Февраль – близнец ноября

Вид нахально-сидящей вразвалку Белой с ухмыляющимся взглядом дорого стоит, а Черный совсем не из богатых. Ему очень хочется сбежать, и весь день парень скрипит зубами из-за надобности задержаться подольше и закончить норму работы на сегодня. Под конец юноше сообщают, что его переводят на новую местность с более крупным заказом, а место уволившегося коллеги скоро займет новый парень – почти его ровесник, по словам начальника – веселье в человеческом виде.

Откланявшись, распрощавшись и стряхнув со второго уха всю информацию, Черный, не помня ничего, крупными шагами идет к своему дому – что-то ему подсказывало, что Белая точно окажется там: хочет еще одну партию в нарды или ждет сказать, что у Чанеля очень вкусный чай, ну конечно.

Брюнет не замечает, как по дороге шепчет беспрерывно «пожалуйста» и закрывается от сосущего ощущения начала конца в груди. Он оказывается прав, но ровно на половину – Белая ждет его на крыльце, но не одна, а в компании небольшого чемодана. Подперев рукой подбородок, она сидела на тротуаре и наблюдала, как Черный, сбавив темп, медленно подходил к нему на постепенно немеющих ногах.

– Скажи, что ты достигла верха наглости и переезжаешь ко мне, а не уезжаешь. – Лепечет Черный заплетающимся языком сквозь сбитое дыхание. Он не знает, куда деть руки, потому что пальцы неприятно подергивает, а в ушах стучит кровь.

На шее Белой синий шарф крупной вязки поверх воротника серого пальто. Вместо ответа девушка поднимается и протягивает юноше отданные ему черные очки, тихо сказав, что теперь он точно не потеряется в яркости цветов и «теперь меня ничто не ослепит»; она обещает. Черному кажется, что он сейчас сломает в ладони один из заушников.

– Скажи, что это не билет в твоей руке, а еще одно дурацкое письмо, которое мы сожжем и посмеемся. – Он очень старается не срывать голос, правда, старается.

Белая мягко растягивает губы, покачивая головой, и запах сигарет от неё совершенно не ощущается – только свежесть новой вещи и его привычный гель. Девушка кладет ладони поверх плеч Черного, который был бы рад, будь это возможность рухнуть в чужие объятия, а не поддерживающий жест.

– Не переживай из-за меня. Если это больно, вырви, как занозу. Знаешь, кажется, наступает весна.– Белая поднимает взгляд вверх, и её челку, уже наполовину черную, гладит легкий ветер. – А еще мне кажется, что я совершенно здорова.

Черного не хватает на то, чтобы говорить – он просто не может подобрать слова для убеждения, аргументы, доводы, чтобы она не уходила. Большинство сооружений обрушиваются не из-за внешних влияний, а из-за плохого проектирования. Черного за эти дни сконструировали по-новой так искусно, но безжалостно подорвали.

Он по-прежнему молчит, глупо рассматривая посветлевшее лицо Белой. Та говорит, что не надо, вернись домой, спусти пепельницу с балкона, оголи оконные рамы от штор, замени обои картинами

– освободись.

– Ты же чувствуешь, – она гладит его по спине, – всё хорошо.

А весна действительно наступает – из окон нижних этажей вылетают краешки занавесок, солнце, точно распихнув облака, ярко светит, припекает макушки и плечи. Воздух чистый и пахнет подкрадывающимся мартом, который, как февраль, не будет подражать осени. Черному легкий поцелуй в щеку сроден ожогу, как и прощание – он провожает глазами легкую походку возрождающегося изнутри человека.

Покрывало городских улиц на сегодня – эхо уходящих шагов и первые солнечные лучи, а на душе под высохшими лужами – еще не закрытые пропасти (нам всё только предстоит).