Океан для троих

Груди, щиколотки, бедра, звериные лапы и змеиные тела – все сплеталось на некоторых картах. Картинки были одновременно бесстыдны, безнравственны и завораживали, как песня сирен.

Матрос покрутил в руках очередную карту, вложил в центр колоды и вытянул следующую. На ней были двое: широкий и мощный темноволосый атлет нависал над блондинкой, которой волосы закрывали лицо. Она стояла на четвереньках, как животное, а он напирал на нее сзади. Ее напряженные пальцы царапали пол явно не от муки, а от постыдного удовольствие. Лицо же мужчины было торжествующим и победным.

Такого в своей жизни командор Дороти Вильямс не встречала. Нет, она знала, как это должно происходить между мужчиной и женщиной, и не раз вытаскивала свою команду из борделя, но стоило ей войти туда, как все вокруг обретало приличия.

Но поразило ее не это, а собственная реакция – тело, которое всегда было послушно своей хозяйке, внезапно решило все само – внизу живота сначала появилась сладкая истома, а потом ноги прошило сильной судорогой. Только этого не хватало, ей надо обезвредить охранника, а тут…

Но оторвать взгляд от картинки никак не выходило. Хотелось запомнить все до малейшей черточки – и открытый в немом стоне рот женщины, и крепкую руку, которая поддерживала ее под грудь, и пальцы, сомкнутые на пятнышке соска, и то, что происходило ниже.

То, что сидело где-то внутри, под кожей, отравленной тайной иглой, то, что мучило ночами еще в Академии, когда друг по детским играм Доран, разгоряченный после тренировки по фехтованию, прислонился горячим боком. То, что боялась даже представить отчетливо – вот оно, нарисовано в мельчайших деталях. Как крупный и наверняка горячий ствол входит промеж крутых ягодиц. И приносит наслаждение, заставляет рот открываться в стоне, а руку держать крепче.

По всей видимости, Дороти как-то выдала себя – выдохнула громче обычного или пошевелилась, но матрос внезапно обернулся, вскрикнул от неожиданности, вскочил с ящика, на котором сидел, и карты дождем посыпались у него из рук и разлетелись по полу.

Больше медлить не стоило: Дороти шагнула вперед, поймала поднятую для удара рукоять кнута – тяжелую, заполненную свинцом, а правой прихватила матроса за горло. Тот еще несколько секунд протаращился, а потом обмяк.

Дороти опустила его на доски, стараясь не засматриваться на рассыпанные карты, и сняла с пояса ключи от замка, на который запирался засов клетки.

Через минуту вся команда “Каракатицы” со стонами повалилась на пол и разминала затекшие руки и ноги.

Стоять остался только Саммерс, который наоборот выпрямился во весь свой гигантский рост и резкими движениями растирал сведенные судорогой плечи.

– Уж кого мы не ждали, так это командора Вильямс, – просипел он и, блаженно постанывая, потянулся. – Вот и настал день, когда я очень рад вашему личику.

– Это невзаимно, Саммерс. Если бы не нужда, мне бы и в голову не пришло вытаскивать вас из клетки. Я скорее бы навесила на нее второй замок.

– О, какие звуки, наша мэм сделала моим крошкам хорошо? – голос Морено был точно взмах волшебной палочки.

Команду разом соскребло с пола, поставило на ноги и вытянуло во фрунт.

К тому моменту, когда Морено достиг последней ступени лестницы, по его людям было не сказать, что еще минуту назад они не могли стоять на ногах.

– А колдуньей называют меня! – хмыкнула себе под нос Дороти.

– Джок, – Морено выжидательно и беспокойно уставился на боцмана.

Тот развел руками и коротко отрапортовал, что их до сегодняшнего утра держали в подвале ратуши, а потом под конвоем доставили сюда и запихнули в клетку.

– Они что-то спрашивали? За каким дьяволом вы им сдались? – Рауль Морено смотрел тяжело, словно предчувствуя ответ, который ему будет не по нраву.

– Да. Они хотели знать, когда и где снесли руль “Каракатице”.

Рауль прищурился:

– Когда и где?

– Да, кэптен. Потому что кто это сделал – они уже знали.

Глава 5. То, что скрыто во тьме

Черный Пес был зол и встревожен.

Именно в таком порядке. А на Дороти неожиданно снизошло спокойствие. Видимо, потрясения в таком количестве как-то уравновесили друг друга, и она попала головой в своеобразное око бури. Вокруг все ревело и происходило, но внутри отчего-то царила полная безмятежность.

Команда Морено перешептывалась, что-то обсуждала, но все звуки плыли мимо. Дороти с интересом разглядывал яркий кубик, который выпал из кармана матроса. Кубик был мал, но словно выточен из прозрачного зеленоватого горного хрусталя. Бледное свечение внутри него было едва заметно – как гнилушка на болоте. Оно то становилось ярче, то совсем блекло, и Дороти казалось, что интереснее этого мерцания на свете ничего нет.

Слова плыли мимо, теряя значение.

– Нужно догнать “Каракатицу”. Она вышла из порта днем – на ней отвратный сухопутный шкипер и ошметки команды нашей боевой мэм. На большой воде мы возьмем их без потерь, – Морено озабоченно вытирал ветошью палаш, стирая следы крови.

– На чем пойдем, кэптен? На этой странной лоханке? – один из пиратов, большой и грузный, с частыми шрамами на запястьях и пальцах (по всей видимости, корабельный плотник), мрачно покачал головой. – Она мне не по нраву. Здесь дурно пахнет и происходит тоже дурное.

Остальная команда согласно зашепталась. Дороти никак не могла сосредоточиться. Попыталась отвести взгляд от кубика и тоже потерпела поражение.

– Чтоб вас кракен сожрал, стоило мою команду денек подержать в клетушке, как они уже видят в каждой тени демонов. Корабль хорош. Двадцать шесть пушек – всего на четыре меньше, чем на “Каракатице”. Осадка мелкая. Пустой. Паруса в порядке, полностью готов к отходу. Подарок морского бога. Чего вам еще надо, селедкины дети?

– Ты просто недавно на борту, кэптен, вот и не чуешь. А останешься подольше…

– Джок, я бы рад послушать бабкины сказки, но времени у нас в обрез. А воевать с гарнизоном у меня сейчас нет никакого желания – все наверх, поднимаем якорь…

Дороти хотела сказать, что ей тоже не нравится бригантина и она полностью на стороне команды, но открыть рот не смогла. На плечи легла свинцовая тяжелая подушка, голова сразу показалась пудовой гирей, и она стала медленно клониться вперед.

– Кэптен, глядите, с девкой-то… неладно.

Вокруг разом все взорвалось движением, мелькнуло уже очищенное от крови лезвие палаша и с хрустом опустилось на источник мерцания, а потом Дороти прилетела такая оплеуха, что зазвенело разом в обоих ушах. Зато пленка марева, в котором она тонула, лопнула разом.

Дороти неловко упала и ударилась плечом о доски. Мир снова мигнул, крутанулся и наконец обрел четкость, но почему-то начал трястись. И только спустя несколько секунд она сообразила, что это не мир, а Черный Пес сильно раз за разом встряхивает ее, ухватив за одежду, и зовет очень громко:

– Мэм! Вильямс! Очнись, дери тебя все святые по очереди! Джок, найди на этой лоханке выпивку и покрепче. И тащи сюда, только хлебни, перед тем как тащить – а то отраву принесешь…

– Где матрос? – Дороти перехватила Морено за запястья и прекратила встряхивания, от которых и так затуманенная голова ныла еще больше. – И штука, мерцающая…

– Какой матрос? Какая штука? – Черный Пес уставился на нее единственным глазом с таким незамутненным беспокойством, что Дороти поняла – дело нечисто.

Миражи в океане были вещью обыденной, водная гладь шутила с глазами и оптикой как могла, но одно дело, когда тебе в облаках видится берег несуществующей земли, и совсем другое – когда твоя галлюцинация имеет две ноги, мерзкую морду и ворох игральных карт, от которых…

– Когда я спустилась сюда, я видела человека. У него было странное лицо – доброе, как у деревенского дурака. Он сидел тут, нес вахту…

– Кэптен, с тех пор, как нас тут заперли, сюда не спускалась ни единая живая душа. Крысы – да, бегали, но на двух ногах никто не приходил, – проговорил Джок, смотря на Дороти как на сумасшедшую. – Она спустилась, потом вместо того, чтобы открыть запоры – вот, у клетки смяла край. Мне пару фраз сказала и в угол уставилась, а потом ты, кэптен, этот угол рубанул – по чистому воздуху…

Дороти встала, пошатываясь, и осмотрелась. Никакого матроса, разумеется, в трюме не было, как и мерцающего кубика и выпавших из рук игральных карт. Да и между тем трюмом, из видения, и этим были явные отличия – доски темнее, нет сваленных в углу тюков с товаром, клетка, в которой сидели люди Морено, на три фута ниже той, которая мерещилась.

– Мне чего-то показалось, какой-то отсвет, вот и рубанул, – Морено задумчиво потер щетину. – И вроде как оно сработало. Но погоди-ка, Джок, я тоже видел охранника – когда заглянул сюда мельком…

– Кэптен, я на крови клянусь, что тут никого не было. И остальные тоже подтвердят.

Команда “Каракатицы” согласно загомонила, а потом разом утихла, соображая – дело точно нечисто.

Морено огляделся, точно попавший в западню волк:

– Мэм, боюсь, нам придется срочно покинуть этот гостеприимный борт. Рвем когти, а ну пошли! На пирс!

Никого упрашивать дважды не пришлось, пираты споро рванули вверх по лестнице. Дороти, которую все еще пошатывало, сделала шаг, другой и сразу ощутила, что ее подхватили под руку и волокут.

– Давай, Вильямс, шевелись. Понимаю, что тебе досталось, а вы, благородные, к такому непривычны, но оставаться здесь – хуже не придумаешь. Уж лучше гарнизон форта и старая добрая стрельба, чем гребцами у морского дьявола, а тут точно без него не обошлось.

– Я стараюсь, – кивнула Дороти.

И она действительно старалась, но от былой силы, которая внезапно пришла к ней когда-то даром богов, сейчас не осталось и следа. Словно видение высосало ее всю, ничего не оставив, даже малости. Ноги слушались с трудом, а руки весили точно пушечные ядра.

Мир вокруг опять потерял четкость и поплыл.

– Морено, мне опять мерещится. Корабль…

– Двоим одновременно не мерещится. Вот же дерьмо!

– Морено, придержи язык…

– Кракен тебя сожри, ты и на том свете останешься такой же занудой, мэм? – Морено выдохнул, отпустил руку Дороти и внезапно подхватил ее поперек пояса, закинул себе на плечо, точно мешок с мукой, и рванул по лестнице наверх, прочь из проклятого трюма, который с такой легкостью превратился в ловушку.

На палубу, под проливной дождь, он Дороти буквально выпихнул и сам свалился рядом, кашляя, пробормотал:

– Проклятье! – и вновь закинул на плечо.

Команда “Каракатицы” уже вовсю спускалась с борта – кто по канату, кто по якорной цепи, кто просто прыгал сразу в воду, плюнув на обилие дежуривших рядом с пирсом акул – призраки пугали куда больше острых зубов.

От свежего воздуха в голове у Дороти прояснилось, и она почувствовала, что дурнота и тяжесть отступают, будто самым важным лечением было увеличить расстояние от проклятого трюма.

Она уже хотела крикнуть Морено, чтобы тот ее отпустил, но тут доски под ногами у него накренились и поехали в сторону.

Бригантина, словно по команде, легла правым бортом, подчиняясь невидимому рулевому, и оттолкнулась от причала. Прямо как была – с убранными парусами и опущенным якорем.

Штурвал крутанулся, сделав полный оборот, потом второй. Якорная цепь лопнула со свистом и истаяла прямо в воздухе, канаты, удерживающие такелаж, вдруг потемнели, набухли, будто давно прогнили. И лопнули, освобождая паруса, от которых, как теперь стало ясно, остались лишь серые лохмотья, словно ошметки гигантской паутины.

Флаг на главной мачте размотался, больше не сдерживаемый ничем. На нем бледный, как нарисованный плесенью, буревестник расправил крылья.

Морено покачнулся, не выдержал крена и двойного веса, и они упали на доски, разом ставшие скользкими и прямо на глазах обраставшие темными кучами водорослей и белыми язвами кораллов.

За бортом заорали, где-то взвыло, загудело водоворотом – тем самым, жутким, услышать который означало верную гибель, и бригантина, сбросив морок и приняв истинное обличие, начала отходить от пирса.

Бортовые фонари стали синими и мутными, засияли огнями глубоководных рыб, а штурвал с четким стуком, который с легкостью перекрыл рев воды, внезапно встал на упор.

Дороти попыталась подняться и с радостью поняла, что получилось – руки и ноги снова слушались, а голова соображала, хоть и не так ясно. Но главное – прежняя сила вернулась.

– Надо уходить! – сквозь ураганный рев водоворота крикнула она Морено. – Я уже в порядке!

Тот, пошатываясь, тоже поднялся на ноги и завороженно огляделся. Увидел, как с левого борта от них удаляется причал, на который уже вылезала потрепанная команда “Каракатицы”, и в его единственном глазе зажглось нехорошее пламя.

– Дьявол меня побери, корабль-призрак! Увидел-таки… Поймал. Вот удача! Он же должен быть здесь… Надо найти, мы успеем.

– Морено, уходим, он несет нас прямо в воронку! Из водоворота живыми не возвращаются.

– К черту водоворот! К черту все! Как я сразу не понял? Здесь должно быть одно из Сердец Океана. Надо его найти! Успеем! – Морено как рехнулся: вскочил на ноги, заозирался, будто действительно собирался сейчас обыскивать призрачную бригантину от трюмов и до верхней палубы.

– Морено, тебя по голове не били? Какого дьяво… Сейчас не время. Падать в водоворот даже на призраке – чистая гибель! – Дороти приходилось орать, чтобы перекрыть рев воды.

– Но те, кто на нем, – проорал Черный Пес в ответ, – они ведь как-то выживали! Значит, в бездне можно дышать… Я должен его найти!

Дороти поняла, спорить бесполезно, но сила теперь была на ее стороне, и она решила проблему проще: схватила Черного Пса за плечи и поволокла к носу бригантины. Дальше от пучины, ближе к причалу.

Ноги скользили по гнилым доскам, палуба кренилась, но Дороти каким-то чудом, три раза проскользив и один раз даже кувыркнувшись, оказалась у самого носа, который теперь украшала огромная фигура буревестника – такого же угловатого, как и на флаге. Только объемного и бледного как смерть.

И Морено Дороти по дороге не потеряла, хотя соблазн был. Правда, пользы тот сейчас не приносил – всеми силами старался разжать хватку и твердил как умалишенный про какое-то сердце.

Дороти поняла, с таким сопротивляющимся грузом она и себя не спасет, и Морено не вытащит, потому поступила с пиратом так же, как тот с ней – отвесила затрещину. Но вполсилы. От полноценного удара командора Вильямс разваливалось бревно из трехсотлетнего дуба, что уж тут говорить о голове какого-то пирата!

Морено обмяк, Дороти подхватила схватила его в охапку и, сильно оттолкнувшись от скользкого борта, прыгнула в бурлящую темную воду.

Краем глаза она успела заметить, как носовая фигура, ожив, бьет крыльями и пытается достать их клювом, но промахивается.

Они упали в ледяную воду, разом уходя на глубину.

Сквозь зеленую толщу соленой воды Дороти увидела, как яростно кричит мертвенно-светящийся буревестник, запрокидывая голову.

На поросших ракушками мачтах наполнились грозовым ветром рваные паруса.

Над головой скользнуло тенью днище с пробоиной такой величины, что нормальное судно давно бы с такой затонуло.

А потом стало четко видно, как, свесившись с борта, кого-то высматривает та самая дебелая рыжая охранница, только глаза у нее теперь не глаза, а белые покойницкие бельма. А рядом с ней недобро кривится тот самый чернокожий – словно Дороти и не ломала ему шеи, и не сдергивала с него ожерелья из моряцких серег.

Снизу кольнуло холодом сильнее, и Дороти поняла – они опустились слишком глубоко. Хотя какое глубоко может быть тут, у Йотингтонских пирсов? Еще неделю назад кто-то из торговцев сел брюхом, еле стащили.

Опять чертовщина! Дороти рванулась на поверхность, крепко держа так и не очнувшегося Черного Пса за плечо и пояс.

Стоило только вынырнуть и проморгаться от попавшей в глаза соли, как стало ясно – все закончилось. На поверхности по-прежнему лил сильный дождь, по небу неслись лохматые, почти невидимые облака. Позади еле угадывался причал – и то скорее по тому, что мелькали огни факелов. Спереди бушевал океан.

И ни следа от призрачной бригантины. Ни щепки. Ни обрывка каната.

Вильямс выдохнула сквозь зубы такие слова, которые обычно приличные девушки не говорят, и, перехватив все еще не пришедшего в себя Морено за ворот, поплыла к берегу.

А то глупо: спастись из такой передряги и угодить на ужин к прибрежным акулам.

Глава 6. Клятва

Когда команда “Каракатицы” вытащила их на пирс, над океаном уже появилась светло-серая полоска.

Открытая вода была пуста до самого горизонта. Призрачная бригантина растаяла, точно и не было – ни ее, ни жуткой команды, ни странного плена.

Дороти откашливалась и терла покрасневшие от соли глаза. Черный Пес, сгорбившись, сидел рядом и походил на мокрую ворону, да и мрачен был сверх всякой меры.

– Надо уходить в джунгли, в самую глубину. Оттуда прямиком в бухту Чагос. Там найдем лодки – контрабанда нужна всем. Через четверть склянки в форте смена караула. Еще чудо, что ваше исчезновение пока не заметили, – Саммерс успел где-то раздобыть бутылку теплого бренди и теперь пытался ее всучить своему капитану. – Уходить надо.

– Завел шарманку – “уходить”… Мы-то уйдем, за наши облезлые шкуры в ратуше уже получили проклятое золото с корабля-призрака. Да не одни уйдем, а с нашей воинственной мэм. А ее будут искать. Назначат награду за голову – в тыщу дукатов. Кто устоит? Евонная команда – не наша, продались крабы гнилые – никто мстить за свою капитаншу не станет и болтуну язык не отрежет, – буркнули сзади.

– Слухи как черная оспа. Приходят с ветром. Скажем, что мы теперь за блондинистую капитаншу в ответе, и все наберут в рты океан, – отмахнулся боцман и встревоженно посмотрел на своего капитана.

Тот сидел молча, и только дергающаяся щека выдавала крайнюю степень ярости, в которой он пребывал. Дороти причины злости были понятны, но не ясна ее степень. Да, они столкнулись с чем-то, что человеческий разум постичь не в силах. Но во-первых, выбрались живыми и вывели команду, во-вторых, немало насолили призракам. С чего так беситься, точно они не с проклятого борта сбежали, а их из губернаторской гостиной выгнали?

Но тут перед глазами Дороти мелькнула колода, которую держали морщинистые, изъеденные солью пальцы, и кровь сразу бросилась к щекам. Приходилось признать – призраки тоже немало знали о командоре Вильямс. И лучше бы им это знание забрать с собой в пучину.

А сейчас, сейчас было нужно иное.

– Нам нужна “Свобода”, – неожиданно для себя сказала Дороти. – Мы можем ее взять сегодня.

– Ты о чем, мэм? – Черный Пес словно очнулся от своего сумрачного состояния и посмотрел устало. Ночь ему далась нелегко – под глазами залегли тени, на разбитой губе запеклась корка крови, а в разрезе рубахи пряталась тонкая красная линия – след от удара ножа. – Какая свобода?

– Моя. И я знаю, как ее взять. Только вот беда – на ней не хватает одной существенной детали.

– Какой? – Морено, кажется, начал понимать, о чем идет речь, и подобрался, как ягуар перед прыжком.

– Команды. Потому что капитан у “Свободы” уже есть. И он не сменится.

– Те хлыщи из ратуши думают по-другому. Но я понял твою мысль, мэм. Не могу понять другого. С чего ты взяла, что мы – пена морей, дно дна – не нарушим слова и не протянем тебя под килем, как только окажемся в пяти милях от берега? Или не развлечемся как десяток мужиков с одной прекрасной мэм – каждый по очереди. А дальше уже с чистой совестью догоним “Каракатицу”, и станет у Черного Пса Морено два корабля вместо одного, а прекрасная мэм будет или кормить рыб, или обслуживать матросню в борделе.

– А вот это уже твоя задача – сделать так, чтобы я тебе поверила до такой степени, что помогла угнать корабль флота Его Величества и позволила на нем служить.

– Мы никому не служим. Кроме своего кармана, – отрезал Морено.

– Джунгли начинаются там, – гостеприимно указала Вильямс. – Насчет меня не волнуйтесь, свобода удивительно многогранна.

Она блефовала. Отчаянно. На грани. Потому что, признаться, вариантов у нее было с мышиный хвост. Либо джунгли, в которых она проживет до следующей ночи, если повезет, либо квартира кого-то из горожан, которые спрячут ее ровно до того момента, когда поймут, что денег у нее нет, а телом за постой она платить не станет. Но и идти на собственный корабль поварихой или шлюхой она не собиралась, а именно такой расклад светил, если не принять меры.

Даже если Морено наскребет на дне своей черной души немного благородства и не сразу пустит Дороти по кругу, то командовать все рано не даст, а еще скорее – обменяет на материке у туземцев на золото. Они дорого дают за алантийских женщин.

– Мы можем подписать бумагу, контракт о том, что леди Дороти Вильямс – наш капитан ровно до момента, как мы вернем себе корабль.

– Пиратские бумаги ценятся тут примерно как пиратские обещания. Я хочу гарантий.

– При твоей запредельной силище ты за пять минут передушишь нас как курей, а потом сядешь пить кофе. Какие гарантии еще тебе нужны?

– Не передушу, если ночью накинуть мне на шею удавку. Я человек. И нуждаюсь в отдыхе, сне, еде. Нормальном сне, без пистолета под подушкой. Поэтому еще раз, Морено, я хочу стопроцентной гарантии того, что вы – ты и твоя команда – сдержите слово. И ты знаешь, о чем я.

Морено посидел, подумал, с досадой цокнул языком и выдавил, точно через силу:

– Ошейник Черной Ма.

Дороти сначала удивленно приподняла бровь, но вовремя остановила себя и кивнула. Хотя, признаться, такого не ожидала. Думала сторговаться на военном контракте, который подписывался на год, только с изменениями. Но если Морено готов пойти на ошейник – то Вильямс не идиотка с таким спорить.

Суеверность моряков была бесконечным источником шуток и насмешек на суше, но почему-то стоило сухопутным ступить на корабельные доски и пережить первый слабенький шторм, как они начинали неистово молиться кому угодно, лишь бы сойти на берег невредимыми. Приметы, традиции, обряды – все множилось и цвело на всех кораблях. И никто из капитанов даже не думал этому воспрепятствовать. Вернее, те, кто пытался, долго небо не коптили.

Вильямс за годы службы лично знавала троих офицеров и одного жреца, которые попытались побороть морские суеверия силком. Запрещали жертвенные обряды, отнимали амулеты, отбирали резных божков. Первого размололо между бортом и причалом, второму отдавило ноги пушкой, сорвавшейся с лафета, третьему размозжило голову при погрузке тюков в трюм. Жрец повесился сам, на собственной рясе – перед этим ему три дня слышались голоса. Больше никто не рисковал связываться с верой в Морского дьявола, Ужас пучин, Тень кита или Черную Ма. Последняя была самым загадочным, сильным, но, надо отдать должное, справедливым божеством. Хоть и чудовищным, как и все остальные.

Ошейник Черной Ма или клятва на крови считалась самой серьезной из всех клятв. Вильямс подозревала, что, положив руку на святую книгу, из ста моряков солгут сто, а вот дав слово Черной Ма – вся сотня будет это слово держать. Потому что Ма лгунов не любила и карала быстро, страшно и безжалостно.

Черный Пес поднялся с досок причала, взял у кого-то из команды наточенную бритву и прижал ее к раскрытой левой ладони.

– Даю слово Черного Пса Морено, что пока я не ступлю на палубу “Каракатицы”, командор Дороти Вильямс – мой капитан. Мой и моих людей. Клянусь не злоумышлять против нее ни впрямую, ни косвенно. Не причинять ей вреда ни своими руками, ни чужими. Служить на совесть и выполнять то, что должно моряку. Тому порукой моя кровь, отданная по доброй воле Черной Ма сегодня и сейчас.

Стоило Морено убрать бритву, а темным в сумрачной предрассветной дымке каплям крови упасть на пирс, как в пучине что-то вздрогнуло, вздохнуло – на самой грани слуха. Черная Ма взяла кровь и клятву.

Команда “Каракатицы”, передавая лезвие из рук в руки, повторяла слова своего кэптена, бывшего кэптена, и на каждый новый порез океан отвечал вздохом глубин. Возможно, ученый астроном, лучший друг Дороти в Йотингтоне, сказал бы, что это отголоски подвижек земной коры, но в такие совпадения она не верила. Ей клялись и верили в эту клятву.

Теперь можно было забирать “Свободу”, не опасаясь, что кто-то из этих головорезов ударит в спину. Потому что теперь это были ее головорезы. Дороти приняла решение и протянула руку за бритвой.

– Тебе не нужно… командор, – с усмешкой отозвался Морено. Значит, издевательское «мэм» осталось в прошлом.

Видимо, сказать “капитан” язык у него все-таки не поворачивался, несмотря на клятву. Впрочем, желания придираться не возникало – Черный Пес и так наступил на горло своей гордости, второй раз за ночь.

– Мне – нужно, – отмела всякие возражения Дороти, прижала бритву к ладони, ближе к большому пальцу, чтобы порез потом не мешал, и почувствовала, как легко расходится под лезвием кожа. – Я, Дороти Вильямс, даю слово, что буду защищать команду своего корабля от любых опасностей, будь они земные или нет. И делать для защиты все, что в моих силах. Быть справедливой и не требовать сверх того, что мне могут дать. Пусть Черная Ма услышит и возьмет мое слово.

Вал ударил в быки пирса, и на секунду океан замер гладью, точно они попали в око бури. Если на пиратские клятвы отзывалась пучина, то клятву Вильямс приняли и подтвердили волны. Впрочем, после призрачной бригантины любая чертовщина этой ночью казалась логичной.

– И где пришвартована твоя “Свобода”, командор? – Морено достал из кармана платок и повязал его на голову. – Надеюсь, не на причале святого Джона?

Дороти поморщилась – запасной причал находился в трех часах ходьбы от города и был справедливо нелюбим всеми капитанами за неудобство расположения и две линии рифов на входе.

– Наша “Свобода”, первый помощник Морено. Наша. У военного причала, ниже. Сразу за мысом, там бухта…

– Глубже, да, я знаю. Плавал. Уже светает, командор. Нужно торопиться.

– Согласна.

Йотингтонский порт пока спал – рыбацкие легкие шхуны, которые выходили на лов еще до рассвета, сегодня остались на месте – слишком высока была для них волна, да и дождь, зарядивший с ночи, никак не унимался.

Дорога до военных причалов лежала вверх от города, петлей охватывала выступающий мыс, а потом скатывалась вниз, минуя мангровые заросли, к скалистому берегу бухты. Сейчас кроме “Свободы” там стояли еще три судна – два линейных военных корабля “Кронпринц Август” и “Вирджиния” и грузовой купец, привезший в Йотингтон месячный запас пороха и пуль для форта и флота.

До причалов пришлось почти бежать, чтобы опередить встающее солнце – угонять “Свободу” при свете дня было уже непосильной задачей. Команда “Вирджинии”, включая пехотную часть, которой командовал майор Тиллетт, была уже на борту – готовились днем выйти в рейд к соседнему острову. Поэтому действовать предстояло тихо, осторожно, но очень нагло.

На причале было пустынно, только у дальнего склада под навесом мелькал красный светлячок – там у чадящих дымом углей мирно спали часовые. Из ее, Дороти, команды.

“Свобода” покачивалась на волнах. Сходни были подняты, а бортовые фонари потушены. Или, скорее, погасли по недосмотру.

Дороти взяла с собой Морено и Саммерса и пошла в обход склада. Часовых следовало убрать: беззвучно отойти от пирса такая махина как “Свобода” точно не могла. Значит, они успеют поднять тревогу. А у нее всего двадцать один человек против почти трех сотен на “Вирджинии” и тысячи в казармах острова. Чистое самоубийство.

Морено осторожно заглянул за угол, полюбовался на спящих и сразу спрятался под прикрытие бревенчатой стены.

– Наши храбрые воины, – чуть слышно усмехнулся Морено. – Бдительны, как всегда.

– Эти храбрые воины взяли на абордаж твою “Каракатицу”…

– Не смеши селедок, командор. Нас взяла ты, вот этими руками, – Морено неожиданно провел горячими пальцами по запястью Дороти и сразу отодвинулся – точно и не было ничего. – А они… только смотрели. Знаешь, в борделях есть такие, которые любят смотреть, командор. Сейчас и ты посмотришь. Джок?

– Сейчас сделаю, – глухо откликнулся боцман и шагнул за угол.

Дороти даже не успела рта открыть, чтобы приказать Саммерсу не убивать – тот подошел со спины, схватил обоих часовых в медвежьи объятья, сделал короткое резкое движение, раздался хруст, и боцман осторожно опустил на землю тела.

– Какого дьявола, Морено?! Я не приказывала вам их убивать! Это были мои люди! – Дороти в ярости схватила Морено за рубашку и почти впечатала его в стену склада, прихватив за шею.

– Так отдавайте приказы живее, моя прекрасная командор! – прошипел тот в ответ, делая короткие вдохи между словами. – Последнюю неделю я только и делаю, что уворачиваюсь от пеньковой старушки, и ошейник Черной Ма мне тоже не в радость. Командор молчит – мы действуем как привыкли.

– Кэптен, командор, – Саммерс, возникший из-за угла, прервал их спор. – Все тихо, можно…

– Убивать нужно только если нет другого выхода. Ты мог их просто оглушить!

– Опасно, командор. От них не пахло вином, просто дремали. Могли успеть закричать, – спокойно и чуть удивленно ответил Саммерс, но все-таки отошел за спину Морено. Спрятался.

– Ну и порядки, – скорее сама себе, чем им, пожаловалась Дороти, а потом приказала: – Морено, на тебе левый борт. Там должно быть около десяти человек. Нет, не надо никого резать, просто останься там для страховки, если кому-то из них удастся ускользнуть от меня – разберешься. Шестерых расставь у складов. Остальных отправь на купеческий корабль. Там пусто. Пусть собьют замки с трюма и возьмут порох и ядра – “Свобода” поиздержалась в последнем походе, а мой приказ пополнить запасы вряд ли успели выполнить.

Прошло все на удивление легко – видимо, судьба благоволила им после испытаний с призрачной бригантиной. Дороти сама разобралась с шестерыми своими моряками, которые дежурили на корабле. И даже успела уточнить у них курс и состав нынешней команды “Каракатицы”. Все как ожидалось – половина офицеров, треть матросов. И Филлипс с пехотой.

Непонятно одно – какого черта она, леди, терпела у себя за спиной гадючье кубло?

Связав охранников вместе, осторожно спустила на пристань и заперла в одном из пустующих сараев, предварительно крепко замотав им рты. Когда она вернулась, Морено и команда уже вовсю ставили паруса. Порох был загружен в трюмы, и даже с избытком – пираты что чайки, стоило им дотянуться до бесплатного добра, как теряли меру.

Дороти прошла в свою каюту, сняла со спинки кресла капитанский китель, покрутила в руках и положила на место. При такой команде надевать королевскую форму – только позорить мундир. Еще успеется. В остальном в каюте все было на своих местах – святые отцы с обыском сюда добраться не успели, а матросы, видимо, решили, что торопиться некуда и обыскивать каюту покойницы куда надежнее и спокойней.

Позади раздался шорох, и в дверях возник Морено. Он тоже успел переодеться, найдя себе среди вещей на корабле приличную черную рубашку и такие же штаны. Правда, подвязал их бордовым поясом, в котором Дороти опознала наградную ленту одного из своих офицеров.