Океан для троих

Глава 3. Сокамерник

Дороти пришла в себя от дурного запаха и тупой боли в основании шеи.

А еще рядом кто-то насвистывал мотивчик “Русалочьей бухты” и так безбожно перевирал ноты, что ломило виски. Хотя, скорее всего, музыкант тут был ни при чем. Просто Дороти никто никогда не бил по голове.

Она потянулась, чтобы ощупать затылок, но поняла, что руки не просто занемели – ее запястья были прочно прикованы грубыми металлическими скобами к замурованным в стену толстенным кольцам. Она дернула, раз-другой, убедилась, что кузнец постарался на славу, и наконец огляделась по сторонам.

Камера была просторной и круглой – видимо, находилась в основании одной из тюремных башен. Почти под самым потолком в узкое окно-бойницу падал яркий лунный свет. Снаружи как раз наступило полнолуние.

Вход в камеру перекрывала дверь из толстых кованых прутьев, кое-где тронутых ржой. И будь у Дороти свободны руки, она бы смогла раздвинуть вон ту крайнюю пару и протиснуться в образовавшуюся дыру.

В центре камеры издевательски стояла деревянная бадья для нужды, до которой Дороти при всем желании – а желание уже появилось – было не добраться.

Дурно пахло от кучи гнилой соломы, которая лежала рядом и, по-видимому, служила постелью какому-то бедолаге в течение долгого времени. В соломе кипела активная жизнь, поэтому Дороти подумалось, что если разворошить подстилку, то можно найти останки предыдущего жильца.

Хотя нет, жилец тут имелся. Сидел напротив и задумчиво фальшивил “Бухту”, отбивая такт пальцами на колене. Руки у жильца были скованы кандалами с короткой цепью. Зато ноги – свободны.

– Капитан, – со всей возможной учтивостью кивнула Дороти, приветствуя.

Свист прервался, на нее прищурились единственным глазом, оскалились и вернули:

– Мэм.

Дороти откинулась на стену и попыталась расслабить руки, насколько позволяли оковы. Иронию ситуации она оценила в полной мере. Оказаться в одной камере с тем, из-за кого попала в неволю! Впрочем, винить Черного Пса Морено еще и в этих грехах было явным перебором.

Значит, офицер пытался предупредить Дороти, но не успел. Неспроста губернатор держался весь вечер в стороне – он знал. Но, морской дьявол побери, почему? Разве губернатору не выгодно получить свою часть лавров от Его Величества за казнь Морено?

Свист возобновился, раздражая. Теперь Морено мучил гимн.

– Вы бы не могли прекратить музицировать, очень мешает думать. Тем более что боги обделили вас слухом.

Морено даже не остановился. Покончив с гимном, он принялся за “Прекрасную Бетси”, а потом настал черед “Розы белой”.

Дороти попыталась отвлечься и все-таки додумать нужную мысль. Колдовство. Ну да, с таким обвинением сложно поспорить. Местные священники все как один были преданы лично губернатору – он построил два храма и теперь усиленно давил на купцов, чтобы охотнее жертвовали на третий. А если…

Тут Морено сфальшивил особенно сильно, и Дороти не выдержала:

– Пощадите мою голову. Она уже раскалывается от вашего свиста.

– Нет, – Морено даже не посмотрел в ее сторону. – Она раскалывается потому, что вас крепко приложили по затылку подсвечником. Так крепко, что очухались вы только сейчас, дорогая леди. С чем я вас и поздравляю. Принять свою участь с ясным умом – что может быть лучше, мэм?

– Для мэм лучше спать в своей кровати, а не в грязной конуре, рядом с преступником.

– От преступницы слышу, – Морено соизволил взглянуть на Дороти и даже шутливо отсалютовал, поднеся два пальца к виску. – И ваше преступление куда более тяжелое. Вот так живешь, режешь людей почем зря, но приходит благородная дама, и все – ты уже второй. Даже в очереди на плаху.

– Какая плаха? – возмутилась Дороти. – А как же суд?

– А суд уже был. Как понимаю, вы все пропустили. Те пятеро, что притащили вас сюда, между собой болтали, что свидетельств против некой Дороти Вильямс было – хоть рыб корми. От простых матросов до господ офицеров. И все как один твердили, что командор – страшная колдунья, которую поцеловала Черная Ма. Только поэтому ей удалось взять на абордаж “Каракатицу”, а остальным дьяволы глаза отводили. Потому что наслала она на Черного Пса злые чары, а еще летала над палубой и хохотала. Это, как я понял, со слов вашей чернокожей служанки. А еще вы прокляли пушки “Свободы” – и две из них пришли в негодность. Это уже ваши канониры свидетельствовали.

– А вы?

– А что я? – сверкнул зубами Черный Пес.

– Вы тоже свидетельствовали против меня?

– Меня, к сожалению, не позвали. Не вышел рылом для высокого собрания. Но поверьте, мэм, я бы придумал что-то пострашнее полетов над палубой и списания порченого имущества. Но так или иначе, вас уже осудили и передали храму. Жрецы долго толпились тут, правда, в камеру не заходили. Но единогласно решили, что тянуть с таким делом нельзя, колдунья чертовски сильна, и нужно ее сжечь, пока дневной свет и хороший удар по затылку убавляет колдовские силы. Так что, мэм, вам удалось меня обскакать. Меня повесят только в воскресенье, а вас сожгут уже в субботу.

На стене форта грохнула пушка, отмеряя полночь.

– Ну вот, уже суббота.

Дороти почувствовала, как от бешенства сводит скулы:

– Я офицер Его Величества, командор флота, дворянка. Они не посмеют…

– Величество далеко. Пока еще догребет. А костер близко, – Морено звякнул цепями, устраиваясь удобнее.

– Губернатор…

– Полагаю, кто-то решил, что награда за мою голову будет куда лучше смотреться в его кошеле, чем в кошеле Дороти Вильямс. Тем более что у этого прощелыги-губернатора, у которого бы я не купил и бочку с рыбой в сезон дождей, в казне гуляет бриз. Помнится, мы знатно посмеялись, когда он обещал за мою голову десять тысяч. Все, что мог – он уже украл. Я видел отчет казначея, прежде чем пустить на дно “Принца Георга”. Читать я не умею, но цифры знаю. Кстати, наводку на тот корабль притащил посредник. И золотой на кон, что заказчик носит парик и дает ежегодные балы в честь храбрых солдат Его Величества.

Дороти задохнулась от бешенства и прикусила губу. Какой позор! Если пират прав – то все сходилось. Губернатор никак не рассчитывал, что Черного Пса изловят, тем более если он сам пользовался его услугами. И объявленные десять тысяч, которые нужно было заплатить, уже давно украдены и потрачены на наряды Люсиль. Что делать? Зная характер и прямолинейность Дороти, вряд ли губернатор сунулся бы к ней с повинной. Да и куда проще обвинить Вильямс в колдовстве – сама же, дура, показала свою “загадочную” силу – и убрать фигуру с доски.

А там, прав Черный Пес – пока вести дойдут до короля, костер уже догорит, и пепел развеется.

Умирать не хотелось! Особенно зная, как порадуются твоей смерти враги. Дороти в ярости дернула оковы – но кузнецы постарались на совесть, металл был толстенный, на быка.

– Мир – большой бордель. Чья-то очередь побыть снизу, – ухмыльнулся Морено. – Сначала вы меня, потом кто-то вас, мэм.

– Ну, вы меня переживете ненадолго. Как и ваши люди!

Улыбку с лица Черного Пса точно стерло, он нахмурился и прикусил губу, сдерживая рвущиеся с языка вопросы. Дороти даже отвлеклась от собственных переживаний, наблюдая, как в Морено борются гордыня и беспокойство за свою команду. Гордыня проиграла.

– Что с ними?

– Раненые скончались еще в среду. Их похоронили на островном кладбище Сан-рок, за оградой. Живых вчера погрузили на торговца, который с утра должен был уйти на Рилос-Таро. Торговец был странный, но губернатор уверил меня, что человек надежный.

– А “Каракатица”?

– Ее подлатали. Течи заделали, рулевое тоже исправили. Мачты сделали временные. С остальным собирались разобраться позже. Филлипс планировал вести ее через пролив, к архипелагу и далее на материк, показать командованию. Для такой короткой дороги большой ремонт не нужен. В главном штабе наверняка хотели бы взглянуть на судно, которое три года наводило страх на побережье. Я передала Филлипсу часть своей команды, он добрал экипаж пехотинцами, – проговорила Дороти, больше сама себе, чем для Морено.

Скорее всего те, кто перешел под крыло к Филлипсу, и свидетельствовали против нее на суде. И служанка, которую она семь лет назад выкупила у работорговцев!

Сегодня на рассвете “Каракатица” выйдет из Йотингтонского порта и увезет на себе лжесвидетелей, возможно, они даже полюбуются на дым с борта. И когда потом возникнут вопросы – никто из них не будет причастен к казни.

Морено мрачно усмехнулся.

– Эко вас скривило. Что, мэм, вы нашли виноватых? Жаль, что поздно, верно? – он поправил железный наруч, так чтоб тот не натирал недавно выжженное на запястье пиратское клеймо.

Дороти еще раз в ярости мотнула головой, стукнулась о стену многострадальным затылком и внезапно замерла, осененная мыслью.

– А почему мы с вами, Морено, делим одну камеру?

– Потому что в моей потоп, а пиратский капитан слишком ценная штука, чтобы держать ее в сырости. Неужели не слышите – после заката поднялся ветер, до сих пор воет. Правда, лить уже перестало, но перед этим гремело так, точно конец света.

– И у вас руки скованы спереди, а ноги свободны?

– Ну не всем же быть колдунами и летать над палубой. Здешняя стража считает, чтобы удержать нормального человека под замком, достаточно одной пары кандалов и крепкой решетки на двери… – Морено приподнял брови и замолк, не договорив.

До него начало доходить. Что Дороти, хоть и прикованная намертво к стене, силы своей не растеряла и с оковами самого Морено может разобраться, а дальше…

Соображал Черный Пес быстро.

– Ты сломаешь мои кандалы… У тебя над головой два штыря, я смогу расшатать и вынуть их из стены. Браслеты на тебе толстенные, но кольца не вбиты в камень, а вставлены на раствор. Если его разрушить…

– Вот уж не думала, что своими руками буду помогать уйти в побег преступнику, – прошептала Дороти, когда Морено прижал закованные запястья к ее пальцам.

– Мир велик, а пути божественные… Я забыл, как там дальше. Ну и силища у вас, мэм! – восхищенно прошептал Морено, когда железный наруч на его левой руке Дороти порвала, точно тот был бумажным.

– Не жалуюсь.

Дороти только поморщилась. Это было не легко – пальцы затекли и слушались плохо, на второй наруч пришлось потратить несколько минут.

Наконец Морено скинул опостылевшие оковы и размял запястья. Потом присел рядом на корточки, заглянул в глаза, придвинувшись так близко, что обжег кожу горячим дыханием, и сказал:

– Ты же понимаешь, мэм, что сейчас я могу вытащить из стены штыри, взломать решетку, свернуть шею охраннику и уйти, оставив тебя гореть на радость святошам? Или могу один из штырей вогнать тебе в горло – чтобы избавить от предстоящей мучительной смерти?

Дороти только выдохнула и медленно опустила ресницы в знак того, что поняла, и тут же снова упрямо подняла взгляд и посмотрела Морено прямо в глаза.

– На то, чтобы узнать, на каком торговце увезли твою команду, ты потратишь драгоценное время. Да и догнать “Каракатицу”, которую будут вести мои люди, под силу только мне. Так что проткнуть мне горло ты можешь и оставить гореть на костре тоже. Но тогда не видать тебе ни команды, ни корабля.

Морено помедлил еще миг, выдохнул досадливо:

– Святая наивность начала познавать мир! – и встал.

На то, чтобы выдернуть штыри, у Морено ушло около часа. Пребывание в тюрьме сил пирату не прибавило, а штыри вставляли хоть давно, но накрепко. Благо буря разогнала охрану по норам, и желающих проверять, что там за возня в подвальной камере, не нашлось.

После того, как удалось достать первый прут, дело пошло веселее, хотя Дороти, казалось, что это длится уже целую вечность.

– Готово! – отрапортовал Морено.

В руках он держал два коротких кованых штыря, загнутых с одной стороны под углом. Такими раньше крепили между собой каменные блоки, чтоб они не расползались, пока не схватится раствор. Теперь оставалось самое трудное – вынуть из стены вмурованные туда крюки.

Чтобы было удобно долбить, Морено пришлось встать на колени вплотную к Дороти, и при каждом движении ее обдавало поочередно то крошкой раствора, то каменными осколками, то запахом пота.

С первым крюком Морено справился быстро – выскреб в растворе лунку, вбил туда штырь и, используя его как рычаг, расшатал крепление. Дело завершила Дороти, которой надоело и она дернула изо всех сил. Морено еле успел уклониться от вылетевшего из стены крюка.

– Потише, мэм! – ухмыльнулся он, сунул в освободившуюся руку Дороти штырь и занялся вторым крюком. С этим справились быстрее.

Теперь дело было за силой Дороти. Первоначальную мысль раздвинуть прутья она отмела – расстояние, на которое она могла разогнуть металл, было слишком мало, и если у Дороти еще вышло бы туда протиснуться, то Морено однозначно рисковал застрять. Хотя оставить тут пирата было соблазнительно… Но подло.

Поэтому в ход пошли уже испытанные штыри – с их помощью получилось отжать петли, а потом Дороти дернула решетку на себя. Та с хрустом поддалась и осталась у нее в руках.

Морено только хмыкнул:

– А может, и не брешут про тебя и Черную Ма.

– Сколько тут охраны? – тихо спросила Дороти, когда они, прождав пару минут, осторожно ступили в коридор.

– Обычно трое, но тебя принесли впятером, – Морено озабоченно осмотрелся, и не найдя ничего похожего на оружие или могущее его заменить, сплюнул и удовольствовался проверенным в деле штырем.

За поворотом коридора было пусто, только на стене чадил масляный светильник. Зато откуда-то издалека раздавались голоса.

– Не убивай.

– Если ты их пожалеешь и оставишь в живых, они поднимут шум, и тебя опять будет ждать костер.

– А тебя виселица.

– Не, этим я живым не дамся. Они ж штурвалом приложить не смогут.

– Как вас легко впечатлить, Морено, – фыркнула Дороти, прикидывая, с какой силой надо сдавить шею человеку, чтобы в запасе у них было больше пяти часов.

– Капитан Морено.

– Что? – переспросила Вильямс.

– Капитан Морено, мэм. Этого у меня пока еще не отняли.

– Капитан без корабля. Без команды. Зато гонору – на целый флот.

– Один капитан и одна мэм. Без команды. И без кораблей. Гонором можно и померяться, но я не уверен в победе.

– Черт с вами, Морено… капитан Морено. Раз уж нам грести в одной лодке, да и еще и без руля, предлагаю перейти на имена. Доротея Вильямс.

– Рауль, – с некоторой заминкой неохотно буркнул Морено. – Мы закончили церемонии? А то пока мы тут топчемся, охрана помрет от старости.

Первый охранник вывернул на них неожиданно. Похоже, он просто стоял за углом, а теперь решил пройтись. Черный Пес был быстрее – железный штырь коротко свистнул и ударил плоской стороной чуть ниже уха. Дороти успела подхватить осевшее тело и утащить его за поворот.

Оставалось еще четверо.

Когда Дороти вернулась, Морено уже уложил второго – с этим так аккуратно не вышло. Похоже, его ожидал храмовый госпиталь – скользящий удар пришелся неудачно, и вместо пары часов беспамятства охранник получил больничную койку.

– Моя очередь, – прошептала Дороти и бесшумно скользнула к двери, из-за которой раздавались голоса.

Цепь от оков она намотал на руку, превратив ее в кастет.

Когда было нужно, Доротея Вильямс могла быть очень быстрой и очень тихой. Насколько – пожалуй, знал только Доран, которому пару раз посчастливилось подглядеть за тем, как подружка на спор забирается по отвесной стене и прыгает с пятнадцатифутовой высоты, словно огромная кошка. И все это столь бесшумно, точно она тигр в джунглях, а не курсантка Морской Академии.

Сейчас никто из охранников даже не успел закричать.

Первым движением Дороти выставила дверь. Старые доски поддались легко.

Вторым запустила ее в грудь тому из солдат, который сидел ближе.

Еще долю мгновения потратила на то, чтобы добраться до второго охранника, легко сдавить ему горло, сразу отпустить бессознательное тело.

И тут же перехватить начавшего вставать на ноги третьего, который как раз успел бросить кости, перед тем как Дороти ворвалась в комнату.

Третье тело опустилось на пол одновременно с тем, как остановилась катящаяся по столу кость.

Выпала шестерка.

Хороший знак.

Морено, вошедший в каморку следом, резко отшатнулся обратно в коридор и уже через секунду опускал на пол еще одного. В этот раз было сработано чисто.

Пират сгреб со стола мелкие монеты, наклонился над телами и уважительно покачал головой.

– Я бы взял тебя в свою команду, мэм.

– Для тебя – командор. И я бы к тебе не пошла.

Через четверть часа двое усталых гарнизонных солдат, рослый и субтильный, спасаясь от ливня, бурча на непрекращающийся дождь и хляби небесные, прошли мимо сонного караула у городских ворот и скрылись в грязных запутанных переулках Йотингтонского порта.

Глава 4. Бригантина

О том, на каком из причалов до сих пор стоит подозрительный торговец, им рассказал завсегдатай кабака за несколько медяков. И с проницательностью истинного обитателя трущоб добавил:

– Не ходили б вы туда, милсдари… военные. Мутные там люди. Нехорошие. И кораблик у них дурной. С гнильцой.

Дороти про себя удивилась, что ж такого должна натворить команда торговца, чтобы безногий и дважды клейменный коренной житель Йотингтонского дна сказал о них такое. Выходило поедание младенцев, по меньшей мере.

И странно, что “Грозовая чайка” до сих пор не отчалила, ведь должна была еще днем.

Зато другие вести оказались хуже – “Каракатица” снялась с якорей аккурат перед закатом и успела до грозы выскочить из бухты.

Куда она ушла, нищий не знал: с борта на берег никого не выпускали. Как только туда офицеры поднялись и солдат загнали, так сразу и отплыли, точно за ними дьявол гнался.

Морено, если и удивился непрошенному совету от бродяги, то виду не подал. Кивнул, добавил еще медяк из мошны тюремных охранников и решительно зашагал к указанному причалу – торговому. Военные швартовались ниже, за мысом – там и причалы были новее, и стража серьезнее. Там стояла “Свобода”, которую Дороти еще утром считала своей.

С того момента, как они выбрались из каземата, она все пыталась для себя решить, кто она теперь – беглая преступница или романтическая страдалица за правду, мстительница и жертва? И насколько далеко она способна зайти, чтобы вернуть себе положение, восстановить должность и репутацию, а главное – самоуважение.

Пока они пробрались к порту, Дороти в голове проиграла пять разных сценариев, которые заканчивались одинаково приятно – продажный губернатор стрелялся у себя в кабине в ужасе от того, что неминуемая кара вот-вот настигнет. Его дочь вся в слезах под черной вуалью отправлялась в самый удаленный на острове монастырь. Победный салют, награждение, зло повержено, Пес Морено повешен под овации на центральной площади…

Вот тут в фантазии вмешивалась совесть, делала кислое лицо, и никакие доводы разума про “он заслужил” настроения ей не исправляли. Вешать того, с кем вместе бежала из застенков и дралась – пусть это и были сонные тюремщики, – не получалось даже в воображении.

Для того, чтобы мечты стали реальностью, Дороти нужна была “Каракатица” и те, кто на данный момент были на борту. Полковник Филиппс и команда “Свободы”, которая продала своего капитана на костер и не поморщилась.

Морено нужна была сама “Каракатица”.

И им обоим нужна была команда, без которой, будь они с Черным Псом хоть сторукими великанами, на большом корабле далеко не уйдешь.

Но почему пленных пиратов вдруг передали какому-то мутному купцу? Обычная процедура куда проще – либо на виселицу, либо на каторгу военным кораблем. Наверно, опять темные дела губернатора.

Совещались у лодочных сараев, тут было подобие козырька, который защищал от льющегося с неба потопа.

– Придется соваться сразу боем. На разведку у нас нет времени, – Дороти сняла шейный платок, мундир, сапоги и осталась в одной рубашке и штанах. Недостойно для благородной леди, но в одежде плыть не с руки. Капающая сквозь прохудившийся соломенный навес вода сразу намочила рубаху, и она неприятно прилипла к телу.

– Согласен, – пробормотал Морено, тоже скинул лишнюю одежду, встал рядом и покосился на грудь Дороти.

Она из принципа не стала прикрываться – все равно после купания промокнет до нитки. Пусть пялится, мужлан! Можно подумать, на корабле Дороти не привыкла к заинтересованным взглядам. Хоть одну шуточку посмеет отпустить – она свернет ему шею!

Морено однако шутить не стал, скабрезничать тоже, выдохнул, моргнул медленно, отвернулся, словно стена дождя была интереснее, и продолжил:

– Я могу спрятаться на острове, но ради твоей головы, мэм, губернатор перевернет и перетрясет все трущобы и канавы. Йотингтон – не столичный Дортон и не огромный купеческий Саватт, схорониться особо негде. А сидеть в джунглях в такой компании я нахожу… вредным для репутации.

– Пирата не устраивает моя компания! Я ранена в самое сердце. – Дороти смахнула капли с лица и уточнила: – С борта или со сходен?

– С борта.

Для начала, вместо обычного для этих мест грузового кофа – толстого и неповоротливого, которыми пользовались торговцы, корабль оказался бригантиной. Хищной, быстрой и зубастой. С полным вооружением. При этом нижние орудийные люки были замаскированы, и выдали их только мокрые неровные потеки дождя на досках.

Под якобы расставленными по верхней палубе ящиками с товарами скрывались еще по три легкие пушки с каждого борта. Дороти прикинула точность расчетов здешнего квартирмейстера, ухитрившегося, не испортив баланс корабля, обвесить его дополнительным вооружением, и уважительно цокнула языком. Ей бы такого на “Свободу”!

На главных сходнях дежурил тип в длинном кожаном плаще и капюшоне: кого-то ждал. Но судя по зажженным огням на носу бригантина вот-вот была готова отчалить.

Часовой беспокойно ходил туда-сюда и вглядывался в пелену дождя. Видимо, ожидание затягивалось, и это играло на руку.

На борт вскарабкались со стороны грузовых сходен: Рауль по канату, Дороти по скользкой якорной цепи.

Неприятности начались с ходу. На верхней палубе была охрана, которую они не разглядели с пирса.

Раулю повезло больше – он тенью проскользнул между ящиками, прикрытыми брезентом, и исчез из пятна света, который давал бортовой фонарь.

Охранник вышел сразу на Дороти. Она даже не успел выдернуть из ножен кортик, только пригнулась в ожидании атаки.

Страж оказался чернокожий, громадный, но без рабского ошейника и голый по пояс. Штаны на нем были из столь дорогой ткани, что ими не побрезговал бы и гость на губернаторском балу, а толстое серебряное ожерелье на эбонитовой шее стоило как месячная выручка от торговли живым товаром.

Оба замерли на долю мгновения, прицениваясь к противнику – и оказалось, что Дороти просчиталась.

Впервые в жизни кто-то оказался почти равен ей по силе. Вернее, чернокожий добирал это опытом.

Дороти попыталась заломить охраннику руку, но тот хитрым приемом освободился из захвата, оставив на пальцах пленку масла. И в ответ ударил резко, пушечно, целя в лицо и не размениваясь на то, чтобы взять гостью живой. Дороти еле успела пригнуться, чтобы, выпрямляясь, врезать громиле в живот, а потом обхватить его поперек тела и прижать руки к торсу. Секунда-вторая, и противник снова оказался на свободе, а Дороти отлетела в сложенные ящики, с ходу проломив верхнюю крышку, и запуталась в наброшенном на них брезенте. Вот это боец! Дороти даже не успела перевести дух!

Чернокожий не пытался выяснить, что здесь делает чужак, окликнуть или позвать кого-то на помощь – снова метнулся в атаку пантерой, стоило только попытаться встать.

Они сцепились беззвучно, точно оба были немыми, покатились по палубе, но тут Дороти улыбнулась Черная Ма, которую она никогда не видела и никогда ей не молилась, – перекатываясь, ее противник встретил головой медную обшивку выступа, а Дороти постаралась, чтобы встреча была максимально плотной. И многократной.

Громила обмяк, Дороти потрогала шею под золотым ожерельем – пульс был хоть редкий, но сильный. Секунду она раздумывала – обезопасить себя и Морено целиком или все же проявить милосердие. Убивать охранника не хотелось, ведь, по сути, он защищал свой корабль от чужаков.

Но тут Дороти заметила между острыми зубцами на цепи ожерелья тонкие золотые кольца.

Серьги. Моряцкие. Больше полусотни даже с виду, без счета.

Милосердие сделало вид, что моргнуло, а шум дождя спрятал хруст позвонков.

Из моряцких серег коллекций не составляют и добровольно с ними не расстаются: не продают и не покупают, не ставят на кон в кости. Потому что это последний взнос за последний путь и последний приют. Когда ты уже ушел в царство теней и обречен вечно молчать, тот, кто остался рядом с твоим телом, получает серьгу как плату за работу могильщика. А этот чернокожий, выходит, собирал с трупов их посмертную плату. Какая мерзость!

В память о драке у Дороти остались пять неглубоких порезов на плече – дикарь носил на пальцах левой руки металлические наперстки с когтями – и еще разбитая губа.

Где-то спереди зашумело, мелькнула тень, и на секунду в свете фонаря показался Морено, держащий наизготовку абордажный палаш, лезвие которого уже потеряло блеск из-за замаравшей его крови. Огляделся и снова бесшумным смуглым призраком исчез в пелене дождя.

Значит, нужно ждать.

Дороти замерла и прислушалась – где-то левее раздался короткий свист и всплеск. Похоже, что экипаж “Грозовой чайки” снова убыл на единицу – Морено бил наверняка и жалеть тех, кто вез его команду на каторгу, не собирался. Что ж, хорошо бы добраться до здешнего капитана первой и вытрясти из него причины, по которым он взял столь спорный груз. Незаконно взял.

Но когда Дороти спустилась в жилую часть, на нее, точно тигрица, налетела со спины рыжая охранница. Обхватила ногами за шею, сжала бедра и попыталась резким, коротким движением сломать позвоночник. Но шея у Дороти была приделана крепче, чем ожидала убийца. Она пошатнулась, но успела скинул с себя дурную наездницу, отмахнулась вслепую, получила очень сильный удар в солнечное сплетение и, задыхаясь, упала.

Но тут появился Рауль и коротким ударом в шею спас ситуацию. Быть обязанной пирату было ново и неприятно.

– Без меня ты беспомощна, – мимоходом бросил Морено, протягивая руку и помогая встать.

– Я ее не увидела в темноте, – Дороти поднялась с обломков рундука, на который ее отправили коварным ударом.

– Ты командовала кораблем или пансионом для благородных девиц? Женщины куда опаснее мужчин. Хорошо она тебя отделала! Жаль, что такой оторвы не было на “Каракатице”. Игра в благородство нам сейчас не помощник. Если дама тыкает в тебя кинжалом – придется тыкать в ответ. Мне совсем не хочется потерять все и пойти на дно кормить крабов только потому, что одной девице захотелось еще немного побыть благородной леди. Ты вне закона, Дороти Вильямс! Ты – как я. А я – не джентльмен. Так что забудь про правила хорошего тона. И бей первой.

Рауль наступил сапогом на волосы рыжей охраннице, которая как раз потянулась к отлетевшему в сторону ножу, и почти без размаха врезал ей кулаком под подбородок.

– Часа три у нас теперь есть в запасе. Пошли.

– Мне все это не нравится, – поделилась Дороти. – Они не похожи ни на торговцев, ни на контрабандистов. Это какие-то наемники… Точно ашашины с Востока, из Горавии.

Конвоиры на торговом судне “Грозовая чайка”, где держали команду “Каракатицы”, и впрямь оказались странными. Если не сказать больше… Да и сам корабль тоже.

– Ты нашел своих? – Дороти хоть и встала на ноги, распрямляться не торопилась – жгучая боль еще не отпустила, и больше всего хотелось сейчас прилечь тут в углу.

– Видел мельком, но пришлось отвлечься. Разбирался с капитаном. У нас с ним случился хороший разговор. Резкий. С глазу на глаз. Не пойму, кто тут настолько сбрендил, что поставил на командование черного ублюдка?

– Дьявол тебя побери! Я хотела с ним поговорить.

– Пятьдесят футов вниз, и он весь твой, – Морено красноречиво указал палашом в днище корабля. – Но он будет неразговорчив, со второй-то улыбкой на шее.

– Зря. Мы могли бы получить вести о “Каракатице” и сведения о том, почему твою команду передали этим наемникам. Не понимаю, как ты стал капитаном? С таким талантом предвидеть.

– Я служил коком, но то, что я готовил, было невозможно жрать, и ребята от греха подальше выбрали меня в капитаны, – оскалился Морено, обыскивая бессознательную рыжую. – Капитанская каюта дальше всего от камбуза, а они перестраховщики.

– Он мог здорово облегчить нам жизнь, – упрекнула Дороти.

Черный Пес устало вздохнул и сказал:

– А теперь он облегчает жизнь акулам. А курс “Каракатицы”… Ты права, неплохо знать, куда отправилась моя детка. Я добуду новости из этого рыбьего корма, – он кивнул на рыжую. – Только поверь, ты не захочешь знать, как именно. Верхняя палуба чиста – там были трое плюс капитан. Остальная команда, похоже, спустилась на берег и не вернулась на борт вовремя. Так что нам повезло. Но времени впритык. На тебе трюмы – я заглянул мимоходом, там один охранник. Пистолетов у него нет. А я пока что побеседую …

Дороти не стала спорить – в конце концов, кто она такая, чтобы мешать Черному Псу убивать работорговцев, этих океанских шакалов? Она подхватила саблю, вышла за дверь, осторожно прикрыла ее за собой и, не оглядываясь, спустилась вниз.

Людей с “Каракатицы” держали в кормовой части трюма – двадцать человек загнали в тесную железную клетушку, в которой они могли только стоять, стиснутые прутьями и плечами своих же сокамерников.

Охранял этот зверинец странный моряк, с простодушным лицом, которое уместно бы смотрелось где-то в глубине университетской библиотеки, а не на борту судна с живым грузом. Но у Дороти нехорошо засосало под ложечкой, и она, идя на поводу у своей интуиции, покрепче взялась за рукоять сабли и медленно спустилась по ступеням, стараясь ни на секунду не выпускать из вида охранника.

Тот, казалось, ничего не замечал – перекладывал увлеченно карты в колоде.

Пленники Дороти заметили сразу, но не выдали ее ничем – ни жестом, ни звуком. Только самый громадный из них, Саммерс, которому приходилось стоять согнувшись – клетка была на четверть фута ниже необходимого, – беззвучно проговорил “бей”.

Но Дороти настиг приступ любопытства – карты в руках матроса, а точнее, рисунки на них были столь необычны, что сначала она подумал – мерещится. Но спустилась еще ниже и поняла, нет, зрение не обманывает – на прочных лаковых картонках обнаженные тела сплетались в фигуры, и количество участников свального греха на каждой равнялось стоимости карты.

Женщины – блондинки, брюнетки, рыжие, с косами и без, но обнаженные и пьяные от вина ласкали мужчин. Непотребство! Благородной леди смотреть на такое – позорно! Но Дороти не могла отвести взгляд.

Матрос медленно перебирал карточки, всматриваясь в рисунки. А Дороти стояла у него за спиной и тоже глядела, впервые видя такие гравюры.