Римма Геннадьевна, с трудом устоявшая на ногах, забежала в хату и, увидев напуганного, но живого и одетого ребёнка, огляделась по сторонам. Заглянув под кровать, она встала на колени, достала топор и побежала в огород, где забросила его подальше. С глаз долой.

Плачущие мама с папой, милиция, скорая помощь, ничего не понимающая Леночка. У Риммы Геннадьевны поднялось давление, хорошо, что скорая рядом.

______________

Изверг Василий сидел в своём логове и будет теперь сидеть в нём до тех пор, пока его не найдут. А его не найдут, если только с собаками.

Домой пути нет, там на него расставлены капканы – легавые, это точно. Надо было кроме ножа хоть одеяло с хлебом прихватить. Эта сука Римма верещала, как резаная. Благодарен должен ей быть, не допустила убийства невинной души. Благодарен… Что со мной такое произошло? Помутнение рассудка.

В тюрягу пути тоже нет. Там с такими долго не чикаются… На перо быстро посадят. Или ещё хуже… Сам приговор выносил педофилам…

Никуда пути нет. Загнанный зверь. Сколько можно так продержаться? День, два, три… А зачем? Нет для меня места на этой земле. Никакой пользы от меня, только одни несчастья. Твари все. Суки поганые…Водки бы сейчас…

Еле различимый силуэт лодки причаливает к илистому берегу. В ней двое. В ночной тишине отчётливо слышно лёгкий прибой Оки и голоса приплывших. Довольным ворчанием один даёт указания другому. Василий прислушался.

Эти слова про вёсла под сиденьем он уже слышал. Знакомый шепелявый голос. Двое вытащили лодку на берег и не торопились уходить.

–– Надо повременить нам, затаиться. Менты никак не успокоятся. Потеряют бдительность, а мы им снова подарочек.

–– На нас у них ничего нет, яснее ясного. Повезло нам с твоим тестем, хорошая должность у него, уважительная. И нам прикрытие.

–– Надо пока выбрать деваху посочнее, навроде последней. Жаль, недолго продержалась.

–– В следующий раз привязывай камни посерьёзнее, чтобы не плавать с проверками.

–– Да понял, хватит меня учить. Любишь баловаться, люби и…

Шепелявый от неожиданности замолчал, почувствовав остриё ножика, направленное ему в спину.

–– Только шелохнись, сука…

Василий, заметив, что второй не собирается отсиживаться, вогнал нож по самую рукоятку. Раз плюнуть. Да ещё по правому делу. Шепелявый рухнул без звука. Три минуты борьбы, и нож уже у горла второго. Василий хотел узнать главное и медлил с расправой.

–– Ну что, дохляк, говори, а то медленно придётся сдыхать, по кускам резать буду. Правду только. Я и сам уже знаю, хочу ещё раз услышать. Имена говори… Громче!!!

После услышанного любимого имени обезумевший Василий воткнул нож в говорливого и пошёл искать тряпку. Она по-прежнему обвивала ствол спасительного куста.

Свежей кровью писал убийца имена замученных и утопленных женщин. Четвёртое написал своей, разрезав кисть острым лезвием. Как флаг привязал тряпку-платок к верхним веткам своего убежища.

У Василия не было страха. Совсем. Он убийца, чуть не ставший детоубийцей, последний гад и мародёр. Единственное, что он сделал полезное, избавил город от этих двоих. Васька посмотрел в сторону трупов и сплюнул.

Василий посмотрел наверх и подмигнул месяцу, удивившись, что умеет шутить. Солнца он больше не увидит. Не очень-то и хочется, если честно.

Не снимая обуви и одежды зашёл в воду. Заходил всё глубже и глубже, пока не поплыл. Вдоль реки, по течению. Ока удивлённо качала Ваську на своих еле заметных волнах, словно пытаясь усыпить. Он не сопротивлялся. Он был дома.