Восьмиконечная

– Господи, это ужасно. Я ужасная женщина, – возражаю я в своём сердце, пытаясь сопротивляться желаниям.

– Ты неудовлетворённая женщина, – шепчет демоница, ее длинные чёрные когти щекочут мою шею.

Он прерывает поцелуй и заглядывает в мои глаза. Я читаю в его взгляде вопрос, на который должна сейчас ответить. Ответить сама себе. Хочу ли я этого? Сделаю ли я это, если все равно никто никогда не узнаёт об этом?

Где мой внутренний ангел, когда он так нужен?!

Я молчаливо отвечаю, он понимает меня, берет за руку и ведёт куда-то в закрытые вип-комнаты.

– Ты просто хочешь быть желанной, – не перестаёт демоница. – Просто ощути себя женщиной, которую хотят. Женщиной, из-за которой трепещет сердце. Женщиной, которая снится во снах. Которую хочется впитывать часами, а не пять минут.

Больной укол в сердце. Я сомневалась, но теперь нет. Я так устала быть объектом быстрых супружеских утех. Я просто хочу чувствовать себя богиней, а не использованной женой.

И мы уже в вип-кабине, мы вдвоём. Музыка здесь такая же громкая, свет приглушен. Он все ещё смотрит в мои глаза, ожидая окончательного ответа. Я больше не сомневаюсь. Мы сливаемся в поцелуе, забывая обо всем. Он ласкает меня через тонкую ткань трусиков под платьем, и я чувствую его твёрдое желание в брюках.

Ангела нет.

Его не существует больше внутри меня. Мой ангел давно уже мёртв. Распят разочарованием и неудовлетворённостью моей жизни.

Моя демоница наслаждается зрелищем и уходит прочь, не дожидаясь окончания нашей страстной ночи в клубе. Но она все равно будет в курсе всех дел.

Потому что она – это я.

Водитель, кажется, в третий раз окликнул меня, когда мы приехали к месту. Извиняясь и поблагодарив его, я расплачиваюсь наличкой и со стреляющей болью в ногах ковыляю к главному входу офиса. Не решаюсь включить телефон, чтобы не пришлось объяснять мужу, куда я неожиданно пропала. Моя машина на удивление все еще стоит там, где я ее оставила, хотя припаркована в неположенном месте. Делаю глубокий вдох и выдох перед входом в здание, чтобы окончательно прийти в себя, натягиваю дежурную улыбку для Стэна и захожу внутрь.

– Милая! – восклицает охранник, – я слышал, ты приболела, с тобой все хорошо?

Отцовская забота Стэна тепло греет душу и мои неудовлетворенные желания остаются где-то на заднем плане.

– Здравствуй, Стэн! Со мной все чудно, немного поранила ноги, потому что я слишком неуклюжая женщина, – посмеиваюсь я, указывая на перебинтованные ступни в сандалиях.

– О боги, Элизабет, что случилось? – его глаза округляются.

– Просто поссорилась с тарелкой, – лепечу беззаботно. Кажется, я уже и сама верю в эту историю.

– Ох, Лизи, тебе нужно быть осторожнее! У тебя такая нервная и опасная работа, будь в безопасности хотя бы дома.

– Спасибо, – я улыбаюсь и прислоняюсь лбом к плечу Стэна в знак благодарности и его переживаний. Так приятно осознавать, что рядом находятся такие искренне добрые и бескорыстные люди. – Обещаю.

Лифт относит меня на третий этаж, на котором находится кабинет Джереми.

Пожалуйста, Джер, только давай без лишних вопросов. Я слишком устала, чтобы выдумывать новые басни и уже запуталась в старых.

Босс говорит по телефону, стоя лицом к окну, я вхожу в кабинет и стучу в дверь, чтобы обозначить свое присутствие.

– Маргарет, мне нужно бежать, я перезвоню, дорогая, – он отключается от звонка и быстрыми шагами подлетает ко мне. – Элизабет, я надеялся не увидеть тебя еще минимум до конца недели! Что ты здесь делаешь? Нейтон сказал, что у тебя такие сильные порезы, что ты с трудом можешь ходить!

Его взгляд упал на мои ноги, и он неосознанно покачал головой.

– Нейтон сказал правду, ходьба не доставляет мне большого удовольствия, но сидеть дома я тоже больше не могу, Джер. С ума так сойду. Есть какие-то новости по Хаосу?

Он молчаливо и с некоторым укором смотрит на меня, а затем печально вздыхает, капитулируя, – Сэм вышел на след возможного перевозчика, который с некоторой вероятностью мог переправлять артефакты. Источники доложили детективу, что этот парень несколько раз светился в Портленде за последние несколько месяцев, он уже работает над этой версией.

– Ясно, я свяжусь с Сэмом из своего кабинета, узнаю подробности. Спасибо, Джер.

– Все в порядке?

– Ты же знаешь, – улыбаюсь я и удаляюсь прочь в свой кабинет.

Попытки все-таки включить сотовый не увенчались успехом, разряженная батарея передавала мне огромный привет. Кажется, было плохой идеей отключить его. Возможно, Сэм пытался связаться со мной, чтобы обсудить что-то по делу. С другой стороны, всего ночь и полдня – небольшой срок, который мне был необходим для отдыха от звонков и сообщений.

Отыскав в глубине ящика зарядное устройство, подключаю мобильный к сети и оставляю на столе, ожидая включения. Тем временем звоню детективу с телефона офиса в кабинете.

– Хэй, Лизи, привет, как ты? – слышится голос друга на том конце.

– Только ты не спрашивай как у меня дела и все ли у меня в порядке, – иронизирую я, – все считают своим долгом спросить меня об этом.

– Пупсик, я не спросил все ли у тебя в порядке, я спросил, готова ли ты бежать ловить говнюков Портленда своими неуклюжими ножищами.

Я заливаюсь громким смехом, а потом представляю, как неуклюже бегу за безымянным преступником и смеюсь еще сильнее. – Спасибо, это то, что мне было нужно.

– Что мне твои спасибо. А вот свежие пончики, которые ты мне должна еще с прошлой недели, были бы очень кстати, – я слышу, как улыбается Сэм, даже не видя его лица.

– Обещаю Сэми, как только заживут мои неуклюжие ноги, я ввалюсь в твой участок с коробкой самых вкусных пончиков, – заверяю его я, хихикая.

– Заметано. Полагаю, ты по делу звонишь?

– Именно. Расскажешь, что там за перевозчик? Джер в двух словах обрисовал ситуацию.

– Да, парень, в общем-то, известный в узких кругах, он прославлен под псевдонимом – Воробей. Наемник, перевозит дорогие безделушки по миру за круглые суммы. Полиция пыталась доказать его причастность к кражам некоторых экспонатов, но он всегда выходит чистым из воды. На него даже не получается выйти, есть пара отпечатков, но ничего больше. Ни имени, ни данных. Даже лица не знаем.

Сэм описывал мне нюансы дел, в которых был замешан Воробей, и я все глубже погружалась в представление об этом человеке, когда вибрация телефона оповестила меня сначала о его работе, а затем о входящем сообщении. Первом, втором, третьем сообщении. Телефон разрывался в беззвучном режиме, и я уже почти не слышала слов, хотелось взять телефон и изучить его содержимое.

Рукой я дотянулась до гаджета. Пропущенный звонок от Сэма сегодня утром. Сообщение от мамы. Сердце пропустило удар, когда на экране высветилось три непрочитанных сообщения уже со знакомого номера. Сэм все еще что-то рассказывал мне по телефону, но я уже не слышала его слов, шум в ушах заглушал его голос. Пальцы задрожали в желании прочесть сообщения, но замерли, предчувствуя снова поток надвигающегося негатива. Любопытство одержало верх.

М: «Что? Ненормальная. Ты ополоумела совсем? В себе ты, если пишешь мне такое?»

М: «Какого черта сообщение не доходит??? Если думаешь, что отключив телефон, сможешь избавиться от меня – ты глубоко заблуждаешься!»

М: «Тебе конец, Тейлор»

Буря волнения охватывает мою душу. Возможно, не стоило злить Валлеса. Но с другой стороны, пусть катится к черту. Я не обязана сидеть ожидать каждого его сообщения как собачонка. Кто он такой, что будет мне указывать, когда я могу отключать телефон, а когда нет. От возмущения я хмыкнула.

– Что?

Совсем забыла, что говорю с Сэмом. Я быстро вернулась в действительность.

– Нет, нет, ничего, горло першит.

– М. Ну вот собственно и поэтому мы пока не можем его отыскать. Хотя даже если отыщем, вряд ли он нам что-то расскажет. Но стоит попробовать, – подытожил детектив.

Какая прелесть. Я пропустила мимо ушей почти весь разговор, и ни черта не знаю, о чем он говорит.

– Думаю, ты прав, нужно хвататься за любую возможность, – кидаю дежурную фразу.

– Именно. Лизи, мне пора бежать, скорее поправляйся и тащи уже мне свои пончики.

– Слушаюсь и повинуюсь, мистер детектив.

Я откинулась на спинку кожаного кресла и закрыла глаза. Тишину кабинета прервал звонок. Нейтон уже проснулся и потерял меня, а мне совсем не хотелось общения. Но поступить с ним так – это слишком жестоко и незаслуженно, он не виноват, что я постоянно на грани похотливых истерик.

– Малышка, ты где?

– Я в офисе, приехала, чтобы забрать вещи и машину. Поработаю немного, здесь выяснилась пара новых нюансов по делу.

– Я проснулся, а тебя нет. Как твои ноги? Я так хочу обнимашек, а ты взяла и уехала, – не нужно видеть его, чтобы понять, что Нейт актерски надул губы в притворной обиде. Снова его дурацкий детский обидчивый тон. Больше всего раздражает, когда он искажает слова, говоря, будто детским голосом. Миллион раз я говорила ему, что это бесит. Это не сексуально, это не вызывает желания, не разжигает возбуждение. Ощущение, что я замужем за школьником.

– Я еще поработаю немного в офисе и скоро приеду.

– Малышка, я скоро снова умчусь на работу, возвращайся. Давай поваляемся, пошалим…

– Нейт, – я с трудом сдерживаюсь, чтобы не закричать на него. Мной завладевает раздражение, мысленно считаю до трех, – я думала, мы сегодня утром продолжим после нашего быстрого окончания, но ты уснул.

Я просто констатирую факт. Понятия не имею, к чему я это сказала, но видимо сейчас из меня польется какое-то неконтролируемое дерьмо. Нужно прекращать разговор.

– Малышка, прости, я так устал на работе, просто вымотался абсолютно. Я был совсем не готов. И ты еще такая сексуальная, я не смог себя сдержать. Приезжай домой, мы продолжим то, что начали.

Нейт пытается изобразить похотливый возбужденный голос, но выходит так, будто школьник средней школы пересказывает свои желания друзьям после просмотра порно.

– Прости, не могу сейчас, давай позже. Все, мне нужно бежать, пока-пока.

Я делаю максимально любезный и сочувствующий голос и отключаюсь. Нет, конечно, я бы с превеликим удовольствием вернулась домой, чтобы до следующего утра нежиться в спальне и ловить оргазмы. Но только не с мужем. Нейтона я не хочу, я слишком хорошо его знаю.

Я не сразу поняла, как сильно ноют мои ноги, поэтому доковыляв до маленького диванчика, увалилась на нем в позе эмбриона, ощутив на себе груз моральной усталости.

Я захожу в какой-то клуб или бар, не знаю, что это. Мимо проходят незнакомые люди, суетится персонал. Я знаю, что мне нужно найти определённую комнату, я узнаю ее по массивной серой двери, украшенной золотистой резьбой. Так было сказано в записке, которую я получила сегодня на работе. Я останавливаю мальчишку, похожего на официанта и он указывает мне путь к месту назначения. В комнате стоит огромнейшая кровать с балдахинами. Большое покрывало, расшитое красными шелковыми и золотыми нитями, наполовину спадает с постели. Повсюду разбросаны декоративные напольные подушки, словно здесь проходило восточное пиршество. В центре комнаты лежит огромный персидский дорогой ковер.

Откуда я знаю, что он персидский?!

Я пытаюсь понять, что я здесь делаю, когда чьи-то мужские руки слегка обхватывают меня сзади, и я чувствую горячую вздымающуюся грудь за спиной. Прерывистое жаркое дыхание устремляется к моей шее, и я в сладком предвкушении прикрываю глаза, теплая волна возбуждения окутывает мое тело. Незнакомец продолжает исследовать мое тело – его пальцы расстёгивают пуговицы на моей блузке, преодолевая их одну за другой, и вот уже моя грудь, спрятанная в кружевной бюстгальтер, оказывается наружи, а блузка лежит у ног. Он стоит сзади и аккуратно одной рукой наматывает мои длинные волосы, собранные в хвост, на свой кулак, другой рукой стягивает вниз на живот мой лифчик и начинает ласкать мою грудь. Я чувствую легкое головокружение и сладкую влагу между ног, колени слегка подгибаются в предвкушении чего-то большего. Я завожу свою руку за спину и нахожу пальцами его твердую плоть, упирающуюся в ткань брюк, мягко поглаживаю, и чувствую, как он слегка дернулся мне навстречу всем телом. Он резко разворачивает меня к себе лицом и жадно впивается в мои губы. Так молниеносно, что я не сразу успеваю осознать, что передо мной стоит Маркус Валлес.

Дикий ужас вперемешку со стыдом испепеляют меня, но я продолжаю находить его язык своим, поглаживая его твердую промежность, пока он грязно лапает мои ягодицы. Его пальцы скользят между моих ног и проникают внутрь, пока я испытываю унижение, позор и угрызения совести.

Господи, я изменяю мужу, как я посмотрю в его глаза.

Словно невидимая пощечина вернула меня к чувствам, и я вскочила с дивана, точно ошпаренная кипятком.

Какая гадость, что это было?

Я осматриваю комнату, чтобы убедиться, что я одна. Будто кто-то мог уличить меня в столь непристойном поведении. Лучше сгореть в агонии на костре, чем испытать подобное в реальности. Мои руки трясутся, словно это был не сон, а я и правда изменила Нейтону. Сердце щемит, на душе неприятный тяжелый осадок. И постыдное осознание, что я стою посередине кабинета, возбужденная и с полностью промокшими трусиками.

От неожиданного звонка на мобильный, я вздрогнула так, будто рядом с офисом разорвало ядерную бомбу. Не двигаясь с места, смотрю на телефон, переплывающий по столу от вибрации, и не могу подойти.

Что со мной происходит? Я как загнанный кролик, вздрагиваю от любого звука. И это человек, который работает с полицией.

Подхожу к сотовому, и с блаженным вздохом облегчения вижу на экране номер мамы.

– Привет, ма.

– Элизабет Тейлор, у тебя совсем нет совести.

Да мам, добей меня окончательно своим нравственно-моральным выговором.

– Мам…

– Нет, Лизи! Нет! Ты не звонила нам около недели, я уже молчу о том, когда мы в последний раз виделись. Ты своим маньякам больше времени уделяешь, чем собственным родителям.

– Детка, не слушай ее! Мы тобой очень гордимся! Только будь осторожна! – слышу в трубке прорывающийся голос папы.

– Не нужно поощрять ее безответственность! – переключается матушка на своего мужа, но сквозь ее грозный тон, я слышу ее улыбку.

– Мам, прости, я немного заработалась, дни пролетают по сумасшедшему быстро, заеду к вам на выходных.

– Хорошо, Лизи. Мы просто очень скучаем и беспокоимся о тебе. Как Нейтон? У вас все хорошо?

– Да, конечно, он тоже весь в работе, у них там какой-то проект горит, – главное для отвлечения внимания родителей, нужно дать какую-то информацию в общих словах, но при этом необходимо ответить на вопрос.

– Ну, хорошо. Заезжайте на выходных, я приготовлю любимую шарлотку Нейтона.

Я закатываю глаза. Эта нездоровая любовь всех моих родственников к моему мужу порядком бесит. Они спелись, как только познакомились, будто знали друг друга всю жизнь. Наверное, именно это и говорит о том, что я выбрала правильного человека, чтобы провести с ним остаток своих дней.

– Хорошо, мам. Передавай папе привет.

– Передам. Пока, детка, любим тебя.

– И я вас.

Вот так три минуты разговора смогли успокоить материнское сердце. Я всегда говорю себе в такие моменты, что нужно чаще звонить родителям и просто спрашивать, как у них дела. Для меня это две минуты времени, а для них благодать и проявление заботы. Все мы хотим, чтобы о нас никогда не забывали, как о старых вещах на антресоли, покрывшихся пылью. Быть кому-то нужным – чувство, двигающее планету.

Время около восьми вечера. На улице уже начало смеркаться, а солнце готовилось к заходу. Крайне недовольная собой и своей работоспособностью, выхожу из офиса и направляюсь к машине. Десять минут до дома длятся как вечность. Удивительно, как много человек может обдумать и переосмыслить в своей голове за десять минут.

Входные двери закрыты, за окнами царит безжизненная тишина, значит, Нейтон снова уехал на работу. Почему его отдел по проектам последнее время работает ночью – остается для меня вопросом. Наверное, потому же, почему и репортер может пропадать сутками, копаясь в чьих-то секретах – у любимой работы нет графика, мы ею живем.

Весь день потраченный впустую максимально бесполезен, как и я сегодня. Я пытаюсь сосредоточиться на деле, копаясь в бумагах и отчетах, разгребая мифологию, но все мысли снова и снова возвращают меня на место событий в комнату с персидским ковром и кроватью с балдахинами. Испытываю чувство отвращения, будто наступила во что-то тухлое и скользкое – именно так я сейчас представляю себе свое чувство собственного достоинства.

Понимаю, что от этих мыслей не смогу скрыться, даже если обложусь всеми бумагами мира. Откладываю документы в сторону, закрываю глаза. Время самоанализа. Что ж, глубокий вдох, выдох. Если меня что-то терзает – нужно просто поговорить об этом самой с собой.

То, что произошло – это всего лишь сон, это ничего не значит. Почему мне приснился Валлес? Это элементарно – я прочитала его сообщения, перед тем как уснуть, понервничала о его возможной агрессии в мою сторону и уснула с этими мыслями. Почему мы делали это в той комнате? Это также поддается объяснению – после моего утреннего эмоционального всплеска, я была на взводе, взбудоражена, возбуждена и, конечно, все логично, мое внутреннее состояние проецировалось мозгом в такую злую шутку.

Теперь освобождаю себя от мысли, что я мерзкая изменщица, потому что я ничего не сделала.

То, что мне снится – не всегда совпадает с тем, чего я желаю. Или совпадает? Нет, конечно, не совпадает. Кому-то ведь может сниться что-то совершенно ужасное.

Вспоминаю, как однажды мне приснилось, что у меня выпали все зубы и волосы. Я проснулась в холодном поту и ужасе. Мама тогда прочитала все возможные сонники и трактователи снов, и сказала, что это очень плохая примета – к большой потере или к серьезной болезни. А после, через несколько дней, мы с Сэмом смогли найти мошенника, за которым гонялись около месяца.

Правда. Иногда мои красочные сны заставляют меня ужаснуться еще больше, чем то, что я вижу на работе.

Самоанализ помогает осознать, что моей вины ни в чем нет, что все по-прежнему в порядке. Я замужем, люблю Нейтона и наше уютное гнездышко. Только вот от чувства стыда мне придется избавляться еще несколько дней.

18 июня

Лето – мое любимое время года. Светлеет рано, темнеет поздно и, кажется, что успеваешь закончить все планы на день. Больше энтузиазма, энергии и сил. Но это лето мне больше не кажется особенным. Я погрязла в мыслях о наших с Нейтоном отношениях и поняла, что нужно что-то делать. Нужно спасать наш брак. Для него сейчас все прекрасно лишь потому, что я не рассказываю о своих чувствах и переживаниях, и поэтому я должна о них рассказать. Мы должны с этим разобраться и что-то придумать, вместе. Как мы делали это раньше. Мой муж обычный парень и не умеет читать мысли, он не знает, что у меня на душе. Я должна откровенно поговорить с ним, все объяснить. Уверена – проблема только выглядит такой серьезной лишь потому, что я несу ее бремя в одиночку. Нейтон точно поможет мне во всем разобраться. Он просто улыбнется мне и все встанет на свои места.

Дорога в офис в час пик – это когда половину утра проводишь за рулем, а расстояние до работы всего на десять минут. Стэн встречает меня своей добродушной улыбкой и желает приятного дня, пара перекинутых с ним фраз всегда поднимает настроение. Кабинет Джереми оказался закрыт, хотя через стекло видно, что ноутбук включен, значит, он где-то в офисе. Лукаса на месте тоже не оказалось, поэтому я поднимаюсь на пятый этаж в конференц-зал – я уверена, что они здесь.

Подойдя к нужному кабинету, осознаю, что снова проходит встреча с представителями делегации, не видно только Валлеса. Я толкаю тяжелую стеклянную дверь своим бедром, держа в руках кипу папок с делами по Хаосу, и вхожу. Тихий гул в кабинете смолкает, и взор присутствующих устремляется к моей персоне.

Интересно, что думают мужчины, сидящие на кожаных креслах, в своих деловых костюмах при моем виде?

Легкий короткий светло-голубой сарафан на тонких бретельках с разлетающейся юбкой и изюминка моего офисного вида – перебинтованные ноги, обутые в шлепки. Ситуацию спасал пиджак, накинутый на мои плечи, который благополучно около месяца висел у меня в машине. Хотя кого я обманываю, ничего он не спасал. Пиджак поверх летнего сарафана – обо мне бы написали все глянцевые журналы, как о величайшем провале в моде. А если бы мне кто-то когда-то сказал, что я приду на свою работу в шлепках – я бы покрутила пальцем у виска.

Но мой внешний вид остается незамеченным, по крайней мере, та часть, где говорится о неправильных стилистических приемах. А вот глубокое декольте присутствующие оценили по достоинству. Уикхем подскочил с кресла и ринулся ко мне, перехватив у меня стопку бумаг.

– Элизабет, Джереми сказал, что вы нехорошо себя чувствуете, позвольте я помогу вам, – он обходительно отодвигает свободное кресло в пригласительном жесте. Меня сейчас стошнит от наигранной галантности. Спасибо хоть слюни не пускают. Краем глаза замечаю, как Джереми, по-отцовски негодуя, поднимает бровь от увиденной картины.

– Благодарю, – натягиваю дружественную невинную улыбку.

– Я думал ты не приедешь, – констатирует Лукас. По его безразличному выражению лица невозможно понять, о чем он думает.

– Я полностью готова к работе.

– Тогда давайте продолжим, – подытожил Джереми. Я кивнула.

Обсуждение дела Орегонского мифолога после нескольких дней перерыва показалось мне непосильным. До этого я не делала перерывов или выходных несколько месяцев, постоянно прокручивала в голове все аспекты дела. Осознание того, что я живу своей работой пришло не сразу. Я поняла, что все это время думала только о работе. Стоило мне на пару дней погрузиться разбором своей жизни и вот, я уже сижу в смятении, не зная с чего начать. Находясь, словно в прострации, я пытаюсь вникнуть в суть происходящего. Дональд Харрис, до этого всегда молчавший, вступил в разговор. Слегка полноватый, но опрятный и приятный на внешность мужчина, ростом ближе к низкому, которому на вид около шестидесяти, бегло затараторил.

– Позвольте сказать, что я размышлял некоторое время над тем знаком, что оставляет убийца. Звезда Хаоса в наше время не менее популярна, чем в начале двадцатого века, когда ее придумал писатель-фантаст Майкл Муркок. Этот талисман нашел свое распространение не только в оккультизме, и скажем так, у магов, но и в религии. Восьмиконечная звезда – это символ силы, понимания мира, умиротворения. Этот талисман не считался чем-то плохим или запрещенным, напротив, поддерживался, он был связан с чем-то великим. И я не понимаю, почему убийца выбрал именно этот символ, ведь это не логично. Восьмиконечная звезда – это не какой-то сатанинский знак, который можно оставить на месте убийства, не знак дьявола. Он так жестоко карает этих девушек за их злодеяния и при этом оставляет на их телах не соответствующий знак.

– Это не так, все как раз соответствует, – наконец-то вливаюсь я в разговор, Харрис с удивлением смотрит на меня, поправляя очки на носу. – Вы правильно сказали – он каратель, и именно поэтому оставляет знак восьмиконечной звезды. Он не считает себя убийцей, он – судья. В христианстве считалось, что цифра восемь связана с восьмым днем Господа, то есть символизирует вечную жизнь и воскрешение, которые наступают после страшного суда. Мы немного озадачены тем, почему он дает жертвам имена древнегреческих богинь, но и здесь все может быть просто – он псих, и ему не нужны причины, – иронизирую я, улыбаясь.

– Хотя то, что не является для нас причиной – для него целая правильно выстроенная стратегия. Нам нужно разыскать Воробья, сейчас он – наша главная зацепка по делу. На местах преступлений не найдено ни одного отпечатка, даже жертв. Он очень тщательно заметает следы, – Джереми разводит руками.

Нам никогда не поймать Воробья, если он сам не захочет найти кого-то. Парень, который перевозит ценности и артефакты и ни разу нигде не засветился, никому не попался. Он точно профессионал.

– А что если… – я замолкаю, прерываясь, потому что не собиралась озвучивать свою идею вслух, фраза сама сорвалась с языка.

– Что если что, Элизабет? – уточняет Лукас, нахмурив брови. Я еще несколько секунд не решаюсь озвучить свою идею и прохожусь взглядом по окружающим.

– Нам нужно его выманить, – констатирую я. – Нам не поймать Воробья, по крайней мере, быстро. Уже несколько лет он выходит сухим из воды, пока мы будем его искать – Хаос будет безнаказанно убивать.

– И у тебя уже есть какая-то идея, полагаю, – вздыхает Лукас.

– Это может и не сработать. Если информатор Сэма сообщил нам, что Воробей несколько раз светился в Портленде. Значит, скорее всего, и наш перевозчик уже в курсе, что мы его ищем. И он будет еще аккуратнее, чем когда-либо. Нам нужно заинтересовать его. Дадим ему то, что ему нужно – работу.

В недоумении мужчины переглядываются, не понимая, о чем я говорю. Я и сама не до конца уверена в своем плане. Я смотрю на Джереми, он смотрит на меня недопонимающим взглядом. И вот в мгновение я вижу, как меняется его выражение лица, его глаза округляются то ли от удивления, то ли от осознания того, что мне в голову пришла сумасшедшая идея.

– Нееет, – протягивает он, встает с кресла и подходит к окну, усердно натирая подбородок, будто стирая въевшуюся грязь.

– Мне кажется, что только вы вдвоем понимаете, о чем речь, – раздраженно язвит Лукас. Джереми смерил его свирепым взглядом, а затем посмотрел на меня, будто беззвучно спрашивая – хочу ли я, чтобы присутствующие обо всем узнали.

Моя тайна не являлась тайной, просто в нашей семье было не принято об этом говорить, особенно чужим людям.

– Мой покойный дедушка, – делаю длинную паузу, потому что не знаю, как начать свой рассказ.

Никогда раньше я не говорила об этом вот так, на всеобщее обозрение. Особенно все, что касалось моего дедушки – это тяжелая боль для меня, хотя прошло уже более двадцати лет, как его не стало. Но все присутствующие понимающе смотрят мне в глаза, не торопя с рассказом.

– Он был бизнесменом. В семидесятые активно путешествовал с моей бабушкой по всему миру, летал в различные страны, в том числе на симпозиумы, слеты и заседания представителей международного бизнес-сообщества. И именно в одной из таких поездок, он познакомился с английским предпринимателем. Я не знаю, что у них произошло, моя бабушка сообщила нашей семье, что унесет это историю с собой в могилу, но мой дедушка и тот мужчина, имени которого я, к сожалению, не знаю, очень сдружились. И перед смертью, предприниматель передал кое-что моему дедушке. В знак благодарности, в знак дружбы и человечности, в память о нем. Эта вещь очень дорога для нашей семьи. Не только как память, как что-то действительно важное, но дорога и материально. И я думаю, что смогу использовать эту вещь, чтобы выманить Воробья.

В зале повисает тишина. Мужчины продолжают с интересом смотреть на меня, ожидая продолжения рассказа, но я молчу, давая понять, что на этом мой рассказ окончен, они не узнают, что хранит наша семья. Конечно, я бы не выдала всех тайн, даже в своем кратком рассказе я умолчала о некоторых деталях. Например, то, что предприниматель был также и коллекционером искусства, а вещь, которую он подарил дедушке, считается давно утерянной и разыскиваемой реликвией в мире.

– Полагаю, дорогая, что у вас есть за вещь – мы не узнаем? Это секрет? – догадливо улыбается Алек. Я просто утвердительно киваю головой.

– Хорошо, откуда мы можем знать, что эта вещь действительно дорогая? Что она подлинная? – слышится писклявый голосок Мэнсона.

– Только лишь поверив на слово, – перебивает Джер, и окружающие осознают, что он понимает, о чем речь. – Я могу ручаться за правдивые слова Элизабет. Более того, я видел эту вещь, я видел, как производили экспертизу и оценку – она подлинная и, безусловно, очень дорогая.

– Насколько? – Уикхем делает хитрый прищур глазами, его заинтересованность настораживает. Больше всего я не хочу, чтобы у моей семьи были какие-то неприятности и нервотрепка из-за старой полузабытой миром реликвии.

– Достаточно, чтобы привлечь внимание человека, которого мы ищем, – отрезаю я, давая понять, что стоимость вещицы, как и ее наименование, останутся в секрете.

– Что ж, – сдается директор Билд Паблик, – если вы уверены, что это может сработать, тогда думаю, нам стоит обсудить план по осуществлению этой затеи. Тем более, если мистер Мэтьюс ручается за слова своей сотрудницы.

Уикхем отсылает нагловатую улыбку сначала Джереми, а потом мне. Его явно раздражает неведение и еще больше бесит любопытство, которое он не сможет удовлетворить.

– Сначала я хочу обговорить это со своей семьей, потому что это касается не только меня. И я не могу принимать решение об использовании реликвии в одиночку.

– Да, конечно, мисс Тейлор. Делайте то, что считаете нужным, но помните, что время неутешительно бежит вперед, не оставляя нам возможностей для действия, – Уикхем завершает разговор, вставая со стула и дав понять, что на сегодня наш диалог закончен. Его коллеги поднимаются вслед за ним.

– Ох, мисс Тейлор, – восклицает Харрис, разводя руками, – вы даже представить не можете, насколько сильно заинтриговали меня! Боюсь, не смогу сегодня уснуть, гадая, о чем же вы говорили, – добродушно улыбается он.

Попрощавшись, представители делегации удалились из конференц-зала, в окружении своих охранников. Джереми, Лукас и я остались сидеть на своих местах, просто молчаливо уставившись перед собой. Никто не хотел начинать разговор.

– Ну, думаю, мне тоже уже пора. Вам вдвоем найдется, что обсудить, – горестно вздыхает Лукас, вставая со своего места и направляясь к выходу.

– Останься, – я смотрю на него дружеским добрым взглядом, давая понять, что сегодня он узнает намного больше, чем остальные. Он замирает в проходе, уставившись на меня, и переводит взгляд на Джереми, будто ища его одобрения.

Хоть мы и были с Лукасом не в лучших отношениях, а скорее как кошка с собакой, я решила посвятить его в тайну нашей семьи, потому что любая поддержка со стороны будет полезна. И очень мало людей, которым я могу по-настоящему открыться. Джер доверял своему партнеру, а значит, не смотря на наше с ним недопонимание, ему доверяла и я.

Лукас садится напротив меня, он крайне удивлен и не знает, что сказать, просто молчит и его взгляд мечется из стороны в сторону.

– Слушай, Лиз, ты не обязана…

– Нет, – останавливаю его я, – мы с тобой не то, чтобы ладили, но вдвоем с Джереми мы не справимся. Нам нужна поддержка, если все покатится к чертям. Поэтому садись поудобнее, история будет длинной.

Мы просидели в конференц-зале около трех часов, пару раз прерываясь, чтобы сварить себе кофе. Лукасу пришлось выслушать историю моей жизни, чуть ли не с детства. Он с интересом слушал, не перебивая, а когда я закончила, задал несколько уточняющих вопросов. Я рассказала ему правдивую историю о том, кем был мой дедушка, с каким бизнесом он был связан и как познакомился с коллекционером. Посторонним не обязательно было знать, что мой покойный дедушка был одним из Пурпурной банды Нью-Йорка в семидесятые. В один теплый вечер дедушка спас жизнь своему будущему другу коллекционеру, рискнув своей, получив три пули. Так началась их преданная искренняя дружба. Дедушка выкарабкался и уехал со своей беременной женой в Портленд, где и по сей день живут его потомки – мы. Он пожертвовал очень многим – мне было около восьми, когда дедушка пропал. Бабушка запретила родителям искать его, она знала, что люди из банды нашли его, и он исчез, чтобы защитить нас. Только через год после его исчезновения мы с бабушкой пошли в церковь, чтобы почтить его память. С тех пор он считался умершим.