Кёльнские каникулы. Увидеть Берн и не умереть

Отари был безмерно рад встрече, однако новости, поведанные им, были не столь радостными. Подобно мне, он, недавно потеряв работу по профилю, изредка занимался частными делами, предлагаемыми зажиточными гражданами. Кажется, и после развала СССР многие постсоветские республики продолжали жить по схожим сценариям. Во всяком случае, судьбы людей одинаковых профессий и склада характеров поразительным образом походили друг на друга. Под предлогом секретного, не терпящего отлагательств дела, я уклонился от приглашения Отари «быть гостем в его доме», и в свою очередь пригласил его в один из ресторанчиков, расположенных поблизости от места нашей встречи.

Мы, единственные посетители заведения, устроились на веранде, вспоминали нашу молодость, совместную учебу, общих друзей, живущих теперь почти во всех постсоветских государствах, а то и за их пределами. Исчерпав воспоминания, мы перешли к делу, заботившего меня больше всего. Вкратце рассказав Отари о своих проблемах, я старался не упустить ключевых событий, важных для осмысления сложившейся ситуации. После моего повествования Отари задумчиво произнес, что его жизнь последних лет немногим отличается от моей истории. Разве что, он, в отличие от меня, женат и должен кормить «три рта».

Я попросил Отари съездить в Баку и попытаться встретиться с Фатимой. Передать ей привет от меня, рассказать о причинах убийства ее отца и выяснить, сможет ли она выехать в Тбилиси для встречи со мной.

Отари сразу же согласился помочь мне. Я передал ему необходимую сумму денег и попросил, не теряя времени, уже вечерним рейсом лететь в Баку. У меня не было фотографии Фатимы, но я подробно описал ее внешность, продиктовал адрес и номера ее телефонов, строго поручив звонить только в крайнем случае, если не удастся организовать «случайную» встречу около ее дома.

Напоследок я передал ему диктофон, на котором мной была записана единственная фраза: «Верь этому человеку!».

Только передавая Отари диктофон, я осознал, что впервые обратился к Фатиме на «ты», но не стал ничего менять в записи.

На следующий день Отари должен был вернуться в Тбилиси, и мы назначали место и время нашей встречи. В назначенный день в обусловленном месте он не появился. Мы встретились лишь два дня спустя у его дома, возле которого я периодически подкарауливал Отари. Мы направились в знакомый ресторанчик, и я удивился, что Отари прихватил с собой достаточно объемистый металлический «дипломат».

Его рассказ сводился к следующему: найти Фатиму не составило большого труда, гораздо сложнее было «случайно» столкнуться с ней, не вызывая ничьих подозрений. Удалось это лишь на второй день пребывания в Баку, когда, проследовав за Фатимой, делающей покупки по городу, Отари в одном из магазинов незаметно подбросил ей в сумку диктофон. Записанную на нем мою фразу Отари дополнил своим предложением – встретиться в три часа ночи в подъезде дома Фатимы. Отари оставалось лишь уповать, что Фатима, найдя диктофон, прослушает запись и решится на встречу.

Встреча состоялась, и Фатима рассказала следующее: никакого парня, а тем более жениха у нее, конечно же, не было. В тот памятный для меня день ее вызвали в МНБ к некому Микаилову (это была фамилия Ильгара), который долго объяснялся ей в любви ко мне и желании «спасти от смерти, которая стала неминуемой». Предложение о замужестве, некогда прозвучавшее из уст Фатимы и столь удивившее меня, – состряпанный Ильгаром сценарий моего спасения и счастливого пребывания за границей в обмен на документы отца и мой архив. Ильгар предполагал, что я «конечно же, проговорился перед любимой о своем архиве».

Фатима основательно поколебала уверенность Ильгара, заявив, что я, выкрав документы и скрывшись, затеял грязную игру, о которой она ничего не знает и совсем не понимает.

После моего исчезновения Ильгар еще раз встретился с ней и долго допытывался, куда я мог подеваться, предлагал деньги за информацию о месте моего пребывания. Осознав, наконец, что Фатима толком ничего не знает, Ильгар решил при возможности использовать ее как живую наживку, хотя, как я думаю, и не понимал до конца, что может связывать нас теперь, когда я столь нечестным образом завладел документами ее отца и скрылся. Конечно, вся изложенная информация в целом была построена на догадках Фатимы, но она основывалась на многочисленных вопросах, задаваемых ей Ильгаром, и Отари был склонен доверять ее женской интуиции.

Фатима предлагала мне выехать в одну из западноевропейских стран и просить политическое убежище. Лишь после его получения, она, более не волнуясь за мою жизнь, могла бы выехать в Тбилиси или Москву, а затем въехать в страну моего пребывания.

План представился мне дельным, я лишь хотел узнать, каким образом Фатима узнает, что я согласен принять его. Отари сообщил мне, что после моего отъезда он должен позвонить Фатиме, попросить Сону Маммедли и, узнав, что ошибся номером, дать отбой. В случае моего отказа – все будет ясно и без звонка.

Закончив свой рассказ-инструкцию, Отари что-то продвинул под столом, и моя нога почувствовала холодок металла. Упиваясь моим удивленным взглядом, Отари сказал, что это просила передать мне Фатима, отметив, что кейс закрыт на шифр, а потому, чтобы познакомиться с его содержимым, его необходимо взломать. «Как говорится, доверяй, но проверяй» – добавил от себя Отари.

Я решил, наконец, познакомиться с семьей Отари. Сделав дополнительный заказ и попросив коробку шоколадных конфет, мы поспешили к дому друга.

Мы пили крепчайший кофе, мне была представлена вся семья Отари: жена Нино, старший Дато и младшая Кети. Хлопотливая Нино хотела непременно накормить нас, мы с трудом отбились. С детьми я общался исключительно на английском языке. На мои вопросительные взгляды Отари лишь улыбался, но затем, просвещая меня, заявил, что каждое поколение выбирает язык международного общения, пользующийся наибольшим успехом. Русский, хотя и остается пока таковым, стал, с той или иной степенью успеха, вытесняться английским языком. Я напомнил Отари незаконченный на словах, но подразумевающийся итог, прогноз Иосифа Сталина: «сначала в мире останется два языка – русский и английский, а потом…», на что он, имитируя не присущий ему грузинский акцент, заявил, что «дажи гениалны товариш Сталин мог делат ошибка».

Посмеиваясь, мы перешли в кабинет Отари. Я попросил его принести подходящие инструменты, с помощью которых можно было бы вскрыть кейс. Когда усилиями стамески мы буквально оторвали замки и открыли крышку кейса, моим глазам предстали аккуратно сложенные запечатанные пачки долларов и какие-то кожаные мешочки, стянутые тесьмой, концы которой были залиты сургучом, на котором проглядывалась печать. Я разорвал концы тесьмы одного из мешочков и высыпал его содержимое на стол – вне всякого сомнения, это были бриллианты, заигравшие вдруг всеми цветами радуги.

Я вытащил несколько пачек и протянул их Отари, он отодвинул мою руку, открыл ящик своего письменного стола и предъявил мне огромный пакет, из которого выглядывали пачки долларов. Отари, словно оправдываясь, пробубнил, что взял подарок лишь после того, как Фатима уверила его, что деньги эти, как и многое другое из ее квартиры, попросту пропадут, так как при «исчезновении» из Баку ничего забрать с собой она не сможет.

Съездив на автобусе через Батуми в Турцию, я надежно пристроил бесценный кейс в ячейке банка, дирекция которого предпочитала не задавать лишних вопросов своим клиентам. В другом банке, придерживающемся аналогичных правил обслуживания клиентов, я открыл два счета на свое имя и на Фатиму.

Вернувшись в Тбилиси, я детально обсудил с Отари наши дела, оговорив способы поддержания между нами связи в экстренных случаях.

Через пару дней, по прилету в Берлин, я, завершив кое-какие дела, сдался полиции. Рассказанная мной в полиции история, как будто произвела впечатление, хотя длительное время в разных ведомствах меня подвергали серьезным допросам, в частности интересуясь, как я приобрел поддельный паспорт, по которому въехал в страну.

Как только представилась возможность более или менее свободно передвигаться по городу, я созвонился с Отари, который сообщил, что ждет приезда Фатимы, решившей выбираться из Азербайджана через Тбилиси.

Ильгар

Ильгар сидел в своем новом кабинете заместителя министра безопасности. Мысли его были далеки от радужных воспоминаний о времени назначения на столь высокую должность, ставшего признанием вклада клана в общее дело укрепления власти. Его рассеянный взгляд бездумно скользил по пространству кабинета, подспудно фиксируя всю нелепость его чудовищных размеров. Разве что некий коварный умысел заключался в том, что предстающий пред очами хозяина кабинета человек сразу же ощущал приниженность и ничтожность собственного существования…

Мысли Ильгара совершали бесконечные круги вокруг одной и той же темы. Еще никогда он не попадал в столь скверную ситуацию. Как же мог он довериться этому ничтожеству, этому полукровке, которого за глаза все называли Вильгельмом Великим. Надо ж, что б родители наградили его таким именем, в сокращенном виде – Вилли – напоминающем кличку собаки! Конечно, отец тут не причем, это инициатива матери, в которой взыграла генетическая память предков.

После обретения республикой независимости такие имена по понятным причинам стали неудобными. Знакомая Ильгара – Татьяна стала Ткязбан, а Вилли официально принял имя Вели.

«А ведь я считал» – думал Ильгар, – «что дружок Вилли полностью в моих руках».

Чего стоили их внешне вполне дружеские отношения, поддерживать которые ему удавалось с таким трудом. Особенно трудно в последнее время, когда его «дорогого Вилли» взяли в оборот серьезные люди, влиять на решения которых он никак не мог. И вот теперь, когда Вели неожиданно исчез вместе с документами, которые разыскивают столько людей не только во власти и оппозиции, но и, понятное дело, влиятельные персоны из-за рубежа, крайним хотят сделать его, Ильгара. И здесь никакие родственные связи не помогут. Его клан – представители второго эшелона власти, а руководители первого – требуют «стрелочника», чтобы не искать такового в своей среде. Да и одно дело доложить Первому, что порученная работа провалена «чужаками», и совсем другое – взять вину на себя. Словом, принесение вполне конкретной жертвы, запятнанной дружбой с отщепенцем, – вопрос времени.

Ильгару предстояло решить лишь один вопрос: хватит ли у него времени, чтобы выяснить куда подевался «дорогой беглец» и выработать план его возвращения с документами домой до того, как его самого уничтожат в порядке наказания и назидания для других исполнителей. Он хорошо понимал, что между сдачей для расправы и наказанием будет, пусть и формальная, но обязательная встреча с людьми, решающими его судьбу. Вот именно им следует предложить устраивающий их план, если конечно, он у него появится. Единственным шансом что-либо узнать оставалась Фатима, и Ильгар был благодарен судьбе, что в свое время не открылся перед ней, продолжая разыгрывать из себя единственного друга Вели, стремящегося спасти его от неминуемого уничтожения. Другой вопрос – успел ли «дорогой друг» сообщить Фатиме, что не доверяет своему бывшему шефу? Спешный побег – свидетельство недоверия к нему Вели. В этом случае карта Ильгара была бы бита еще до того, как он смог ею воспользоваться в предстоящей игре.

Конечно, с его деньгами можно было бы попытаться исчезнуть где-нибудь в мире, но Ильгару, как человеку несколько раз участвовавшему в охоте на таких беглецов, даже не хотелось думать об этом варианте. Во всяком случае, сейчас, когда оставались в силе более перспективные планы, сохранявшие столь любезную сердцу власть. Власть – приносящую вполне весомые дивиденды.

Ему на ум пришла счастливая мысль подать заявку на розыск Вели Айдынлы по линии Интерпола, и он поразился настолько потерял голову, что стал забывать о столь очевидных для людей его профессии шагах. Он соединился со своим помощником и продиктовал ему текст официального запроса в Интерпол, который следовало не только перевести на английский или французский язык, но и соответствующим образом оформить…

Мысль, действительно, оказалась результативной, не прошло и двух дней, как пришла ориентировка, согласно которой «друг» уже несколько месяцев обживался в славном городе Кёльне, получив статус политического беженца. Что ж сама судьба давала Ильгару шанс, не воспользовавшись которым, в своей дальнейшей судьбе он мог винить только самого себя.

И все же, несмотря на удачу, Ильгар решил не отказываться и от другого, более раннего варианта. Он позвонил Фатиме и назначал с ней встречу, разыграв целый спектакль, призывая девушку быть бдительной и ни с кем не говорить о предстоящем рандеву, поскольку речь идет о жизни или смерти близкого человека. Фатима, как всегда, не преминула заметить, что Айдынлы (так она его всегда называла в разговорах с Ильгаром) никак не близок ей, а просто вор, интересующий ее лишь с целью возврата документов отца. Это позволит ей, наконец-то, стать свободной от назойливой опеки и, возможно, убраться из любимого, но ставшего неуютным, города.

Ильгар, по привычке, обставил встречу парой театральных трюков. Один из его доверенных сотрудников почти два часа в открытую «вел» Фатиму, а потому случайно «потерял» ее. Когда она подходила к назначенному месту встречи, Ильгар позвонил ей и сказал, что там околачиваются какие-то подозрительные типы, поинтересовавшись, не заметила ли Фатима за собой слежки, и назвал новое место встречи.

Приближаясь к Фатиме, он внимательно вглядывался в ее лицо, пытаясь выяснить для себя, что на самом деле знает эта красавица (не будь столь отчаянного положения, Ильгар обязательно приударил бы за ней) и как собирается действовать. Как бы то ни было, выпускать из поля зрения ее не стоит, особенно после ловкого хода сбежавшего из страны Вели. Связаны они между собой или нет, собирается ли Фатима последовать примеру Вели, – сейчас это не столь важно. Главное – убедить хозяев его судьбы, что на руках у него действительно «козырная карта», способная если и не вернуть Вели в страну, то уж во всяком случае заставить его добровольно сдать свой архив. А это гораздо больше занимало его боссов, чем судьба какого-то сбежавшего «предателя». Его можно будет обезвредить и позже, точно выяснив, что он отдал все, чем владеет.

Ильгар настолько увлекся своими размышлениями, что не сразу обратил внимание на то, что Фатима спрашивает его о причине встречи. Запретив себе отстраняться от реальности в столь решающий момент жизни, Ильгар вновь завел свою заезженную пластинку о том, как он любит Вели, какая опасность угрожает жизни его друга и как важно, чтобы Фатима оказывала ему помощь…

Она резко оборвала его, давая понять, что ее, после бесчестного воровства документов и побега Вели, гораздо больше беспокоит собственная судьба. Кто поверит, что она так доверилась Вели, что оставляла его одного в квартире? Теперь потенциальная жертва она, а не он, лихорадочно тараторила Фатима.

«Она, надо признать, совершенно права, скоро за нее возьмутся по всем правилам нашей системы, которой чужды всякие сантименты» – подумал Ильгар. Пока же, Фатима – приманка и предмет торга с Вели, так это или не так – сейчас не время выяснять. Пусть пока красавица погуляет на свободе, а Ильгар при встрече с хозяевами всегда сможет «подать ее к столу», сопроводив достойной легендой (а может, и правдой) о безумной любви между ней и Вели.

Нужно было придумать причину, по которой он вызвал Фатиму на встречу, и Ильгар решил сыграть ва-банк, предложив ее вниманию правдивую, но не полную картину положения, в котором оказались они втроем. Всех троих, по его словам, хоть и по разным причинам ждет даже не смертельная опасность, а сама смерть, начал он свой устрашающий рассказ, изобразив на лице, как ему представлялось, мужественную отрешенность. Почему-то именно такое сочетание слов казалось ему наиболее соответствующим трагизму сложившейся ситуации. Единственный выход – это найти документы Фарманова и Вели, ну, хотя бы часть из них. Ильгар заявил, что он полностью уверен: все документы Вели спрятал здесь в Баку или, в крайнем случае, хотя и маловероятно, где-то на территории Азербайджана. Умные люди, отследив перемещения Вели, непременно выйдут на нужное место, а они превратятся в ненужных свидетелей, хотя отчасти и сейчас являются таковыми. Единственный шанс, опередив всех, самим найти тайник, но для этого Фатима должна вспомнить мельчайшие детали разговоров с Вели, может он делал ей какие-то намеки…

Фатима, не задумываясь, решительно покачала головой, давая понять, что ничего такого не было, и тут же поинтересовалась, почему собеседник так уверен, что Вели не вывез документы за рубеж. Ильгар мог бы сказать ей, что у Вели попросту не было времени, да и какой смысл таскать с собой огромный тюк бумаги, когда все материалы можно разместить на одной дискетке, но не стал настаивать на правоте своей версии. Более того, он разыграл отчаянье, заявив, что в этом случае надо готовиться к самому худшему. Договорившись периодически поддерживать связь, они расстались.

Уже в машине Ильгар позвонил сотруднику своего бывшего отдела и приказал ему организовать круглосуточное наблюдение за Фармановой, докладывая о каждом ее неординарном шаге. Теперь надо было готовиться к встрече, от которой зависело отмеренное ему время жизни.

Он ожидал звонка в ближайшие два-три дня, а телефон зазвонил сразу, как только он распорядился взять под наблюдение Фатиму. Его самого вели, не спуская глаз, и Ильгар возблагодарил Бога, что не пустился в бега.

Звонил сам глава их клана. В любое другое время Ильгар был бы крайне польщен, но теперь понимал, что дела обстоят еще хуже, чем он предполагал. Действительно, босс витиевато предлагал ему спасти весь клан, взяв вину целиком на себя, добавив, что его жена и дети ни в чем нуждаться не будут. Его ждали уже через пару часов, поэтому Ильгар стал срочно завершать дела и уничтожать документы, которые могли бы его скомпрометировать.

Поступил еще один телефонный звонок, Ильгару сказали, чтобы он не отлучался из квартиры в течение часа, еще через полчаса очередным звонком его попросили спуститься вниз и сесть в стоящую у подъезда машину. В тот момент он подумал, что не знает хорошо это или плохо, что ни жены, ни детей дома нет. Прощание и объяснения – невозможны, но, если он никогда не вернется – как они узнают, где храниться нажитое тяжким трудом?! «И записку не оставишь, все заберут!» – с горечью подумал он и стал собираться на выход.

Выйдя на лестничную клетку, он почти инстинктивно понял, что этажом выше кто-то стоит, отрезая путь к бегству, если он решится на него. Пренебрегая любезно предоставленным ему лифтом с открытыми дверцами, Ильгар стал медленно спускаться со своего восьмого этажа. На седьмом, пятом и третьем этажах по несколько человек занималось небывалым делом – чистили шахту мусоропровода, усердно демонстрируя любовь к труду и отсутствие всяческого внимания к его особе.

«Почему они думают, что я сбегу» – недоумевал Ильгар, пока не понял, что «мусорщики» – люди его клана, а не вышестоящие конкуренты, для которых на роль жертвы подходил любой представитель второго клана, естественно в соответствующем ранге. Клан отдавал Ильгара в качестве неизбежного жертвоприношения и разумно подстраховывался на случай его спонтанного бунта против этого решения. Как только Ильгар, минуя пролет, поворачивался спиной к «мусорщикам», он физически ощущал их тяжелые взгляды, буравившие его спину. Хотелось обернуться, но он медленно, не останавливаясь, спускался по лестничным пролетам, чуть ли, не впервые в жизни получая удовольствие от необычного для себя променажа.

Выйдя из подъезда, Ильгар направился к впритык стоящей машине с тонированными стеклами. Впервые за долгие годы он перестал фиксировать такие «мелочи», как цвет и марку машины, номера и запоминающиеся детали ее поверхности. Зачем, для чего ему эта информация, может ли она спасти его жизнь? – Нет, конечно!

Он открыл заднюю дверцу машины и плюхнулся на сиденье, не здороваясь и не ожидая привычных приветствий. Кроме шофера в машине никого больше не было. Теперь он, действительно, был сдан вышестоящему клану, и о его сохранности (или же исчезновении) больше никто из своих беспокоится не будет.

Ильгар столько раз сам принимал участие в подобных операциях, что почти точно знал, куда его везут. Его не лишили способности видеть все своими глаза, и он терялся в загадках – хорошо это или плохо?

По пути водитель вдруг достал мобильный телефон. Слышать как звонок, так и сам разговор, Ильгару мешала перегородка – звуконепроницаемая и, скорее всего, пуленепробиваемая.

Видимо, получив новые инструкции, водитель притормозил, развернул машину и направился в противоположную сторону.

«Кто-то в очередной раз меняет линию моей судьбы» – мог бы подумать, находясь в его ситуации, какой-то человек, но Ильгар не был «каким-то» и твердо знал, что «Кто-то» – Лидер всех правящих кланов страны, удерживающий в своей памяти чудовищный объем информации, помнящий каждого из более или менее значимых подчиненных в лицо и по имени, владеющий такими мельчайшими подробностями биографии человека, что создавалась иллюзию его ежесекундного всепребывания.

Теперь появилась необходимость отслеживать маршрут, и Ильгар отвлекся от своих дум. Он только начинал догадываться о направлении движения, как боковые стекла и панель, отделяющая его от водителя, стали светонепроницаемыми. Задний салон машины погрузился почти в полную тьму, и это было плохим знаком – возможно, с Ильгаром больше никто разговаривать не собирался и все его планы рушились прахом.

«Сейчас пустят газ» – было последней мыслью Ильгара, и он потерял сознание…