Нечего делать – слово дано, поздно назад пятиться – разбудила Яга Ивана-царевича. «Твое счастье, – говорит, – выбирай себе конька, какой полюбится». А Иван-царевич с радости и забыл наказ Змея-зятя; выбрал самого показного жеребеночка – на того заморышка, что сзади табуна плелся, и не поглядел…
Сел он на своего добра коня, – под ним конь бежит, земля дрожит, из-под копыт по сенной копне летит, из ушей дым столбом валит, из ноздрей пламя пышет… Не успела бы стриженая девка косы заплести – уж он подъехал ко дворцу Кощееву, ухватил свою ненаглядную Марью Моревну и помчался с ней, как стрела из лука.
Только что они отъехали, Кощей домой ворочается – под ним конь спотыкается… «Что ты, волчья сыть, травяной мешок, спотыкаешься? Иль беду чуешь?» – «Иван-царевич опять приезжал, Марью Моревну увез». – «А сможешь догнать?» «Надо бы догнать: под ним мой младший брат; кабы взял он у Бабы-Яги заморышка, что сзади табуна плелся, – не догнать бы его и ветру буйному», – отвечает Кощеев конь.
Тут бил Кощей коня по крутым бедрам, рассекал кожу дочерна-мяса, разбивал мясо до белых костей. Под ним конь возъяряется, от сырой земли подымается, несет седока выше леса стоячего, чуть пониже облака ходячего…
Уж доскакал Иван-царевич до края проклятой земли, уж его конь передними ногами на святорусскую землю стал – догнал их Кощей, убил Ивана-царевича, разрубил его тело на мелкие куски, а Марью Моревну назад к себе увез.
В те поры потускнело серебро у зятей Ивана-царевича; потускнело серебро, почернело, заржавело. Съехались они вместе у Змея-царя: «Ох, беда с Иваном-царевичем приключилася; надо ехать скорей – не поможем ли».
У границы Кощеева царства наехали они на мертвое тело; лежит оно, на куски разрубленное, а рядом богатырский конь ходит. Признали зятья в том мертвом теле Ивана-царевича; сейчас обернулся добрый молодец птичий царь ясным соколом, взвился высоко-высоко, ударил сверху и зашиб вороненка. Говорит ему Черный Ворон: «За что, царь, моего сына погубил?» – «Не за что, а затем, чтоб слетал ты, Ворон, и добыл мне живой и мертвой воды». Черный Ворон полетел и принес под обоими крыльями по пузырьку с водой мертвой и живою. Сбрызнули зятья вороненка – он ожил и улетел; сбрызнули куски тела мертвой водой – они срослись, сбрызнули живой водой – ожил Иван-царевич, поднялся. «Ох, – говорит, – как я долго спал!» «И спать бы тебе до конца веку, кабы не мы!» – отвечает ему Змей-царь. Одумался Иван-царевич, вспомнил, что с ним приключилося и заплакал: «Зачем, – говорит, – вы меня оживили! Все равно мне не жить без Марьи Моревны. Поеду сейчас опять за ней в Кощееву берлогу».
Как ни отговаривали зятья Ивана-царевича – не могли отговорить. «Что с тобой делать, – говорит Змейцарь, – поезжай на свою погибель. Только хоть попытайся спастись: попроси твою жену, Марью Моревну, чтоб она доведалась у Кощея: где его смерть запрятана. Может, удастся его смерть отыскать – и мы тебе поможем».
Приехал Иван-царевич в третий раз к Кощееву дому – Марья Моревна и глазам своим не верит, и обрадовалась и испугалась. Ей Иван-царевич все рассказал: как зятья его оживили, чему научили. «Хорошо, – говорит она, – надо последнюю надежду попытать». И спрятала Ивана-царевича в отдаленной комнате.
Вечером приехал Кощей с добычи – Марья Моревна его не по-прежнему, весело встретила, стала к нему ласкаться, а потом спрашивает: «Отчего это тебя, Кощеюшка, Бессмертным зовут?» «А оттого, что никому не узнать, где моя смерть спрятана». – «Неужели и я этого знать не могу?» – «Зачем тебе?» – «Я бы оберегала-стерегла; чтоб кто до твоей смерти не добрался, мой Кощеюшка, чтоб мне, сироте, без тебя одинокой не остаться». «Ишь ты, – говорит Кощей, – ну, ладно, уж тебе я скажу: моя смерть в рогах того козла спрятана, что у нас на конюшне».
Приезжает Кощей с добычи на другой вечер, глядь – по горнице конюшенный козел ходит и у него рога вызолочены, как жар горят. «Это что такое?» – спрашивает Кощей у Марьи Моревны. А она ему: «Я нарочно козла теперь около себя держу и рога ему вызолотила, чтоб всегда твою смерть беречь». «Эка, правду говорят: у бабы волос долог да ум короток! Гони козла назад в конюшню: моя смерть – в том венике, что под печью валяется».
Смотрит Кощей на другой вечер – а веник, уж весь золотом и дорогими камнями убранный, лежит на столе, в серебряной миске. Давай Кощей смеяться: «Эка, бабы! Что им ни скажи, всему верят. Может ли это быть, чтобы моя смерть была в венике запрятана. Ну, слушай, Марья Моревна, за твою ко мне любовь я, так и быть, уж скажу тебе: далеко-далеко отсюда, на море, на Океане, есть остров Буян; на том острове растет дуб; под тем дубом железный сундук зарыт, в том сундуке, за двенадцатью замками булатными, заперт заяц, в зайце утка, в утке яйцо, а в том яйце огонь теплится. Если это яйцо добыть, разбить и огонь потушить – тогда мне и смерть придет. Да где туда человеку добраться!»
Наутро, только Кощей уехал за добычей, Марья Моревна выпустила Ивана-царевича и рассказала ему, где Кощееву смерть искать. Выбрался Иван-царевич из проклятого царства, доехал до Змея-зятя. «Ну, – говорит змеиный царь, – надо последнее средство испытать. Созову я других твоих зятьев, доберемся до острова Буяна, попробуем Кощееву смерть добыть».
Долго ли, коротко ли – время идет да идет, а Иван-царевич по морю-Океану плывет вместе с зятьями. Немало довелось им беды избыть – а добрались они все-таки до острова Буяна.
Посреди того острова стоит дуб, старый, кряжистый, пяти человекам дуба не обхватить, а царь Медведь только качнул его – и вывернул с корнями. Стала на месте дуба глубокая яма, а в той яме виден крепкий хилезный сундук, двенадцатью обручами железными окованный, двенадцатью замками булатными запертый; не разбить его ни топорами, ни ломами, а царь Медведь только дернул за крышку – она так и отскочила. Вырвался из того сундука серый заяц, заложил уши и пустился бежать неведомо куда. Где его поймать! А Ясный Сокол – птичий царь взвился кверху, нагнал, ударил зайца и принес его к Ивану-царевичу. Иван-царевич разрезал зайца, вдруг выпорхнула из-зайца утка, закрякала, полетела – а за ней Ясный Сокол – птичий царь. Летит утка над синим морем, а над нею Ясный Сокол вьется, изловчается, как бы лучше ее сверху ударить. Вдруг – сложил крылья, камнем на утку кинулся и закогтил ее. Только было захватил Ясный Сокол утку когтями, чтоб нести ее Ивану-царевичу, вдруг уронила утка яйцо, упало оно в синее море и пошло, как ключ, ко дну. А царь Змей то заприметил, вмиг обернулся щукой, рыбой зубастою, нырнул в море – и вынес яйцо Ивану-царевичу.