Война и революция: социальные процессы и катастрофы: Материалы Всероссийской научной конференции 19–20 мая 2016 г.

18. Исаев Б.А., Баранов Н.А. Современная российская политика: учебное пособие. Для бакалавров. СПб.: Питер, 2012. 448 с. [Электронный ресурс] URL: http://nicbar.ru/Spetskurs.htm (дата обращения: 13.04.2016).

19. Исторический опыт трех российских революций. Кн. 1–3. М., 1985–1987 [Электронный ресурс] URL: http://vros lav1985. livei ournal. com/5 9136. html (дата обращения: 14.04.2016).

20. История Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков)». М.: Госполитиздат, 1938. 351 с.

21. История Коммунистической партии Советского Союза. В 6 тт. Т. 1–5. М.: Политиздат, 1967–1980.

22. К 100-летию со дня рождения Владимира Ильича Ленина. Тезисы ЦК КПСС. М., 1969.

23. К 40-летию Великой Октябрьской социалистической революции (1917–1957). Тезисы отдела пропаганды и агитации ЦК КПСС и НМЛ при ЦК КПСС // Коммунист. 1957. № 13. С. 3–9.

24. К 40-летию годовщины Февральской и Великой Октябрьской социалистической революции. Постановление ЦК КПСС. М., 1957.

25. Котеленец Е.А. В.И. Ленин как предмет исторического исследования. Новейшая историография. М., 1999. 224 с. [Электронный ресурс] URL: http://leninism.su/lenin-now/4130-vi-lenin-kak-predmet-istoricheskogo-issledovaniya.html?showall= (дата обращения: 13.04.2016)

26. Ленин В.И. Маевка революционного пролетариата, 1913 г. // Поли, собр. соч. Т. 23. С. 300.

27. Ленин В.И. Детская болезнь «левизны» в коммунизме // Поли. собр. соч. Т. 41. С. 69–70.

28. Ленин В.И. Крах II Интернационала // Поли. собр. соч. Т. 26. С. 219.

29. Ленинская теория социалистической революции и современность / Ред. кол.: П.Н. Федосеев и др. М., 1972. 526 с.; Изд. 2-е доп. М., 1975. 535 с.

30. Макаренко В. 77. Бюрократия и государство. М., 1987.

31. Макаренко В.П. Политическая бюрократия и народная разведка // Политическая концептология. 2009. № 4. С. 111–139 [Электронный ресурс] URL: http://politconcept.sfedu.rn/2009.4/10.pdf (дата обращения 17.04.2016).

32. Маркс К. Критические заметки к статье "Пруссака" "Король прусский и социальная реформа", 1844 г. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 1. С. 448.

33. Пугачев В., Соловьев А. Введение в политологию. 3-е изд. Учеб, для вузов. М., 2000. [Электронный ресурс] URL: http://www.gumer.info/bibliotek_Buks/Polit/Pugach/31.php (дата обращения: 17.04.2016).

34. Пятьдесят лет первой русской революции. Тезисы института Маркса-Энгельса-Ленина при ЦК КПСС. М., 1955.

35. Рождение государства // История первобытного общества. Эпоха классообразования / Отв. ред. Ю.В. Бромлей; АН СССР. Ин-т этнографии им. Н.Н. Миклухо-Маклая. М., 1988. С. 226–251.

36. Советская историография Февральской буржуазно-демократической революции: Ленинская концепция истории Февраля и критика ее фальсификаторов. [Г.Д. Алексеева, Х.М. Астрахан, Н.Г. Думова и др.; отв. ред., В.П. Наумов]. М., 1979. 316 с.

37. Социальная революция // Марксистко-ленинская философия. Исторический материализм. Изд. 3. М., 1971. С. 193–225.

38. Социальная революция // Программа курса марксистско-ленинской философии для высших учеб, завед. / Мин. высшего и среднего специального образования СССР. М., 1987. С. 24.

39. Троцкий Л. Преданная революция. Что такое СССР и куда он идет? 1937. [Электронный ресурс] URL: http://rovallib.com/book/trotskiv lev/predannava revolvutsiva chto takoe sssr i kuda on idet.html (дата обращения: 14.04.2016).

40. Философский энциклопедический словарь. М., 1983.

41. Эволюция и революция в общественном развитии. Глава XII / Ю. Н. Сухарев, А.А. Федосеев // Диалектика общественного развития. Т. 4 / Отв. редактор тома В.Г. Марахов; Редакторы: В.Д. Комаров, В.С. Овчинников, В.Я. Суслов, Е.А. Шаповалов. М.: Мысль, 1984. С. 206–207.

«Конфликт ожиданий» в отношениях между Россией и Западом в начальный период новой российской государственности. 1991–1993

Барсенков А. С.^[27]

Тезисы доклада

Аннотация: Начало системной трансформации советского общества и выход из холодной войны во второй половине 1980-х гг. сопровождались расчетами на заинтересованное и конструктивное взаимодействие России со странами Запада. Опыт 1991–1991 гг. показал, что бывшие противники по-разному видели перспективы отношений в условиях меняющегося мирового порядка. Становившийся очевидным «конфликт ожиданий» превращался в постоянно действующий фактор, и поныне определяющий характер двусторонних связей.

Ключевые слова: новая российская государственность, внешняя политика России, «конфликт ожиданий», «реальный суверенитет».

Barsenkov A.S. “The conflict of expectations” in relations between Russia and West at the beginning period of the new Russian statehood. 1991–1993.

Abstract: The beginning of the systemic transformation of Soviet society and the way out of the Cold War in the second half of the 1980s accompanied by hopes for the interested and constructive cooperation between Russia and the West. An experience of 1991–1991 showed that the former enemies have seen different prospects of relations in a changing world order. It becomes apparent "the conflict of expectations" turned into a permanent factor, and still defines the character of bilateral relations.

Keywords: new Russian statehood, Russia's foreign policy, "the conflict of expectations", "real sovereignty".

Выступая в Государственной Думе Федерального Собрания 19 мая 2010 г., министр иностранных дел С.В. Лавров обратил внимание на то, что после завершения холодной войны сформировался конфликт ожиданий, «который стал характерным для состояния наших отношений с Западом и который мы только недавно начали преодолевать». На наш взгляд, концепт «конфликта ожиданий» может быть плодотворно использован при объяснении эволюции отечественной внешней политики в конце XX – начале XXI века. Он позволяет содержательно реконструировать то, как начиналась «притирка» друг к другу бывших противников в холодной войне, отношения между которыми не приобрели стабильный характер и поныне.

К 1992 г. большинство западных политиков, прежде всего руководство США, исходили из того, что СССР холодную войну проиграл, и его преемница Россия является побежденной страной. Из этого вытекало, что в отношениях с новым российским государством можно решить ряд важных задач. Прежде всего, это – изменение всей системы общественных отношений бывшего «тоталитарного государства», которое видели в утверждении рыночных отношений, демократического порядка и либеральной идеологии. В практическом плане это предполагало в первую очередь изменение отношений собственности, а также поддержку внутри России тех политических сил, которые стремились решительно расстаться с прошлым, ориентируясь при этом на опыт «цивилизованных» стран. Во-вторых, обеспечение своей безопасности США связывали с уменьшением военной, прежде всего, ядерной угрозы; отсюда – акцент на разоруженческой проблематике в двусторонних отношениях. В-третьих, предоставление необходимой, но весьма ограниченной экономической помощи контролируемыми США международными финансовыми институтами осуществлялось на условиях, при которых России отводилось определенное место в уже сложившейся глобальной экономике. В-четвертых, в соответствии с концепцией «порабощенных наций» (1959 г.), поддерживалось возникновение на территории бывшего СССР новых независимых государств, а от России ожидали отказа от «имперских амбиций», под которыми понимали попытки сохранения влияния и тем более интеграционные интенции.

Свой «набор» ожиданий в отношении Запада к концу 1991 г. сложился и у новой политической элиты России. В ее представлении окончание холодной войны и «августовская демократическая революция» (антикоммунистическая) 1991 года делают Запад не только естественным партнером, но и союзником. Всерьез обсуждалась желательность и необходимость аналога «плана Маршалла» для России, «техническое» содействие в создании рыночных институтов при готовности власти начать реформы в «шоковом» режиме. Понимание того, что реформы будут тяжелыми, делало желательной политическую поддержку со стороны западных лидеров при разрешении и внутренних конфликтов. Рассчитывали на привилегированное внимание к России в сравнении с другими участниками Содружества Независимых Государств. В России надеялись на установление партнерских отношений с США и Западом в целом и в сфере безопасности. Российские лидеры в разных формах выражали готовность присоединиться к НАТО. В Москве полагали, что новая безопасность будет строиться вместе преодолевшей идеологический раскол Европой, поэтому была готова к серьезным шагам в сфере сокращения вооружений.

Что касается будущих отношений на постсоветском пространстве, то в конце 1991 г. в России было мало позитивной определенности. Сохранение влияния в регионе связывали с вопросом о границах и возможностью регулировать цены на энергоносители. В общем плане полагали, что быстрый выход из кризиса и успешное проведение экономических реформ вновь сделают Россию привлекательной и соседи к ней потянутся сами.

Следует специально отметить, что социализация новых российских лидеров происходила в 1960 – 1970-е гг., когда СССР был единственным государством, с которым США были вынуждены считаться всерьез. Поэтому вопрос о международном влиянии страны в условиях меняющегося мирового порядка волновал и новых лидеров. Они придавали большое значение сохранению за Россией статуса «великой державы».

В 1992 г. кризисное состояние экономики было главным фактором не только хозяйственной, но и политической жизни стран. Поэтому усилия президента и главы российского МИДа были сосредоточены на мобилизации международной поддержки реформ. Предпринятые неординарные шаги не дали ожидаемых результатов и предложенная Западом «помощь для самопомощи» не привела к смягчению последствий радикальных перемен, оказавшихся весьма болезненными.

Одновременно постсоветское пространство превращалось в зону политической нестабильности. Вспыхнувшие вооруженные конфликты и другие проблемы потребовали российского вмешательства, что, с одной стороны, актуализировало вопрос о жизненной важности этого направления внешней политики, а, с другой, – породило тему «имперских амбиций» новой России.

Разгоравшаяся на территории бывшей СФРЮ гражданская война становилась важным индикатором угасания Ялтинско-потсдамской системы, в которой СССР играл одну из ключевых ролей. После 1991 г. ведущая роль в урегулировании конфликта постепенно перемещалась от ООН к НАТО и от ЕС к США. Россия столкнулась с неожиданным отношением к ее позиции в регионе традиционных интересов.

В 1993 г. одним из главных направлений внешней политики становится обеспечение поддержки российского президента по преодолению внутриполитического кризиса и принятию новой Конституции. Характер противостояния и итоги преодоления кризиса получили неоднозначную оценку западных партнеров.

Итоги исторической динамики России в период «августовской республики» 1991–1993 гг. стали основой для корректировки взаимных ожиданий. В нашей стране начинается дрейф от доминировавшей доктрины «атлантизма», на Западе уточняются границы и формы «вовлечения России» в сотрудничество с «сообществом демократических государств».

Секция I
Война и революция: россия накануне и в годы Великой российской революции

Революция как мировоззренческая и концептуальная проблема пермских крестьян в декабре 1917 г.

Волгирееа Г.П.^[28]

Тезисы доклада

Аннотация: Впервые показаны технологии большевиков в 1917 г. по воздействию на пермских крестьян и неприятие действий большевиков крестьянами.

Ключевые слова. Земельные комитеты, землеустроители, землемеры, агрономы, крестьяне, большевики.

Volgireva G.P. The Revolution as an outlook and a conceptual problem of Permian peasants in the December of 1917.

Abstract: For the first time shows the Bolsheviks technology in 1917 on the impact on farmers of the Permian and the rejection of actions of the Bolsheviks peasants.

Keywords: Land committees, surveyors, land surveyors, agronomists, farmers, the Bolsheviks.

Революцию как мировоззренческую и концептуальную проблему пермских крестьян отражают документы Пермского Губернского Земельного Комитета. После передачи дел из Землеустроительных Комиссий в Земельные Комитеты многие чины столыпинского землеустройства перешли на работу в Земельные Комитеты. Именно Земельные Комитеты в Пермской губернии обладали всей полнотой власти до октябрьского переворота. Последняя (четвертая) сессия Губернского Земельного Комитета состоялась 10 декабря 1917 г. Авторы документа «Из истории Земельных Комитетов в Пермской губернии» сообщают о проведении четвертой последней сессии: «Особенно ярко во всех докладах с мест подчеркивался рост большевистской агитации, исходящей из среды отдельных небольших групп людей, в большинстве случаев, посторонних, приезжавших со стороны, к которым примыкали незначительные группы и местных жителей из среды возвратившихся с фронта солдат. Все эти люди делали свое дело не столько словами, сколько действиями с оружием в руках. Они заставляли население национализировать мельницы, выгоняя арендаторов, отнимали квартиры и мебель у служащих лесничеств, увольняли лесничих и проч. В течение декабря месяца таковым движением охвачены были прилежащие к г. Перми и железнодорожным линиям, отдельные части уездов Пермского, Оханского, Соликамского, Красноуфимского и отдельные районы Екатеринбургского уезда» [1, с. 34].

Документ описывает большевиков как «посторонних, приезжавших со стороны» с оружием в руках. Таким образом, новая власть была автократичной по своей природе и игнорировала все демократические процедуры. Именно они заставляли местных крестьян национализировать мельницы, выгонять лесничих с квартир. Также обратим внимание на то, что подобные факты наблюдались на территориях близких к железным дорогам в пяти уездах губернии и территориях близлежащих к губернскому городу.

Далее документ сообщает о жалобах на данные факты: «В Губернскую Земельную Управу стали стекаться со всей губернии дела с жалобами. Приезжали депутации от заводовладельцев, лесовладельцев, арендаторы мельниц и проч. приезжали, часто из далеких мест, и сами крестьяне. Последние старались узнать «по закону ли поступали они», взяв себе, под давлением и угрозами большевиков, мельницу. Некоторые из них просили отменить постановление большевиков «и выдать им на руки бумагу». Другие представители волостей приезжали вместе с изгнанными арендаторами мельниц и уверяли Управу, что своего арендатора они давно знают и не считают его «спекулятором» [1, с. 34–35].

Как видим, крестьяне пытаются узнать законы, по которым действуют большевики. При этом, они не признают их власть и требуют выдать им документы, отменяющие действия большевиков. Таким образом, крестьянам не были притягательны идеологические формы большевиков.

Картина декабря 1917 г. в документе описана так: «От последней сессии Губернского Земельного Комитета создавалось такое впечатление. Казалось, что на карту было поставлено все. Атмосфера в губернии сгущалась, словно перед какой-то ужасной грозой. Сыплются, как из рога изобилия, советские декреты о земле, молчаливо остающиеся на наших столах без движения. Правительства нет. Главный Земельный Комитет распущен. Губернская Земельная Управа оставалась в губернии единственным учреждением. Сюда были обращены все взоры. Сюда обращались все учреждения, работающие в губернии по земельному вопросу, сюда шли все должностные и частные лица, владельцы, представители крестьянских обществ и друг. Земельная Управа являлась самым влиятельным органом в губернии. Не покладая рук, Губернская Управа продолжала интенсивно работать, вступая в открытую борьбу с большевистским невежеством. В местных газетах печатались постановления IV сессии Губернского Земельного Комитета, по уездам рассылались циркуляры по отдельным вопросам текущей земельной политики, идущие в разрез с действиями большевиков» [1, с. 39].

Как видим, декрет большевиков о земле оставался без движения по причине большевистского «невежества». Большевистское «невежество» в данном случае достаточно аккуратное понятие, которое оценивает действия большевиков. Но за ним стоит отказ принятия большевиками законных интересов собственников, среди которых были в первую очередь крестьяне. Добавим, Пермская губерния многоземельная. Местные крестьяне и до столыпинской реформы владели большими земельными участками от 15 до 40 дес. В период столыпинской реформы, в Оханском уезде, например, на банковских землях крестьяне – хуторяне брали земельные участки от 50 до 140 десятин.

Далее, документ сообщает: «Земельные Комитеты, объединив вокруг себя старые, казенные учреждения, тем самым дали возможность последним продолжать деятельность, целиком сохраняя их рабочий аппарат и соблюдая историческую преемственность в работах, столь ценную и нужную в момент великих реформ и коренных преобразований. Земельные Комитеты… делали свое важное, государственное дело – в смысле предотвращения страны от невероятных разрушений. Для человека, кто беспристрастно наблюдал их работу, это ясно, как день. Но большевики, без конца «углублявшие» революцию, пустили насмарку все, что было сделано государственно-полезного Земельными Комитетами» [1, с. 40].

Как видим, авторы документа пребывают в явном заблуждении относительно понятий «исторической преемственности» в момент «великих реформ и коренных преобразований». Историческая преемственность характеризует устойчивость системы государственного устройства и поэтому является ценным и нужным понятием. Понятие же «коренные преобразования» не только исключает «историческую преемственность», но ведет к неустойчивости и разбалансированности системы на всех уровнях власти: концептуальном, идеологическом, законодательном, исполнительном и судебном. Авторы документа совершают ошибку в понимании текущего момента. Управление страной, после марта 1917 г., находилось уже не в балансировочном режиме, как это было в царское время, а в революционном, так называемом маневренном режиме, в результате которого всегда устанавливалась жесткая власть – диктатура, а не демократические институты.

Пермские крестьяне, обладая здоровым чувством меры, «нутром» почувствовали беззаконие большевиков и поэтому требовали отмены постановлений большевиков законным образом в Губернском Земельном Комитете.

Более того, данный документ отражает отношение крестьян к большевикам на четвертом Губернском Крестьянском съезде, проходившем в Перми 19 января 1918 г.: «...неописуемая буря негодования и протестов, которые разразились со стороны крестьянства, когда получено было, 19 января 1918 г., на происходившем в г. Перми IV Губернском Крестьянском Съезде известие о вооруженном занятии большевиками Губернской Земельной Управы. 19 января 1918 г. Губернский Земельный Комитет объявлен был большевиками распущенным. Вооруженная стража продолжала оставаться в нем в течение 7 дней. Занятия остановились. После неоднократного обращения большевиков в Управу работать вместе и обещаний не «мешаться» в работу, Управа работать отказалась. Появление большевиков на съезде было встречено оглушительным взрывом негодований (не выражавших протеста, из 450 участников съезда, было около 80 человек – 18 %). Огромным большинством голосов Съезд вынес резолюцию с протестом против действий советской власти. Земельным Комитетам было выражено доверие за работу, направленную к интересам и нуждам трудового крестьянства, обещая на местах оказать большевикам самое решительное противодействие в их вредной и гибельной работе. После закрытия Земельных Комитетов население долгое время избегало большевистских земельных отделов, обходило их, старясь отыскать прежних работников Земельных Комитетов. У крестьян рождалось недоверие, когда они встречали в Комитете людей, назначенных большевиками, никем не избранных» [1, с. 41–42]. Добавим из документа: «о самих большевиках среди крестьян говорили так: «хорош у лисицы хвост, да она и сама хитра» [1, с. 40].

Таким образом, в Пермской губернии в декабре 1917 г. оплотом борьбы с большевизмом оказались Земельные Комитеты, в которых работали бывшие землеустроители, землемеры и агрономы из бывших Землеустроительных Комиссий, а также сами крестьяне, познавшие, благодаря столыпинской землеустроительной реформе, что значит быть хозяином своей земле. Более того, крестьяне, обещая губернскому съезду в январе 1918 г., на местах оказывать большевикам «в их вредной и гибельной работе» решительное противодействие, уже в августе 1918 г. подняли вооруженное восстание в Сепычевской волости, к которым присоединились хуторяне банковских земель Сивинской и Екатерининской волостей Оханского уезда Пермской губернии. Дальнейший массовый саботаж в городах и уездах Пермской губернии на всех уровнях власти в 1918 – 1919 гг. получит название в документах советской элиты, Ленина и Сталина, – «Пермская катастрофа».

Источники и литература

1. Государственный архив Пермского края. Ф. Р-469. Оп. 21. Д. 1. «Из истории Земельных Комитетов в Пермской губернии». Л. 23–45.