Слишком много женщин

Глава 6

Уже наутро следующего дня, в среду, девятнадцатого марта, за день до окончания зимы^[1], я приступил к работе в «Нейлор-Керр» на должности специалиста по кадрам.

Сведения, какими я располагал, ничуть не приумножились со времени моей первой встречи с Пайном. Во вторник, когда я отнес ему письмо Вулфа, Пайн благодушно позволил закидать себя вопросами, но ответить толком не сумел. Сочиненный Вулфом план он в целом одобрил и доказал свою состоятельность в роли руководителя, немедленно приступив к руководству.

Это было несложно. Всего дел – вызвать к себе заместителя вице-президента, представить меня, отрекомендовать, поручить зачислить в штат и лично познакомить с главами всех отделов. Что и произошло незамедлительно.

Знакомство состоялось в кабинете заместителя вице-президента, куда были вызваны начальники отделов. Я тут же улучил момент, чтобы заметить: вот почитаю отчеты, просмотрю записи и начну, пожалуй, с отдела фондов.

В среду утром я приступил к работе, посетив этот самый отдел на тридцать четвертом этаже. Там меня подстерегало небольшое потрясение. Должен признаться, я ожидал увидеть нечто вроде сильно разросшейся скобяной лавки: сплошь ряды полок, до потолка набитых разными разностями, которые не дают разваливаться мостам, и всем таким прочим.

Ничуть не бывало. Моим глазам предстало помещение размером с «Янки-стэдиум», сотни письменных столов, и за каждым – по девице. Вдоль стен из конца в конец тянулись офисные перегородки с распахнутыми настежь или, наоборот, закрытыми дверями. Никаких полок нет и в помине.

Хорошенько присмотревшись, я понял, что работа мне нравится. Девушки. Все до одной неотлучно находятся на своих местах, им и платят-то, чтобы они никуда не уходили. Мне же платят, чтобы я бродил где вздумается и разговаривал, с кем захочу. Так и записано в контракте, черным по белому.

Может статься, проведи я в этом цветнике пару лет, ближайшее рассмотрение выявило бы индивидуальные недостатки отдельных экземпляров. Второй сорт и ниже по критериям возраста, силуэта, чистоты кожи, голоса или уровня интеллекта. Однако там, где я замер в девять пятьдесят две утра в ту среду, моим глазам предстала картина, от которой дыхание перехватывало.

Не менее полутысячи девушек. И вместе они создавали общее впечатление чистоты, юности, здоровья, дружелюбия, бодрости, обаяния и отзывчивости. Я стоял, наслаждаясь зрелищем, и пытался изобразить бесстрастность. Передо мной раскинулся целый океан замечательных возможностей.

– Едва ли во всем помещении отыщется хоть одна девственница, – предупредил чей-то голос у моего локтя. – А теперь, если вы пройдете в мой кабинет…

Керр Нейлор, глава отдела фондов. По прибытии я направился прямо к нему, как и было запланировано, и он познакомил меня с десятком заместителей, начальниками секций. Все – мужчины, за двумя исключениями.

Особый интерес вызвал у меня шеф по контролю корреспонденции. В конце концов, Уолдо Уилмот Мур трудился под его началом. Однако я постарался не уделить ему лишнего времени или внимания сразу. Фамилия его была Дикерсон, он годился мне в дедушки, и у него слезились глаза.

Из нашей короткой беседы я усвоил, что обязанностью контролера корреспонденции было шнырять вокруг, по малейшему капризу пикировать на лежащее без надзора письмо и уносить его в когтях к себе в кабинет для тщательной проверки содержания, тона, соответствия политике компании, выдержанности стиля и четкости оформления.

Стало быть, в отделе фондов контролеру рады не больше, чем сотруднику военной полиции где-нибудь в окопе. И это все усложняло. По всему выходило, что идея прикончить Мура могла прийти на ум любому письмоводителю или стенографу в отделе. Включая тех, кто успел потерять работу. А ведь текучка кадров составила двадцать восемь процентов!

В одиночку разбирать по соломинке весь этот стог сена не входило в мой план достижения счастья, хотя по упомянутым выше причинам процесс мог оказаться весьма занимательным.

Кабинет Керра Нейлора также располагался в углу, но во всех отношениях выглядел куда более скромно, чем офис президента компании двумя этажами выше. По одной стене потолок подпирали канцелярские шкафы с картотекой, на столах громоздились стопы бумаг, занявшие в придачу и пару кресел. Когда мы уселись (он – во главе стола, я же – сбоку и поодаль), мне вздумалось уточнить:

– Значит, девственниц вы предпочитаете не нанимать?

– Что? – Он захихикал. – А-а, это всего лишь наблюдение. Нет, мистер Честнотт, у нас нет подобных предубеждений. Просто я сомневаюсь, что девственницы тут водятся. Итак, с чего вы собираетесь начать?

Тоненький тенор Нейлора вполне соответствовал внешности. Назвать его пигмеем язык бы не повернулся, но в день, когда его лепили, глину явно приходилось экономить. С краской, очевидно, тоже случились перебои: кожа Нейлора выглядела бесцветной, и только глаза подсказывали, что он еще дышит. Цветом они опять же не вышли, зато сохраняли некий танцующий блеск, шедший откуда-то из глубины.

– Думаю, – начал я, – для начала стоит просто побродить тут и составить план действий. То есть совсем нет девственниц? Кто же сорвал все цветочки? Кстати, можете звать меня Питом. Как все.

В ряды служащих «Нейлор-Керр» я решил внедриться под именем Питера Честнотта: мне нравилось, как это звучит. Пайн посчитал, что имя Арчи Гудвин может кому-то показаться знакомым. К вопросу же о девственницах я вернулся для поддержания разговора, надеясь по ходу беседы присмотреться к Нейлору. Увы, то свое замечание он, по-видимому, и впрямь отпустил случайно, и проблема девственниц не слишком его занимала, как это нередко бывает с мужчинами за пятьдесят. Мою подначку он пропустил мимо ушей.

– Как я понимаю, вы намерены досконально изучить проблемы нашего персонала: что было, что есть, на чем сердце успокоится. Если пожелаете начать с конкретики, а уж потом делать обобщения, я предложил бы рассмотреть личное дело Уолдо Уилмота Мура. Он работал у нас на должности контролера в прошлом году, с восьмого апреля по четвертое декабря. Его убили.

Потаенный блеск в глазах Нейлора затанцевал на поверхности и юркнул обратно вглубь. Вопреки стремительному развитию разговора я сумел сохранить невозмутимую мину. Впрочем, кто же откажется удовлетворить любопытство и поохать над жертвой убийства? Естественная реакция, по-моему. Лучше будет отпустить вожжи и хотя бы бровь приподнять.

– Вот тебе раз! – сказал я. – Мне не сообщили, что все настолько запущено. Убили, говорите? Прямо здесь?

– Нет-нет, не в здании. Посреди ночи, на Тридцать девятой улице. Его переехали машиной. Вся голова всмятку, – пискнул мистер Нейлор, а может, то был не писк, а скрип натянутых нервов, вдруг давших слабину. – Меня в числе прочих пригласили в морг на опознание. Престранное это ощущение, могу вам доложить, когда пытаешься в чем-то плоском распознать прежде шарообразный предмет. Попробуй угадай апельсин в оранжевом блине. Чрезвычайно увлекательно, но пытаться снова я бы не стал.

– И как, удалось вам его опознать?

– Ну конечно. Вне всяких сомнений.

– Почему же тогда вы говорите, что он был убит? Злодея все-таки нашли?

– Ничего подобного. Кажется, в полиции смерть Мура посчитали несчастным случаем. Это у них называется «дорожное происшествие с неизвестным виновником».

– Значит, все-таки не убийство. В юридическом смысле.

Нейлор улыбнулся мне. Его чистенькие тонкие губы, сложенные в куриную гузку, сумели бы выразить немногое, но это точно была улыбка, хотя она и пропала, едва возникнув.

– Мистер Честнотт, – заговорил он опять, – если мы хотим по-настоящему сотрудничать, нам стоило бы научиться понимать друг друга. Я человек проницательный. Вы удивились бы, поняв, насколько хорошо я вас уже изучил. Одна моя черта говорит о многом: языки всегда давались мне без труда. Я привык предельно тщательно выбирать слова. Стараюсь обходиться без эвфемизмов и околичностей, будучи осведомлен обо всех глаголах, включая жаргонизмы, которыми можно описать причину чьей-то смерти. Что я говорил о происшествии с Муром?

– Вы сказали, он был убит.

– Именно. Значит, это я и хотел сказать.

– Прекрасно, мистер Нейлор, но я тоже не прочь поиграть в слова.

У меня возникло ощущение, что такую подачу я смогу отбить. Пусть причина, по которой он размахался битой, остается туманной, мне, возможно, повезет выиграть этот иннинг, а то и всю игру в первое же рабочее утро! Попытаться стоило. Мои губы сами растянулись в улыбке.

– Знаете, я просто обожаю слова, – объявил я Нейлору. – Мои оценки по грамматике никогда не опускались ниже четверки, вплоть до восьмого класса. Не то чтобы мне неймется, но раз уж речь зашла о словах… Услышав от вас, будто Мура убили, я могу заключить, что водитель злополучной машины был с ним знаком и намеренно направил на него автомобиль, желая его прикончить или как минимум покалечить. Не к этому ли все сводится?

Нейлор смотрел на стену над моим плечом. Его обращенные ввысь, замершие глаза не обнаруживали прежнего блеска, и мне пришлось вывернуть шею, чтобы понять, чем же он так заинтересовался. Пустая стена, не считая большого циферблата часов. Когда я опять обернулся к Нейлору, его взгляд спустился на уровень моей головы.

Та же скупая улыбка.

– Двадцать минут одиннадцатого, – огорченно сообщил он. – Мне показалось, мистер Честнотт, что президент Пайн нанял вас разрешить проблему с текучкой кадров. Как по-вашему, понравится ли ему, что вы проводите время за болтовней об убийстве, которое никак не связано с данным вам поручением?

Вот же ловкач плюгавый! Как отобьешь такой крученый мяч? Мне виделся только один способ: насадить Нейлора на швабру и протереть им полы. Впрочем, пока это удовольствие пришлось отложить на неопределенный срок. Проглотив обиду, я поднялся со стула и усмехнулся, глядя на него сверху вниз:

– Точно, молоть языком я мастер. Как мило, что вы послушали. Может, отправите наверх циркуляр? Или как там у вас делается? Пусть удержат с меня часовое жалованье в тройном размере. Заслужил, каюсь. – И я вышел.

Если «свои нюансы», упомянутые Пайном, включали острое желание его самого и других боссов компании привязать к хвосту Керра Нейлора консервную банку и погонять его хорошенько, буду счастлив помочь. Скользкий, недобрый тип…

Нейлор до того меня раззадорил, что из его кабинета я сразу двинулся на середину основного зала, наугад лавируя в лабиринте письменных столов и отчаянно крутя головой, чтобы сделать выбор, такой нелегкий в этом вихре лиц, плеч и рук. Далеко не сразу я остановил его на девушке, наверняка прежде работавшей в модном агентстве Пауэрса^[2] и уволенной только потому, что в ее присутствии все прочие модели выглядели так себе.

Когда я присел на краешек стола, она обратила ко мне ясный голубой взор. Глаза ангела, глаза целомудренной девы.

Я придвинулся ближе.

– Меня зовут Питер Честнотт, – заговорил я. – Меня наняли как специалиста по кадрам. Быть может, шеф вашей секции предупреждал обо мне?

– Предупреждал, – ответила красавица теплым, мелодичным голосом.

Всегда питал слабость к контральто.

– В таком случае подскажите, пожалуйста: какие слухи ходят здесь о человеке по фамилии Мур? Об Уолдо Уилмоте Муре? Вы были знакомы, пока он тут работал?

– Мне так жаль, – покачав головой, ответила она, каким-то чудом сумев вложить в голос еще больше тепла, – но я лишь позавчера устроилась, а в пятницу уже ухожу. И только потому, что не умею писать без ошибок! Никогда не получалось… – Ее милые пальчики удобно устроились на моем колене, глаза постарались проникнуть в самое сердце. – Мистер Честнотт, не посоветуете ли какую-нибудь работу, где можно забыть о правописании?

Не помню толком, как я с ней распрощался.

Глава 7

Мне выделили собственный закуток – в самый раз для ирландского сеттера, но для дога тесновато – примерно в середине ряда кабинетиков, выгороженных вдоль обращенной к городскому центру стены общего зала. Внутри обнаружились прелестный маленький стол, три стула и канцелярский шкаф, запиравшийся на замок. Ключ от него мне тоже выдали.

По-видимому, через улицу выстроились сплошные хижины, поскольку за окном было пусто, а если скосить глаза, открывался превосходный вид на Ист-Ривер.

Я зашел внутрь и уселся.

Похоже, я по беспечности вляпался в сложную ситуацию, не продумав хорошенько ни стратегии, ни тактики. В результате допущены уже два просчета. Когда Керр Нейлор с места в карьер оглоушил меня убийством Мура, нужно было выставить себя недалеким малым с одной извилиной в мозгу, которого ничто не заботит, кроме кадровых проблем. А когда он сменил тему, опять застав меня врасплох, стоило пойти на попятный и утереться, вместо того чтобы приставать с Муром к чудесному виде́нию, не способному складывать буквы в слова. Слишком рьяно я взялся за дело.

С другой стороны, я точно не собирался тратить неделю или того больше, строя из себя специалиста по кадровым вопросам.

Выкурив пару сигарет в этих раздумьях, я отпер шкаф и вынул оттуда две папки. Надпись на одной гласила: «Отдел фондов. Секция металлоконструкций», на второй значилось: «Отдел фондов. Секция контроля корреспонденции». Сунув обе под мышку, я выбрался на простор, пересек зал по центральному проходу и постучал в дверь кабинета на дальней стороне. Голос изнутри пригласил меня войти, что я и сделал.

– Простите, – сказал я. – Вижу, вы заняты.

Мистер Розенбаум, глава секции металлоконструкций, лысый тип средних лет в очках с толстой черной оправой, махнул мне рукой: давай заходи.

– И что с того, – заметил он без вопросительной интонации. – Когда никто не мешает мне диктовать письма, я сбиваюсь с мысли. Стучаться здесь не принято, вторгайтесь смелее. Присаживайтесь. Я вызову вас попозже, мисс Ливси. Это мистер Честнотт, о котором говорилось в разосланной сегодня служебной записке. А это мисс Ливси, моя секретарша.

Я уже прикидывал, как это мог ее не заметить. Даже в грандиозном цветнике снаружи. Затем меня осенило: у секретарши начальника секции наверняка имелся собственный кабинет.

Мисс Ливси не казалась такой уж эффектной по сравнению с моей безграмотной голубоглазкой, но в ее облике с первого взгляда угадывались две вещи. Мгновенно возникало впечатление, будто в ней есть нечто прекрасное, что только ты один и способен разглядеть, а вместе с тем – ощущение, будто ей грозит опасность, настоящая беда, и никому, кроме тебя, не под силу это постичь и избавить ее от напасти. Многовато для одного взгляда, отнявшего не более пары секунд? Что ж, я все это узрел и отчетливо помню.

Она вышла, захватив блокнот, и я уселся.

– Спасибо, что позволили вломиться, – поблагодарил я Розенбаума, шелестя страничками в папке. – Много времени не отниму. Просто хочу задать несколько общих вопросов насчет этих отчетов и разобраться поплотнее с одним-двумя. У вас тут лихая организация труда, с этими отделами и секциями. Это все упрощает.

Тут он согласно закивал, но поспешил перебить:

– Без путаницы все равно не обходится. Я отвечаю за металлоконструкции, но недавно должен был принять на склад тридцать семь африканских слонов, как раз в Африке, и мне нипочем не удается спихнуть их в другую секцию. Я придерживаюсь мнения, что слоны не металлические. Придется, наверное, дойти до мистера Нейлора, чтобы избавиться от них.

– Ха! – хмыкнул я. – Так вот где прячутся ваши склады, в Африке! Еще бы, слоны. А я-то недоумеваю. Теперь, когда тайна раскрыта, займемся кадрами. К слову сказать, мне бросилось в глаза, что и ваша секретарша, мисс Ливси, как-то не светится от счастья. Надеюсь, она не собирается увольняться?

Лишнее свидетельство того, какое сильное впечатление произвела на меня эта женщина. Я снова вышел из роли, без всякой на то причины упомянув ее имя.

– От счастья? – покачал головой Розенбаум. – М-да, пожалуй, не светится. Парень, с которым она была обручена, погиб несколько месяцев назад. Несчастный случай. – Его голова снова пришла в движение. – Если вам поручили озаботиться счастьем наших сотрудников, боюсь, шанс осчастливить мисс Ливси невелик. А ведь как секретарше ей нет равных. Попадись мне тот сбежавший водитель, придушил бы, наверное.

– Был бы рад подсобить, – с сочувствием протянул я, роясь в бумагах. – А что, этот несостоявшийся жених… Его имя есть в стопке? Он тоже трудился здесь?

– Да, но не под моим началом. Он проверял письма. Для мисс Ливси его смерть стала большим потрясением, она не выходила на работу целых… Вот опять меня понесло. Вы же не мою болтовню слушать пришли. Что вы хотели знать, мистер Честнотт? Спрашивайте.

Уже решив не усердствовать, я предпочел не выходить из образа, но, похоже, куда бы я ни сунулся, везде витал призрак Уолдо Уилмота Мура. Мы с Розенбаумом занялись разбором рапортов. Загодя сочиненные вопросы, кажется, звучали достаточно разумно, чтобы не выдать во мне шарлатана, и позволили нам общаться еще минут двадцать.

Затем я прошествовал вдоль ряда кабинетов к владениям главы секции контроля корреспонденции. Тот сидел в одиночестве за распахнутой дверью. Дряхлость и слезы в покрасневших глазах отнюдь не мешали дедуле Дикерсону соображать. Едва мы покончили с предварительными любезностями и я, усевшись, открыл свою папку, как он весьма дружелюбно осведомился:

– Вот любопытно, мистер Честнотт, отчего вы решили начать именно с меня?

– Видите ли… вы не первый в моем списке, мистер Дикерсон. Я уже успел переговорить с мистером Розенбаумом. Кстати, мы пытались решить занятную проблему: считать ли слонов персоналом?

Сбить старикана с толку оказалось не так уж просто.

– Допустим, – сказал он. – В нашем отделе у меня меньше всего работников. Только шестеро, тогда как в прочих секциях их число доходит до сотни. К тому же с текучкой кадров у меня все в ажуре: единственный случай увольнения за без малого восемь лет. Погибший сотрудник заменен новым. Я бы и хотел помочь, но ума не приложу, на кой я вам сдался.

– Вполне оправданное недоумение, – произнес я, – если рассматривать ситуацию из вашего кресла. Общие проблемы с персоналом вашу секцию не затронули. Однако ее значение велико. Все в этой конторе считают ваших шестерых работников пронырливыми стукачами, а вас – Главным Пронырой.

Дикерсон даже не вздрогнул, только кивнул в ответ:

– И как вы предлагаете это изменить?

– Ничего я не предлагаю. Но этот факт отлично увязывается с проблемой текучки кадров. Возьмем, к примеру, того малого, погибшего под колесами. Разве вы не слышали, будто его смерть не случайна?

– Чушь! Сплетни! – Он хлопнул ладонью по настольному календарю. – Послушайте, молодой человек, вы и вправду считаете, что работа моей секции, прямо или косвенно, привела к преступлению?

– Да.

Нижняя челюсть Дикерсона подрожала немного, отвисла, да так и осталась висеть. Я едва удержался от того, чтобы выхватить носовой платок и промокнуть ему глаза.

– Не скажу, что доволен формулировкой, – с нажимом заговорил я, – но вы сами выбирали выражения. Я бы добавил, что циркулирующие в компании толки о смерти этого человека и составляют одну из кадровых проблем. Сам мистер Нейлор рекомендовал мне обратить на них пристальное внимание. Вы не против, если я задам несколько вопросов о погибшем? Об этом Муре.

– Я категорически возражаю против инсинуаций, будто работа моей секции могла привести к преступлению или служить законным оправданием чьей-то жажде мести.

Все в порядке, челюсть под контролем.

– Вот и славно. Кто говорил про законность? Жажда мести приобретает самые разные формы. Однако вернемся к Муру. Что скажете о нем? Каким работником он был? Хорошим?

– Нет.

– Нет? – деловито переспросил я. – А что с ним было не так?

Челюсть старика снова дрогнула, но опускаться не торопилась. Уняв ее, он заговорил:

– Я руковожу работой секции с момента ее учреждения, двадцать с лишком лет подряд. В прошлом апреле у меня было пятеро подчиненных, и этого более чем хватало. Так или иначе, наняли еще одного, а мне поручили пристроить его к делу. Контролер из него вышел никудышный, но на мои доклады не обращали внимания. Пришлось мириться с его присутствием. К тому же пара совершенных им грубых ошибок осложнила работу и могла поставить под сомнение репутацию всей секции, не будь мы настороже.

Бог ты мой, мелькнула мысль, опять двадцать пять! Я из сил выбиваюсь, чтобы сузить круг подозреваемых, а тут сразу шестеро новых кандидатов: Дикерсон собственной персоной и пять его верных подручных. Каждый из них жаждал устранить Мура, просто чтобы не срамить родную секцию. Теперь в списке подозреваемых решительно все, за исключением разве что Керра Нейлора.

– Погодите, – запротестовал я. – Как насчет правил найма? Как я понимаю, централизованное управление персоналом у вас не применяется? Теоретически кадровой политикой заняты начальники отделов, а на практике главы секций творят что хотят. Кто конкретно нанял Мура и навьючил его на вас?

– Не знаю.

– И то верно, откуда же вам знать?

Дикерсон протер глаза носовым платком, отчего я смог наконец вздохнуть свободнее. Однако вопреки всем моим надеждам платок был аккуратно сложен и водворен обратно в карман.

– А вот это, – заметил Дикерсон, – проблема. Важнейшая из всех в нашей отрасли и неоспоримо самая сложная. Разумеется, полномочия у нас распределены весьма четко. На этом этаже нет никого выше меня, за исключением главы отдела, мистера Керра Нейлора, сына одного из основателей компании. Получается, только он один способен навязать мне определенное решение. Мистер Нейлор.

– Значит, Нейлор сам принял Мура на работу?

– Не знаю.

– Но это он решил, что вам необходим еще один сотрудник, и навязал Мура?

– Конечно. Я же описал вам нашу субординацию.

– Что еще вы можете сказать про Мура, помимо его некомпетентности?

– А что тут скажешь…

Взгляд и тон Дикерсона указывали на то, что вопрос он счел идиотским. В его понимании некомпетентность решала все, об остальном и говорить не стоило. Похоже, впрочем, и Главному Проныре ничто человеческое было не чуждо: даже самым компетентным сотрудникам нужно время от времени питаться. Вытащив из жилетного кармана часы на цепочке, Дикерсон воззрился на них, вслед за чем объявил:

– Ровно в двенадцать у меня перерыв на обед, мистер Честнотт.