– Аракос, я не доволен! – оповестил король, не растрачивая время даже на приветствия.
– Чем же, свет нашего государства? – терпеливо поинтересовался я.
– Я сегодня ставил на псарне своих борзых и знаешь что? – румянец покрыл его лицо, – я не нашёл там своих пятнадцать пегих орочьих борзых что между прочим, выписал ещё на прошлой неделе! – пирожное полетело в бедного Поля, – ты что, забыл оплатить то, что приказал тебе король?!
Забыв о всяких манерах, едва не заскрежетал зубами, выдержав паузу, чтобы успокоиться, ответил как можно мягче:
– Прикажите вашим благородным спутникам оставить нас, Ваше Высочество, у меня есть вести, что не терпят промедления и шуток, – высказался я, строго глянув на короля, такой взгляд обычно срабатывал.
Но только не в этот день. Король затрясся всем телом, мелкая дрожь била его тощее тело, кулаки сжались:
– Что?! Ты смеешь мне указывать, что делать? – заорал Мазирис, побагровев полностью, даже шея его и грудь, что выглядывала из небрежно растрепанной рубахи, стали алыми, – ты забыл, кто ты такой?!
Я не выдержал. Сорвался, быть может, впервые за тридцать лет службы во дворце:
– Я как раз помню, кто я! Пора бы и вам заняться делами, достойными короля! – прокричал я.
И тут кремовое пирожное влетело мне прямо лицо.
– Стража, увести канцлера в кабинет и запереть на три дня без еды, пусть поработает, как должен, раз уж он помнит, кто он такой! – заорал Его Высочество, меня тут же подхватили под руки, но не решились тащить.
Окинув испепеляющим взглядом стражника так, что тот разжал руки, я вышел прочь, не сказав больше ни слова.
Такого унижения я не испытывал ни разу в жизни.
Той ночью, лежа на полу в кабинете – ведь никакого места для сна он не предусматривал, – я рыдал. Не от какой-нибудь глупой обиды за унижение, нет! Я выл от бессильной злобы! Такой черной, густой и липкой, что сидела в сердце и удушливой жижей поднималась по легким, сжимая горло. Я, третий по линии рода Синерийский, древнего и королевского, вынужден терпеть и пресмыкаться перед абсолютно бесполезным созданием. Мазирис Третий Золотой, наследник первой линии, той самой, что стала первой волей случая. Когда-то давно его безмозглая прародительница села в карету к принцу по ошибке, вместо своей старшей сестры, назначенной в невесты наследнику Магикона. Если бы не эта злая шутка судьбы и смазливая мордашка прабабки Мазириса, на троне был бы я.
Но в Магиконе был один закон и это был мой шанс. Вскочив на ноги, я зажёг магическое сияние и раскрыл секретер в поисках подходящих бумаг, меня обуревала жажда мести, желание расставить всё на свои справедливые места. В руки попались архивы платежных документов. Траты Мазириса, конечно, было легко доказать, но это едва ли было серьёзным аргументом для лишения родового титула – он далеко не первый король, что запускает руку в карман бюджета города.
Нужно было копать глубже и тщательнее, нужно что-то такое, что вызовет шок у князей и маркизов, которые будут созваны на совет, что-то, что сделает их решение однозначным. Сговор с врагами? Тайная продажа земель или ресурсов? Да, это было бы прекрасным поводом, вот только Мазирис был отвратным правителем и не делал ровным счётом ничего: ни хорошего, ни плохого, он только пил, буянил и транжирил.
Я остановился со стопкой сшитых счетов, рассматривая дату. Точно! Надо было копать не под этого болвана, что в жизни своей не сделал и одного правительского дела, а под его отца! Уж Мазирис Второй Темный точно имел грешки, в этом я не сомневался. Оставалось только отыскать их в архивах, ларцах, подвалах, людях и переписках.
А это лишь вопрос времени.
ГЛАВА 20. ТЕЛЛИАРОН, ТЕЛЛИРОС. РУДНИК
Спустя пять лет…
Маниэль вертелась на руках, не желая сидеть и пяти минут, цепкие ручки схватили мои волосы, чтобы сравнить со своими. Малышка улыбнулась, влюблено глядя на меня. Синие глаза Дали теперь смотрели на меня из маленького тела, от меня же дочери достались черные волосы, которыми она так гордилась. Атрикарм – маг, что прибыл к нам пять лет назад из Мадиса, – протянул руку к дочери, чтобы увести ее к Даландин. Жена со мной больше не разговаривала.
Как только я велел открыть шахты, в Теллиросе у меня не осталось друзей и тех, кто меня любил. Только несмышлёное дитя улыбалось мне, не разбирая, каков был поступок отца и маг, что следовал за мной по следу, пока оставалось в моих карманах золото.
Триста восемьдесят мечей лунной стали и пятьдесят умерших, семь с половиной мечей на одну эльфийскую жизнь. Вчера Даландин сама приводила дочь и опять просила закрыть шахты, не желая понять простую истину: город, что разросся втрое, живёт исключительно на руде. И если не погибнут десять в год, погибнет сотни в следующую зиму. В Серый лес всё больше пребывали эльфы: кто-то из Светлого леса, кто-то был рожден в других землях и, услышав о безопасном городе, где раздают дома и сарты каждому новоприбывшему, приезжал в Чернолесье.
Но никто не желал признавать, что за золото, что теперь появилось в Теллиросе, за монеты, что превратились в мощные сторожевые башни, за забитые едой кладовые и десяток магов надо платить кровью. Все предпочитали меня ненавидеть, однако не отказывались переезжать за безопасную каменную стену, что росла вокруг Теллироса и есть еду, что ждала их в новых прекрасно сложенных домах. И лишь на похоронах эльфы Серого леса стенали, тихо насылая на меня все проклятья, что знали. Но я не знал остановки, кровь должна литься в эту землю, по-другому из неё ничего не росло. Мой перст каждый сезон проходился по списку жителей, отправляя выбранных в рудник, сначала это были старики, после женщины и подросшие дети, мужчин я отправлял на смерть не часто, только если те открыто меня ненавидели, скоро их руки пригодятся в другом деле.
К тому же, договор с гоблинами теперь нельзя было разорвать, колесо крутилось без остановки. Прошлой весной к нашим стенам пришла армия сморщенных, как я и предполагал, гоблины решили захватить мою руду, но воинами были никудышными. Дать отпор с таким малым числом воинов было сложно, мир с западом был хлипок, болтаясь на честном слове короля гоблинов, и новый контракт едва ли надёжно скрепил нас с Зарнатхом. Мы отдавали им большую часть заработка от мечей, а они продолжали сохранять тайну от более сильных соседей, нападения которых Теллирос пока не выдержит. Все искали, откуда вдруг у гоблинских торговцев по всему Дарону начали появляться столь прекрасные мечи, торгашей пытались подкупить, даже похищали. Но ничто не делало слово гоблина таким твердым, как добрая гора золота в кармане, а уж в том, что гора в кармане короля Зарнатха и впрямь была большой, я не сомневался. Даже за меньшую часть, что доставалась Теллиросу за мечи, город начал расти, как посевы под заклятьем, росло и число узников рудника.
Так не могло продолжаться долго, я силился придумать новый план, а Зарнатх присылал всё больше заказов на мечи. Некоторые эльфы пытались сбежать из Теллироса, чтобы в следующий сезон не попасть в список смерти, в ответ я запретил покидать город. Всякого, кого ловили маги или наёмники-орки за стенами, я закрывал в рудниках навсегда, показательно мучая голодом, если строптивец вдруг отказывался исполнять работу и приносить к решёткам сверкающие камни. Та же участь ждала всю семью беглеца. После троих наказанных, желающих покинуть город стало меньше, а ненависть ко мне – больше.
Оставалось немного потерпеть, чтобы наладить дела, минуя сморщеннолицых. Я велел укреплять стены, сгоняя весь город от мала до велика на стройку, если мы продержим тайну рудника ещё хотя бы год, ни орки, ни Аландис, ни кто-либо другой нас не напугают. Наше золото превращалось в громадную серую стену с магическими артефактами, что по моему приказу закупались в Мадисе и встраивались прямо в стены города-крепости. За оградой мы продолжали расти: улицы, дома, торговые лавки, кузницы и лекарни, тайные подземные ходы, что начали копать тролли. Эльфийки и далее были обязаны рожать по многу детей, я щедро раздавал монеты каждой, что принесла нового гражданина, и никогда не отказывал в помощи и еде для юных жителей. Будущее было лишь в тех, кто сможет позабыть, на чьих костях вырос Теллирос, и подчиниться мне как когда-то сделали их родители.
Я сидел в тронном зале со списком смерти в руках и решал, кто должен сменить рудокопов, что работают уже сезон и теперь почти умирали от шахтовой болезни. Симптомы её были просты: сначала небольшие язвы, потом несчастный лысел, а нарывы становились всё больше, поражая тело даже изнутри, пока их носитель не умирал в страшной боли и муках, отплевывая кровь. Болезнь подхватывалась уже через месяц в шахте, я приказывал лекарям готовить пьянящие составы для рудокопов и раздавать ежедневно, так, невзирая на боль, эльфы могли ещё поработать два-три месяца. На смертном одре, когда копатель выходил из шахты, ему так же предлагали эликсиры, лекари постоянно придумывали новый способ борьбы с болезнью, но большим спросом у бывших рудокопов всё равно пользовались яды.
– Светлый Король, вашей супруги нигде нет, – оторвал от размышлений Атрикарм, что вернулся с дочерью. – Я отправил за ней.
Маг был приставлен к моей дочери круглые сутки как охрана, он берёг её хрупкое здоровье и лишь благодаря ему Даландин родила и не умерла в то проклятое лето, когда в Ледяном море утонула наша последняя надежда. Но и это жена предпочитала не видеть, брезгливо отворачиваясь, увидев меня.
Маниэль она тоже не любила. Никогда ранее я не подумал бы, что моя Дали, моя хрупкая нежная лекарша, способна так ненавидеть. Атрикарм не раз говорил мне, как она плохо обращается с малышкой, как оставляет её одну в слезах, не желая утешить, как нехотя она брала на руки её младенцем и только тогда, когда маг не выдерживал и делал ей замечание. Но кроме Дали и мага я больше никому не доверял ребёнка, город ополчился на меня и ненавидел.
Даландин вчера приходила ко мне, опять просила закрыть шахты, а сегодня вот куда-то пропала. Размолвка с ней ранила меня только в начале, было тяжело лишиться единственной поддержки, но с каждым днём я старался нуждаться в одобрениях меньше, размышляя, как выполнить Вечное обещание и приди к общему благу, а не вновь губить подданных напрасными попытками выжить.
Маниэль вновь тянула ко мне руки, не желая расставаться, что-то возмущенно бормотала под нос, не желая оставаться у Атрикарма.
– Присоединись к поискам, она пусть останется тут, – распорядился я, взяв дочь на руки.
Маг поспешил исполнить приказ, покинув тронный зал:
– Ничего, Маниэ, слушай отца и расти. В Светлом лесу растут два принца, лучший заберёт тебя и там тебя все полюбят, – беседовал с дочерью, малышка внимательно слушала.
– Я знаю папочка, я тебя всегда буду слушаться, – уверяла дочка, я улыбнулся, поглаживая мягкие волосы.
Вдруг дверь в тронный зал распахнулась, с грохотом ударившись в стену. К нам вломились трое с мечами, на улице раздавались крики и звон стали, Маниэ заплакала. Оттолкнув дочь за трон, я тут же схватился за оружие, завязался бой. Трое эльфов были моими же воинами, которых я берег, не отправляя в шахты. Выпад и я ранил одного, но второй успел в ответ пронзить мое плечо, увернулся и ответил, но тут же подоспел третий, силы были не равны. Я вертелся и отпрыгивал, отбивал выпады и старался напасть сам, потеряв счёт попыткам, вступал в бой то с одним, то с другим.
– Брось оружие, Рудный король, иначе я убью её! – раздалось сзади, раненый солдат схватил мою дочь, приставив к её шее меч.
– Ты не посмеешь, – прошипел я, сверкая глазами.
– Ты же убил моего сына в шахте? Вот и я могу! – я бросил меч, со звоном сталь коснулась каменного пола, но солдата это не остановило, он занес оружие над головой моей дочери.
В то же мгновение боль пронзила грудь, воздух сжался, не в силах пройти в легкие, я схватил воздух ртом, но ничего не вышло, он застрял. Схватившись за острие, что торчало прямо в моей груди, я приготовился умереть. Как вдруг ослепительная золотая вспышка ворвалась в зал, казалось, глаза вмиг ослепли, и лишь когда я смог видеть, понял, что это ворвались маги. Бунтари были пойманы, Маниэль надрывалась от плача на руках Антрикама, но осталась цела. Ко мне тут же прислали лекаря, пусть и нехотя, но под надзором магов он обработал рану, меч прошел сквозь левое легкое, ещё немного и пострадало бы сердце. То, что я выжил, было чудом. Теперь, при дыхании я издавал свист, это было даже смешно, если бы не было так больно вдыхать.
– Кто взбунтовался? – тихо спросил я, как только пьянящий эликсир, что давали рудокопам, подействовал.
Присутствующие как-то странно переглянулись, как бы решая, кому сообщать новость:
– Одиннадцать воинов и несколько женщин, а помогала во всем ваша жена, господин, – оповестил меня Антрикарм.
– Даландин? – во мне смешалось столько чувств, что я едва смог говорить.
– Да, – подтвердил маг.
– Всех в шахту, – распорядился я, закрывая глаза.
Намёк был понят и меня тут же оставили одного, в груди разверзлась пустота, размером с Дарон. Я не мог поверить, что моя жена сделал это. То, что мы не виделись с ней месяцами, и она ненавидела меня, я знал и мог понять. Ночами, иногда лежа без сна после похорон очередного рудокопа я понимал её и любил ещё сильнее за это противостояние, за эту борьбу за жизни умирающих без времени. Свою смерть я бы простил ей сразу же, но Маниэ… Горло сдавил ком, боль в груди теперь не от клинка сжимала сердце стальной хваткой. Я не проронил ни единой слезы, даже когда хоронил мать, но в ту ночь единственный раз в жизни я рыдал, как младенец.
На рассвете Антрикарм пришёл с дурными вестями: Дали покончила с собой. На глазах у всех, проклиная меня, распорола живот. Невзирая на боль такой силы, что казалось, будто меч до сих пор торчит в легком, я велел магу поднять меня и надеть. Антрикарм пытался отговорить меня, но взглянув в мои глаза, умолк. Облачённый в корону и багровую мантию, я медленно пошел к дверям, каждый шаг отдавался болью, тело покрылось испариной, но я оттолкнул руку мага. Народ Теллироса был на грани, жители города окружили мой дом, не желая уходить, выкрикивали проклятия и требовали правосудия, их крики проходили даже через дубовые двери, наполняя тронный зал невыносимым гулом. Выпрямил спину и открыл дверь, гордо взглянув на орущую толпу.
На мгновение воцарилась звенящая тишина, а потом словно рой пчел врезался в воздух, эльфы с перекошенными от злости лицами, кричали словно безумцы, от расправы меня защищали лишь наёмники-магиконцы. Я подал знак магу и тот, раскинув руны, бросил заклятие тишины, тут же заставив всех заткнуться. Слова давались мне с трудом и болью, но я должен был это сказать, а дальше будь, что будет:
– Не знаю, ведёт ли кто-то среди вас подсчёт, но я веду. Осенью будет шестнадцать лет, как я и мои верные подданные сменили Светлый лес на Серый. Их была всего сотня, сотня взрослых и двадцать семь детей, – слова вылетали со свистом, было тяжело стоять, я оперся на меч, сильнее вдавив его в землю. – За первые три года умерло двадцать четыре взрослых и трое детей, дальше – больше. Сейчас из тех, кто шёл за мной через Бездонное болото, здесь только девятнадцать. Как только мы вступили в Чёрный лес, эта земля требовала крови. И мы поливали этот песок ею каждый год. Оглянитесь, – я указал рукой на улицы каменного Теллироса, – города во все века росли на чьей-то крови, мне жаль, что эти стены взросли на крови тех восьмидесяти, что были достойнее вас. Мне жаль, что моя жена не разделила участи народа, который так яро защищала, трусливо убив себя. Теперь вместо неё в шахту уйдет невинный. Он умрет, как пятьдесят эльфов до него, добыв руды всего на семь с половиной мечей. Но каждый раз, когда вы войдете в свой каменный дом и поднесёте ко рту кусок, помните: этот дом, этот хлеб выросли на крови рудокопа, и лишь благодаря ему вы и ваши дети переживёте зиму. Я помню все пятьдесят имен, надеюсь, каждый из вас – тоже.
Развернувшись, я покинул глазеющую толпу, заклятие тишины было лишь кратковременным, но даже теперь никто не посмел меня перебить.
Семь лет спустя…
– Мой господин не любит вопросов, или ты не доволен золотом? – оттеснив любопытного орка подальше от меня, спросил Атрикарм.
– Говорят, у твоего хозяина водиться кое-что получше золотишка, – осклабился орк, – хорошее оружие в наших землях получше любой монеты будет, – прозрачно намекнул он.
Маг взглянул на меня вопросительно, скрываться более смысла не было, клыкастый понял, кто перед ним. Отбросив капюшон, я взглянул на него:
– Эльфийский меч – ценная награда, – согласился я, – не грех такую отдать за двадцать пленных.
– Услышат вас Боги, это же азагуры! Десять, никак не больше, – возмутился орк.
– Восемнадцать.
– Ну, может двенадцать еще так-сяк, – торговался амутгацец.
– Пятнадцать и ни одним меньше, – твердо заявил я.
– По рукам, – и орк протянул свою когтистую лапу.
– Вот ещё, – окликнул я собеседника, тот обернулся, уставившись черными глазами, – если ты действительно князь этих земель, уверен, ты сможешь найти драконье яйцо. Ведь когда-то именно орки выводили лучших ящеров.
Клыкастый сверкнул глазами, прикидывая, сколько же можно запросить за столь редкий товар.
– Если не поскупишься на задаток, найду, – просипел он, потирая руки.
– Хорошо, – улыбнулся я, и вытащив меч из ножен, отдал орку, – но, если не найдешь, я заберу задаток из твоего мертвого тела.
– Справедливо, – хмыкнул орк, жадно вцепившись в меч, лунная сталь отблескивала в его глазах, он смотрел на меч с таким благоговением, будто увидел чудо.
Хорошие воины всегда знали цену хорошему оружию, а уж орки едва вылуплялись, сразу хватались за мечи. Потому я знал заранее, что захотят клыкастые, прихватывая с собой пару-тройку клинков лунной стали. Толкнув медведя в толстые бока, направил животное обратно. Мы с Атрикамом направились к болотам, сделка состоялась хорошо, как и все предыдущие.
Уже давно Амутгат снабжал нас рабочей силой, стоило всего лишь пойти на маленькое преступление и дела в Теллиросе пошли в гору: теперь в шахтах, закрытых толстыми решетками, работали бессмертные азагуры. Правда, мороки с ними было много. Мало того, что приходилась после каждой смерти вытаскивать их из шахты и давать перерыв в пару недель, так ещё эти зловредные создания постоянно норовили сбежать. А уж каким словам они научили местную ребятню! Но, несмотря на все неудобства, это было замечательной идеей.
Когда-то на эльфийку у наших стен напали трое змеиных, мои воины поймали насильников и отправили в шахты. И тогда я решился на это. Сначала пробовал покупать их время: в грязных трактирах мои люди завлекали азагуров на работу, но такие работники быстро понимали, что золото того не стоит и уходили. Тогда я и связался с орками. И хоть клыкастые были неприятнейшими бесчестными типами, за золото и мечи они справлялись со своей работой вполне сносно, понемногу пополняя армию рабов.
Мои планы двигались дальше, я хотел расширять Серый город. А на это нужны были деньги и азагуры. Для того, чтобы получить больше азагуров, нужно было просто взять их в Гурии. Однако, «просто» взять драконьих не выйдет, воинами они были прекрасными даже в том виде, до которого сейчас докатились. Потому было решено перед походом для начала найти дракона, ящеры росли быстро, всего три-четыре года и в моих руках будет такая сила, что Гурия будет содрогаться.
Всего было роздано двенадцать мечей, все, как один, орки просили задаток, и я раздавал его с легкостью. Кто-нибудь из этих болванов непременно отыщет яйцо или того, кто что-то слышал о яйце. К тому же, этот заказ приняли гоблины.
С Зарнатхом, правда, наши отношения разладились еще три года назад, когда я отправил партию мечей прямиком по морю до Асестима и продал за такие деньги, что раньше и не снились. Тогда король гоблинов разорвал все договоры со мной и запретил любые сделки с Серым Лесом. Но жизнь эльфа дольше гоблина. Старый король умирал, воля его, как и власть, ослабла. Уже как полгода сморщеннолицые тайком приползают в Теллирос и за эликсирами, и за шкурами и вообще за всем, что я согласен продать. Скоро власть в Зарнатхе сменится и новый договор не за горами.
Стены Теллироса были видны издали, спускаясь по холму, среди макушек елей, уже возвышались дозорные башни. Город вырос в исполина, жителей становилось больше с каждым месяцем. Дела в Светлом лесу, с их жалкой торговлей эликсирами, шли кое-как, и только пока я не закрыл их попытки торговать полностью. Когда Гурия падёт, и количество стали станет больше, я во всех контрактах пропишу в обязательном условии отказ от эликсиров из Светлого леса. Многие это понимали уже сейчас. К воротам Теллироса каждый день если выйти на рассвете, обязательно приходила телега с пожитками, а то и не одна.
Ко мне переехали все кузнецы, которые в Светлом лесу давно не имели доходной работы, перетянув семьи и всю родню. За ними потянулись маги и маги-эльфы, каждого я встречал с распростёртыми объятиями, выдавая дом и двадцать золотых, а главное, ничего не спрашивая об их прошлом. И земли Чернолесья стали давать урожай столь хороший, что Асестим послал к нам корабли в прошлом году за пшеницей.
Потеряв Даландин, я больше не женился и не хотел детей, одна дочь, что слушалась и подчинялась безропотно, меня вполне устраивала. К тому же у моего дорогого братца Визаальта, имелся замечательный пример. Этот идиот догадался зачать двух сыновей, теперь, они подрастают в беднеющем государстве, где не хватит места двоим. Я лишь ждал, когда братья сцепятся, как мы когда-то, а уж в том, что это случится, никто не сомневался. Младший сын Визаальта рос диким, словно тугун. Мои слухачи рассказывали, как будучи совсем малым, мальчишка чуть не заколол старшего из-за игрушки, имей такого сына я – я бы усмирил его и направил. Но у Визаальта не хватит на это духа, оставалось только дождаться, когда битва за трон разыграется, и тогда я буду в первых рядах созерцать, как умирает Светлый город, жевать брогу, запивая лучшим тихарийским вином.
– Господин, послать весточку сморщенным? – спросил Атрикарм, вспоминая мое прошлое поручение.
Маг стал моим наместником, и стоит сказать, я ни разу не пожалел. Атрикарм исполнял все тихо и никогда, ни о чем не болтал даже со своими жёнами. Стоит сказать, я отрёкся от традиций Светлого леса о браке до смерти, в моем городе было разрешено и многожёнство и многомужество – все были счастливы.
– Не стоит, подождем неделю, после следующей Луны, я уверен, будем уже разговаривать с новым королём, – Атрикарм согласно кивнул.
Король гоблинов был совсем плох, вчера я отправил к нему двоих опытных лекарей с лучшими эликсирами, проклятый старикан не желал мириться со смертью, щедро раздавая самоцветы и золото за каждый прожитый день, а я не видел ничего дурного в том, чтобы хорошенько подзаработать. Ведь когда-то и он неплохо имел с моих людей, которые умирали в шахтах из-за его угроз растрезвонить по Дарону об эльфийской руде. И положа руку на сердце, его кончины я ждал с удовольствием.
Стража, завидев меня ещё издали, распахнула ворота. Похоже, пора было придумать лучшую маскировку для встреч на болотах, чем черная мантия с капюшоном. Медведь медленно и важно ступал тяжёлыми лапами по мостовой, ещё пару лет назад я думал закупить оленей или лошадей, но после того, как мой медведь разорвал четверых орков, что решили забрать награду до выполнения работы, я стал уважать "транспорт" гоблинов. Атрикарм же ехал на рыси, животные гоблинов быстрее бегали, но я не любил избегать боя, предпочитая доводить его до конца.
К тому же, мои советники недавно придумали, как облегчить войну с Гурией, оставалось только немного подождать и подготовиться.
ГЛАВА 21. АРАКОС, МАДИС. ШКАТУЛКА
– Раздумья пошли тебе на пользу, – констатировал Его Высочество, довольно поглаживая сытое пузо.
– Размышления имеют свойство идти на пользу всем, свет Магикона, – парировал я, делая знак слугам.
Лакей тут же сменил тарелки второго блюда на десертные. Перед королем выставили сразу семь десертов, опасаясь не угадать с его сегодняшними пристрастиями. На днях он казнил садовника за остриженный не по его вкусу куст, придворные находились в трансе после моего трехдневного заключения в кабинете без пищи, а случившееся вчера и вовсе запугало их до безумия.
– Ты прав, Аракос, – причмокивая губами, измазанными в креме, согласился Его высочество, – думать полезно. Я вот тоже подумал и решил, что надо жениться.
Я не поверил своим ушам, но вспомнив, кто передо мной, тут же насторожился.
– На ком, Ваша светлость? – вкрадчиво поинтересовался я, подав королю ажурную салфетку.
– На девушке, что за глупый вопрос, Аракос! – негодовал Мазирис, небрежно швырнув ажурную салфетку на пол.
– Я думал, что выбор ваш уже сделан и хотел знать, кто счастливица, – пошел на попятную я, тоже прекрасно помня случай с кустом и садовником.
Злить после таких вспышек Его Высочество ещё неделю было делом крайне непредсказуемым и опасным.
– А-а, – протянул король, придвигая к себе следующую креманку6, – нет, я не выбрал пока. Может Анжелиссия? – у меня от этого имени чуть не перекосило лицо.
Анжелиссия была одной из любовниц короля, безродная пошлая девка, совершенно не одаренная магией, грубая и бесполезная. От одного только представления ее на троне, мне стало плохо. Собравшись, я постарался высказаться мягко:
– Анжелиссия, безусловно, неплохая кандидатка, но извинит меня свет Магикона, для вас не лучшая, – высказался я, Мазирис уставился на меня вопросительно, нужно было срочно смягчить высказывание, – она ревнива. Помните, как она скандалила, когда узнала, что не единственная у вас?
– Точно, ты прав, – кивнул головой король, – тогда кого?
– Думаю, я мог бы созвать бал с наиболее подходящими претендентками, – намекнул я, пытаясь взять инициативу в свои руки.
– Нетушки, – ответил король, отталкивая креманку столь грубо, что чашка перевернулась, расплескав по скатерти содержимое, – я помню, какого крокодила ты пытался мне подсунуть! Ту, дочку какого-то там графа, –припомнил он.
– Не какую-то там, Ваше Высочество, а дочку графа Амантрийского, того самого, кому принадлежит Свияр, – пояснил я, – вам же понравился этот город? Так вот он был бы ваш абсолютно, если бы вы смирились с внешностью его дочери.
– Нет, Аракос, прекрати! – щеки правителя порозовели, дурной знак. – Не надо мне уродин, фу! Собирай бал, но перед тем, как туда кого-то позвать, покажи мне портрет их дочек, – приказал король.
– Ваше Величество, но остальные ведь могут обидеться, если не получат приглашение, – намекнул я.
– А мне не обидно будет смотреть на страшилищ в бальных платьях? Обо мне ты подумал?! – взревел Мазирис.
– Как скажете, Свет Магикона, значит, сначала покажу девиц вам, – тут же отступил я, похоже, спорить сегодня было слишком опасно.
– Правильно, Аракос. А то опять велю тебя закрыть в кабинете! – пригрозил грубиян.
Идея была плохая: пригласить одни знатные имена, минуя другие. Такие вещи запоминались надолго и таились в семейных планах годами, пока не выходили на свет прекрасно подготовленной, охлажденной и вызревшей местью. Именно так погиб дед Мазириса, из-за давнего отказа в титуле для бастарда, соратник короля и влиятельный граф Южной башни отказался направить свои войска на помощь королю, когда на границы Магикона покушались азагуры. Тогда Мазирис Первый и был смертельно ранен, проиграв битву с Барионом Железным, чуть позже пали Свияр и Мадис, а самое обидное, что из-за одной глупости недальновидного правителя Магикон лишился всех драконов, на многие годы утратив былое величие.
Однако предков Мазириса Первого это ничему не научило и теперешний король, и его отец не особенно дорожили отношениями со своими подданными, взять к примеру хоть смотрины в северных землях, что провалились со скандалом два года назад. Я же, как канцлер сделал всё, что мог, видят боги, отговорить его высочество я пытался, но, похоже, обид подданных было не избежать. Теперь если всё покатиться к гхусейману, то пусть хотя бы не по моей вине.
Тем же вечером, похлопывая ляжки от нетерпения и беспрестанно ерзая на стуле, Мазирис отбирал девиц.
– Слишком жирная, – воскликнул король, я бросил следующую руну, – а эта лопоухая, и нос длинный, фу. О, а вот эта ничего, ну-ка, покажи ближе! – скомандовал остолоп, абсолютно не знакомый с работой смотрящей руны.
– Ваше Высочество, сие невозможно, – мягко осадил я, – девицы предупреждены о смотринах, они сами выбирают, что и как хотят показать.
– Ах, так! А вдруг она со второй стороны кривая, глянь, она только боком поворачивается! – кипятился Мазирис.
– Графиня Астрианская, ее матушка, весьма недурна собой даже сейчас, в её возрасте, не думаю, что её дочь кривая, – саркастично заметил я, Его Высочество напрочь не запоминал ни лица, ни титулы своих ближайших придворных.
– А вдруг у неё смех противный? – беспокоился король, – или она чавкает?
– Свет Магикона, это мы с вами узнаем на балу, для того и собираем благородных барышень, – терпеливо пояснял я.
– Ладно, оставляй эту, – сдался король и я вызвал следующую руну.
Только к полуночи кандидатки были отобраны и утверждены, бал был назначен на следующее воскресенье. Высочество завалил меня бестолковыми поручениями, а сколько всего ещё предстояло сделать важного!
Вздремнув всего два часа, поторопился написать текст для пригласительных, после переделал ещё пару раз. Наконец, убедившись в верном посыле, раскинул руны и начал отправку магических писем, каждый раз вынимая из сундука нужную вещь. Выудив со дна перстень с горным хрусталем, отложил его в сторону, написать северному князю после того, как Мазирис опозорил его дочь, я не рискнул.
***
На кухне кипела работа ещё со вчерашнего вечера: повара не ложились спать. Без конца нарезая, шинкуя и фаршируя, обжаривая и выпекая, охлаждая и разогревая. Запахи десятков блюд для предстоящего торжества смешались тут в один, без конца мимо проносились повара и их помощники, каждый что-то доделывал, и по озабоченным лицам было видно, как они заняты.
Я отхлебнул горячий чай и обжог язык, оставив чашку с травяным настоем, поспешил проглотить тарталетку и встать из-за стола.
– Господин Канцлер, вы уже уходите? А как же омлет, вы ведь ничего не съели! – всплеснул руками главный королевский повар.
– Нет, Поль, сегодня я буду сыт по горло, – усмехнулся я.
– Как и все мы, – согласился он с улыбкой.
Покинув кухню, что напоминала растревоженный улей, отправился в бальный зал, чтобы распорядится расстановкой цветов. Цветочник опаздывал, из-за чего пришлось провозиться дольше, чем я рассчитывал. Гирлянды с живыми розами – белыми и кремовыми, – взмыли под воздушными заклинаниями вверх, слуги приняли ленты, увязав цветы на балкончиках. Наконец, под потолок взмыло украшение из сотен белых лепестков и нежнейшей газовой ткани. На часах пробило половину шестого, распорядившись насчет натирания полов и расстановки хрустальных бокалов, отправился к себе. Всё-таки даже в таком бешеном ритме работы нельзя было забывать о себе: Великий Канцлер должен выглядеть безукоризненно.