Лилит так старалась, что даже высунула кончик языка от напряжения…
И у неё получалось!
Корзиночки с начинкой выходили красивыми, как на подбор.
Наконец, поставив противень с лодочками-колыбельками в печь, довольные стряпухи уселись за "чай ожидания".
-Историю?
-Историю..! – Лилит хитро улыбнулась матери. – Хочу историю про руки!
– О, так это моя любимая. – Глаза мамы увлажнились было от нахлынувших воспоминаний, но она быстро собралась, и, налив в две красивые чайные чашки вкуснейший травяной отвар, начала свой рассказ.
Руки Альфир обыя.
Когда я была маленькой, то часто приезжала со своей семьёй в деревню. В гости к своей сестрёнке.
Весь день мы с Рамзиёй и её подругами играли в разные игры, бегали по деревне, кушали созревшие к тому времени плоды в огороде, ходили по гостям. В общем, весело и беззаботно проводили время.
Особенно я любила прибежать в дом с улицы и выпить холоднющей воды из ведра, черпая её специальным ковшиком. Эти летние дни были одними из самых лучших в моей жизни. И, в каждом таком дне, был любимейший час.
Когда темнело и наступала ночь, как правило, после одиннадцати, вся семья Рамзии и гости собирались за одним столом к ужину. Я же всегда особенно ждала прихода Альфир обыя, – он появлялся последним, и, садясь за стол, неторопливо начинал свою трапезу.
Я испытывала перед ним какой-то благоговейный трепет. Всем он мне нравился – своей сдержанностью, немногословностью, своим спокойствием… Будто время в его присутствии начинало течь медленнее…
А ещё мне нравилось созерцать его руки – именно созерцать, и никак иначе.
Большие, натруженные руки человека, любящего своё занятие, – все они были испещрены морщинами и трещинками, чёрными от земли, которая просто не отмывалась.
Я каждый такой ужин смотрела, не отрываясь, на эти руки, и чувствовала его Любовь к этой Земле, понимаешь..? И что эта любовь взаимна…
– Понимаю… – Лилит ободряюще улыбнулась заностальгировавшей было матери, и обняла её.
Крепко-крепко.
Царица Ночи
Мирабэлла, вся в волнении и трепете, нарядная, с веером в руках, сидела в бархатном кресле первого ряда театрального партера. Родители её снисходительно улыбались: то был не первый выход малышки в театр, но "Волшебную флейту" Моцарта она смотрела впервые.
И вот, оркестр затих, приятный женский голос попросил отключить звук на мобильных телефонах, свет огромной хрустальной люстры под потолком стал медленно гаснуть…
Зазвучала музыка…
После спектакля Мирабэлла была необычайно задумчива и молчалива.
По традиции, они возвращались домой пешком, вдыхая вечернюю свежесть, делясь впечатлениями от просмотра, прислушиваясь к отзвукам услышанного внутри себя… – Это был их очень важный семейный ритуал, что они неизменно соблюдали после каждого просмотренного спектакля.
Мирабэлла так всю дорогу и промолчала до дома… Шла, держа родителей за руки, думая о чём-то своём… А они и не спрашивали, зная, что Мирабэлла обязательно поделится своими мыслями, когда наступит время.
И, только лишь целуя дочку перед сном, мама услышала горячий шёпот Мирабэллы: "Спой мне колыбельную, пожалуйста…"
Мама улыбнулась, легла рядышком, и запела.
Она пела, и Мирабэлла засыпала, а во сне ей виделось ночное небо, полное звёзд, над таинственно темнеющим, будто вход в иные миры, лесом… Снилась её мама – будто она такая же, как Мирабэлла, маленькая девочка…
И снилась Царица Ночи, что пела дивным, хрустальной чистоты и небесной высоты голосом прекрасную протяжную песню о самой красивой на свете девочке, которая любила ходить в лес и разговаривать с деревьями…
"Я люблю тебя, мамочка" – шептала во сне Мирабэлла то ли маме, то ли Царице Ночи…
Папа заботливо укрыл двух спящих своих царевен одеялом, и прошептал в ответ дочке: "Она тебя тоже, родная…"
На город медленно опускалась ночь… Царица вступала в свои права…
Трижды счастливый день
Наоми пришла с родителями в лес. То был обычный тренировочный день – папа занимался на тренажёрах, а они с мамой, предварительно разогревшись, готовились к забегу по своим спринтерским дистанциям, коих всегда было три. Мама Наоми периодически меняла дистанции – по крутости подъёма, протяжённости, и даже по красоте открывающегося на финише пейзажа.– Одно лишь оставалось неизменным – дистанций всегда было три.
Наоми иногда задавалась вопросом, почему так. Но мама с папой, улыбаясь друг другу, никогда не давали ей прямого ответа на этот вопрос. Только мама спрашивала в ответ: "Угадаешь..?"