Эпическая традиция в русской литературе ХХ–ХХI веков
TextЛ. Н. Толстой и русская революция: взгляд большевистских публицистов
В.С. Тимощенкова /Москва/
Аннотация. В статье анализируются публицистические работы, которые к 80-летию Л.Н. Толстого написали два главных революционера ХХ века – В.И. Ленин и Л.Д. Троцкий. Взгляды на революцию у Л.Н. Толстого, В.И. Ленина и Л.Д. Троцкого различны. Толстой говорит о нравственном преобразовании общества, а Ленин и Троцкий – о социальном и социалистическом. Статьи Ленина и Троцкого не меньше раскрывают их самих, их понимание истории и общества, чем фигуру Толстого. При рассмотрении взглядов Л.Н. Толстого на революцию в данной статье анализируется третья часть романа «Воскресение», которая посвящена революционному движению. Современным последователем русского писателя является Махатма Ганди, представитель Индии, другой большой крестьянской страны. М. Ганди в своей философии и идеологии борьбы против английского колониализма применил учение Толстого о непротивлении злу насилием. Опыт Ганди – это своеобразный ответ Ленину и Троцкому.
Ключевые слова: Л.Н. Толстой, В.И. Ленин, Л.Д. Троцкий, Махатма Ганди, революция, толстовство, роман «Воскресение».
События русской революции 1905-1907 гг. и 1917 года до сих пор представляют собой актуальную тему для изучения, особенно в связи с юбилейной датой 100-летия Революции 1917 года. А.В. Луначарский утверждает, что не существует эпохи, которой не были бы присущи гениальные люди. В юбилейные даты нам показалось целесообразным вспомнить о личности Л.Н. Толстого, его взглядах на революцию, а также тот факт, что к изучению идеологии русского писателя обращались главные революционеры начала XX века В.И. Ленин и Л.Д. Троцкий, которые откликнулись на 80-летие Л.Н. Толстого публицистическими статьями.
В.И. Ленин в своей статье «Лев Толстой, как зеркало русской революции» указывает на противоречия в учении Л.Н. Толстого и его взглядах, из-за чего писатель, с точки зрения политика, не мог понять русской революции. Подобная позиция ставит под сомнение заглавие статьи. Парадокс заключается в том, по мнению В.И. Ленина, что взгляд Льва Толстого формировался в социально несправедливых условиях русской жизни последней трети XIX века. Вспомним, что послужило причинами революции 1905-1907 гг. Одна из важных причин – неразрешенный аграрный вопрос. Поэтому статья В.И. Ленина обращает внимание читателей на то, что Л.Н. Толстого необходимо рассматривать как отражение протеста патриархального мира против капитализма.
Противоречивость мышления действительно была свойственна писателю: Л.Н. Толстой часто отказывался от тех убеждений, которых придерживался раннее. Исследователями писателя был отмечен факт из его биографии: жизнь Л.Н. Толстого – есть последовательность отказов. Неизменным в его жизни оставались внутренний протест и борьба. Обусловлено это страхом русского писателя быть «связанным» какой-либо властью. Сохранились фрагменты из биографической рукописи писателя «Моя жизнь»: «Вот они: я связан; мне хочется выпростать руки, и я не могу этого сделать, и я кричу, плачу, и мне самому неприятен мой крик; но я не могу остановиться. <…> Им кажется, что это нужно (то есть чтобы я был связан), тогда как я знаю, что это не нужно <…> Мне хочется свободы, она никому не мешает, и я, кому сила нужна, я слаб, а они сильны…» [5, с.343]. Установить, к какому возрасту относится воспоминание, трудно, есть предположения, что писателю был один год во время пеленания. Уже тогда в писателе активно выражается чувство протеста и жажда свободы, что отразилось на всей его последующей жизни: отказ от военной службы (непринятие жесткого контроля и жестокости), собственных произведений, семьи и дома, собственного учения («Я Толстой, но не толстовец»). Отсюда следует противоречивость взглядов Толстого. С одной стороны, он не принимает революцию, с другой – говорит о ее неизбежности и двух путях развития: либо «братоубийственная бойня с позорной погибелью», либо «мирное осуществление вечного и справедливого требования всего народа и указания другим христианским народам пути» [2].
Понятие о революции и роли народа у В.И. Ленина и Л.Н. Толстого различно. Революция для Л.Н. Толстого – «есть всегда изменение отношения народа к власти» [2]. Писатель ставит перед собой вопрос: отжила или нет форма общественного устройства? Если же она отжила, то последний ее акт должен стать актом добра и правды, а не лжи и жестокости. Революция касается внешней стороны жизни общества, а изменения должны происходить во внутреннем мире человека. Поэтому Толстой призывает царей, министров, сенаторов и губернаторов забыть о своих чинах и вспомнить, что они, в первую очередь, простые люди. Они должны признать свой грех перед народом, тогда и народ пойдет навстречу. Но вместо этого люди, приходя к власти, развращаются, становятся жестокими и борются с народом насилием. Народ, думая, что насилие дозволено, отвечает тем же. Власть и революционеры схожи тем, что и одни и другие принуждают народ следовать именно их идеологии. А нужно ли это народу, просил ли он об этом? – задается вопросом русский писатель.
Л.Н. Толстой жалеет народ, так как он в самом тяжелом положении из-за выбора. В таком случае писатель советует русскому народу не придерживаться ни стороны власти, ни стороны революционеров. Народ, по его мнению, самая нравственная часть общества, так как именно благодаря его земледельческому труду существует современное ему общество. Власть, в свою очередь, отвлекает его от важного земледельческого труда, заставляя работать на заводах, делать ненужные вещи для их комфортной властной жизни.
В.И. Ленин видит в этих толстовских идеях «зеркало слабости, недостатков нашего крестьянского восстания, отражение мягкотелости патриархальной деревни и заскорузлой трусливости «хозяйственного мужичка» [1]. По мнению В.И. Ленина, народ, который бездействует, может лишь молить, плакать, мечтать и писать письма. В течение своей жизни крестьянин научился ненавидеть барина и чиновника, но не научился искать ответы на такие вопросы как: какой борьбой завоевать свободу? Таким образом, народ, следуя за Толстым, отрекается от политики, не интересуется ею и не хочет понимать. Это привело к тому, что, например, во время солдатского восстания в 1905-1906 гг. власть оказывалась в руках солдат, но они не могли, с точки зрения Ленина, решительно ею пользоваться. Убив ненавистного начальника и «освободив из-под ареста остальных, вступали в переговоры с властью и затем становились под расстрел, ложились под розги, впрягались снова в ярмо» [1].
Таким образом, мы видим, что Толстой говорит о нравственном преобразовании общества, а Ленин – о социальном, социалистическом, поэтому и возникает отчетливое непонимание. Стоит отметить, что Ленин пользуется образом Толстого, чтобы более выпукло представить свои взгляды.
Статья Л.Д. Троцкого о Л.Н. Толстом по осмыслению предмета отличается от статьи В.И. Ленина. Если в первой статье Л.Н. Толстой рассматривается как отражение народа в революции, то во второй – рассматривается не только отношение Л.Н. Толстого к революции, но и внутренний мир писателя, чтобы понять его мировоззрение. Л. Троцкий полагает, что Толстой «покрытый мхом скалистый обломок другого исторического мира…» [4]. То есть, наступила новая эпоха, которой присущ совсем иной тип личности, не такой, к какому принадлежит Л.Н. Толстой. Происходит разложение старого дворянства, распадается крестьянство, наступает хаос. Писатель раз и навсегда отвернулся от этого. По мнению публициста, философия Л.Н. Толстого предполагает отсутствие личной ответственности. «Религиозный миф русского народничества» [4] овладел и думой русской интеллигенции. Таким образом, Л.Троцкий говорит о том, что русский писатель представляет аристократически-консервативное крыло. Но вспомним, что сам Толстой выступал за народничество, стремился быть простым человеком из народа. Для Л. Троцкого писатель всегда оставался барином в душе. Приводя в пример роман «Воскресение», публицист указывает, что главный герой произведения – богатый и родовитый помещик, и что во всех произведениях Толстого на основной план выходят только две фигуры: помещик и мужик. На промежуточные типы героев (например, врач, француз-гувернер, купец и др.) писатель смотрит с усмешкой.
При рассмотрении взглядов Л.Н. Толстого на революцию интересно изучить роман «Воскресение», созданный в 1899 г., третья часть которого посвящена революционному движению. Роман «Воскресение», написанный в завершающий период творчества писателя, содержит в себе образы двух групп революционеров: народников и социал-демократов. Основная сюжетная линия построена вокруг образов Катюши Масловой и Нехлюдова, но затрагиваются важные вопросы, связанные с жизнью крестьян, а также отношения в капиталистическом обществе. В толстовском изображении суда мы видим равнодушие судей к рассмотренным делам, они спешат, думая о своем времени. В результате чего Катя Маслова приговаривается к заключению из-за упущения судей важного факта в пользу ее невиновности.
Проанализировав образы революционеров, мы можем сделать вывод, что в романе выражается личный взгляд Л.Н. Толстого на смысл революции: изменения должны в первую очередь произойти во внутреннем мире человека. Его революционеры – это те, кто духовно переродился. Марья Павловна стала революционеркой «потому, что с детства чувствовала отвращение к господской жизни, а любила жизнь простых людей, и ее всегда бранили за то, что она в девичьей, в кухне, в конюшне, а не в гостиной. <…> – Потом, когда я стала понимать, я увидала, что наша жизнь совсем дурная» [3, с.410]. Познакомившись с ней, Катя наблюдала, что где бы не оказалась Марья Павловна, она всегда думала о других, а не о себе. Второй человек, сильно повлиявший на Катюшу, это Симонсон: «Решив еще гимназистом, что нажитое его отцом, бывшим интендантским чиновником, нажито нечестно, он объявил отцу, что состояние это надо отдать народу» [3, с.412]. Стоит отметить, что в описании судеб Марьи Павловны и Симонсона заложены и жизненные принципы позднего Толстого: Марья Павловна не принимает плотскую любовь, смотря на нее «как на что-то непонятное и вместе с тем отвратительное и оскорбительное для человеческого достоинства» [3, с.411]; Симонсон был против войны, казни и убийств, «размножение людей есть только низшая функция человека, высшая же состоит в служении уже существующему живому» [3, с.412]. Также в романе упоминается мысль Толстого о том, что народ отвечает на насилие правительства насилием, потому что считает, что если вторые это используют, значит – «можно и нам»: «С ними поступали, как на войне, и они, естественно, употребляли те же самые средства, которые употребляли против них» [3, с.417]. Толстой называет революционеров «обыкновенными людьми» [3, с.417], которые не были и не злодеями, и не героями; среди них попадались и хорошие, и дурные.
Л.Н. Толстой изображает революционеров такими, каких он сам хотел бы видеть. После знакомства с ними Нехлюдов испытывает на себе их влияние, которое способствуют духовному преображению главного героя. Последняя глава романа завершается словами: «Ищите Царства Божия и правды его, а остальное приложится вам. А мы ищем остального и, очевидно, не находим его» [3, с.496]. В сущности, эти строки воплощают в себе всю жизненную философию Л.Н. Толстого. В романе герои-революционеры рассматриваются именно с точки зрения их души и духовных стремлений, мы видим их духовную революцию, к которой призывал русский писатель.
Для Л. Троцкого, человека нового поколения и революционера, старая Россия представляется жалкой и лишенной «красивого сословного прошлого» [4]. Он оценил, как Толстому удалось в романе-эпопее «Война и Мир» перевоплотить старую Россию. Работая над произведением, писатель возвращается в прошлое, к которому стремился, в котором находил «красивый тип» [4].
Троцкий подчеркивает, что Толстой не хотел видеть борьбы двух миров: буржуазного и социалистического, от исхода которой зависела судьба общества. Для писателя было важным сохранить общинно-земледельческий строй от разрушения, а не бороться с капитализмом за коммунизм. Также, как и в статье В.И. Ленина, мы вновь видим, что, по мнению социалистов, Толстой не интересовался историей и политикой, а концентрировался только на своих догмах, которые абстрактны, а значит подходят к любому времени.
Зарождающийся новый капиталистический мир видит спасение общества в движении вперед, Толстой, оказывается, напротив – в пути назад. В этот период, когда писатель осознает, что разрушается тот мир, который он не хотел терять, что он превращается в осколки и «разумное превращается в бессмысленницу», наступает тяжелый душевный кризис. Душевный кризис писателя Л. Троцкий рассматривает с двух точек зрения. С одной стороны, Толстой вернулся к тому, с чего начинал: тема земледельческого труда возникает еще в романе-эпопее «Война и Мир», сближение с народом отражается в образе Кутузова, «непротивление злу насилием» в философии Каратаева. С этой точки зрения, кризиса быть не должно. Поэтому Л. Троцкий отмечает, что причина кризиса имеет более сложный характер. Внутренний художник Толстого призывает на помощь философа-«моралиста» и начинает самоанализ. Троцкий отрицает духовную эволюцию Толстого, применяет историко-социальные характеристики для определения мировоззрения Толстого, игнорируя религиозную составляющую.
Конечно, для большевистских публицистов философия Л.Н. Толстого является плоской и наполнена противоречиями. Толстой советует не придерживаться идеологии ни власти, ни революционеров. Однако писатель тоже желает склонить народ к своей идее. В тоже время он отказывается от «Съезда Толстовцев» в 1892 г., считая его грехом.
Статьи Ленина и Троцкого в гораздо большей степени раскрывают их понимание истории и общества, чем фигуру Толстого. Они все сводят к социальным условиям и происхождению, хотя сам феномен Толстого им очень интересен в силу популярности писателя и провокационности «толстовства». Ведь толстовская община – почти социалистическая, но для них он – чужой, потому писатель говорит про дух и Бога, а не про классовую борьбу.
В контексте темы столетия русской революции 1917 года нельзя не упомянуть о современном индийском последователе русского писателя Махатма Ганди, представителя Индии, другой большой крестьянской страны. Именно он в своей философии и идеологии борьбы против английского колониализма применил учение Толстого о непротивлении злу насилием. Будучи религиозным деятелем в Индии, М. Ганди для борьбы с англичанами применил принцип неучастия – неучастия индийцев в деятельности англичан. Он провозгласил: не работать в английских компаниях, не покупать английские товары. И эта тактика дала свой результат: в конце концов, англичане были вынуждены покинуть Индию. А Махатма Ганди возглавил страну, которая провозгласила независимость. Таким образом, мы не можем не отметить действенность философии Л.Н. Толстого.
Опыт Ганди – это своеобразный ответ Ленину и Троцкому. В России философия Толстого воплотилась скорее в толстовской литературной традиции, в нравственной и эстетической сфере, а не как в Индии – в сфере политики.
Литература
1. Ленин В.И. Лев Толстой, как зеркало русской революции. Пролетарий № 35, 1908 г. [Электронный ресурс] URL: http:// revolucia.ru/lenin_lev_tolstoy_kak_zerkalo.html (дата обращения: 16.11.2017).
2. Толстой Лев. О революции, о русском народе, Марксе и революционерах. Электронный ресурс] URL: http://www.sd-inform.org/ upload/books/Literatura/Tolstoj%20Lev/Tolstoj%20O%20revolucii. pdf (дата обращения: 25.11.2017).
3. Толстой Л.Н. Собрание сочинений в двадцати томах. Том тринадцатый. Воскресение. Москва: “Художественная литература”, 1964. С. 410, 411, 412, 417, 496.
4. Троцкий Л. Лев Толстой. Neue Zeit, 1908 г. [Электронный ресурс] URL: http://www.magister.msk.ru/library/trotsky/trotl480.htm (дата обращения: 16.11.2017).
5. Янко Лаврин. Лев Толстой. Сам свидетельствующий о себе и о своей жизни. Урал: LTD, 1999.
L. N. Tolstoy and the Russian revolution: a view of Bolshevik publicists
Abstract. The article analyses the publicistic articles written by two main revolutionaries of XX century V. I. Lenin and L. D. Trotsky which were devoted to the 80th anniversary of L. N. Tolstoy. Tolstoy’s, Lenin’s and Trotsky’s views on the revolution are different. Tolstoy considers moral transformation of the society, while Lenin and Trotsky see social and socialist transformation of the society. Articles by Lenin and Trotsky reveal more themselves, their understanding of the history and the society, than the personality of Tolstoy. When considering the views of Tolstoy on the revolution this article examines the third part of the novel “Resurrection”, which is dedicated to the revolutionary movement. The follower of Tolstoy is Mahatma Gandhi, who represents India, another large peasant country. Gandhi’s ideology is based on Tolstoy’s doctrine of non- violent resistance. Gandhi’s experience is a kind of answer to Lenin and Trotsky.
Key words: L. N. Tolstoy, Vladimir Lenin, Leon Trotsky, Mahatma Gandhi, revolution, the doctrine of Leo Tolstoy’s novel “Resurrection.”
Информация об авторе: Тимощенкова Валерия Сергеевна, студент МПГУ.
Information about the author: Timoshchenkova Valeriya Sergeevna, student, Moscow Pedagogical State University.
Эстетические взгляды П. Лагерквиста в философско-мифологическом романе «Варавва»
Н.Д. Милентий /Тирасполь, Приднестровье/
Аннотация. В статье представлены эстетические взгляды Нобелевского лауреата по литературе Пера Лагерквиста на природу зла в романе «Варавва». Преобразуя форму исторического повествования в жанр романа-мифа, Лагерквист художественно трансформирует сюжеты на христианские тематики.
Ключевые слова: философско-мифологический роман, роман-миф, религиозные искания, поиск веры, борьба света и тьмы, двадцатый век, художественное творчество, трансформация сюжета.
В начале двадцатого века опустевший враждебный мир сменил простую и ясную жизнь жителей Европы, оказавшихся, по словам О. Мандельштама, «выброшенными из своих биографий». Размышляя над причинами раскола между своим и предыдущим поколением, над вопросами поиска веры, Бога, европейские писатели в то же время поднимают проблему странной природы зла, которая зачастую скрывает «целительную силу», возвышается над миром с такой же очевидностью, как и святость, и так же несет на себе печать избранничества.
В романе шведского писателя Пера Лагерквиста «Варавва» причудливо сочетаются глубокая многозначность и внешняя лаконичность. Недосказанность и иносказательность произведения помогают писателю проникнуть в сложнейшие вопросы бытия, сущностные проблемы борьбы света и тьмы, жизни и смерти. Для Лагерквиста художественное творчество выступает инструментом поиска абсолютного обоснования истины о мире и бытии. Автор облекает эту истину в религиозные одежды, а написание книги, «диалог с самим собой», по его собственному выражению, становится актом художественного творчества. Особенность религиозных исканий Лагерквиста заключается в обращении писателя к противоречивым идеям, в выборе между верой и неверием, безысходным отчаянием и приятием бытия. В 1958 году эту особенность подметил шведский писатель Гуннар Брандель: «…творчество (Лагерквиста) по преимуществу мрачное, его темперамент – дикий, с трудом сдерживаемый требованиями литературной формы; если он воспевает добро – значит, он знает больше нас и о его противоположности, о разрушительной силе, которая часто овладевает человеком. Он уважает веру, но не верит. И все же нигилизм никогда не становится его последним словом; парадоксальным образом рожденные в мучениях произведения придают силу тому, кто ищет смысл».
Действие романа «Варавва» («Barabbas», 1950), разворачивается в условной истории человечества, в вечности нашего мира, при этом герои остаются в сжатом пространстве. Преобразуя форму исторического повествования в жанр романа-мифа, Лагерквист художественно трансформирует сюжеты на христианские тематики. Автор создает судьбу персонажа, который в Новом Завете является второстепенным. Это Варавва – разбойник, спасенный от казни по воле случая вместо Христа. Жертва Иисуса вечна, Голгофа, по которой он прошел один раз, становится символом борьбы. Но также вечны и символичны насилие, зло и смерть. Благодаря сложной символике романа, читатель не получает прямых ответов ни на один из вопросов о человеке и человеческой судьбе, о Боге, поднимаемых Лагерквистом. Наоборот, у читателя появляются уже собственные вопросы и противоположные толкования. Для одних Варавва – обычный человек, чудом избежавший смерти, судьба которого невероятным образом переплелась с судьбами первых христиан и Иисуса Христа. Для других же образ Вараввы – это разрушительные силы внутри человека, это символ смерти и отрицание любви.
Но повлияла ли на Варавву смерть Иисуса, ставшая спасением от смерти самого разбойника? Этот вопрос без ответа определяет отправную точку всего повествования, которое охватывает период времени от распятия Христа до распятия Вараввы.
Из Нового Завета известно только имя Вараввы, сведения о нем практически не сохранились. В Писании отмечается, что разбойник Варавва был посажен в темницу с сообщниками, «которые во время мятежа сделали убийство» [Марк, 15,7]. Разбойник должен был принять смерть в тот же день, что и Иисус Христос. Но так как день казни совпал с Пасхой, то народ, по существовавшей в Древней Иудее традиции, мог даровать жизнь только одному из осужденных на мучительную смерть. Люди, подстрекаемые старейшинами, даровали жизнь Варавве. Пилат, «желая сделать угодное народу, отпустил им Варавву, и Иисуса, бив, предал на распятие» [Марк,15,15]. Больше в Евангелии имя Вараввы не упоминается.
Индивидуальные черты героя созданы уже самим Лагерквистом. Варавва – «это образец искусства поэтической реконструкции мифа, в котором воссоздан живой образ мира» [6,с 248-252]. Варавва – это человек с пробуждающимся сознанием, который обречен на вечные муки в поисках веры и истины. Варавва, ненавидевший «смерть и все, что с ней связано», постоянно обнаруживает непроницаемость духовных пространств, невозможность оказаться по ту сторону стены. Присутствуя при распятии Христа, герой созерцает тьму, но остается вдали от пещеры воскресения. Его ждет пустыня, соотносимая с царством мертвых. Он раздумывает о безусловном характере смерти. Варавве – повсюду темно : «Нет никакого света! Нигде, нигде! Только тьма ледяная кругом, и он один в этой тьме, и более тут никого, ни души, никого, только мертвые!». Свет могла вернуть молитва, но молиться Варавва не мог – некому было.
В «бунтующем человеке» Варавве бунтарство порождено осознанием того, насколько бессмыслен и несправедлив удел человечества. «Бунтующий» Варавва преображается, он начинает действовать. По словам А. Камю, «действие уже завтра может означать убийство, поскольку бунт не знает, законно оно или незаконно».
Лагерквист утверждает простую истину – жизнь есть добро. Но жизнь – это вечная борьба добра со злом. Отсюда писатель ставит вопрос: если Бог такой бесконечно могучий и добрый, то почему же в мире властвуют зло и смерть? Лагерквист предельно заостряет неразрешимый, извечный вопрос и художественно осмысливает его.
Однозначно утверждать, на чьей стороне автор, трудно: на стороне Вараввы, искавшим и так и не нашедшим христианской любви и Христа? Или Лагерквист, возможно, с теми «участниками ненасильственного сопротивления», кто принимает страдание без возмездия, веруя, что в их борьбе за справедливость космос на их стороне. Как тут не вспомнить замечание Вс. Гаршина, сделанное им еще на рубеже веков о библейском персонаже: «Варавва призван не столько дать решение, сколько поставить вопрос – такой, чтобы он не давал людям покоя». В одном из заключительных эпизодов старик, узнав Варавву-разбойника, отвечает своим разъяренным ученикам: «Мы полны изъянов и пороков, и не наша заслуга, если Господь милует нас. Мы не вправе судить человека за то, что у него нету Бога».
Вера и безверие – эта проблема одна из основных в романе. Образ Вараввы – олицетворение всех противоречий, которые свойственны не только конкретному человеку, но и всему человечеству, противоречия, которые являются основой жизни. Человеческий путь, не сумевший принять Божью благодать – это и есть путь Вараввы от креста и до креста.
Финал романа трагический. Варавва участвует в сожжении Рима, пытаясь таким образом найти Бога. Его поймали и приговорили к распятию. Развязка – в последних словах главного героя: «Только один Варавва висел еще живой. Когда он почувствовал, что пришла смерть, которая всегда так страшила его, он сказал во тьму, словно бы к ней он обращался: «Тебе предаю я душу свою. И он испустил дух» [28,126].
О жизненном кредо Лагерквиста, воплощенном в определенной степени в образе Вараввы, можно прочитать в дневнике писателя: «Подвергай все сомнениям. И тогда научишься верить во все» [6,с249]. А шведский поэт Эрик Линдегрен проводит параллель между Вараввой, который невозмутимо смотрел на муки распятого Иисуса, и нейтралитетом Швеции в период Второй мировой войны. Не только Христос, но и Варавва несет свой крест, и у каждого из них – своя Голгофа.
В судьбе Вараввы, бунтаря и разбойника, Лагерквист видит судьбу и трагическое будущее современного ему поколения. Историческая память настолько слаба, что реальные когда-то события современниками воспринимаются как миф, человека все труднее убедить в действительности трагических событий далекого и совсем недавнего прошлого. Наверное, поэтому весь двадцатый век пронизывает желание верить в божественное, преобразить смерть в бессмертие, и в то же время осознание обреченности на поражение в недостижимости вечной гармонии с миром.
Литература
1. Брауде Л. П. Лагерквист и его трилогия // П. Ф. Лагерквист. Смерть Агасфера; Пилигрим в море; Святая земля. СПб.: Азбука, 1999. С. 249–258.
2. Зверев А. Пилигрим в море // Новый мир. 1998. № 5. С. 248–252.
3. Лагерквист П. Избранное: сборник. М.: Прогресс, 1981. Попов М. Огненный знак, или След пропащей души: роман-притча // М. Попов. Мужские сны на берегу океана: книга прозы. Архангельск, 1997.
4. Лагерквист П. Наброски // Писатели Скандинавии о литературе. М.: Радуга, 1982. С. 330–338.
5. Мелетинский Е. М. Поэтика мифа. М.: Языки славянских культур, 1995.
6. Неустроев В. П. Литература Скандинавских стран (1870–1970): учеб. пособие для филол. фак. ун-тов. М.: Высш. школа, 1980.
7. Храповицкая Г.Н. Лагерквист // Зарубежные писатели: биобиблиографический словарь: В 2 ч. Ч. 1. М.: Просвещение, 1997. С. 412–415.
8. Фрай Н. Критическим путем. Великий код: Библия и литература // Вопросы литературы. 1991. № 9/10. С. 159–187.
P. Lagerkvist’s aesthetic views in the philosophical and mythological novel “Barabbas”
Abstract. The following article presents aesthetic views of the Nobel laureate in literature Per Lagerkvist on the nature of evil in the novel “Barabbas”. Transforming the form of historical narrative into the genre of mythic fiction, Lagerkvist artistically transforms plots into Christian themes.
Keywords: philosophical-mythological novel, mythic fiction, religious quest, search for faith, the struggle of light and darkness, the twentieth century, artistic creation, plot transformation.
Информация об авторе: Милентий Надежда Дмитриевна, кандидат педагогических наук, доцент кафедры русской и зарубежной литературы, Приднестровский государственный университет им. Т. Г Шевченко, Приднестровье.
Information about the author: Milentii Nadezhda D., candidate of pedagogic scienses, docent of Department of Literature, Faculty of Philology, Pridnestrovian State University T.G. Shevchenko, Tiraspol, Pridnestrovian Moldavian Republic.