Бывало, мы с Никитой гуляли в окрестностях. Эта кошка все время увязывалась за нами, так что мы начали ее подкармливать.
Черт, от наплыва воспоминаний у меня начинает болеть голова. Все кружится перед глазами. Мой ужин выпадает из рук. Нет, только не это… Нет… НЕТ! Все повторяется. Боже, лучше б я умерла…
4
Я стою прямо перед дверью Киры и ищу подходящий ключ. Ага, вот и он! Отмыкаю дверь, но все никак не могу решиться открыть ее. Что-то внутри не дает мне покоя. Набираюсь решимости, нажимаю на ручку и…
– Боже… – вырывается у меня, как только перед моим взором предстает ее квартира… Точнее то, что от нее осталось.
Прихожая выглядит так, будто в ней случился ураган. Все вещи, которые раньше были аккуратно сложены на полках, теперь находятся на полу. Одна дверца шкафа, стоящего около входной двери, которая, к слову, с внутренней стороны вся исцарапана, вырвана, вторая же повисла на одной петле.
Внутри начинает нарастать паника.
Я прохожу мимо этого ужаса, направляясь в основную комнату. Там дела обстоят не лучше. У дивана, стоящего около стены, оторван подлокотник, ткань на нем порвана в разных местах. Обои большими неровными кусками свисают со стен. Полки висят криво, а некоторые совсем отвалились. На полу валяются фотографии в разбитых рамках. На них я узнаю нас с Кирой. Там она улыбается, что случается очень редко. Поднимаю взгляд на окно и вижу изодранные шторы и выбитые стекла. Стол рядом перевернут. Здесь же валяется куча бумаг, несколько ручек, сломанный ноут, который я подарил Кире на ее позапрошлый день рожденья, как раз тогда, когда она выпустилась из детского дома.
Отвернувшись, я иду на кухню. Море побитой посуды и сломанные шкафчики, чему я уже не удивляюсь.
Но Киры нигде нет.
В голову огромной тучей лезут ужасающие версии произошедшего, одна хуже другой. Я, пытаясь отогнать их, набираю своему коллеге по работе.
***
Прошло уже три года с того момента, когда я подошел к Кире и мы стали вместе читать. Не так давно мне стукнуло четырнадцать. В ночь с двадцать восьмого февраля на первое марта, если быть точным (я родился в високосный год двадцать девятого февраля).
Мы с Кирой как обычно сидели в коридоре и делали домашку, когда к нам подошел мой сосед по комнате.
– Опять ты с этой малолеткой возишься? – начал он.
Краем глаза я заметил, как Кира смутилась и стала изучать свои руки.
– Тебе-то что? – сказал я.
– Я, наверное, пойду, – тихо пробормотала Кира и уже стала подниматься, но я взял ее за руку и посадил обратно.
– Ладно, я не за этим подошел. В общем, есть одно дело, – он посмотрел на Киру, – но я не хочу говорить об этом при ней.
– Мне и правда пора, – вновь еле слышно произнесла Кира, но я опять ее остановил.
– Если не можешь при ней, тогда уходи, – уверенно сказал я.
– Господи, да что с тобой? Вот только не говори, что она тебе нравится, ей же всего девять!
– Десять с половиной, – поправил я.
– Ой, да мне похер. Чел из соседней комнаты где-то достал сигареты. Хотел тебе предложить, но раз не хочешь – не надо, – он развернулся и ушел.
Я повернулся к Кире.
– Прости, – прошептала она, продолжая рассматривать свои руки.
– За что?
– Вы поругались из-за меня, – она вдруг подняла взгляд и посмотрела мне прямо в глаза. – Почему ты дружишь со мной? Я же только тебе мешаюсь.
– С чего ты взяла, что мешаешься? Если б я не хотел с тобой общаться, я бы этого не делал.
– А почему тогда хочешь? Я ведь просто малолетка.
– Господи, да не слушай ты этого придурка! Ты младше меня всего лишь на три с половиной года.
– Всего лишь?
– Да, и меня все устраивает.
– И все-таки… Почему ты со мной дружишь?
– Я… – и тут я понял, что даже не представляю, как ответить на этот вопрос, ибо сам не знаю, почему.
– Я… Мне просто нравится с тобой общаться, – после некоторого молчания выдавил из себя я и как-то криво улыбнулся.
Кира сначала молча смотрела мне в глаза, а потом вдруг произнесла:
– Хорошо. Продолжим делать домашку?
Я облегченно вздохнул и согласился.
***
В последнее время в моей голове все чаще проносятся мысли о нашем с Кирой детстве. Повзрослев, я понял, что в момент знакомства с ней, решив читать ей вслух, я стал неосознанно ассоциировать себя с моим старшим братом, а ее – с собой. А спустя двенадцать с половиной лет, это чувство только укрепилось, так что сейчас я буквально ощущаю Киру своей единственной семьей.
И теперь, находясь в ее разгромленной квартире, я чувствую, что могу ее потерять. Потерять самого близкого человека. Снова.