Великий Инквизитор и поколение Z. Утёк III. Проверь свой IQ

– Зачем же так грубо, – усмехнулся Макс. – Я незаметно вмонтировал «паттерны» в их мобилы.

– Значит, Великий Инквизитор теперь получил контроль над сознанием ребят и может ими управлять, как роботами?

– О каком инквизиторе ты говоришь?

– О мистере Гарри.

– А-а, о боссе. Нет, ничего он не контролирует, – хитро усмехнулся Макс. – «Паттерны» еще не активизированы.

– А когда они будут активизированы?

Макс махнул дымящейся сигарой в сторону какой-то высокой железной конструкции, гордо возвышающейся среди унылых трущоб.

– Видишь, эту вышку, это базовая станция сотовой связи последнего поколения. Когда она заработает, «паттерны» автоматически активизируются.

– И «Кундун» окажется под "колпаком у Мюллера". Но зачем это мистеру Гарри, что он может поиметь от этих сопливых пацанов?

– Это пока просто эксперимент. Полевые, так сказать, испытания.

Похоже, обгорелые трущобы – результат этих испытаний, когда в тестовом режиме проверяли работу сетевой вышки. Вдруг в мой мозг молнией вонзилась ужасная догадка, хотя какие бы то ни были догадки посещает мой мозг крайне редко. Я поспешил свериться с Максом:

– Если эксперимент окажется удачным, тогда…

– Да, тогда его можно будет распространить на весь мир, – спокойно, словно прочитав мои мысли, подтвердил эту ужасную догадку Макс.

– Но для этого ведь нужно…

– Да, нужно стать монополистом, – опять опередил меня Макс. – Полностью захватить мировой рынок сотовой связи, производство компонентов для сетевых станций и комплектующих для сотовых телефонов, куда изначально будет предустановлено наше программное обеспечение.

– И даже в HW?

– С китаёцами давно достигнута договоренность: начинка наша, обложка их.

– Разве мистеру Гарри такое под силу?

– Одному нет, но за ним стоит целая корпорация.

– Но это же безумие!

– Может быть. Но любое безумие лечится другим безумие, – опять как-то хитровато сказал Макс и подмигнул мне.

Или мне это только показалось? Как бы там ни было, Макс определенно владел супер важной тайной, но не решался мне ее открыть.

До встречи в раю

И вдруг я возымел острое желание к соитию. Это, наверное от тоски и безысходности. Макс нагнал жути, хоть вешайся. Я почему-то был склонен ему верить. Но поскольку вешаться не собирался, нужно было найти занятие поинтереснее.

Однако, к моему огорчению, то, что обычно влаживают во влеглую пещерку было уже, как всегда, наготове, а вот свободной влеглой пещерки в обозримом пространстве не наблюдалось. В трущобах обитали только три особи не моего пола. Джули, но она была занята, поскольку была Джульетой, и принадлежала Ромео, то есть Рому. А Кэт и Ника вроде были свободными, но не в данный отрезок времени.

Кэт, как обычно, по субботам, убежала к своим протестантам (она по рождению была православной, но в православных церквах ей не нравились иконки, образа и сами старомодные попы в длинных черных рясах). Девица желала общаться с Творцом под органную музыку и без посредников. Хотя она, может, и не в Божий храм спешила отмаливать грехи, а подчиняясь своим низменным страстям, торопилась за новой порцией греха. Эт она, конечно, зря. Новую порцию греха я мог обеспечить ей и сам, прямо здесь, как говорится, не отходя от кассы. Хотя Кэт, между нами говоря, считалась бабецл, то бишь, сексуально не очень привлекательной – вытянутая лошадиная физиономия, нескладная фигура. Совсем не то, что ее подруга Ника, которая, несмотря на ранние роды, продолжала выглядеть, как модель.

Я случайно подслушал обрывок их разговора. Ника, по годам моложе, но как более опытная, наставляла Кэт:

– Да не парься ты. Может, все к лучшему. Знаешь, как бывает, бегаешь за кем-то, унижаешься. И вдруг тебя отпускает, и тебе становится на него пох… Вот кяйф!

– Да нет, мы с ним помирились. Я на другом сайте зарегилась, там чел один крутой, у нас тема на интим пошла.

– Ни херассее!

– Я говорю, у меня парень есть. А он, типа такой, пишет мне: "В резинке не измена".

– Жесть, вот урод!

– Ой, всё, я пошла.

… Короче, Кэт слилась. Осталась только Ника. Молодая мамаша, кажется, уже вздюжела от похмелья. Во всяком случае, пластиковых бутылей с пивом, ни полных, ни ополовиненных, ни даже пустых у ее изголовья не валялось.

Может, опять к ней подкатить? Ух как соблазнительно оголила она свои аппетитные ножки аж до самых белых стринг! Я уже было направился к манкому ложу любви, а проще говоря, к наспех сколоченному из каких-то деревяшек тапчану, покрытому коричневым пледом, на котором возлежал предмет моих любовных устремлений, или, попросту говоря, Ника. Однако Минен вновь залился в неистовом оре. Похоже, сейчас начнет исполняться священный материнский долг – кормление изголодавшегося чада, и мамаше будет не до плотских утех. Действительно, Ника ласково прикрикнув на Минена "когда ты уже заткнешься, зараза", лениво поднялась с измятого ложа, которое так и не превратилось в ложе любви, и стала готовить бутылек с детской смесью.

А мою голову стали посещать всякие философские мысли. Адам и Ева были нагими, но вкусив от плода познания, ужаснулись и прикрыли свой срам. В 19 веке (в Европе еще раньше) дамы обнажили грудь (декольте). В 20-м – ноги (мини-юбки), в 21-м – всё остальное. Женщина перестала быть загадкой. Круг замкнулся…

И тут меня охватила отчаянная тоска. Я даже заложил червь сомнения в Ее Величество Судьбу, в свою путеводную Звезду, в которую всегда неистово верил и беспрекословно подчинялся. "Наверно, я погиб, глаза закрою – вижу…" Кого? Кого, кого! Ее, которую ищу и не могу найти всю свою бестолковую жизнь. Во мне столько неизрасходованной нежности и ласки. Но где Она? А может, Ее и нет вовсе в природе, может, Она не существует. И это просто иллюзия, мираж. Или это… как там говорит Макс, только порнограф… тьфу ты… голографический образ?

 
Моя душа, плененная тоской,
В ней горькое находит наслажденье.
О жизни час! лети, не жаль тебя,
Исчезни в тьме, пустое привиденье;
Мне дорого любви моей мученье -
Пускай умру, но пусть умру любя!
 

Неожиданно, но кстати, запищала мобила. Нет, не отвернулась от меня Судьба-Злодейка, зря я в сердце своем, "плененном тоской", наводил на нее напраслину. Возможно, дошли мои жалобно-плаксивые сигналы до Вершителя судеб. Звонила Венера:

– Я вернулась. Ты где?

– В "Кундуне".

– В каком еще Кундузе? – забеспокоилась Венера. – Ты сбежал с Базы? Без меня!

– Нет, нет, я в городе, вечером буду.

– Возвращайся скорей, я так соскучилась.

Да, да, не отвернулась от меня Судьба, моя путеводная Звезда, оберегающая от беспорядочных связей и пустых переживаний. Права, права надпись на футболке Джули: "Кто умеет ждать, получает лучшее".

В башку влетела шальная мысль: "А зачем это я буду ждать до вечера, когда можно поехать прямо сейчас". Меня ведь Венера ждет – самая лучшая женщина в мире. Для меня лучшая, поскольку она предназначена мне Небом и самой Судьбою. Наконец-то я Ее нашел (не "на конец" раздельно, а именно «наконец» слитно). Наконец-то Она тоже это поняла, и наконец-то Она согласилась (опять «наконец» слитно, хотя, я думаю, уверен даже, что скоро Она согласится и "на конец" раздельно)".

Однако незаметно слинять не удалось. Остановил Макс.

– Ты куда лыжи навострил?

– Я возвращаюсь на базу.

– Чего это вдруг? Вечером ведь за нами машина приедет.

– Мне нужно сейчас.

– Не торопись, есть важное дело.

– Что за дело?

– Вопрос жизни и смерти.

– Чьей?

– В первую очередь твоей.

Я задумался. Макс не шутил. Он вообще никогда не шутил, не имел такой глупой привычки.

Когда мы вышли на перекур и уселись на скамейку, которой на самом деле не было, Макс выпалил, как из автомата, два страшных слова:

– Паттерны активизированы, – и многозначительно кивнул в сторону сетевой вышки.

Макс казался взволнованным, что тоже было ему не свойственно.

– И что это означает? – его тревога передалась и мне.

Повелитель сетей говорил быстро, коротко, но ясно.

– Станция запущена, излучение началось.

– Значит, сознание владельцев телефонов, куда ты незаметно установил «паттерны», начнет скоро меняться?

– Уже началось. Дай мне свой телефон, я установлю в него «паттерн». У меня еще остались.

– Ты че с дуба рухнул!

Макс стал объяснять горячо и сбивчиво, но я все понял. Оказывается, Макс со своими скрытыми сообщниками хакерами-программистами в тайне от команды Великого Инквизитора изготовил альтернативные «паттерны». И этот новый код был украдкой занесен в общую базу данных, а старый код уничтожен. Теперь, когда производство «паттернов» будет поставлено на поток (их ведь нужно установить в миллионы, миллиарды девайсов), при подключении к сетевым станциям сознание владельцев этих девайсов будет меняться не так, как это задумали Великий Инквизитор и его хозяева, а так, как придумали Макс и его единомышленники.

– Вместо подчинения наступит абсолютная свобода, – продолжал раскрывать свой контрплан Макс. – Голографическая картина Вселенной тоже изменится. Старый мир рухнет: вместе с ним исчезнут и ныне существующие представления о нем.

 
Весь Мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем
Мы наш, мы новый Мир построим:
Кто был ничем, тот станет всем.
 

– Откуда эти слова? – изумился Макс, никогда не слышавший и не певший революционных песен.

– Из "Интернационала".

– Первый раз слышу. Но как точно сказано!

– И как будет выглядеть этот ваш новый сказочный Мир?

– Люди с измененным сознанием перенесутся в параллельное измерение. Их будут окружать не чадящие заводы и забетонированные мегаполисы, а первозданная природа.

– То есть, они, как Адам и Ева, снова окажутся в райском саду Эдем, из которого по наущению Дьявола их когда-то изгнали?

– Типа того.

Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное.

– А Великий Инквизитор, то есть, мистер Гарри и его шайка тоже туда попадут?

– С чего бы это! Они ведь, как чумы, сторонятся сетевых вышек, которые сами понастроили и не берут в руки телефоны, которые сами произвели. Они останутся в своем старом мире, но уже без слуг и рабов.

Как же хозяева без них обойдутся, что с ними станется, подумалось мне. Римская империя рухнула потому, что плебеи восстали, а патриции без их помощи и шагу не могли ступить. И еще мне вспомнилось "хлопковое дело" в советском еще Узбекистане. Когда "хлопковых баронов" изолировали от прислуги, они даже ногти не могли себе подстричь, так как не умели обращаться с ножницами.

– А как прежние хозяева жизни будут обходиться без своих холопов? Они же ничего не умеют делать!

– Это их проблемы, – равнодушно отреагировал Макс.

– А много таких обреченных на вымирание останется на грешной Земле?

– Немного. Тысяч десять, может сто супер богачей, точно не могу сказать.

– Бедолаги.

Мне в голову пришли слова Достоевского, но не те, что цитировал мистер Гарри о Великом Инквизиторе, а совсем другие:

И сказал тогда аду Господь: "Не стони, аде, ибо приидут к тебе отселева всякие вельможи, управители, главные судьи и богачи, и будешь восполнен так же точно, как был во веки веков, до того времени, пока снова приду".

– Нашел кого жалеть. И вообще, кончай лясы точить! – между тем торопил меня Макс. – Ты даешь мне свой телефон или хочешь с мистером Гарри остаться?

– Подожди, Макс, не гони лошадей, мне нужно еще с одной девушкой встретиться.

– С какой девушкой?

– Венерой.

– Милосской?

– Челнинской.

– А где она, в Челнах?

– Нет, на Базе.

– Тогда дуй скорей, одна нога здесь, другая там. У меня как раз для вас два «паттерна» осталось.

Я рванул было с места в карьер, но резко тормознул на вираже.

– А как же ты, Макс?

– Что я?

– Разве ты не с нами?

– Пока нет. Мне с моими ребятами нужно завершить свою миссию здесь, на Земле. Проконтролировать, чтобы все прошло тип-топ.

– Это надолго?

– Трудно сказать. Все зависит от мистера Гарри и его транс корпорации, насколько быстро они смогут опутать своими сетями всю планету.

– Ты уж тут не задерживайся.

– Не переживай! Как только все закончится, мы сразу к вам присоединимся. Еще увидимся.

– Ну тогда покедова.

– До встречи в раю.

Казань, 2020.

Утёк III или Проверь свой IQ^[1]

Самоидентификация

Сразу же, во-первых строках своего повествования, во избежания всяческого недоразумения и недопонимания, спешу сообщить, что Утёк III, как выявилось после некоторого разбирательства, – это я.

Впрочем, недоразумения все равно не избежать, ибо идентифицировать сию темную личность, то есть меня, практически не представляется возможным. Дискурс^[2] в эту тему, увы, не соответствует ни одному из известных мировых трендов^[3], включая андеграунд^[4]. Хотя, как выясняется по мере моего пребывания на этой планете, существо, которое я называю «Я» – вполне аутентичное^[5] и даже, возможно, автохтонное^[6], то есть местное по происхождению. Поэтому ничего не остается другого, как принять априори^[7], что Утёк Третий – это я.

Однако начнем с av avo^[8]. То есть с яйца. То есть с начала.

Первым моим ощущением, когда я очутился на планете Засаран, или Засарания и проснулся в стране Обасаран, или Обасарания, был голод. Да, да, моим первым чувством был элементарный голод. Но я бы не сказал, что сначала голод был таким уж инфернальным^[9], когда готов грызть подошву своих черно-красных («steel toe») ботинок, а так, легкая интенция^[10] чего-либо пожевать, которая, впрочем, становилась все сильнее и сильнее.

Я покрутил головой, и мои трепещущие ноздри уловили запах жаренного мяса. Надо ли говорить, с каким энтузиазмом я направил свои стопы к дымящему мангалу (так называется приспособление, на котором жители Обасарании, готовят мясо на открытом огне). Флешбайер^[11] – усатый обасаранец, крутящий мясные вертела – оказался настоящим импатом^[12]. Он сразу уловил лабильность^[13] моего психо-физического состояния и тут же услужливо протянул мне самый большой аппетитный вертел, с которого я императивно^[14] не сводил глаз, жадно глотая слюну.

Утолив голод, я взял курс на север, попросту говоря, пошел туда, куда глаза глядят. Смеркалось, задул холодный осенний ветер, но моя камуфляжная куртка надежно меня согревала. Через пару кварталов, войдя в пространство, окруженное серыми бетонными небоскребами, я наткнулся на стаю крайне ассертивных^[15] собак. Их не агрессивное поведение объяснялось просто – они мирно спали на большой железной решетке, из под которой валили клубы теплого белого пара. Рядом, через низкорослый кустарник высотой 40–42,5 см, проходила теплотрасса – здесь виднелись отопительные трубы, укрытые каким-то грязным веществом, напоминающим асбест.

Глядя на тихо дремлющих под ватными облаками собак, я догадался, что они, собаки, тоже автохтонны. Я удобно устроился за кустиком и, прислонившись спиной к теплой асбестовой трубе, в тот же миг унесся в мир грез.

Знакомство с дауншифтерами

Как выяснилось, автохтонные бездомные псы отличаются не только ассертивным поведением, но и хорошей антиципацией^[16]. Даже пребывая в сладостных объятиях Морфея, им удается вовремя от них освободиться, чтобы предвосхитить ход дальнейших событий. Особенно, когда события обещают быть неприятными.

Меня разбудил громкий собачий лай. Собак согнали с пригретого местечка два странных субъекта в грязно-зеленых фуфайках. Спросонья мне трудно было определить их социальный статус. Либо фрилансеры^[17], либо дауншифтеры^[18], тяготеющие к маргиналам^[19], подумал я, протирая глаза. И склонился к последнему варианту, когда услышал их разговор, хотя по-началу плохо его понимал.

– Куда льешь, билять, по стенке надо! – раздраженно сказал один маргинал другому, быстро отхлебывая из белой пластиковой мензурки какую-то пенящуюся жидкость.

– Пошел на фуй, сам тогда наливай, – огрызнулся второй дауншифтер, поправляя на голове затертую красную бейсболку.

– Сам ты пошел во физду! – не преминул ответить первый, оставляя за собой последнее слово.

Видимо, он претендовал на роль альфа-самца^[20] в маргинальной среде.

Я лежал и напряженно думал, стараясь разгадать семантику вновь услышанных мною слов. Забегая вперед, должен заметить, что это удалось не сразу. Постижение истинного смысла материнской речи^[21] происходило поэтапно. Хотя я быстро ей обучился и стал направо и налево разбрасываться новоприобретенными словечками типа «билять»^[22] «фуй»^[23], «физда»^[24]. Я считал это комильфо^[25].

Постепенно я стал улавливать диалектические различия материнского языка. Например, некоторые обасаранцы говорили «пошел ты в физду!», а другие, как упоминаемый здесь маргинал альфа-самец, – «пошел ты во физду!» с ударением на предлоге «во». Так звучало солидней и весомей. Когда, наконец я проник в сакральный смысл понятия «физда», долго еще не мог понять, зачем обасаранцы другу друга туда посылают. Ведь взрослые особи давно покинули материнское лоно и обратно туда поместится не могут. Туда уже поместится не могут даже их маленькие дети, хотя дети вроде бы вылезли оттуда не так давно. Но знаете, обасаранские детишки очень быстро растут…

Мой мозг был повержен в полную фрустрацию^[26], когда до него дошел мессидж^[27] «холодильник физдой накрылся». Эта громоздкая железная конструкция, предназначенная для охлаждения пищевых продуктов, поместиться в женский детородный орган точно не могла! Я проверял, я знаю. Впоследствии (так угодно было провидению) мне немало приходилось их видеть, хороших и разных. Но ни в одну из них холодильник влезть не мог! Не только холодильник, даже маленькая морозильная камера явно не проходила по габаритам. Не знаю, как на других планетах, но на Засаране таких «физд» не бывает, даже у самых больших засаранок.

Однако справедливости ради следует сказать, что материнский язык, являющийся скрепляющим фундаментом обасаранской культуры, другим засаранцем неизвестен. Это ноу-хау^[28] сугубо локальное, повсеместно распространившееся лишь на территории Обасарана и дисперсно^[29] – на территории его сателлитов^[30].

От языковых упражнений меня отвлекло шуршание кустов.

– Пиво дырку ищет, – сказал альфа-самец и, расстегнув ширинку, вывалил из штанов свой набухший атрибут, служивший до сей поры одним из предметов моих лингвистических размышлений.

Но завидев мои испуганно аффектированные^[31] глаза, дауншифтер каким-то трансцендентальным^[32] усилием остановил рвущуюся наружу струю.

– Ты че тут? – удивленно вопросил он.

– Че-че, живу я тут – вот че! – ответил я.

– А-а, – почесал бритый затылок любитель утренних возлияний и протянул руку для знакомства, – Толян. Третьим будешь?

– Буду, – ответил я и, ухватившись за его шершавую длань^[33], быстро выскочил из кустов.

Жрица любви

– Ну куда же ты утёк? – закричал мне в след мармыга^[34]

– Кто Утёк? – мне не удалось с ходу провести языковую локализацию^[35] вербальной единицы «утёк», но мне почему-то показалось, что это онима^[36]

– Ты Утёк, – подтвердил дауншифтер, похоже, он неплохо разбирался в онамастике^[37]

– Я Утёк? – удивился я, не улавливая релевантности^[38]

– Ну не я же!

– А ты кто?

– Я Толян, я уже говорил, что я Толян, когда тебя в кустах чуть не обоссал, – противно захихикал обасаранец.

– А это кто? – указал я на его товарища с явными признаками имбецильности^[39]

– Я Рома, – гордо подбоченился второй мармыга. – А ты Утёк.

– Третий, – добавил я, припоминая слова Толяна «Третьим будешь» и демонстрируя свою способность к регулятивному^[40] восприятию мира.

– Ну наконец-то допёр, – обрадовался Толян. – Фарш канает?

– Чего?

– Бабосы^[41] есть?

– Есть, – поспешил заверить я, хотя значения ни первого, ни второго вопроса не понял, но боялся уронить свое реноме.

– Тогда дуй в магаз, возьми пузырь беленькой и что-нибудь на закусь.

– Еще нет 10, в такую рань беленькую ему не дадут, – вмешался в разговор Рома, показывая что не такой уж он и Untermensch^[42], как выглядит.

Но Толян так не думал:

– Долбан^[43], если от меня, то дадут. Скажи от Толяна, девки тебе дадут. Усёк?

– Утёк усёк – девки мне дадут, – бравурно воскликнул я, обрадовавшись, что мне становится доступным диалект уличных синчеров^[44] и я начинаю проникать в их сленг.

Правда, в голове у меня все перепуталось, кроме материнского языка в Обасаране были и другие. Каждая социальная страта имела свой базовый словарный пакет. Я их все-время путал, не зная, где и какие языковые единицы применить.

Проведя регонсценировку^[45] на местности, на остановке бусов я обнаружил винный бутик. Зайдя в него, я смело обратился к стоящим за прилавком винно-водочным сэйлз^[46]:

– Я от Толяна, он сказал, что девки мне дадут.

Пышная обасаранка с огромными дынями вместо грудей отреагировала на мессагу^[47] от Толяна не совсем адекватно:

– Я сейчас тебе дам «девки дают», пусть твой Толян сам тебе дает!

В эту минуту в лавку ворвалась дама с трудно определяемым социальным статусом и размытой возрастной стратой^[48] Ее аляповатый мейк-ап^[49], ярко накрашенные губы и ажурные чулки, мелькавшие в разрезе красного плаща, позволяли предположить, что дама работает в сфере кино-индустрии, например, флафером^[50]

– Девочки, ко мне гости с Пиндостана^[51] прилетели, мне бы бутылочку «Столичной», а?

– Что, тоже от Толяна? – с ехидцей поинтересовалась пышечка.

– От какого Толяна? – не сообразила хорошо юзаная^[52] флаферша.

– После 10 придешь. Водка до 10 утра не отпускается. Вот смотри! – продавщица сунула ей под нос табличку, регламентирующую Госалкогольинспекцией Обасарана продажу винно-водочных изделий.

– Ну че вам, жалко что ли, – захныкала маромойка^[53]

– Жалко у пчелки, а нам сверху накинь.

– Скока?

– Стольник.

– Скока, скока? – вытаращила свои намалеванные глазенки флаферша. – Это же беспредел!

– А когда ты своим клиентам накидываешь – это не беспредел? Нам тоже детишкам на молочишко нужно заработать.

– Какие клиенты, говорю же, гости с Пиндоса приехали!

– Знаем мы, какие к тебе пиндосы^[54] приезжают, – многозначительно произнесла сэйлз.

– Какие, ну какие, ну скажи! – вдруг по-поросячьи взвизгнула дама. – Фак!^[55] Овца покоцаная!^[56]

– Сама ты коза драная! Давай, чеши отсюда, шалава, а то сейчас полицию вызову!

– Напугала бабу хреном, ментозавры сами без вызова ко мне приходят, только на халяву любят, козлы, – и, подойдя к двери, флаферша угрожающе добавила: – А за шалаву ответишь, сука жирная!

– Пошла вон отсюда, прости… прости… проститутка сранная! – захлебываясь от возмущения и тряся своими мощными дынями заголосила пышка.

– Не проститутка, а жрица любви, – неожиданно успокоившись, торжественно и пафосно заявила флаферша. – А вас никто не юзает^[57], вот вам шифер^[58] и сносит, на порядочных людей с утра кидаетесь.

Не сумев заполучить ограниченный временной квотой продукт, гордая жрица любви удалилась не отоваренной, но и непобежденной.

Воспользовавшись тем, что пышка отходит от нокдауна, я обратился к ее напарнице, у которой вместо дынь под туго прилипшему к телу халатом угадывались два маленьких, но упругих яблочка:

– Мне «Столичную».

При этом я строго и серьезно посмотрел ей в глаза. Таким же серьезным немигающим взглядом я смотрел вчера на флешбайера, когда почувствовал инфернальный позыв к еде. Флешбайер сразу уловил сигнал и подал мне вертел с лучшим куском мяса. Главное, четко сформулировать внутреннее желание и отправить точный сигнал.

Вот и коллега вчерашнего шашлычника, худощавая сэйлз, молча протянула мне батл^[59] с горячительной жидкостью, присовокупив к нему батон докторской колбасы, хотя о «закуси» я даже не заикался. Сэйлзы, как выяснилось, – вполне вменяемые гуманоиды, абсолютно адекватно откликающиеся на посылаемые в их адрес императивные импульсы^[60]

Когда я вышел из бутика, увидев в моих руках именно то, что двумя минутами ранее ей не удалось заполучить, ко мне подскочила та самая обасаранка в красном плаще:

– Хай, фартовый!^[61] Огоньку не найдется? – жрица любви вытянула ко мне свои крашенные пухлые губки с зажатой в них пахитоской.

– Я не употребляю аддиктивных стимуляторов^[62]

– Че, умный, да? Как зовут, ботан?^[63] Я Венера.

– Утёк. – представился и я.

– Послушай, Витёк…

– Не Витёк, а Утёк, – поправил я Венеру и, подумав, добавил: – Третий.

– Странное имя, – удивилась она.

– Ничего не странное. Я от бабушки утёк, я от дедушки утёк, а от тебя, Венера, вторая внутренняя планета Солнечной системы с периодом обращения в 224,7 земных суток, и подавно утеку.

– Типа, Колобок, да? – догадалась Венера и, вперив в меня эксплицитно^[64] гипнотизирующий взгляд, томно произнесла: – запомни, боташа^[65], от меня еще никто не утекал.

Я не мигая, смотрел в ее подведенные синим карандашом глаза и думал о том, что моя собеседница настойчиво стремится к аффилиации^[66] Стремится-то стремится, да, видать, безуспешно.

– Ладно, харе мне уши макаронить^[67] – вдруг переменила она сабж^[68], обратив свой взор на батл в моей руке. – Скажи, у тебя в бутике блат, да? Кого из этих двух хабалок^[69] ты знаешь?

– Толян сказал, что мне обе девки дадут.

– Тупак твой, Толян! Эти шамотры^[70] днем и ночью будут мастурбировать, чем кому-нибудь дадут.

– Почему сразу шамотры? Одна из них вроде ничего, симпотная^[71]

– Ты че, малахольный!^[72] Это кто же там симпотная? – ревностно вопросила Венера. – Это жирная свинюга симпотная? Или та бледная спирихетка?^[73] Че, сифон^[74] хочешь словить? Тогда – вперед! – непонятно от чего возбудилась темпераментная жрица любви.

Потом, поостыв, промурлыкала вкрадчиво-кошачьем голосом:

– А вот я бы тебе дала, котик, мяу-у–у, – но тут же, сменив интонацию, деловито осведомилась: – А бабосы у тебя есть?

Я уже второй раз за сегодняшнее утро слышал это загадочное слово «бабосы», на сей раз решил сказать правду:

– Нет.

– Ясненько, бабосов нет, а стояк^[75] замучил, спермотоксикоз^[76] еще никто не отменял. Но я не скорая помощь, бесплатно не работаю, – разочарованно, словно на что-то обидевшись, промычала Венера.

А я опять задумался, пытаясь установить корреляционную связь между тремя понятиями: бабосы, лавэ и стояк, то есть спермотоксикоз.

– Вот что, Колобок, – облизывая сухие губы, прервала мои размышления флаферша, – пока ты совсем не утёк, сходил бы к своей подружке в бутик и попросил для меня еще один пузырек «Столичной». Пиндосы, понимаешь, приехали, а они без обасаранской водки не могут.

Похоже, без обасаранской водки не могла и сама жрица любви.

– Ок^[77], – согласился я. – Держи мою, а я себе еще попрошу. Мне дадут.

Всучив ей батл, я повернулся и направился обратно к бутику.

– Подожди, Ут… или как там тебя, Колобок, постой! – остановила меня Венера. – Возьми бабосы-то! У меня есть, просто не хотела этих хабалок кормить.

– Оставь, себе, – отмахнулся я. – Мне и так дадут.

– Ну как знаешь, – удивленно протянула Венера. – Ты… это… знаешь что? Ты это, если что, если приспичит, приходи, я вон в том доме живу, – обасаранка махнула рукой. – Квартира 85, домофон работает. Я тебе так дам, без денег.

Idee-fixe профессора Камалова

Мое возвращение из винного бутика дауншифтеры встретили радостными воплями. Не знаю, правда, что их больше обрадовало: моя скромная persona grata^[78] или то, что я держал в руках? Я, конечно, догадываюсь что, но лучше промолчу.

Полку буслаев^[79] прибыло – некий седоватый авторитет в профессорских очках разливал пенящуюся жидкость по мензуркам из большой бутыли, на этикетке которой на красном фоне красовалась надпись «Три богатыря», на синем фоне было написано «Пиво», на белом – «Обасаранское». Похоже, бутыль эту презентовал профессор, поскольку, когда я уходил, запасы пенной влаги у моих новых друзей-неферов^[80] уже были истощены.

Идентифицировать профессора было очень легко, для этого не пришлось запускать процесс глубокого сканирования – на его фейсе^[81] и так было написано «Профессор». Впрочем, сначала я подумал, что профессор – омбудсмен^[82] Поскольку кто, если не защитник прав и интересов обездоленных граждан должен интересоваться положением бездомных шаромыг типа Толяна и Ромы и с утра пораньше оживлять их больные души лечебной влагой? Но когда я получше рассмотрел его явно не джентльменский прикид, а мозг считал с пивного лейбла^[83] марку производителя «Обасаранское», я вспомнил, где нахожусь и отмел это предположение, как не релевантное^[84] Между тем, Роман нарезал колбасу, наполовину состоявшую из крахмала и жира, толстыми кружочками суровой ниткой, вырванной из своей фуфайки. Толян, выплеснув из пластиковых стаканов остатки пива, разлил из принесенного мною батла сорокаградусный напиток: