы его жертвы хватили кнут. Арвара Литно тогда приподнялась, снова посмотрела на Маргариту и твердо произнесла:
– Меня тогда поминай и стойкою будь!
После этого ее наполнил свет. С каждым новым ударом треххвостой плети он ярче и ярче разгорался до тех пор, пока не ослепил и девчонку в красном чепчике, и палачей, и всю толпу на Главной площади. Когда свет перестал сиять, то Арвара Литно исчезла. Эцыль и Фолькер, подвешенные за ноги вниз головой, красные лицами, качались на веревках виселицы, пытаясь зажать разодранные шеи, и хлопали, будто рыбы, ртом. Под Эцылем кто-то подставил большую алтарную чашу, и она, точно вином, быстро наполнялась кровью. Эшафот вокруг палачей полыхал, а на нем, среди пожарища, танцевал свой похабный танец Блаженный – голый, костлявый как Смерть и уже ничуть не смешной: его глаза горели ярко-оранжевым пламенем, сам он дышал огнем, словно дракон. И всё же толпа ему рукоплескала.
________________
На другой день Маргарита проснулась поздно, с гудящей, словно от похмелья, головой. Наступил день сатурна. К вечеру ожидался штурм Элладанна.
Солнце озаряло светом улицу Каштанов, давало лживую надежду на благоприятный исход этих суток. Голые ветви миндального куста у соседнего дома запоздало облепились розоватыми цветочками. Пробуждение природы опоздало более чем на тридцать дней – когда еще такое случалось, Маргарита не могла припомнить. Однако весна пришла, а зима неохотно отступала. Вскоре Элладанн утонет в цветении и до самого празднования Перерождения Воды будет радовать глаза своим самым лучшим платьем. Радовать глаза врага.
Весь час Веры Маргарита читала с Тини молитвослов, после уже про себя шептала воззвание к Богу, невесело думая, что страшный Лодэтский Дьявол заставил ее молиться как следует и укрепил ее веру. Маргарита просила Всемогущего не за себя. Уверенная, что муж позаботится о ней и что стишки Блаженного это не более чем пошлое насмешничество жалкого бродяги, она просила милости для Элладанна, его горожан и своих родных. Оставшиеся пару часов она пыталась чем-то себя занять и отвлечься от дурных мыслей: то бралась вышивать, то читать учебники. Даже думала хорошенько прибраться в доме, но зачем? Вряд ли Лодэтский Дьявол, оценив чистоплотность ее жилища и покоренный такой хозяйственностью, покинет Лиисем, а затем Орензу. Вещи, нужные чтобы переждать два-три дня в укрытии, едва наполнили сумку, поскольку Идер сказал, что ходить по городу с большим скарбом не стоит – ограбят или даже убьют по дороге. Как выглядели другие кварталы Элладанна, Маргарита не представляла, а улица Каштанов совсем затихла – даже вороны перестали каркать. Если грабители промышляли в городе, то и они не замечали этого укромного уголка.
Уходить из дома запланировали перед сумерками, в три часа и две триады, когда улицы опустеют и никто не заметит, как они прячутся. Убежище, по словам Идера, находилось где-то рядом. С двух часов дня Маргарита начала нервничать – ужасное предчувствие поначалу терзало ее, после чего передалось и Тини. Веселая, словоохотливая прислужница молчала и украдкой крестилась. Общество хладнокровного Идера их обеих успокаивало, и девушки спустились к нему в гостиную.
Незадолго до трех часов дня, когда на город еще даже не навалилась тень заходящего солнца, раскаты грома сотрясли воздух.
– Что это?! – вскрикнула Маргарита.
Идер встрепенулся и подошел к окну.
– Рано, – бесстрастно произнес он. – Уже начали. До заката еще больше часа…
– Надо идти? Так? – спросила Маргарита и стала жадно искать ответ на его непроницаемом лице.
– Я на всякий случай выйду проверить дорогу, – сказал Идер. – Не более триады часа. Потом, когда вернусь, то сразу пойдем.
Маргарита с Тини переглянулись – им было страшно оставаться одним.
– Не бойтесь. Враги не прорвутся сквозь ворота раньше ночи. Погасите свечи, затушите камины, закройте ставни, словно никого в доме нет. На этой улице есть и побогаче дома. Я недолго.
Выйдя за дверь, Идер закрыл за собой ключом врезной замок, а Маргарита и Тини загасили весь огонь в доме и поднялись наверх. В своей спальне Маргарита легла на кровать и, мучимая беспокойством, сжалась в комок. Тини, чуть приоткрыв плотную деревянную ставню, смотрела на улицу Каштанов и крыльцо дома. За это время еще два раза прогромыхали далекие взрывы. Тусклый свет проникал сквозь вощеный картон из верхней части окна, едва рассеивая полутьму и усиливая тревогу.
Прошло минут восемнадцать, и Идер должен был скоро вернуться, но Тини увидела не его, а незнакомцев.
– Здесь люди, – испуганно прошептала она. – Двое… и, кажется… они идут к нам… В наш дом…
Маргарита взметнулась с кровати и тоже посмотрела в узенькую щель меж ставен. Она с ужасом наблюдала, как двое здоровенных мужчин, скрывших лица под капюшонами грубых кафтанов, осторожно подходят к их крыльцу. В руках они держали железные ломики, а на их плечах висели наполовину забитые чужим добром сумки. У входной двери один из грабителей запрокинул голову, и Маргарита узнала рябое лицо с бельмом на правом глазу. Девушки отпрянули от окна и в страхе плотнее закрыли ставню.
– Что будем делать? – прошептала Тини. – Кричать бесполезно. Никого нет.
– Да, – согласилась Маргарита. – Давай спрячемся. Скоро Идер уже придет. Это палачи: Эцыль и его сын Фолькер. Они пришли грабить дом градоначальника, пришли в поисках ценностей. Больше им ничего не нужно.
– Он нас видел!
– Не думаю… Щель была совсем маленькая. В любом случае надо спрятаться. Что еще делать? На первом этаже на всех окнах решетки – нам никак не выйти. Чердака здесь тоже нет. Наверняка они начнут обшаривать дом снизу – с кабинета Ортлиба. Спрячемся и будем ждать Идера, а он всё поймет, увидев взломанную дверь… Можно скрыться в гардеробной или под кроватью, что выбираешь?
Тини недоверчиво посмотрела на стенную нишу неглубокой гардеробной и ее слишком открытые дверцы с ромбовидными прорезями.
– Кровать, – сказала она. – Давайте вместе там спрячемся. Там места хватит.
– Лучше разделиться… Тини… – делала паузу Маргарита. – Что бы ты ни слышала и ни видела: не вылезай, поняла? – нервно сглотнула она слюну, набежавшую в рот из-за резкого приступа тошноты. – Скоро Идер придет.
«Если он, конечно, придет», – промелькнула у нее в голове страшная догадка о том, что сын Дианы Монаро из мести за мать бросил их.
Маргарита еще немного отодвинула тяжелый, длинный ларь от стены гардеробной, втиснулась в узкую щель и зажалась в угол. Большая одежда мужа надежно прикрыла ее. Собранную в дорогу сумку девушка припрятала рядом, чтобы сохранить зеркальце, подаренное дядюшкой, и не позволить палачам его украсть: даже мысль о том, что уродливый, рябой Эцыль в него посмотрится, ее отвращала. Тини залезла под массивную кровать и исчезла за покрывалом.
«Надо было взять кочергу», – запоздало возникла у Маргариты идея, когда грабители уже вошли в дом: притихшие девушки услышали их далекие, негромкие голоса. Всего через минуту после этого палачи поднялись в хозяйскую спальню и огляделись.
– Нету здеся никого, – сказал Фолькер, опуская в середине комнаты звякнувшую металлом сумку и подходя к камину. – Тока ушли: угли́ еще жгучие. Загасили огню с триаду часу.
В щель между одеждой мужа и сквозь решетчатую дверь Маргарита видела его гладкое, одутловатое лицо, с припухшими веками и щеками, как у больного водянкой.
– Кажись на то… Эх, с мушку не поспелися… Но, всё же, будься в оба, сына. Я видал: авродябы ставня шеве́лилась. Авось не из-за ветру… – сказал Эцыль и открыл дверь гардеробной.
Сердце Маргариты остановилось, но Эцыль не стал долго копаться в нарядах. Он потрогал пару женских платьев в поисках жемчуга и каменьев, приподнял крышку ларя и с досадой окинул взглядом очень скромную одежду градоначальника, великую даже этому огромному палачу.
– Жирдяшный хряк, – с ненавистью выплюнул Эцыль, закрывая дверь гардеробной. После он стал шумно шарить в ящике столика.
Маргарита, едва придя в себя, высунула голову из-за сундука и вновь обомлела – она увидела, как Фолькер полез под кровать. Через миг раздался крик Тини: девушка, выбравшись с другой стороны, попалась в объятия Эцыля.
– Глянь-ка, сына, да ты невёстушку сябе сыщал! – бросил Эцыль Фолькеру кричащую Тини.
Фолькер, находясь позади девушки, повалил ее на кровать и, вдавливая ее лицо в покрывало, задрал юбку своей жертве, а сам уселся сверху. Эцыль, посмеиваясь, вышел из хозяйской спальни.
Маргарита, несмотря на то, что сама недавно дала Тини совет «не вмешиваться», не смогла смотреть, как омерзительный Фолькер срывает с Тини трусы и расстегивает пуговицы на своих штанах. Крик Тини, которым она хотела привлечь Идера, тонул в мягкой перине постели. Маргарита тихо выбралась на ларь, рывком выпрыгнула из гардеробной и побежала к камину за кочергой, но Фолькер, быстро поправивший штаны, побежал по кровати и скакнул к ней. Маргарита успела поднять его сумку и с размаха кинуть ее палачу в лицо – тот зашатался, схватился за лицо, взвыл: из его носа потекла струйка крови, из сумки же высыпалась серебряная посуда. Тини тем временем уже бежала к выходу. Маргарита, подобрав кочергу, устремилась за ней – и только она оказалась за дверью, на балконе, как увидела, что Эцыль, вышедший из спальни Дианы Монаро, опять поймал Тини. Маргарита, держа кочергу обеими руками, замахнулась на здоровяка, намереваясь воткнуть железный прут в глаз с бельмом, – и палач выпустил прислужницу, подставляя под кочергу руку. Удар девушки он отбил, едва ощутив его, а Маргарита не успела ничего понять, как оказалась схваченной им, кочерга же упала на пол; Тини одна устремилась по лестнице к взломанной двери, правда, за ней уже гнался Фолькер.
– Отпустите! – требовала Маргарита, пытаясь выбраться из каменных охватов здоровенного палача с лицом как у пугала. – Берите, что хотите, и убирайтесь!
– Да неужто? – съязвил хриплым голосом Эцыль. – Благдарю, гаспажа Свиннак. Вы эдак любезны́ и добры! Мииилстивы!
Фолькер настиг Тини у дверей и теперь затаскивал отчаянно упирающуюся, кричащую и заливающуюся слезами девушку по лестнице наверх.
– Тащи ее в тудова, – кивнул в сторону двух маленьких спален его отец. – И тама ложы есть. А мы с тобою, – нежно прохрипел Эцыль Маргарите, – на ложею Свиннака нарезвимся.
– Девка градначальника мне нос расшибила! – пожаловался отцу Фолькер.
– Не нуди… И ты ее спробуешь, – ответил Эцыль, больно схватил Маргариту за волосы через платок и заломил ей одну руку за спину.
Он затолкал кричащую девушку в ее спальню, бросил ее лицом вниз на кровать и точно так же, как до этого делал с Тини его сын, уселся на Маргариту. Первым делом Эцыль снял платок с головы девушки, освобождая и неторопливо расплетая золото ее длинных волос. Она что было силы звала Идера, а где-то рядом ей вторила Тини, но потом затихла, и Маргарита продолжила кричать в одиночестве, радуя уши палача-отца: он наслаждался страхом и беспомощностью красавицы. Раскрывая гульфик штанов, Эцыль навалился на Маргариту и зашептал ей в ухо:
– Кочерга те любая? Не запамятувай сказаться муженьку, м…даку жирному, ча моя дюжая кочерга до глотки твойной долезла! – на этих словах он разодрал надвое, и спереди, и на спине, платье Маргариты, а затем порвал ее сорочку, как делал с приговоренными к плети женщинами, обнажил ей плечи и грудь. – И сказывай, ча тебе пришлася по вкусу́ моя дюжая кочерга, потаскуха, – одновременно нежно и зло говорил палач, задирая юбку девушки и приспуская вниз ее трусики.