Чёрный шар для кандидата

– О! Валерия Михайловна! По делу, или так, в гости? – сразу заулыбался Миша и тут же обратился к своей спутнице, шлёпнув ее пониже спины. – Так, Ирина, ну-ка, подожди, пока позову, с той стороны двери.

Девица недовольно взбрыкнула и, одарив меня ревнивым взглядом, скрылась в приёмной, не преминув хлопнуть дверью.

– С характером, – прокомментировал выходку своей спутницы Миша.

С такой же интонацией родители умиляются своему двухлетнему отпрыску, когда тот с размаху бьёт об пол тарелку, не желая есть кашу.

– С норовом и амбициями, – отозвался Константин Эдуардович.

В его голосе сквозило неприкрытое недовольство. Судя по реплике, между ними разгоралось некое давнее противоречие.

– Только не надо старых песен о главном, – раздраженно заметил Черкасов.

– Зато Стамеска нам нужен, – упрямо гнул свою линию помощник.

– Так, ша! – окончательно рассердился Миша. – После перетрём, тем более что базар как раз за Стамеску.

– Вот как? – непритворно удивился Константин Эдуардович. – Ну хорошо.

Терпеть не могу, когда в моем присутствии ведутся разговоры обиняками. Но тут мужчины покосились на меня и сделали виноватые лица.

– Всё, всё! – поспешил заверить Миша. – Теперь внимание только к вам.

До того, как Красовский посвятил меня в тонкости взаимоотношений Черкасова и Бурталова, я намеревалась подать свою слёзную историю красочно и артистично, чтобы Миша немедленно снарядил карательную экспедицию. Но теперь запал прошел, и жалоба моя вышла скомканной и невнятной. Мне даже самой стало не понятно, из-за чего собственно «кипеж» было поднимать? Кажется, так выражаются в подобной ситуации Мишины подчинённые.

Между тем сам Миша повертел-повертел в руках газету, прочитал бурталовскую стряпню и вопросительно воззрился на меня:

– Так я не понял, что здесь не так?

В поисках поддержки я перевела взгляд на Константина Эдуардовича, однако тот вместо помощи лишь покусывал губы, пряча усмешку.

– Но ведь это неправильно, – растерялась я. – Какое он имел право?

– Ой да ладно, – пренебрежительно отмахнулся Черкасов. – Валерия Михайловна! Я ведь и вправду не розовый и пушистый. Про вас там и вообще ни слова. А то, что этот придурок написал про преступность и совесть, так флаг ему в руки. И вообще, мой вам совет, меньше читайте газет – здоровее будете.

– А вас разве не задевает столь рьяный интерес Бурталова к вашей персоне? – мстительно поинтересовалась я.

– Ни грамма, – на голубом глазу ответил Миша.

– Да?! – я многозначительно усомнилась.

– А-а-а! Вон вы о чём! – улыбнулся Миша. – Эдуардыч уже успел языком трепануть? Так это давняя история. Просто Бурталов возомнил себя сыщиком и начал собирать на меня досье. И во время сборов залез не туда куда нужно. Как бы то ни было, а ту проблему разрулили по-тихому – никто не сел, никто не лёг. Между прочим, Валерия Михайловна, вы радоваться должны, что он вам бесплатную рекламу сделал.

– Я поостерегусь подобную медвежью услугу называть рекламой, – буркнула я в ответ. – И вообще, я ведь не прошу подкараулить этого редактора в подъезде и побить хорошенько. Меня другое интересует. Кто дал ему материал на «Апейрон»? Вряд ли он сам заинтересовался мною. Хоть вас и упоминали, но судя по интонациям, целились именно в меня. Поэтому я спрашиваю прямо, вы можете мне помочь разговорить Бурталова? Да или нет?

– Нет, – твёрдо ответил Миша. – Я дал слово очень серьёзным людям в Москве, что не трону и пальцем эту сволочь. А я слово всегда держу. Так что не обессудьте.

– Жаль, очень жаль, – подвела я итоги. – Я очень рассчитывала на вас. А теперь придётся самой искать обидчика.

– Зачем? – удивился Миша. – Не пинайте говно, вонять не будет.

– Э, нет, – покачала я головой. – У меня есть смутное подозрение, что этот Некто не ограничится одной статейкой. Так что чем раньше я смогу установить, кто это, тем лучше. Для меня. Вот так вот.

– Вам, конечно виднее, вы у нас психолог, – с сомнением произнёс Константин Эдуардович. – Но лично я здесь не усмотрел злого умысла на вашу репутацию. Наоборот, вашу фамилию скрыли от широкой публики. Так что мне кажется, вы здесь постольку поскольку.

– И вообще, – вмешался Миша. – Может вы заработались чересчур, что стали такой подозрительной? Как эта болезнь называется, Эдуардыч? Ну, ты рассказывал намедни?

– Паранойя, – откликнулся Красовский.

– Во-во, это уже паранойей попахивает, – закончил Миша.

– Ну, спасибо, вы мне уже и диагноз ставите, – неприкрыто обиделась я.

– Точно, вам надо срочно в отпуск. На недельку куда-нибудь на юга! – воскликнул Миша.

– Я уже была летом в Италии, – ответила я.

– Я помню, – не смутился Черкасов. – А сейчас в Индию.

И ловко перевёл наш разговор на сравнение гостеприимства у разных народов.

В общем, если подытожить, то от моих работодателей я возвращалась не солоно хлебавши. В помощи мне отказали, да ещё и не поверили. Но тут уж дудки! У психологов есть внутреннее чутье! Метили именно в меня!

Уже вернувшись домой я принялась так и этак прикидывать способы получения информации от Бурталова, но ничего толкового не надумала. Поэтому решение этой задачи пришлось пока отложить в долгий ящик. Ничего, не в первой. Рано или поздно, а найдется подход к редакторским секретам…

… Вечером в четверг я славно отстрелялась в «Бастионе» с тремя новенькими кандидатами на приём в Черкасовскую «корпорацию». Они выполнили все предложенные тесты, причём с первого раза. Так что я, подходя к ласточке, уже тихонько радовалась, что засветло доберусь домой и успею что-нибудь сочинить на завтра, может даже соберусь с духом и приготовлю плов, а то Сергею уже давно обещала. Но не тут-то было. В сумочке принялся елозить мобильник, требуя моего внимания, и на дисплее высветился не кто иной, как сам «ЦИКЛОП». Мы обменялись приветствиями, и Миша попросил меня подняться наверх.

Разве могла я отказать в такой малости своему деловому партнёру (это если в юридическом смысле) и благодетелю (это если по жизни)? Ну, конечно, нет! И я направилась к лифтам.

Когда я вошла, то сразу же по тягостной атмосфере поняла – что-то случилось. Константин Эдуардович здороваясь, как-то виновато улыбнулся. Да и Миша, произнося приветствие, поводил плечами, словно ему что-то мешало, и он хотел почесаться, но никак не мог решиться.

Я уселась за стол лицом к окну и выразительно подняла брови:

– Как я понимаю, имеют место быть какие-то неприятности?

– Что-то типа, – скривился Миша. – Короче, не люблю я таких разборок, но делать нечего. Вот, глядите.

И он протянул мне несколько фотографий.

На первом снимке была запечатлена я, собственной персоной. Я сидела в гордом одиночестве за столиком, мечтательно устремив взор в потолок. По интерьеру я сразу опознала кафе, которое уже по праву можно было назвать институтским, потому что добрая треть преподавателей предпочитала здесь обедать и пить кофе. Судя по моей причёске и одежде, фотография была сделана вчера. Впрочем, это подтверждалось цифровой записью внизу. Недоумевая, кто и зачем решил запечатлеть меня, я взглянула на следующий снимок. Теперь за столиком кроме меня фотограф-вуайерист зафиксировал незнакомца. Он был взят вполоборота, но я сразу его вспомнила…

…Я сидела, задумавшись о чем-то своём, о девичьем, когда рядом со мной кто-то, сдержанно кашлянув, спросил:

– Вы не будете против, если я нарушу ваше уединение?

Я подняла взгляд и увидела, что сбоку от моего столика ожидает ответа мужчина лет сорока – сорока пяти. Плотный, чуть выше среднего роста, шатен с седеющим ёжиком волос. Спокойная, не броская одежда: темно-серый вязаный пуловер, бледно-голубая рубашка и галстук в тон к пуловеру. На первый взгляд, не маньяк и не альфонс, а к прочим я индифферентна.

– Нет, не буду, – ответила я и отвела взгляд.

Тут как раз официантка принесла мне салат, и я занялась им.

Мужчина оказался острословом и, поскольку ему нечем было заняться до выполнения заказа, то принялся развлекать меня байками на всевозможные темы. Справедливости ради замечу, кое-что меня действительно ужасно веселило, а поскольку в его балагурстве не было и намёка на начинающееся ухаживание, а лишь бьющая через край общительность, то я и не выказывала неудовольствия, а напротив, позволила себе поддержать трёп.

Звали мужчину Григорием, и был он профессиональным фотографом. А в подтверждение сказанного он продемонстрировал мне на планшете некоторые свои работы под названием «Осень в Царском Селе». Слов нет, снимки были превосходны – безбрежная синь неба, золото куполов, багряные клёны, потемневшие дубы и бесстыдно оголяющиеся берёзы. А главное, в них чувствовалось настроение. В общем, я получила истинное удовольствие. Но вот обед закончился, мы попрощались, и я направилась в институт в самом благодушном настроении…

…На оставшихся трёх фотографиях также «позировали» я и Григорий. На снимках играли блики, потому что съёмки велись через витринное стекло (с улицы), но тем не менее все было хорошо различимо. Вот он что-то вещает с серьёзным видом, вот он протягивает мне планшет с фотографиями, а вот мы вместе весело смеёмся.

– И что? – недоумевая, вернула я фотографии Черкасову.

– Да вот, очень хочется знать, о чем вы так мило беседовали, – ответил Миша и выжидательно уставился на меня.

– Не пОняла, – с ударением на первом слоге протянула я и в поисках поддержки взглянула на Красовского.

Но последний вновь как-то криво улыбнулся, словно у него зуб разболелся.

– В чем собственно дело, Михаил Александрович, – насторожилась я. – Давайте не будем играть в недомолвки. Для начала я хочу знать, почему вас интересует моя личная жизнь?

– Валерия Михайловна, мне и вправду нужно знать, что вам впаривал этот удод, – туманно пояснил Черкасов.

– Подождите, подождите, – начала я кипятиться. – Объясните, пожалуйста, все с самого начала. Кому взбрело в голову тайком меня фотографировать? Вы что, снарядили за мной постоянную слежку? По какому праву? Мне казалось, что у нас установились такие отношения, что можно задать прямой вопрос и получить такой же прямой ответ, а не снаряжать шпиков. Хотя я все равно не понимаю, что вас могло заинтересовать в моей личной жизни! И теперь у меня встречные вопросы. Как давно вы за мной следите? И почему?

– Эдуардыч, давай подключайся, – взмахнул рукой Черкасов. – А то я устал.

– Валерия Михайловна, – вступил в беседу Красовский. – Мы за вами слежку не снаряжали. Упаси Боже, что вы так могли на нас подумать! Эти фотографии принёс и отдал охране какой-то велосипедист, по виду похож на курьера. Так они и попали к нам. А деятель, что изображён с вами, нас действительно интересует. Вот что вы про него знаете?

– Ну, его зовут Григорием, – остыв, стала объяснять я. – Насколько я знаю – он фотограф. Он показался мне довольно общительным и приятным собеседником. Вот, пожалуй, и все. И вообще, я его видела в первый раз. И как теперь понимаю, в последний.

– Ну, ё-моё! – вдруг взорвался Миша. – Опять двадцать пять! Валерия Михайловна! Вы же сами только что сказали, что на честный вопрос – идёт честный ответ. Так чего вы нам мозги парите? Какой из него фотограф? Как из меня слесарь седьмого разряда. В гробу я его видал, а не рядом с вами!

– Я вам честно ответила! – вспыхнула я.

– А что он вам показывал? – чуть поумерив голос, снова насел на меня Черкасов.

– Это цикл тематических фотографий про осень. Так может быть, теперь вы мне объясните, кто это такой, по вашей версии?

– Это Шпаченко, он же Гриша Скворец, – заговорил Красовский. – Скажем так, один из конкурентов Михаила Александровича. Очень неудобный и очень неприятный конкурент.

– Ерунда какая-то, – заметила я. – А вы не обознались? Какой из него мафиози? И даже если это так, то зачем он будет подсаживаться ко мне, изображая из себя фотографа?

– Так, тормознёмся! – воскликнул Миша. – А он не мог к вашей одежде, или сумочке жучка прикрепить? Хотя нет – зачем ему это? И самое главное, кто сфотографировал ваше свидание?

– Никакое это не свидание! – вспыхнула я вновь. – Я зашла в кафе пообедать, а он уже позже подсел. И само собой разумеется, что он никаких жучков ко мне не присоединял. Это было бы возможно, если бы мы обнимались, или если бы я уходила куда, а сумочку на стуле оставила. Мне кажется это у вас паранойя, – ввернула я шпильку в ответ на давешнее замечание. – А что касается Григория, то он просто похож на вашего Скворца. А вы и рады были обознаться. Опять вам всюду враги стали мерещиться? В конце концов, он все время в профиль сидит.

– Ага, – саркастически усмехнулся Миша. – А кто-то моментально среагировал на такую встречу и начал фотографировать вас, зная о моем отношении к Скворцу.

– Если поверить Валерии Михайловне, а я склонен это сделать… – начал К.Э.

На что я тут же среагировала едким «спасибо», но мой выпад Мишин советник проигнорировал и продолжил:

– Если поверить Валерии Михайловне, то получается, что Скворец решил изобразить из себя простого парня, в надежде попробовать прощупать – идёт Валерия Михайловна на контакт, или нет. Но тогда напрашивается интересный вопрос: для чего он это сделал, и что за комбинация начинает складываться? Ведь на Скворца такое поведение не похоже. И тогда получается, что… Нет, ничего не получается, – сокрушённо закончил Красовский.

– А вам не кажется интересным, – вдруг встрепенулась я, – что если это случайная встреча, то откуда о ней мог узнать тот, кто нас фотографировал?

– Точно! – оживился и К.Э. – Я что-то зациклился на том, зачем это нужно Скворцу. А не подумал о самом простом. Ясно! Михаил Александрович! Это же чистейшей воды – провокация! Ну-ка, ну-ка, Валерия Михайловна, а у этого вашего новоявленного приятеля имелись наколки на руках? Хоть какие-нибудь?

Я тут же вспомнила о ухоженных, артистичных руках вчерашнего собеседника и отрицательно мотнула головой. Татуировок на таких руках не могло быть по определению.

– Подстава? – нахмурился гигант.

– Именно, – непонятно чему обрадовался К.Э. – Это же классика. Берётся двойник, делаются фотографии и вперёд – как минимум посеяно недоверие, а по максимуму – рвутся деловые или личные контакты.

По кабинету словно свежий ветер пролетел, сдувая тяжёлую атмосферу всеобщей подозрительности. Ну это я так, приукрасила, конечно, впечатление, но не так уж и нафантазировала. По крайней мере, Миша явно расслабился. А Красовский тут же попросил Леночку принести в кабинет бутылку коньяка со всеми полагающимися атрибутами.

– Что ж, поздравляю! – съехидничал К.Э. – Теперь у вас, Валерия Михайловна, имеется персональный враг, который явно на вас зуб точит. Зато ваша жизнь станет гораздо интересней и насыщенней.

– Спасибо за пророчество, только я бы обошлась без этого. Мне достаточно и статьи в газете, – ответила я и полезла в сумочку за сигаретами.

Мы закурили, и некоторое время дымили молча, почти как индейцы, запалившие трубку мира. Вот только один вопрос вертелся у меня на языке и, наконец, выскользнул наружу:

– И кому этот спектакль мог понадобиться?

Жаль, что ответа так и не дождалась. Гипотез выдвигалось множество, да только все они оказались несостоятельны.

И хотя мы прилично выпили за мир и дружбу, и мужчины повинились передо мной не единожды, и была организована доставка моего тела домой по высшему разряду; но, уже отходя ко сну, я все равно ощущала неприятный осадок от происшедшего.

Однако, поразмыслив, решила их простить. Все-таки, уж очень у них работа нервная. Поневоле подозрительность разовьётся. Вон сколько фильмов про это снято. Что ни друг у гангстера – то предатель, что ни подруга – то изменница. Кошмар, кому верить? Так почему я должна быть исключением?

И все-таки чего-то я недодумала. Что-то не складывалось в образе вражины, организовавшей тайную фотосессию.

Сон внезапно прошел и я, невзирая на усталость, поплелась на кухню: посидеть, покурить, поразмышлять на заявленную тему.

Что мы имеем? Статью в Бурталовской газете, а теперь в дополнение – инсценировку моей встречи с неким Скворцом, судя по намёкам – крупным уголовным авторитетом. В первом случае – желание дискредитировать моё доброе имя в глазах общественности, во втором – вбить клин в мои отношения с Черкасовым. Все это требует денег, времени, а главное – очень серьёзного мотива. Но сколько я ни напрягала память, а достойного кандидата не находила.

И причина. Причина! Причина!!! Где она?

Если хотели поссорить меня с Черкасовым, то зачем? Хоть у нас с ним деловые отношения, но дорогу я никому перебежать не могла. Поскольку серьёзный человек должен был понимать, что к Мишиным делам я не имею ни малейшего отношения. Далее, поссорить можно супругов, любовников, а мы с Мишей ни тем, ни другим не являлись. Значит, собака зарыта в другом месте?

А может быть – провокация в кафе – это отвлекающий манёвр? Или намерение лишить меня черкасовской поддержки?

Сам Бурталов никак не подходил на роль врага. Он всего лишь наймит. Значит, кто-то стоит за ним. Спрашивается, как вычислить этого «кого-то», если Черкасов и К.Э. отказывают в помощи? Самой взяться за оружие и выйти на тропу войны? Хорошо бы, только я ничего не умею. И почему у меня за плечами нет службы в десантных войсках, или спецназе?

В общем, сколько я ни ломала голову, а ничего путного не надумала. Взглянула на часы и ахнула – уже полтретьего ночи! Тогда я глотнула успокоительного и отправилась спать…

Глава 2

Всю прошлую неделю из меня вытягивал жилы нескончаемый дождь. Холодный, октябрьский дождь. Семь дней скачущее атмосферное давление измывалось над моей бедной головой. И вот, не видя все это время ясна солнышка (только на фотографиях псевдо-Гриши), я уже окончательно готова была впасть в депрессию.

Но за ночь все внезапно поменялось. На календаре октябрь сменился ноябрём. В тоскливой свинцовой осенней хмари, прибившей город к земле тяжёлой дланью, появились робкие проблески белёса-голубых мазков. Асфальт высох и из грязно-чёрного превратился в светло-серый. А прохладный и сухой воздух принёс долгожданное облегчение.

Так что я в превосходном настроении отправилась на работу. А светофоры, словно сговорившись, едва я к ним подъезжала, загорались зелёным. И прочие водители не организовали ни единой пробки на моем пути. И даже гаишники, такое ощущение, решили себе устроить выходной от трудов праведных (или неправедных?). Поэтому я домчалась до Московского проспекта за рекордное время (для меня, конечно). И поскольку в запасе оставалось полчаса, я не пошла на кафедру, а устроилась покурить рядом с крыльцом.

Через несколько минут ко мне присоединилась Оксана и мы зацепились языками, привычно отгоняя особо надоедливых студентов, пристававших с глупыми вопросами. Оксана уже которую неделю пребывала в сомнениях. Ей очень хотелось перейти в «Апейрон», и в то же время боязно было бросать гарантированный заработок в институте. Везде были свои плюсы и минусы. И сейчас она уже по сотому разу пересказывала мне свои переживания, втайне надеясь, что я взвалю ношу ответственности на свои хрупкие плечи. Но мне хватало собственных проблем, поэтому я ловко уклонялась от предлагаемого бремени.

– Нет, ну ты как думаешь, у нас есть перспектива? Ну, хотя бы на несколько лет? – затянула волынку Оксана. – Ты ж пойми, тебе хорошо, у тебя есть покровитель. Он тебе пропасть не даст. А я? Вдруг твой центр развалится, и что? Я ведь в институт уже не смогу вернуться. И опять себе работу искать? Знаешь ведь, я уже и риэлтершей попробовала быть в своё время, и в ПТУ преподавала. А как-то хочется стабильности и ясности.

Я привычно пожала плечами и выдала уже набивший оскомину ответ:

– Оксан, гарантий я тебе дать не могу. Это твой выбор. И потом, ты сама ведь начала все эти разговоры с переходом в «Апейрон». Заметь! А я тебе ответила в самый первый раз, что если решишь к нам присоединиться, то я тебя с удовольствием возьму.

Подруга обречённо и горько вздохнула, явно досадуя на меня за изворотливость. Но тут во двор въехал институтский микроавтобус и подкатил к крыльцу. Я обрадовалась столь внезапно появившемуся «спасательному кругу» и поспешила сменить тему:

– Интересно, кто это к нам пожаловал?

– Сейчас увидим, – заинтересовалась и Оксана.

Институтским водителем был новенький, желчно-унылого типа, мужичок по имени Егор. Относительно новенький, конечно, – с прошлого учебного года. На вид ему было лет сорок.

Егор распахнул боковую дверь и с безучастным выражением лица застыл рядом, дожидаясь пока пассажиры покинут салон. Вначале появился розовощёкий, жизнерадостный брюнет в модном темно-коричневом пальто. Я его сразу про себя окрестила Пупсом. Терпеть не могу подобных молодчиков, непрерывно излучающих пластиковую улыбку. Добро бы, если бы эта улыбка имела натуральное происхождение. Так нет же, это тщательно созданный образ по американской кальке «преуспевающего менеджера».

Пупс вылез, приосанился, поправил на себе пальто и протянул руку в салон. Выудив оттуда пузатый кейс-сундучок, удовлетворенно вздохнул, и оглянулся вокруг. Мазнул по мне и Оксане оценивающим взглядом и неожиданно подмигнул. Я моментально ответила презрительной усмешкой, отчего он слегка стушевался, впрочем, ненадолго. Вновь принял самодовольный вид и развернулся к микроавтобусу.

Оказалось, что Пупс приехал не один, а в компании двух особ, которым и помогал сейчас выбраться из салона. Обеих дам я моментально зачислила в ряды фининспекторов. Наверное, интуиция сработала. А может, это просто подсознание отметило неуловимые повадки, властность во взгляде, некую надменность у вновь прибывших. Если коротко: «генералы в юбках». Одна была полнотелой уроженкой Кавказа (не то грузинкой, не то азербайджанкой), а другая, с узкими, поджатыми губами, наверняка вела родословную из Прибалтики. Они дополняли друг друга, как Белый и Рыжий, как Карцев и Ильченко. Пупс на их фоне совершенно потерялся. Дамы, выбравшись на свет Божий, тоже неспешно осмотрелись по сторонам и, согласно кивнув друг другу, двинулись к ступенькам.

Когда они прошествовали мимо нас, не удостоив и взгляда, я прокомментировала увиденное:

– Бедная Тамара Семёновна! Не иначе, как по её душу!

В принципе, я могла бы и не высказывать сочувствие. Тамара Семёновна содержала бухгалтерию на «отлично» и не боялась никаких проверок. Другое дело, что нервы ей все равно помотают изрядно.

– А мне кажется, это из комитета по образованию, – возразила Оксана. – Мне помнится, я там видела этого кобеля.

– Почему кобеля? – удивилась я.

– Взгляд совершенно кобелиный, – сказала, как отрезала, подруга. – Да и тётки больше похожи на министерв, чем на налоговиков.

Министервами мы называли чиновных дам. Производное от министерства и стервы.

Но тут к нам пристроились две приятельницы с соседней кафедры и разговор, само собой, перешёл на тему повышения зарплаты и одновременного повышения количества часов.

…Оттарабанив на подъёме две лекции, я подумала, что заслужила глоток хорошего кофе и, собравшись на время покинуть родные пенаты, направилась на Московский проспект, в одну знакомую кофейню. Но не тут-то было. Уже за воротами меня нагнал какой-то студент:

– Валерия Михайловна! Вас к ректору! Срочно!

– Зачем это? – досадливо осведомилась я.

– Не знаю, – развёл руками паренёк и развернувшись, двинулся обратно в институт.

Поплелась вслед за ним и я, прикидывая, зачем это понадобилась Белявской. Не иначе, как в очередную командировку загнать хочет. И вот, вся в раздумьях – поартачиться мне, или безропотно согласиться, я явилась пред грозные очи начальства. И, к удивлению, обнаружила утреннюю троицу, вольготно расположившуюся в кабинете Белявской.

Сама Маргарита Васильевна, нахмурив брови, изучала что-то на экране монитора. Судя по мимическим подергиваниям лицевых мышц ректора, материал был не из приятных.

– Добрый день, – вежливо поздоровалась я с компанией.

– А вот и Верницкая, собственной персоной, – саркастически отреагировала на моё появление Белявская, не отрываясь, впрочем, от экрана. – Прошу любить и жаловать.

– Так мы за этим и приехали, – ответил загадкой Пупс.

Он прямо-таки расцвёл, видимо припомнив нашу пикировку взглядами на крыльце. И в глазах его явственно заполыхал жертвенный огонь.

Мне никто не предложил сесть, и я осталась стоять, показывая всем своим видом крайнее нетерпение – мне рассиживаться некогда, давайте в темпе обсудим тему, и я удалюсь. Хотя, если откровенно, то подобное начало мне ужасно не понравилось, и я тут же встревожилась, гадая, где бы достать соломки, да куда ее постелить.

– Ну что ж, Валерия Михайловна. Знакомьтесь. Это комиссия, из Москвы, – наконец оторвалась Белявская от компьютера. – Бэла Рустамовна, Инга Витальевна и Леонид Семёнович. Они приехали специально, чтобы задать вам ряд вопросов.

– Ну, не совсем так, – уточнила Бэла Рустамовна. – Вообще-то мы приехали по поводу продления лицензии вашему институту. Но в отношении вас, Валерия Михайловна, мы получили определённые полномочия.

Она говорила без акцента и как коренная москвичка. Скорей всего так оно и было.

Я пока ничего не поняла, но тут же испугалась до дрожи в коленках. Министерская комиссия – это вам не шутки. И потому непроизвольно ухватилась за спинку ближайшего стула, что не осталось незамеченным.

– Да вы присаживайтесь, – по-хозяйски распорядилась Бела Рустамовна. – И не бойтесь. Никто вас за просто так казнить не собирается. Мало ли кто что напишет. Но вот если все-таки всплывут крайне неприятные для вас факты, то министерство пошлёт запрос в ВАК о рассмотрении обстоятельств, при которых вы защитились, и лишении вас кандидатской степени.

Я так опешила от услышанного, что впала в ступор. Тут же в голове помутилось, а перед глазами все стало расплываться. Все же я превозмогла дурноту и внимательно оглядела своих мучителей. Пупс откровенно наслаждался ситуацией. Министервы отвечали мне снисходительными взглядами, мол, попалась голубушка, так что теперь придётся держать ответ. И лишь в глазах Белявской я заметила проблески сочувствия.

– Да что случилось-то? – наконец обрела я голос, правда внезапно осипший. – Ничего не понимаю. Вы хоть объясните толком.

Я закашлялась, и только это позволило мне справиться с готовыми брызнуть слезами.

– Видите ли, в министерстве получен сигнал о том, что ваша диссертация написана не вами, что вы её купили, – терпеливо пояснила мне Бэла Рустамовна (видимо в этой «могучей кучке» она являлась рупором). – И мы призваны разобраться с этим вопиющим фактом. А вы нам в этом поможете.

Тут Пупс ехидненько улыбнулся, подтверждая слова своей коллеги.

На мгновение мне показалось, что я попала в театр абсурда, где стала одновременно и зрительницей, и главной страдательной героиней. Но в этот же момент и успокоилась:

– Маргарита Васильевна, вам ли не знать, что это моя диссертация! Доказывать, что я не верблюд, я не собираюсь, поскольку презумпцию невиновности никто не отменял. А уважаемой комиссии отвечу: не вы мне шары выставляли, не вам и степени меня лишать.

И я поднялась с места, намереваясь покинуть этих инквизиторов. Но тут впервые заговорила Инга Витальевна. Она роняла слова сухо, колко и размеренно, словно внутри ее действовал метроном, не допускавший ни малейших интонаций:

– А что это вы так вскипятились. Не к лицу преподавателю психологии вести себя подобно истеричной особе. Поступил сигнал, и мы обязаны разобраться. К сожалению, и вам это прекрасно известно, в стране появился новый вид интеллектуальных услуг по написанию работ разного уровня. Как курсовых и дипломных для студентов, так и кандидатских, и докторских для соискателей. Пока мы не имеем оснований полагать, что вы воспользовались подобными услугами, но жизнь есть жизнь. И вместо того, чтобы показывать норов, подумали бы, как облегчить жизнь и себе и нам. Может, присядете обратно?

И я послушно уселась, как школьница. И только тут спохватилась:

– А что за сигнал? Я имею право с ним ознакомиться?

– Ну, это собственно и не сигнал, в привычном понимании этого термина, – оживилась Бэла Рустамовна. – Дело обстоит гораздо хуже. Будь это обычное письмо, или даже анонимка, мы бы решили этот вопрос келейно при любом раскладе. Но, к сожалению, статья опубликована в интернет-газете «Колокол.ру». И сразу же растиражирована по многим изданиям. А у нас в министерстве новые веяния – мы теперь держим руку на пульсе даже виртуальных изданий. Поэтому дело о вашей диссертации взято на контроль самим министром.

Вот тут я и схватилась за голову. Вот он – третий удар моего врага. Как я была права! Но что же делать? Первым порывом у меня возникло желание поделиться с собравшимися своей проблемой. Но тут же передумала. Это лишь усугубит моё положение.

– Я могу ознакомиться с… сигналом? – я даже не сразу смогла подобрать определение.

– Пожалуйста, – Бэла Рустамовна протянула мне распечатку на двух листах, скачанной из Рунета статейки, посвящённой лично мне.

В верхнем правом углу моя фотография. Я стою в пол-оборота на улице и кому-то улыбаюсь. На мне любимый английский костюм синего цвета. Судя по состоянию причёски – фотография сделана в сентябре прошлого года. В принципе снимок получился удачным. Я выглядела очень даже неплохо. Вот только кто меня сфотографировал?

«Куда смотрит министерство образования и науки?»

«…Никуда! Никуда не смотрит наше министерство. Оно слепо, как крот. А если что-то и различает изредка, то в пределах Садового кольца. И что творится за его окраинами, ведать не ведает. О чём это я? Да все о том же, о всеобщей продажности и перекупленности.»

Далее автор впал в морализаторство и общие рассуждения, и лишь затем перешёл к делу:

«…А где примеры, спросите вы? И я отвечу с удовольствием. Взять хотя бы свежеиспечённого кандидата психологических наук Верницкую Валерию Михайловну (Петербургский институт прикладной психологии). В мае она успешно защитила диссертацию на тему игровых зависимостей, собрав превосходные отзывы. Её руководители искренне поздравляли свою подопечную на роскошном банкете, устроенном после защиты! Как же, появился очередной высококвалифицированный специалист.

Вот только одно огромное НО! Диссертация была выполнена безвестным исполнителем некоей фирмы под странным названием «Дилетант», вольготно расположившейся на просторах Рунета. Причём я вполне допускаю, что диссертация была слеплена добротно, качественно и содержала вполне оригинальную идею. И что научный руководитель, и защита, и оппоненты были абсолютно уверены в том, что авторство принадлежит Верницкой В.М. Увы! Если бы так все и было!

Пять тысяч долларов, что заплатила госпожа Верницкая, вернутся ей сторицей. Ведь теперь она легко может повысить тарифы в частной практике, прикрываясь как щитом, заветным званием. Да и в институте она приподнялась в «табели о рангах». Везде плюсы.