Радости моего детства

Валентина Калачёва
Дочка Снегурочки

Детство у меня было волшебное. Доказать?

Вот спорим, что вы Новый год встречали всего раз в году, затаив дыхание, предвкушая нечто неожиданное и оригинальное, нечто такое, что случается редко и во что иногда даже не верится?

А для меня это событие напоминало праздничный конвейер. Если прибегнуть к математической точности, то Новый год я отмечала пятьдесят один раз. С 25 декабря по 10 января, три раза в сутки. И всё потому, что со Снегурочкой меня связывали родственные отношения. Мало того – я от неё родилась!

Моя мама зимой всегда была Снегурочкой! Ну и если вы в состоянии проделать нехитрую операцию «один плюс один», то догадаетесь, что Дед Мороз приходился мне прадедом. Имея такой завидный блат, не мудрено провести Новый год в шоколаде. По уши. Но об этом чуть позже.

Дело в том, что моя мама служила в театре. Актрисой. Хотя нет, в детстве я полагала, что она трудилась в раю. Вот вспомните, чем занимались на работе ваши родители, когда вы были маленькими? Правильно, они там скучали. Тратили время на всякую ерунду. Писали бумаги, листали книги без картинок, с серьёзным лицом вели скучные разговоры… Фасовали, чинили, строили, хмурились, шили, учили, повышали голос, чертили, писали, нервничали, всплескивали руками с криком «Отчёт! Горит отчёт!»…

А моя мама играла в куклы! Ну что? Здорово? То-то. У неё их было столько, что хватило бы на целый игрушечный магазин. Там были марионетки, тростевые, перчаточные, пальчиковые и ростовые куклы, и все они умели говорить, петь, смеяться и плакать… Вот такая славная работа была у моей мамы! Мечта, а не работа. И эта мечта не заканчивалась. Ведь когда мы сидели дома, мне тоже никогда с ней не было скучно.

Все сказки мне читались по ролям, все рассказы и стихи декламировались в лицах. Так что я точно знаю, как звонко пела Красная Шапочка и как заразительно смеялся Карлсон. Вы об этом только догадывались, а я знала наверняка. Мама мне открыла эту тайну. Вот так.

В общем, каждую зиму мама моя снегурила не на страх, а на совесть. Три «ёлки» в день. На завтрак. На обед. И на ужин. И вместе с ней я водила хороводы, пела песни, встречала Деда Мороза и, главное, получала подарки, которые укладывались Дедушке в мешок в соответствии с проданными билетами, но… Кто-то из детей заболевал, кто-то уезжал, кому-то мешали «прийти на ёлку» какие-нибудь жизненные обстоятельства. Поэтому невостребованные сокровища из мешка доставались «правнучке», т. е. мне.

Жила я… Чтобы все так жили! Я всё время становилась владелицей бессчетного числа пластмассовых самолётиков, корабликов, зайчиков, мишек, машинок и, конечно же, конфет. Шоколадных.

Теперь вы понимаете, что шутка про блат и шоколад – это совсем не шутка! Снегурочка выходила к детям очень красивой. У неё была снежно-белая шубка, расписанная голубыми узорами. Такими, какие появлялись в декабре у нас на окнах. Если к ним внимательно присмотреться, то можно было заметить кое-что удивительное: они никогда не повторялись. Я проверяла.

Ходила к бабушке в комнату. Ходила к тёте в комнату. Рассмотрела окна в нашей комнате. Точно! У бабушки жар-птица. У тёти будто блюдо такое, «гжель» называется. Это когда голубенькие цветочки по белому полю рисуют. А у нас на окне папоротник цветёт. Не иначе. Это же какой талантливый должен быть Художник, чтобы расписать столько окон и ни разу не повториться!

А у Снегурочки на шубе были будто бы солнышки, похожие на те, которые вышиты на полотенцах, висящих в нашем краеведческом музее. Я знаю, как это называется. Слышала, как мама тёте Кате говорила: карельский компонент! Это когда мы должны помнить, что мы живём в Карелии, а наши предки умели вышивать солнышки такой причудливой формы. Белой ниткой по яркой красной тряпочке. А чтобы нам об этом не забыть, эти узоры можно нарисовать ещё где-нибудь. Вот, например, на снегурочковой шубе.

Дочка Снегурочки должна была, конечно же, соответствовать своей маме, поэтому выбор новогоднего костюма для нашей семьи был очень ответственным делом. Не пойдёшь ведь на праздник кикиморой какой.

– Валечка! Давай мы сошьём тебе костюм карельской девушки! – восторженно восклицала бабушка. – У меня есть замечательная бронзовая фибула, оставшаяся от твоей прабабушки. Ты будешь неотразима!

Ишь ты, фи-бу-ла! Слово-то какое… странное. Даже не знаешь, что и подумать. На самом деле – ничего странного. Это, как оказалось, всего лишь красивая круглая брошь, украшенная мелкими листиками, с большой иглой для скрепления одежды. Ценная вещь, кстати, историческая. Бабушка даже что-то из «Одиссеи» цитировала для подкрепления своей позиции: дескать, древнегреческий герой Одиссей к пурпурному плащу прикреплял золотую фибулу с псом, который хотел загрызть трепетную лань. Кошмар! Ему, наверное, все завидовали: штука из чистого золота, на солнце блестит…

Но скажите на милость, при чём здесь Снегурочка, а? И разве может у Снегурочки быть дочка – карельская девушка, да ещё и с фибулой?! Ну уж нет! Так дело не пойдёт.

Бабушка охала, нехотя соглашалась, и мы принимались сооружать костюм снежинки. Доставали марлю, как-то её кроили, варили, расписывали красками, расшивали блёстками, украшали мишурой. Я постоянно примеряла части костюма, вертелась перед зеркалом и зорко следила за тем, чтобы дочка у Снегурочки оказалась не промах.

Мама разучивала со мной новогодние стихи. И это было совсем не скучно. Многие дети в моем детском садике хмурились и тянули: «Фу-у-у! Опять стихи учи-и-и-ить…» Как будто тяжёлую сумку из магазина тащить, когда колбасу в продажу выбросили или курицу, там, – «три штуки в одни руки». Со мною и бабушкой рук получалось в два раза больше. Соответственно, и куриц тоже. Тяжело, да, не скрою. Я б эту авоську не подняла никогда! Да и бабушка тащила её с героическим выражением лица.

Или вот кашу манную есть – это тоже истинное наказание! Специально придумали эту кашу, чтоб детей воспитывать. В смысле, дать понять, что в мире не всё так здорово и лучезарно: мама с папой, бабушка с дедушкой, лето на даче с любимой тётей, пустырь с лиственницами перед домом, парк Кадриорг в Таллине, где настоящие лебеди плавают, карусель у Онежского озера, мороженое, велосипед… Нет! Вот ещё манная каша есть. Типа трудность, которую надо несколько раз в неделю преодолевать и закалять характер, да? Но ведь стихи – не каша! Я долго думала-гадала, чего это дети бывают так недовольны? Может, дело в том, что стихи какие-то не такие? Может, их заставляют учить совсем не новогодние стихи, а какие-нибудь… похоронные?

Вот помню, соседа дедушку Вову хоронили, так там дядя Федя декламировал: «Товарищ!

Верь! Взойдет! Она! Звезда! Пленительного! Счастья!» Какое уж тут счастье? Печально. Был дедушка Вова – и нет его. Никто не спросит: «Как дела, кучерявая?» – и свистульку из прутика ивового не сделает. И звезду пленительного счастья он не увидит. Ну как там она взойдёт…

Но бабушка меня заверила, что дедушка Вова жив. Потому что у Бога все живы. Про Бога я уже знаю. От бабушки. Это Тот, Кто создал всё вокруг и хочет, чтобы у нас всё было хорошо. Только Его почему-то не очень любят. Так странно… Вот мы когда что-нибудь хорошее сделаем, нас хвалят и благодарят. А тут – Он целый мир сотворил, да такой здоровский, а о Нём ни гу-гу. Мама с папой про Него не говорят. Папа только однажды икону откуда-то принёс, над телевизором повесил и сказал маме: «Мы в свободной стране живём. Вот хочу и вешаю. Чтоб коммунизм рухнул!». Что такое коммунизм, я не поняла, а спрашивать не стала. Папа бы расстроился. Такое лицо у него было, когда он про него говорил. И в садике, например, никогда нам про Бога не рассказывают. Хотя могли бы. Спасибо, например, сказать. Вон ведь как красиво вокруг! Одно небо чего стоит! Ты попробуй его так облаками распиши, как Бог это на закате делает. Слабо? Так что спасибо, Бог. Это очень красиво. Правда.

Так же красиво, как моя мамочка стихи читает. Слушать маму и повторять за ней волшебные слова – это не печально и не трудно, а очень даже интересно.

 
Говорят: под Новый год
Что ни пожелается —
Всё всегда произойдёт,
Всё всегда сбывается.
Могут даже у ребят
Сбыться все желания,
Нужно только, говорят,
Приложить старания, —
 

нараспев произносила мама.

Вы слышали – «всё всегда произойдёт!» Это о чём? Это о чуде, конечно! Мама же не может обманывать. Значит, и правда, если чего-то очень-очень сильно захотеть, да ещё и старание приложить, то оно сбудется. Э-ге-гей! А я научусь завязывать шнурки и бантики быстрее всех. И выучу названия нот и наконец-то пойму, чем четверть отличается от половины. И бабушке больше не придётся рубить яблоки на две и на четыре части. А ещё мы все вместе поедем в Таллин, будем жить у самого замечательного дедушки Жоры, ходить с ним в зоопарк, есть мороженое, пока бабушка не видит, и ходить по Старому городу, который похож на сказку. А ещё… Нет, пожалуй, хватит. Счастье – оно жадных не любит. Надо, чтоб и другим его досталось. Тем более что у меня его хоть отбавляй. Особенно зимой. Ведь я – дочка Снегурочки, с которой счастливый праздник не заканчивается никогда.

Мария Волкова
Цвет неба

…Небо было зелёным. Осознание этого поразило меня сильнее, чем что бы то ни было до этого. Но… когда это произошло? Ведь это же небо… Я подошёл к женщине на улице и спросил: «Простите, а… какого цвета сегодня небо?»

Такого взгляда я ещё не видел.

Не жалость, как при взгляде на сумасшедшего в больнице… Не ужас, как при взгляде на сумасшедшего на улице… Нет. Безразличие самого сумасшедшего, находящегося под воздействием лекарств.

Я отшатнулся и подбежал к мужчине, шедшему в другую сторону, чуть не столкнулся с ним. «Простите». Но тот, не обратив на меня ни малейшего внимания, продолжил идти вперёд… Мимо пробежал мальчик, чуть не сбив пожилую женщину. И тот, и другая не изменили направления ни на миллиметр – как будто ничего не произошло. «Но ведь… но ведь небо…», – пробормотал я и поспешил дальше…

Хотелось убежать от себя. От этих странных людей. От давящего зелёного неба… Я пошёл к бледному, почти незаметному солнцу, висевшему где-то сбоку. Я все шёл и шёл, а солнце манило меня за собой, не приближаясь и не удаляясь. Казалось: ещё два-три шага – и я догоню его, и всё решится, и небо перестанет быть таким… Но солнце было недосягаемо, а я шёл вслед за ним, пока мир не исчез… а я все шёл.

Я шёл в несуществующем мире с чёрным небом к маленькому, еле теплящемуся солнцу, как будто меня вела чья-то невидимая рука, такая же невидимая, как и всё здесь. Только рука была, и я это знал точно, а было ли всё остальное, включая весь мир…

Я шёл из последних сил, не оглядываясь, шёл и вспоминал маму. Мне вспомнилось, как однажды я нарисовал фиолетовое небо. Просто так. Мама спрашивала меня, почему оно фиолетовое? А я отвечал, что так веселее. И мы с мамой пошли гулять по яркому миру с фиолетовым небом и бирюзовым солнцем, с красной травой и синими деревьями. Мама была жёлтой, а я оранжевым, потому что так веселее…

…Я очнулся. Небо было белым, солнце бледно-жёлтым, а мама испуганной. И тоже белой. Странно. Я уже взрослый, маму редко вижу… А тут… Стало горько во рту. Захотелось её окликнуть, позвать…

– Мама.

– Молодой человек, вы очнулись? – Резкий голос медсестры вывел меня из полусна. И мамы рядом нет… Та, кого я принял за маму, вышла позвать врача. Но я не хотел его видеть.

Позвонить бы сейчас маме… Как она там? Вспомнить о том, как мы бежали под предгрозовым свинцовым небом, пытаясь успеть на электричку, пока не хлынул дождь. И уже под пластиковой крышей считали первые тяжёлые капли, падающие важно и солидно. И как уже через минуту на крышу обрушился целый шквал дождя – а мы-то добежали, спрятались!

Или как мы, сидя на скамеечке в сквере, смотрели на заходящее солнце, медленно опускающееся за полосочку горизонта. А небо переливалось всеми оттенками розового, будто мы оказались внутри огромной ракушки! Солнце красной жемчужиной опускалось всё ниже, облака медленно становились сиреневыми, потом фиолетовыми… И, когда солнца уже не видно, небо темнеет и зажигает точечки звёзд.

Или как мы шли через весь город, а я такой гордый – в новых сандалиях. Небо синее с белыми, как будто немножко седыми облаками. С таким солнцем, если посмотришь на него украдкой, а потом зажмуришься, то везде мерещится его синеватый отсвет – на домах, заборах, старой школе… Маму я держу за руку, чтобы не потеряться. Вроде бы и хочется уже самому, как взрослому, а вроде и страшно без мамы пойти, отпустить её руку. Вот и представляешь, что это не мама тебя ведёт, а ты – маму. И уже можно и взрослым себя считать, и держаться за маму.

А ещё мы с мамой качались на качелях! Небо синее, ни единого облачка, день яркий и солнечный, мама смеётся, и волосы у неё от ветра смешно разлетаются в стороны. И в них рыжим котёнком играет солнце, перебегает лучами с одного локона на другой. И мне тоже хочется смеяться и летать. Качели всё выше, выше, выше…

– Ну, молодой человек, как мы себя чувствуем? – входит врач.

А у меня к нему только один вопрос. Не о том, что со мной случилось. Не о моём состоянии здоровья.

Я набираю воздуха в лёгкие и на – выдохе – спрашиваю врача:

– А какого цвета сегодня небо?

Анна Казакевич
Самая большая радость

Солнце медленно поднимается из-за горизонта, освещая одну за другой крыши новеньких пятиэтажек. Ночная прохлада постепенно сменяется дневной жарой, ещё успеющей досадить многим в течение наступающего лета, но которой так радуешься сейчас – в начале июня.

Вместе с солнечным лучом на подоконник первого этажа вспархивает воробей. Почти всегда его ожидают здесь какие-нибудь лакомства: то крошки маковой булочки, то подсолнечные семечки… Однако в этот раз он улетает ни с чем: ситцевые занавески плотно задёрнуты, а за ними крепко спит шестилетняя Света. Русые волосы веером разметаны по подушке, глаза увлечённо досматривают интересный сон.

Но уже через полчаса девочка сладко потягивается и с любопытством принюхивается: чем это так вкусно пахнет из кухни? Пирожки! Она довольно жмурится, прежде чем шустро вскочить с кровати. Мама и папа на работе, старший брат в школе, а она ночует у бабушки. И все эти пирожки для неё одной – разве не прелестно?

За пять минут пижамка меняется на яркое платье, неумелые бантики закрепляются на неровных косах… Девочка весёлым вихрем влетает на кухню и видит, как все её пирожки бережно складываются в большую бабушкину сумку.

– Доброе утро, Светочка! А я уж собиралась тебя будить. Садись, завтракать будем. – Бабушка тепло улыбается и придвигает к внучке блюдце с несколькими пирожками. – А это тебе к чаю.

– Доброе утро! А разве остальные пирожки не нам? – Света заглядывает в сумку и вздыхает: – Как много!

– Сам съешь и вола – одна хвала. Не жадничай, Света. Остальные – это гостинцы в деревню, – напоминает бабушка, уже поджаривая на сковороде блинчики. – Давай скоренько, умывайся, покушаем и в путь.

В деревню! И как это она сразу не вспомнила? Наверное, аромат пирожков совсем голову вскружил. Да и планы на эту поездку появились недавно и неожиданно.

Вообще в посёлок, откуда родом бабушка и где родилась и провела детство мама, Света с братом ездили каждый год, обычно на пару недель в августе. А сейчас только первые денёчки июня, у брата ещё даже не начались летние каникулы, так что немудрено и забыть.

На днях бабушка сообщила, что скоро будет праздник Святой Троицы. А к нему принято украшать дом зеленью.

– Конечно, берёзовые веточки и сами по себе будут чудесно смотреться, но всё-таки несравненно лучше было бы найти аир, от него такой аромат! – сказала она.

Мама и папа молча переглянулись. Отношение бабушки к религии они не осуждали, но особо и не поддерживали. Затем пожали плечами: поступай как знаешь.

Бабушка вздохнула: где искать в большом городе аир? То ли дело её родная деревня – его там целые заросли, собирай себе на здоровье.

– Бабуль, поехали тогда за ним в деревню! – раздался звонкий голос Светы.

Бабушка и не заметила, что рассуждала вслух. Способность внучки никогда и ни в чём не видеть проблемы заставила в очередной раз улыбнуться: «А почему бы и нет?»

И вот уже вещи собраны с вечера, пирожки испечены, а Света, перемазавшись сметаной, с аппетитом доедает последний блинчик.

– Ну, теперь внимательно смотрим по сторонам! – таинственно шепчет бабушка, едва они занимают свои места в автобусе.

Света усердно вытягивает худенькую шейку: ещё бы, в дороге всегда столько интересного! За два часа поездки им посчастливилось увидеть с десяток аистов, важно вышагивающих в траве, несколько козочек, великое множество коров, парочку лошадей и даже небольшое стадо гусей! Не говоря уж о васильках, ромашках, люпинах, маках, то и дело пестревших в полях и лугах…

Но вот и их остановка. Девочка помогает бабушке вынести сумки, и, нагрузившись, как «два жизнерадостных ослика», они шагают по песчаной просёлочной дороге ещё минут тридцать, пока наконец не подходят к ярко-зелёному домику бабушкиной подруги.

– Ну и сюрприз! А мы вас ждали только в августе, мои мальчишки и Юлька после твоего звонка так обрадовались! – Тетя Маша обнимает бабушку, шутливо дёргает за косичку Свету. – Проходите же в дом, да не стойте в сенях, в Юлькиной комнате ночевать будете, там и вещи свои скиньте.

Навстречу гостьям высовываются пять чумазых улыбающихся мордашек. Это внуки тети Маши: Мишка, Лёшка, Генка, Юлька и маленький Петя. Обнявшись с Генкой и Юлькой, потрепав по макушке Петю и смущённо улыбнувшись старшим Мишке и Лёшке, Света за бабушкой проходит в кухню, где их уже ждёт угощение: огромная миска салата из зелёного лука с огурцами, ароматный хлеб и домашнее сало.

– Проголодались небось с дороги, – довольно улыбается тетя Маша.

– А у нас тоже с собой гостинцы! – Бабушка подмигивает Свете и открывает самую большую сумку.

– Пирожки! Ш повидлом! Такие бошше ни у кого не полушаюшша! – Глядя на довольные лица жующих друзей, Света вдруг вспоминает бабушкины утренние слова и думает: «Сам съешь и вола – одна хвала. Как приятно делиться чем-то…»

Вернуться домой бабушка собирается завтра вечером, поэтому задача ребят – провести эти два дня максимально интересно. Первым делом они бегут на речку и плещутся там несколько часов подряд, пока самый младший Петя не требует его наконец-то покормить. Быстро похлебав щи и оставив уставшего братишку дома, Мишка и Лёшка по очереди важно катают Свету на новом велосипеде, а рядом бегут Генка и Юлька и проводят экскурсию по деревне – шутка ли, почти целый год прошёл!

Вечером сосед дядя Леня на телеге подвозит ребят на другой конец деревни: там они встречают свою корову Белку. От неё веет луговыми травами, так же вкусно пахнет её молоко, целый стакан которого Света с удовольствием выпивает на ночь.

Перед сном старшие мальчики разводят небольшой костёр, дети и взрослые усаживаются на длинном бревне и обсуждают разные новости. Огонь мирно потрескивает, в небе загадочно мерцают звёзды, негромко что-то рассказывает тетя Маша… И Света сама не замечает, как крепко засыпает на плече у бабушки.

– Кууу-ка-ре-кууу! – раздаётся почти над самым ухом, и девочка распахивает глаза. Ничего себе будильник! Юлька безмятежно сопит на соседней кровати, но бабушки в комнате уже нет. Света потягивается, накидывает платье и, стараясь не разбудить подружку, выскальзывает за дверь. Бабушка во дворе: она собирается в лес за земляникой.

– Без меня?! Бабушка!!!

– Светуля, мне казалось, что ты вчера умаялась с ребятами, легла поздно, вот я и подумала, что выспаться захочешь, – смеясь, оправдывается бабушка. – Ну, раз встала – пошли.

Лес встречает их птичьими трелями, шорохами и ароматом нагретой на солнце хвои. Бабушка уверенно выводит их на самое «земляничное» место и вручает Свете красивую эмалированную кружку с нарисованными на боку шишками, а сама берёт пол-литровую баночку.

«Дзынь! Дзынь! Дзынь!» Маленькие ягодки по одной звонко сыплются внутрь. Света считает, что это какой-то грустный звук, показывающий, как много нужно времени, чтобы хотя бы закрыть донышко. Она тянется за очередной земляничиной, и – шлёп! – та глухо приземляется на невесть откуда взявшуюся горку.

– «Бабушка!» – догадывается Света. Ведь уже сколько они тут сидят, а в бабушкиной баночке ягод не так уж и много. Все во внучкиной кружке лежат. Ну ладно, девочка старательно срывает ягодку за ягодкой, вот уже ладошка полнехонькая…

«Дзынь», – звучит бабушкина баночка. «Дзынь! Шлёп!»

Бабушка удивлённо смотрит на покрытое земляникой дно банки, оборачивается и видит смеющуюся Свету. Девочка чмокает её в щёку, и они весело и быстро заполняют свои ёмкости красными ягодками.

Днём Света успевает ещё разок сходить искупаться с друзьями, а потом с бабушкой идёт за аиром. Автобус уходит через час, и с целой охапкой ароматной травы они возвращаются как раз вовремя, чтобы упаковаться и попрощаться с тётей Машей и ребятами до августа.

На обратном пути Света старается не пропустить дорожных интересностей, но глаза девочки безжалостно слипаются… Просыпается она уже перед самым выходом из автобуса.

Чтобы не будить маму, папу и брата, Света снова ночует в бабушкиной квартире, а проснувшись, совсем её не узнаёт.

– Как в сказке! – ахает девочка.

Всё кругом: полки, подоконники и даже пол усыпаны березовыми ветвями и аиром. Иконы тоже украшены…

Света подходит к ним и внимательно вглядывается в строгие и в то же время ласковые глаза Спасителя, Пресвятой Богородицы.

С самого раннего детства она искренне радуется православным праздникам и ждёт их.

Ведь на Рождество Христово бабушка всегда дарит новое вязаное платье для любимой куклы, на Вербное воскресенье в доме появляются пушистые и такие милые «котики», а на Пасху пекутся совершенно особенные булки: бабушка называет их куличами.

Казалось, что и праздник Святой Троицы запомнится девочке лишь своим необычным зелёным убранством… но Света вдруг отчетливо понимает: самая большая радость всех праздников в чём-то другом. Точнее, в Ком-то.

И все нехитрые, но такие важные радости в её жизни: лето, деревня, речка, друзья, костер, парное молоко, земляника, совместные с бабушкой секреты, сама бабушка, мама, папа, брат, всё и все вокруг – всё это тоже Он. А ведь примерно об этом своими поступками, своими поговорками бабушка каждый день рассказывает детям и внукам!

В двери поворачивается ключ, на пороге появляется сияющая бабушка. Она пришла после праздничной утренней службы в храме.

– Светуля, ты проснулась? С Праздником, милая!

Света крепко обнимает бабушку и очень серьезно отвечает:

– С Праздником, бабушка!

Солнце ярко освещает крыши новеньких пятиэтажек. Ночная прохлада уже сменилась дневной жарой. На подоконник первого этажа вспархивает воробей и удивлённо осматривается: что это за зелёное царство? И откуда такой необычный аромат?

Словно ему в ответ подошедшая к окну девочка глубоко вздыхает: «А как чудесно пахнет аир…» – и щедро сыпет птахе подсолнечных семечек.

Воробей радостно клюет угощение и рассуждает: «Не жизнь, а сплошной праздник!»