Мужчина и женщина: бесконечные трансформации. Книга первая

То ли проглотить вторую жену было невозможно, то ли он решил, пусть сменяют друг друга герои, а он Зевс, с высоты Олимпа, с которого его никто не свергнет, будет подсмеиваться над бренностью их поступков.

Так или иначе, Зевс решил выдать Фетиду за Пелея, царя Фтии и Фессалии. Как не старалась Фетида увернуться – на то она и морская нимфа, чтобы стать скользкой настолько, чтобы вырваться из самых крепких мужских объятий – ничего у неё не получилось.

Видимо сам Зевс стал в тот момент Пелеем.

…древние греки были уверены, в тех случаях, когда мы особо искусны или особо страстны, это не мы, сами боги действуют за нас и вместо нас…

Пришлось Фетиде уступить и вернуться к своему истинному облику – всегда юной и прекрасной богини.

Свадьба Пелея и Фетиды оказалась знаменательной.

Во-первых, на этой свадьбе Пандора подкинула яблоко со словами «прекраснейшей» и спор трёх богинь закончился похищением Елены и Троянской войной.

Во-вторых, в результате этого брака родился великий Ахиллес. Но как не старалась Фетида, ей не удалось сделать его бессмертным, равным богам. Смертная пятка (Ахиллесова пята), в конце концов, решила его судьбу.

Такая вот то ли бурлескная, то ли зловещая цепочка, которая началась с вожделения Зевса и продолжилась долгой войной и большой кровью.

…о Гере, законной жене Зевса

Пришло время рассказать о Гере, которая стала законной женой Зевса на все времена. Может быть, ещё и потому, что дети от этого брака ничем серьёзным Зевсу не угрожали. Они были лишены мощи и ярости Зевса:

и Арес, воинственный, но беспечный и недалёкий,

и Гефест, хромой трудоголик, печальный шут, которому постоянно наставляла рога прекрасная Афродита,

и Илифия, покровительница рожениц, нередко просто спутница-атрибут Геры,

и Геба, то ли смиренная, то ли умиротворённая, отданная в жёны ставшему богом Гераклу, как знак всеобщего примирения.

Гера – типичная жена, в прозаическом значении этого слова. Жена как матрона, в которой затухает всё бурлящее, дионисийское.

…не случайно, по одной из версий, именно Гера способствовала расчленению Диониса на куски…

Хитрит, изворачивается, ревнует и ненавидит своих соперниц, но перечить Зевсу боится. Наверно помнит, как однажды, разозлившись, Зевс, на всеобщее посмешище, просто подвесил Геру за запястье к небесам.

Включите воображение и представьте эту богиню-матрону висящую на небесном своде, в то время как все боги, включая самого Зевса, откровенно над ней смеются. Когда же её сын, Гефест, осмелился заступиться за мать, разъярённый Зевс просто сбросил Гефеста с Олимпа.

Так и остался Гефест калекой на всю свою бессмертную жизнь.

Гера не отстаёт от Зевса в коварстве. Будучи не в силах вмешаться в ход Троянской войны, она соблазнила и усыпила Зевса,

…с помощью собственных чар и с помощью Гипноса, греческого бога сна. Слепой Гомер («Илиада»), будто воочию, видит эту пикантную сцену…

и в его отсутствии сумела сильно потеснить ненавистных ей троянцев

…продолжение спора «прекраснейших», когда посмели ей, Гере, предпочесть Афродиту…

Проснувшись, Зевс догадался, чьи это проделки, пришлось Гере клясться, что она не имеет к этому никакого отношения. Зевс, конечно, не поверил, но на этот раз, почему-то, решил не наказывать жену.

Такие вот семейные склоки на Олимпе, где скандалы всех забавляют, поскольку никто не придаёт им серьёзного значения.

…Прометей: вызов всесильному Зевсу

И, как говорится в сказках, всё было бы прекрасно, Зевс, на все времена своего бессмертия, продолжал бы возвышаться над всеми в своей неотразимости и несокрушимости, если бы не Прометей.

Титан Прометей осмелился бросить вызов самому всесильному Зевсу, чтобы не позволить тому упиваться своим всесилием.

Нам остаётся только догадываться, то ли это и есть поступь самой Судьбы, как Рока, перед которым должны отступить любая «кладезь мудрости», все уловки и хитрости, все прорицания оракулов, все предсказания Ананке и мойр.

То ли, речь должна идти о преодолении Рока, о вызове Прометея, парадокс образа которого как раз заключается в том, что он навечно прикован к скале, а его дух постоянно разрывает любые оковы. Как вечный укор нам, смертным, которые часто преувеличивают тяжесть своих оков, и придумывают тысячи оправданий своему робкому духу.

Впрочем, это всё догадки без разгадок, поскольку любые разгадки зависят от того, как мы мыслим собственную судьбу, как предопределённость, или как результат того, что мы сами с судьбой сделали^[419].

Так как же могло случиться, что столкнулись титан Прометей, представитель побеждённого «племени», и олимпийский Бог, предводитель победивших олимпийских богов?

В чём истинная причина противоборства?

Наиболее распространены две версии.

…две версии противоборства Прометея и Зевса

По одной версии, всё дело в «великой тайне», которую скрывает Прометей от Зевса.

По второй версии, Прометей, вопреки воле Зевса, похитил огонь и отдал его людям.

О первой версии говорилось выше. Речь идёт о том, что от брака Зевса и Фетиды должен был родиться бог, который свергнет Зевса с Олимпийского престола. Эту «великую тайну» Зевс пытался выведать у Прометея, но тот не выдал её, чем обрёк себя на страшные муки.

Согласно второй версии, разгневанный Зевс уничтожил человеческий род, послав на землю потоп. Выжила только оставленная Зевсом единственная пара, от которой начался новый человеческий род. Этому новому «роду человеческому», Прометей дал огонь и всяческие умения, в результате чего люди стали настолько сильными, что грозили Олимпийским богам неповиновением. Тогда Зевс решил вновь уничтожить человеческий род, но Прометей вновь защитил людей. Это взбесило Зевса, и он, жесточайшим образом, наказал Прометея.

На мой взгляд за этими двумя версиями скрывается два лика греческого мира весёлый и трагический, озорной и беспощадный, плюс неразрешимое греческое противоречие между аристократией и демосом, тиранией и демократией.

И никто так глубоко и мощно не постиг это противоречие как Эсхил, не только как великий художник, но и как великий мыслитель.

…Эсхил, «Прикованный Прометей»: пространство трагедии

Исследователи считают, что Эсхил написал четыре трагедии о Прометее, в том числе «Прометей-огневозжигатель» и «Прометей освобождаемый». До нас дошли фрагменты только одной из трагедий, «Прометей прикованный».

Будем считать, что подобно многим греческим скульптурам, сохранилось только то, что должно было сохраниться, сгорели только те рукописи, которые должные были сгореть, а нам следует по сохранившимся фрагментам додумывать, домысливать, не только смысл и дух трагедий Эсхила, но смысл и дух самого греческого мира.

На мой взгляд «Прометей прикованный», дошедший до нас во фрагментах, одна из вершин мировой культуры, равновеликая хоралам Баха^[420] или скульптурам Микеланджело^[421].

Точно также как аристократ Эсхил «чужой среди своих» аристократов, титан Прометей у Эсхила «чужой среди своих» титанов.

В этом их величие, в этом их трагизм.

Эсхил трезво, без капли раздражения воспринимает верховную власть Зевса в олимпийском пантеоне, но при этом изображает Зевса с явной, почти сатирической, усмешкой.

Как подлинный грек Эсхил не сомневается в божественном управлении миром, его не смущают проделки и проказы тех самых богов, которые олицетворяют «божественное управление миром».

Но, как художник, он не только разумом, кожей, нервами, понимает, чувствует, как трудно придётся тому человеку (богу, герою), кто поймёт, что и у «божественного управления миром» есть свои пределы, кто сознательно, во весь рост встанет на этом стыке схлестнувшихся времён, на чьи плечи ляжет вся тяжесть такого времени, старого, нового, уходящего, рождающегося, и эта тяжесть раздавит такого человека (бога, героя), если не хватит в нём выдержки и несокрушимости титана Атланта, и дерзости и воли титана Прометея.

Чтобы рассказать обо всём этом в пластически соразмерной форме Эсхил и придумывает пространство трагедии, в которой человеку (богу, герою) можно сочувствовать, можно плакать вместе с ним, но ничего изменить нельзя, потому что за «восстанием духа»,

…через много веков, по нисходящей, мы дойдём до «восстания масс», которое опошлит саму дерзость восстания духа…

должно последовать неизбежное отмщение.

Отмщение, которое не отменяет «восстание духа», а придаёт ему ещё большее величие.

…Зевс в интерпретации Эсхила: вечная иллюзия Силы

Трудно сказать был ли у Эсхила в трагедиях о Прометее, Зевс в качестве действующего лица. Но среди действующих лиц «Прикованного Прометея», есть «Власть и Насилие, демоны, слуги Зевса». Они и символизируют незримое присутствие Зевса.

Так или иначе, зримого или незримого, Зевса, на мой, пусть не беспристрастный, взгляд, невозможно назвать героем, тем более трагическим героем.

Зевс может быть снисходительным, не замечать обиды, прощать, даже веселится, играя со своими обидчиками, как кошка с мышкой. Зевса можно обмануть, обольстить, довести до ярости, но никто не заблуждается. Все знают, он, Зевс, владыка, и у него есть карающая молния. Он может просто испепелить того, кто посмеет выступить против него. Если не уничтожить, боги есть боги, они бессмертны, то просто сбросить в Тартар, до скончания веков.

У него есть Сила, поддерживающая его Власть. Всем приходится с этим смириться.

Ничто не может заменить Силу, не Добро, не Мысль. Без Силы мир стал бы слишком мягким, слишком покорным, слишком расслабленным.

…так и хочется сказать «слишком женственным», что в контексте настоящей книги звучало бы явно иронически, если не двусмысленно…

Но, как не парадоксально, иллюзия всесильности Силы, одна из самых больших иллюзий этого мира.

Дело не в том, что носитель Силы притягивает в своё окружение, как правило, тех, кто привык покоряться, или тех, кто научился притворяться. Настоящий носитель Силы не будет самообольщаться, упиваясь этой покорностью, или не понимая природу притворства.

Дело в другом. Опьянение Силой всегда иллюзия. Если вдуматься, всесильность Силы всегда очень прозаична и банальна.

…можно ли сказать, всё, что не героично и не трагично, прозаично и банально? Не знаю, мне трудно об этом судить…

Сила всегда оборачивается слабостью, поскольку в самой себе несёт своё разрушение.

Во-первых, рано или поздно найдётся тот, кто тебя самого готов будет сбросить в Тартарары. Сколько не изворачивайся, сколько не хитри, сколько не подставляй камень вместо ребёнка, сколько не прячь Метиду, в своей утробе, всё это только вопрос Времени.

Времени, которое приходит, проходит, и само себя опрокидывает.

Во-вторых – и это самое главное.

Всегда найдутся те, которые не захотят покоряться и притворяться.

Всегда найдутся те, которые готовы бросить вызов Силе, даже если в прямом противоборстве обречены на поражение.

Всегда найдутся и те, кто противопоставят Силе Слабость, перед которой Сила окажется беспомощной.

Всегда найдётся Прометей.

Всегда найдётся Ио.

Парадокс, который прозрел уже Гомер^[422].

Который продолжал прозревать Эсхил.

Эсхил, который становится на сторону Зевса, чтобы, в конечном счёте, (аристократ?!) встать на сторону Прометея.

Такая вот антиномия, почти на уровне кантовских антиномий^[423].

Сила всегда всё решает.

Сила никогда не способна всё решить.

…бессмыслен ли бунт Прометея или советы «друзей»

Вернёмся к Прометею, чтобы лучше понять…Зевса.

Практически все, кто окружает Прометея, считают его бунт глупым и бессмысленным. Но одни из них откровенно служат Зевсу, считают, что так следует поступать с каждым, кто осмелится противостоять Зевсу, другие сочувствуют Прометею, уговаривают его смириться, избавить себя от невыносимых мук. Среди последних, бог Гефест и титан Океан.

…Далее позволю себе привести пространные цитаты из «Прикованного Прометея» Эсхила. Отдаю себе отчёт, что злоупотребление цитатами, нарушает общую канву повествования. Но, как и во всех иных случаях, о соразмерности частей не задумываюсь. Важнее другое. Хочется надеяться, что мой азербайджанский читатель (не исключено, что не только азербайджанский), в лучшем случае знающий об Эсхиле только понаслышке, захочет самостоятельно прочесть «Прикованного Прометея».

И поймёт, что древние греки это не только демократия, но, прежде всего, греческий дух. Это и Прометей, который ополчается на Силу, хотя справить с ней не в состоянии.

И, возможно, этот мой воображаемый читатель, задумается о собственной судьбе и о собственном выборе…

Гефесту когда-то досталось от Зевса так, что он на всю жизнь остался калекой. Он симпатизирует Прометею, но ослушаться Зевса себе не позволяет. Именно он должен приковать Прометея к скале и поэтому тяготиться своим ремеслом.

…о нём, более или менее подробно, говорилось чуть выше, в «Отрывках из незавершённой книги «моя Древняя Греция»…

 
«Гефест
Сверхмудрый сын Фетиды правомыслящей
На зло тебе, на зло себе железами
К безлюдному утёсу прикую тебя,
Где речи не услышишь и лица людей
Ты не увидишь…
И вечно мука будет грызть и боль глодать,
За днями день. Спаситель не родился твой.
Награда вот за человеколюбие!
Сам бог, богов тяжёлый презирая гнев,
Ты к людям свыше меры был участливым.
За это стой скалы пустынной сторожем,
Без сна, колений не сгибая, стой столбом.
Кричать напрасно будешь, в воздух жалобы
Бросать без счёта. Зевса беспощадна грудь.
Всегда жестоки властелины новые».
 

…правильно ли я понимаю, что эти «новые властелины» по Эсхилу выскочки, поэтому столь беспощадны…

 
«Власть
Эй-эй, что медлишь? Жалобишься без толку?
Не ненавидишь бога, всем богам врага?
Ведь предал людям он твоё сокровище.
Гефест
Родная кровь и старой дружбы власть страшны…
Власть
Лить слёзы – не лекарство, бесполезный труд.
Оставь! Врага напрасно не оплакивай!
Гефест
О, как мне ненавистно, ремесло моё!..
Гефест
Готово всё. Работа ладно сделана.
Власть
Ударь ещё! Забей! Забей! Заклинивай!
И в бездорожьи мастер он пути сыскать.
Гефест
Плечо вот это наглухо заклёпано.
Власть
Теперь другое накрепко закуй! Пускай
Узнает умник, что его разумней Зевс…
Зуб заострённый костыля железного
Теперь сквозь грудь вгони и пригвозди его!
Гефест
Ай-ай, я плачу. Прометей, от мук твоих!
Власть
 

Размяк! Заплакал над врагом Кронидовым?

 
Гляди, чтобы над собой не пролить слезу…
(Прометею)
Что ж, нагличай! Сокровища богов кради
Для однодневок хилых! Поглядим теперь,
Как отчерпают люди лодку бед твоих.
Напрасно Прометеем, промыслителем,
Слывёшь среди бессмертных. Так промысли же,
Как самому из сети болей вынырнуть».
 

…Прометей молчит. Что он может сказать Гефесту?..

Из самых добрых побуждений уговаривает Прометея смириться титан Океан. Эсхил представляет его как «старик Океан на крылатом коне».

 
«Океан
Знай, грустна и горька мне невзгода твоя.
Ты мне родич, во-первых, а близкая кровь
Мне священней всего. Да и кроме родства,
Никого нет на свете, кого б, как тебя,
Я ценил и любил…
Назови, как тебе услужить я могу,
И признайся: верней, чем старик Океан,
Нет друзей у тебя во Вселенной.
Прометей
Ого, вот диво! Поглядеть на боль мою
И ты приходишь? Как же ты отважился…
…Со мною слёзы лить, со мной страдать?
Гляди, прекрасно зрелище!..
Океан
Друг Прометей! Всё вижу и совет подать
Тебе хочу хороший. Хоть хитёр ты сам.
Пойми границы сил своих, смири свой нрав.
Стань новым. Новый нынче у богов вожак.
А ты грубишь, кидаешь речи дикие,
Косматые. Сидел бы много выше Зевс,
И то б услышал! И тогда все прежние
Твои злосчастья – детскою игрушкою
Покажутся. Бедняга, позабудь свой гнев!
Лишь об одном заботься: как от мук уйти!..
Накликать хочешь за бедой беду вдвойне.
Послушайся учителя радушного:
Против рожна не при! Открой глаза: царит
Не подчинённый никому свирепый царь.
А я пойду. Быть может, и удастся мне
Тебя избавить от мучений яростных.
А ты смирись, пригорбись, придержи язык!
Ведь сам умён и опытен. Так должен знать:
Двойною плетью, хлещут празднословного.
Прометей
Завидую. Себя невинным чувствуешь,
Хоть был ты мой сподвижник, бунтовал со мной,
Сейчас оставь! Забота не твоя уже.
Не сговоришь ты бога…
Быть твоим учителем
Мне незачем. Спасайся, как умеешь сам!
Я ж исчерпаю до конца судьбу свою»
 

…Сказать, что это «смирись, пригорбись, придержи язык», через две с половиной тысячи лет звучит актуально, ничего не сказать. Не просто актуально, – повторяемо, архетипично. Во все времена, больше или меньше.

Особенно поражает это «пригорбись», то ли согнись, то ли притворись горбатым.

Что касается «стань новым», могу только высказать предположения.

«Стань новым» означает изменись, пойми, старое безвозвратно ушло, у богов нынче «новый вожак». И необходимо к нему приспосабливаться.

А в остальном Прометей готов «исчерпать до конца судьбу свою.

Выясняется, что и Бог может вести себя как герой…

…жалобы и стенания Прометея

Оставшись один, Прометей жалуется, даже причитает.

…бог ведь тоже человек (?!), даже если ему не приходиться вочеловечиваться, как Иисусу. Впрочем, и у Иисуса были причитания в Гефсиманском саду^[424]…

 
«Прометей
Всевидящего Солнца круг, – вам жалуюсь!
Взгляните, что терплю я, бог, от божьих рук.
Поглядите, стою, покалечен
Изуверством! Мне гнить на века и века,
Мириады веков! Эту боль, этот стыд
На меня опрокинул блаженных богов
Новоявленный князь.
Ай-ай-ай! О сегодняшних муках воплю
И о завтрашних муках. Когда же конец
Рассветёт этим каторжным болям?
Но нет! Что говорю я? Всё предвидел сам.
Заранее. Нежданным никакое зло
На плечи мне не рухнет. Надо с лёгкостью
Переносить свой жребий, зная накрепко,
Что власть непобедима Неизбежности.
И всё ж молчать и не молчать об участи
Моей, и то, и это тошно!…
Грызу я сердце жалостью,
Себя таким вот видя гиблым, брошенным»
 

…«новоявленный князь» всё та же тема «выскочки»?..

…«сердце жалостью», будто и не о титане титанов Прометее речь…

…обратим внимание и на другое:

Прометей терпит «нечеловеческие» (не божественные?) муки, но физическая боль равна стыду, боли от стыда. Не подобает свободному греку, тем более Богу, тем более Прометею, терпеть физическое насилие. Это оскорбительно, именно это позволил себе «новоявленный князь».

Вспомним, даже приговорённому к казни Сократу не пришлось претерпеть физическое насилие над телом. Ему позволено было выпить чашу с цикутой в красивой позе мудреца…

 
«Хор
Да, да, ты твёрд. Тебя взнуздать
Горечь и боль никогда не смогут.
Но рот твой волен чересчур.
Проходит душу ужас пронзительный,
Участь твоя мне страшным-страшна.
Что если море печалей
Не переплыть вовек тебе? Беспощадное, злое,
Несокрушимо жестокое сердце у сына Крона.
Прометей
Знаю, чёрств и суров он. И свой произвол
Почитает законом. Но время придёт,
Станет ласков и сладок, надломлен и смят
Под копытом судьбы.
Этот зычный и ярый погасит он гнев.
Будет дружбы со мной и союза искать…
Поспешит, и навстречу я выйду…
 

…Вновь многое хочется комментировать, но постараюсь предельно коротко.

Время Эсхила это «золотой век демократии», Афины середина V в. во н. э., и неожиданный в этот период, выпад: «рот твой волен чересчур». Будто время остановилось, и слова эти сказаны сегодня.

Обратим внимание и на признание Прометея:

 
«погасит он гнев…поспешит, и навстречу я выйду».
 

Задумаемся над словами Прометея, ещё и потому, чтобы не воспринимать Эсхила как современного публициста.

…признание Прометея

Продолжение той же темы, о которой говорилось выше.

Прометей пошёл против «своих» титанов, понимал, что ушло их время, наступило время олимпийцев. Но преступить через собственное достоинство, он не сумел, и не захотел.

 
«Прометей
Мучительно рассказывать, мучительно
И промолчать. И то и это стыд и боль.
Когда среди бессмертных распри ярые,
Раздор жестокий вспыхнул и усобицы.
Когда одни низвергнуть Крона жаждали
С престола, бушевали, чтоб не правил Зевс, —
В то время был хорошим я советчиком
Титанам древним, неба и земли сынам.
Но убедить не мог их. Лесть и хитрости
Они надменно презирали. Силою
Прямой добиться чаяли владычества…
…Учила мать,
Что не крутая сила и не мужество,
А хитрость власть созиждет в мире новую.
Титанам это всё я объяснил. Они ж
Скупились даже взглядом подарить меня.
Путём вернейшим, лучшим, я почёл тогда,
Соединившись с матерью, на сторону
Встать Зевса. Добровольным был союз для нас».
 

…в результате, «чужой среди своих», так и не стал «своим среди чужих»…

 
«Прометей
…Но за помощь сильную
Богов владыка яростными пытками
Мне отомстил, наградою чудовищной.
Ведь такова болезнь самодержавия:
Друзьям не верить, презирать союзников.
Вы спрашивали, почему постыдно так
Меня калечит. Ясный дам, прямой ответ.
Едва он на престоле сел родительском,
Распределять меж божествами начал он
Уделы, власти, почести: одним – одни,
Другим – другие. Про людское горькое
Забыл лишь племя.
 

Оставим на время Прометея.

Попробуем реконструировать Зевса, как политика.

…Зевс как политик: искушение Силой

Напомню, о чём уже говорил выше.

Прометей, как и сам Эсхил, оказался «чужим среди своих».

Оказался, не случайно, не по воле обстоятельств, а в результате сознательного выбора.

Понимал, что «новоявленный князь» не будет столь благороден, как многие из его «родичей» титанов.

Понимал, но уговаривал своих благородных «родичей» встать на сторону Зевса. Но они, лесть и хитрость надменно презирали, и не согласились с Прометеем.

Известно, чем это кончилось для Прометея.

Но означает ли это, что выбор Прометея был неверным?

Что Прометей не должен был вставать на сторону Зевса, что должен был понимать, к чему приводит новая власть, которая «созиждет лесть и хитрость»?

Что должен был предвидеть, что если к власти приходит такой человек как Зевс,

…всё тот же, как и в отношении Прометея, оксюморон, но как его избежать…

то он неизбежно будет распределять между своими (олимпийцами?) уделы власти, почести?

Может быть, Эсхил знает ответы на эти вопросы, или художник не обязан отвечать на них.

Можно ли с уверенностью сказать, что Зевс не прав в своём презрении к людям.

Даже Хор у Эсхила вдруг с отчаяньем говорит о хилости людей:

 
«…Неужто ты не видишь
Всё бессилье людей, уродство, хилость,
Наяву сон? Цепью связан
По рукам, по ногам человеческий род.
Их жизнь – день!
Воле людей никогда
не сломить государства Зевса!».
 

Но с другой стороны, разве Прометей не видит хилости людей, почему мы должны считать, что у него на глазах розовые очки и он идеализирует человеческий род.

Может быть, всё дело в том, что Прометей принципиально не человек власти, в отличие от Зевса всё ситуативно-изменяющееся в этом мире, то ли ему неведомо, то ли просто не принимается в расчёт.

Может быть, по этой причине, Прометей может научить людей различным ремёслам, но не в состоянии научить людей жить общественной жизнью.

Протагор у Платона^[425] прямо говорит, что Зевс умнее Прометея, поскольку благодаря огню, который дал им Прометей, люди смогли поддерживать своё существование, но «им ещё не хватало уменья жить сообща», которому мог научить их только Зевс.

Может быть, в этом разгадка.

Политика всегда искусство возможного сейчас, в это время, в этой ситуации. И если Зевс проницательней Прометея сейчас, в это время, в этой ситуации, то Прометей, как раз в силу своего простодушия, всеведущ во все времена.

Можно предположить, что на эти вопросы отвечал и сам Эсхил, живший в эпоху власти демоса, и оказавшийся, скорее «своим среди чужих» (стал же известным драматургом), чем «своим среди своих»

…через две тысячи лет на эти вызовы продолжает отвечать человечество, принимая и отвергая демократию, принимая и отвергая власть большинства…

Невольно вспоминается Перикл, в отношении которого столь жестоким оказался древнегреческий демос.

Перикл был аристократ по духу, любил общество избранных, чурался простонародья. Но этот самый Перикл, в каком-то смысле стал «отцом демократии» в его «золотой век», восхищался Афинами за его «народоправство».

…не он ли первый употребил это выражение?..

Его знаменитая погребальная речь вошла в учебники демократии.

Знал ли Эсхил о погребальной речи Перикла (скорее всего, знал), знал ли о трагической судьбе Перикла?

Не знаю, не буду строить предположения.

Отдаю себе отчёт, что невольно ставлю знак равенства между правлением Зевса на Олимпе и правлением демоса в Афинах середины V в. до н. э., а между ними дистанция огромного размера.

Согласен, но жанр моей книги позволяет не чураться самых безумных сопоставлений. А в данном случае, как мне представляется, всё это не из пальца высосано. И не мне судить прав я, или не прав.

Мы не можем закрывать глаза и на то, что демократия всегда беременна тиранией, и если её не держать постоянно в узде (институты?), трудно избежать появления «новоявленных князей», которые будут сеять «лесть и хитрость».

Мы не можем закрывать глаза на то, что зримый или незримый Зевс у Эсхила часто ведёт себя как опытный политик нового времени, у него острое чутьё на происходящие события и это чутьё определяет его ироничное отношение к обычным людям, «хилым однодневкам», которым не дано увидеть истинную подоплёку событий.

Конечно, в Большом времени мы научились распознавать бессилие всесильности.

Но как его распознать лицом к лицу со своим временем.

Следует признаваться и в том, что говорю о Прометее, Зевсе, Эсхиле, Перикле, а в висок стучит совсем иное. Время и место, в котором живу, в котором пишу этот текст, хронотоп сказал бы М. Бахтин^[426].

Здесь и сейчас

…сегодня, когда редактирую этот текст, 31 января 2016 года…

невозможно абстрагироваться от жизни, которая протекает за моим окном, от сообщений в информационных порталах, с которых начинается моё утро, и которые всё более и более тревожны. И не могу не отдавать себе отчёт, что в этой жизни, которая протекает за моим окном, огромное количество маленьких и больших зевсов, зевсиков, но так не хватает Прометеев, для которых героический жест направлен не против конкретных зевсов, а против необходимости смириться с тем, что «хитрость новую власть созиждет в мире».

Могу только заключить, понимая, что любое заключение неизбежное упрощение.

Со времён древнегреческой демократии, со времён Эсхила и Перикла, вызовы демократии стали вызовом Политики.

А вызов Политики – испытание Силой.

А вызов Силы – испытание человеческого достоинства.

…хилые однодневки

Вернёмся ко второй версии противостояния Зевса и Прометея.

По инерции мы на стороне Прометея. Неуёмный дух, самопожертвование, несгибаемость. Можно продолжать и продолжать.

А Зевс и не скрывает своего презрения к людям. Хилые однодневки и есть хилые однодневки.

Как можно быть на стороне Зевса, с его откровенным презрением к людям!?

Но не покидает червь сомнения.

Стоило ли Прометею давать «однодневкам» огонь?

Мужества не прибавилось, зато так расплодились, так наследили по всей планете, что самое время спасать от них всё живое. Землю, воздух, зверей, растения, природу.

Не было бы Прометея, жили бы люди по велению Зевса, было бы на земле мирно и спокойно. Никто не высовывался бы. Тишь да гладь, да божья благодать.

Да и сам Прометей, как не трудно убедиться, всё понимал, не было на его глазах романтической пелены. Ведь не забыл, чему учила его мать, и сознательно пошёл в услужении Зевсу.

Надеялся, что Зевс, со своей карающей молнией, окажется беленьким и пушистым? Но если это так, то это проблема не Зевса, а Прометея.

«Хилые однодневки» выражение обидное, но, в целом, справедливое. Посмотрите вокруг, только и слышишь «тебе что, больше других надо», «что ты можешь изменить», «люди какими были, такими и остались, их алчность не знает границ», «стоит вообразить какой красивой была бы наша планета без людей».

Разве легко опровергнуть тех, кто так думает?

Разве самые умные из людей не понимают, чем грозят нашей планете грядущие экологические катастрофы?

Не простые вопросы, мы продолжаем на них отвечать, каждый человек в отдельности, каждый народ в отдельности, человечество в целом.

Но внутренний протест во мне подавляет сомнения.

Не для этого придумали греки понятие герой, т. е. тот, который не прячется, который жаждет совершить поступок, а ведь герои тоже смертны, как мы с вами.

Не для этого придумали греки образ Прометея, который не просто подарил людям огонь, чтобы не смирились, не согнулись, и продолжает дарить огонь каждый раз, когда отчаяние готово вот-вот растоптать человека, а это случается практически с каждым из нас.

Не для этого, две с половины тысячи лет тому назад написал Эсхил своего «Прикованного Прометея».

Не раз говорил, повторю. Эсхил не публицист, не случайно оказался «чужим среди своих», не будем упрощать этот его выбор.

Прометей у него не просто, трагичен, он понимает, что такое власть, он не пытается её отменить. Он титан по происхождению,

…так и хочется сказать, аристократ по крови, который не может позволить себе не только бесчестный поступок, но и грубый жест, уродливую позу…

физическое насилие, сама пригвождённость, для него невыносимы, но он не способен отказаться не только от своих слов и поступков, но и от своей осанки титана.

Несколько лет читал курс «Западная цивилизация». И каждый учебный год начинал с двух полярных суждений.

Одно суждение широко распространено у нас в Азербайджане (скорее всего, не только в Азербайджане): «alın yazısı». Буквально оно означает «то, что написано на твоём лбу». Смысл его достаточно прозрачен, чтобы ты не делал, как бы себя не вёл, всё будет происходить точно так, как написано у тебя на лбу. Поэтому лучше не высовываться.

Второе суждение, о котором говорилось выше:

«судьба это то, что мы сами с ней сделали».

Ключевое слово здесь «сами», что фактически разрушает само понятие «судьбы» в обыденном его значении.

Древние греки верили в «судьбу», «рок», «фатум», но, начиная с Гомера, они придумали поразительную психотерапию, благодаря которой, на мой взгляд, они и выжили, сумели преодолеть «тёмные века»^[427].

В сути своей эта психотерапия очень проста, да все мы смертны, да, существуют «судьба», «рок», «фатум», избежать своей участи, практически невозможно.

Но почему не посмотреть смело в лицо своей «судьбы», «рока», «фатума», почему не пойти навстречу собственным страхам, почему не попытаться преодолеть свои пределы, даже если переступить их невозможно.

Тогда, и только тогда, окажется, что «судьба», «рок», «фатум» это то, что мы сами с ними сделали.

Мне всегда казалось, что Зевс с одной стороны, Прометей с другой, а между ними мы, «хилые однодневки», и есть вечный вызов человеку, человечеству, на который отвечает вся мировая литература, вся мировая философия.

Прометей дал людям огонь, чтобы у них был выбор, быть или не быть «хилыми однодневками», видеть или не видеть смысл собственного, пусть конечного, существования в этом мире.

Выбор всегда за нами.

…рождение трагедии из духа музыки

Через много веков после Эсхила, «отца трагедии», в культуре «придумается» такой литературно-художественный жанр как роман. В своих высоких проявлениях это полифоническое повествование с множеством голосов, у каждого из которых своя правда, и, в зависимости от мировоззрения писателя, эти голоса или составляют полифоническое звучание, пусть не благозвучное, а острое, диссонансное, или превратятся в нечто неблагозвучное, почти скрежет.