Метод подчинения

Его тон – немного строгий, начальственный, выбивает меня из колеи.

Я прощаюсь ещё раз и вываливаюсь из машины амебой.

Сейчас мне нужна ванна.

И хорошенько подумать.

А потом поговорить с Лёшкой.

И что-то подсказывает мне, что разговор будет не из легких.

* * *

Ванна определенно помогает в принятии важных решений.

По крайней мере, точно позволяет мозгу расслабиться и расставить все по местам.

По истечению сорока минут приятных водных процедур, я сделала несколько уверенных выводов.

Во-первых, как бы не отнесся к этому мой любимый муж, я собираюсь принять предложение Даниила. По нескольким причинам. Самая первоочередная из которых та, что мне до смерти надоело корячиться на складе за копейки, а тут вроде как приличная работа за нормальные по моим меркам деньги. По крайней мере, за ипотеку хватит заплатить, и еще даже чуть – чуть останется.

Во-вторых, сын Удальцова, в отличие от него самого (бррр!..), вроде не такой уж и озабоченный индюк, а вполне себе адекватный парень. Может и сработаемся.

А в-третьих, где же мне еще взять такую баснословную сумму?

Огорчает только одно.

Лешка упорно игнорирует меня и не отвечает на звонки. У нас и раньше бывали разногласия на почве его неоднозначного отношения к моей семье. Меня всегда до глубины души задевает его твердолобость и нежелание хотя бы попытаться понять, что для меня значат эти люди.

Несмотря на то, что с матерью у нас не все бывает гладко, а брат постоянно подкидывает забот и проблем, я люблю их больше жизни. И не смогу себе простить, если они нуждаются в моей помощи, а я просто сделаю вид, что меня это не касается.

Жаль, что мой самый близкий, как должно быть, человек этого не понимает.

Странно, что сегодня я рассуждаю об этом по-философски. Обычно это море слёз и, как минимум, шоколадный торт, чтобы унять вселенскую обиду.

А сейчас нет. Мне не то, что не хочется плакать, даже намека на слезинку никакого. Правда, к вечеру, настроение все же падает. Потому что мне звонит свекровь.

– Ну и что там у вас случилось, Оля?

Как всегда, ни «привет», ни «здрасьте»…

– Добрый вечер, Вера Петровна. Что вы хотите от меня услышать?

– Почему Леша опять ночует у нас? Вы поссорились? Оля ты же женщина. Должна сглаживать углы… Леша – очень эмоциональный человек, мог вспылить, но то, что он не ночует дома, меня тревожит.

Выдыхаю про себя все, что хотела бы сейчас сказать. Вместо долгой тирады о том, что её через чур «эмоциональный» сын сам не хочет идти на контакт, выдаю только:

– Меня тоже это тревожит. Можете передать ему, что мне надо с ним поговорить, пусть позвонит.

– Я так и знала, что у вас проблемы. Надеюсь, ты понимаешь, что дальше так продолжаться не может?

– У нас все хорошо, Вера Петровна, просто небольшие разногласия.

– Это все потому, что у вас нет детей!

– Пожалуйста, давайте не будем начинать эту тему.

Моя свекровь уверена, что я не могу родить. Раньше она прямо наседала на меня с советами сходить в больницу провериться. По началу, меня это обижало, а сейчас я уже настолько привыкла, что просто не обращаю внимания.

Не знаю, почему мы с Лёшкой до сих пор не стали родителями. Вроде все этому способствует. Квартира есть, пусть и в ипотеке. Возраст уже не юный: мне двадцать семь, Лёшке – тридцать. Раньше мы хотели, как это модно говорить, пожить для себя. Потом у мужа были проблемы с работой, с финансами, не до детей как-то. Сейчас вроде все выправилось, но вот уже пять лет мы женаты, а о ребенке так и не задумались.

Впрочем, я в этом вопросе больше полагалась на случай. На непреднамеренную беременность, если вдруг случится – буду рада. А Лёшка просто продолжает «вытаскивать» в определенный момент, иногда я даже думаю, больше по привычке.

– Неблагодарная хамка. – Слышу я на том конце провода, и на этом наш разговор прекращается.

Естественно, Вера Петровна бросила трубку.

Я прямо представляю, как она сейчас хватается за сердце и чапает на кухню пить валокордин.

В итоге муж мне так и не перезванивает.

Я не знаю, чем он занят там сейчас, может в баре с другом Петькой напиваются или дома у родителей продавливает диван. В моей душе всё больше разрастается тревога, ведь, несмотря на резкие выпады, Лёшка все же благоразумный человек. И я понятия не имею, с чего он вдруг решил меня так долго динамить.

К восьми вечера я, уставшая от бесконечных раздумий и терзаний, все же звоню Даниилу, чтобы сообщить свой ответ.

Мы договариваемся о встрече на завтра в офисе к девяти утра. Не знаю, почему мои пальцы нервно дрожат, когда я произношу, что приняла положительное решение. А после его сухого «Я понял», энтузиазм куда-то вообще испаряется.

В первый раз за всю мою семейную жизнь я принимаю решение о смене работы одна, без участия мужа.

Это непривычно. И странно.

Настолько привыкла уже, что Лёшка в курсе моих дел просто до мелочей, что испытываю нечеловеческий ужас от того, какой предвижу его реакцию.

Нет, ну а что я должна делать, если он со мной не разговаривает?

Будем надеяться, обойдется без уголовной статьи. Импульсивность мужа иногда может достигать невообразимых последствий.

Все же мы разумные взрослые люди и сумеем как-то договориться. Тем более в финансовом плане от этого мы явно выигрываем.

Между попытками дозвониться до мужа, набираю Сашку:

– Привет, Лёлик. – Слышу зевок и откашливание.

– Привет. Дома?

– Да, погоди, на балкон выйду.

Несколько секунд молчание и шуршание на том конце провода.

– Все, теперь можно поговорить.

– Я, кажется, нашла деньги.

– В смысле?

Его неподдельно удивленная интонация почему-то задевает меня.

– В ближайшие дни пятьсот тысяч будут у меня. Так что, можешь позвонить своему знакомому и успокоить его.

– Это здорово, конечно… Но, Лёлик… Где ты их возьмешь?

– Тебя это не должно волновать.

– И все же?

– Скажем, заняла у знакомого. В рассрочку. Будем отдавать по мере возможности.

Сашка на той стороне вздыхает.

– Я все верну.

– Даже не сомневаюсь.

Много на своей станции по ремонту машин он не зарабатывает. На кусок хлеба и тусовки хватает, конечно. Но не на ремонт дорогой тачки.

Я сознательно не говорю ему, что меняю работу, и оплата долга будет входить в мой оклад. Наверное, чтобы не расслаблялся. Все-таки он виноват. Пусть чувствует ответственность за свои действия.

Мы прощаемся, и я долго еще раздумываю над тем, как же круто изменится моя жизнь с завтрашнего дня.

Хотя…

Она уже изменилась.

От бесконечно роящихся мыслей, не дающих нормально расслабиться, заснуть получается только глубоко за полночь.

* * *

Следующее утро огорошивает меня тем, что я безбожно проспала.

В восемь утра подскакиваю, матеря будильник за его спонтанное решение не звонить сегодня вовремя.

Вот же, блин!

Ну как можно опаздывать в первый же день устройства на новую работу?

В принципе, меня вообще могут сейчас не взять, и хорошо, что я пока ещё числюсь на складе. Хоть и взяла сегодня отгул.

Собраться, как следует, естественно, не удается. Вместо красивой прически, свои в разные стороны торчащие патлы я просто собираю в пучок. О макияже вообще речи быть не может, ведь на это мне потребуется, как минимум, минут двадцать, а такой роскоши сейчас нет. Я со скоростью спринтера облачаюсь в единственные блузку и юбку. Для того чтобы скрыть ссадину, надеваю темные колготки. Быстро напяливаю старые ботинки, отметив, что, если Даниил все-таки сжалится надо мной и возьмет к себе помощницей, нужно будет существенно обновить гардероб офисной одеждой.

Общественный транспорт сегодня тоже не на моей стороне, ведь прождать проклятую маршрутку пришлось еще долгих десять минут, в итоге оказалась на месте я только к половине десятого.

По пути к лифту чуть не сбила какую-то девицу с папками, которая долго лепетала мне вслед что-то про куриное зрение и рукожопость.

День начался волшебно.

В девять тридцать пять стучусь в кабинет Удальцова-младшего. Секретарша сообщила своему боссу о моем приходе, и он вроде как готов даже меня принять.

– Доброе утро! Разрешите? – Вдохнув и выдохнув полной грудью, подаю голос. – Простите за опоздание, форс-мажорная ситуация.

Будущий начальник, сидит за столом в рубашке без пиджака. В отличие от меня он просто светится лоском и ухоженностью. Прическа, галстук, идеально стоящий воротничок, даже легкая небритость – все так гармонично подчеркивает статус и положение мужчины.

Образ – будто с обложки глянцевого журнала.

На него, наверное, девушки западают с полувзгляда.

Даниил смотрит на меня изучающе, оторвавшись от компьютера.

– Здравствуйте, Ольга. Проходите. – Указывает на свободный стул напротив широкого стола.

Усаживаюсь на предложенное место, отмечая, что нервничаю в его присутствии, хотя может это просто чувство вины из-за опоздания.

– Прежде чем мы начнем обсуждать ваши обязанности, – Его тон деловой, даже немного строгий. – Я хочу, чтобы вы уяснили несколько правил.

Чувствую себя нашкодившей старшеклассницей.

– Во-первых, я не терплю опозданий. Вам придется приложить максимум усилий, чтобы подобное не повторялось в нашем рабочем процессе.

– Уверяю, не повторится. – Уже ведь извинилась, что еще-то надо?

– Во-вторых, помимо установленного рабочего времени в офисе, вам придется иногда задерживаться, посещать деловые ужины, также, предусмотрены командировки.

– О… – Об этом я как-то не подумала. Муж вряд ли будет в восторге.

– Также, вы должны быть со мной на связи двадцать четыре часа.

Начались сюрпризы. Радужные облака понемногу рассеиваются. В принципе, все это не так уж страшно. Только придется подготавливать Лёшку как-то постепенно, чтобы не слишком болезненно было.

– Это понятно.

– Теперь, что касается ваших обязанностей. В первую очередь, я нанимаю вас, Ольга, чтобы немного облегчить себе жизнь, потому что компания растет, и один со всеми сложившимися делами не всегда успеваю справляться. Вы должны будете составлять мое расписание, так, чтобы максимально эффективно тратить время, договариваться о встречах и участвовать лично в некоторых из них. Так же вы будете вести документацию, проверять отчеты и сметы, прежде чем показать их мне. Все что касается моей работы, целиком и полностью касается вас. – Он смотрит пристально, видимо ожидая моей реакции. – У вас есть какие-то вопросы?

– Не знаю пока… Просто я никогда не работала личным помощником. – Поправляю растрепанную прическу рукой. Не знаю зачем, от нервов, наверное. – Когда я должна приступить к обязанностям?

– В идеале, вчера.

– Просто я сейчас работаю ещё…

– Скажите название организации, чтобы я мог как можно скорее уладить вопрос с вашим увольнением. И приносите документы в отдел кадров.

– «Эверест». Я работник склада.

Он бросает на меня какой-то странный взгляд, неопределенно хмыкает и поднимает трубку стационарного телефона.

– Светлана Алексеевна! Доброе утро! Как Ваши дела? – Отчеканивает он бодро.

Моя челюсть отвисает. Судя по всему, он только что набрал номер моего директора.

Разговор между ними завязывается непринужденный, Даниил внимательно выслушивает собеседницу, иногда вставляя короткий комментарий.

– Да?.. – Смеётся. – Не может быть… Вот это да…

Я слушаю, как он воркует с моей руководительницей и просто недоумеваю, как эти двое людей могут быть связаны. Наша «Брони – леди» пенсионного возраста и этот молодой человек.

– У меня к вам просьба будет, Светланочка Алексеевна. Сотрудницу одну вашу хочу к себе перевести, очень уж она мне приглянулась… как специалист. – Подмигивает мне. – Да… Вы полностью правы. Работника нормального сейчас и днем с огнем…

Он. Мне. Подмигнул.

– Ну так что, подойдет она за документами? А я вам бригаду пораньше найду. Нормальных ребят. – Несколько секунд слушает собеседницу. – Спасибо, Светлана Алексеевна. Знал, что мы с вами договоримся. До свидания.

Он кладет трубку, а я гляжу во все глаза на него, не могу сдержать комментарий:

– Ого… Видимо, вам и правда очень нужен помощник…

Даниил смотрит на меня, как на тупую.

– Я не стал бы нанимать вас на таких щедрых условиях, если бы не нуждался в помощнице. Такой, как вы.

– Что значит, как я?

– Я слышал ваш разговор с отцом. Вы не позарились на его предложение, хоть и нуждаетесь в деньгах. Если бы мне была нужна подстилка на работе, я бы обратился в эскорт-агенство. Но мне нужен работник. Ответственный, порядочный и пунктуальный. За это я и собираюсь вам платить.

Не знаю почему, но его ответ меня одновременно расстроил и порадовал.

Он не будет меня домогаться, как озабоченный папаша – это плюс. Но факт, что Даниил расценивает мою работу, как благотворительность, несмотря на жесткие условия, почему-то бесит.

– Вы замужем, Ольга?

Вопрос как-то застает меня врасплох.

– Да.

– Дети?

– Нет.

Его выражение лица немного меняется, но я не могу уловить суть изменения.

– В любом случае, постарайтесь сделать так, чтобы это как можно меньше отразилось на нашем рабочем процессе.

Просьба более чем прозрачная. Муж не должен мешать.

Черт, с этим-то как раз проблема…

Ладно, не буду впадать в панику раньше времени, сначала получу деньги, потом буду действовать по ситуации.

– А что насчет денег?

– Мы составим договор, в котором будут прописаны все условия, на которых вы согласны получить от меня нужную сумму. Все будет прозрачно.

– Спасибо вам, меня это действительно сейчас спасет.

– Не благодарите. Вы еще не знаете, во что ввязываетесь. – Отвечает он с широкой добродушной улыбкой.

– Я могу идти?

Даниил еще какое-то время разглядывает мое лицо, потом говорит:

– Да, Ольга. Вы можете идти. Жду вас завтра в восемь утра с документами.

– Хорошо. До свидания.

– До свидания.

Я только что устроилась на новую работу.

Совершенно не представляю, что меня ждет, и как буду справляться.

Зато, может образование экономиста пригодится. А я думала, уж так и будет пылиться на полке мой красный диплом.

Глава 5

* * *

В отдел кадров «Эвереста» пришлось тащиться на другой конец города. И проторчать там еще три часа, чтобы заполнить все необходимые для перевода документы. Страшно представить, сколько пришлось бы ждать, если бы я совсем увольнялась. А так, по ускоренной программе… всего-то три папки бумаг заполнила, да пять этажей обегала раза три, сущие пустяки!

Вдобавок, не обошлось без посещения непосредственно склада, чтобы поставить несколько необходимых подписей, а это еще восемь остановок в другую сторону, так что домой я вернулась почти затемно.

А тут меня ожидал сюрприз, в виде вернувшегося в наше семейное гнездо мужа. Странно, в такое время он почти всегда в офисе, и сегодня, вроде будний день. Я хоть и проболталась почти весь день со своим переводом, но для его возвращения с работы, все же, рановато.

Сняв в прихожей пальто и ботинки, прохожу в гостиную и обнаруживаю Лёшку лежащим на диване с вытянутыми ногами. Он что-то сосредоточенно изучает в своем ноутбуке.

– Привет. Ты дома?

Я почему-то застываю на пороге, не решаясь пройти в комнату, может от взгляда, которым он одаривает меня, оторвав глаза от монитора.

– Да. Тебя это удивляет?

– Нет. Просто, обычно в это время ты ещё работаешь…

– Освободился пораньше.

В его тоне сквозит обида и какое-то превосходство. Обычное дело после очередной ссоры. А я настолько устала, что не готова на это реагировать.

– Ужинать будешь?

– Хотелось бы. Ты за два дня, смотрю, совсем расслабилась, даже приготовить ничего не удосужилась.

Я вспоминаю, что ассортимент еды в холодильнике и правда оставляет желать лучшего.

– Просто времени не было.

– И чем же ты таким занималась в мое отсутствие?

Я понимаю его стремление меня задеть. Но поддаваться на провокацию сейчас не самое подходящее время.

– Кстати, об этом… – Собираю волю в кулак, чтобы начать сложный разговор. – Я поменяла работу. Точнее, меня перевели в головной офис.

Лёша смотрит на меня подозрительно, но перед этим его брови на секунду взмывают вверх. Он откладывает ноутбук и скрещивает руки на груди.

– То есть, как перевели? Зачем?

– Ну… мне предложили новую должность.

Я все-таки прохожу в комнату и осторожно сажусь на край дивана, словно боясь спугнуть мгновение. Затишья.

– Интересно…

Прежде чем он задаст свой следующий вопрос, я в уме перебираю информацию, которую могу сейчас озвучить. А это довольно сложно. Чтобы не разрушить и без того шаткое перемирие, мне нужно выдавать новости порционно, и тщательно взвешивая каждое слово, чтобы не вызвать новый взрыв. От этого нервы натянуты, и, честно признаюсь, мне казалось, что будет немного больше времени в запасе до этого разговора.

– Почему именно тебе? С чего вдруг? – Спрашивает муж с нажимом. А я втягиваю голову в плечи.

– Это не вдруг. У меня вообще-то диплом экономиста. – Произношу я немного с обидой. На самом деле понимаю, что вру.

– Ааа… И что же за должность тебе там предлагают?

– Помощник руководителя отдела.

Лёшка поднимается с дивана, потряхивая плечами, выдавливая саркастический смех.

– Секретарша что ли?

Его реакция неприятно колет по моему самолюбию.

– Нет. Помощник. Секретарь у него уже есть.

– У него? – В одну секунду у мужа меняется выражение лица. А я с ужасом понимаю, что этого следовало ожидать. При его патологической ревности.

Моё прежнее место работы выгодно отличалось одним фактом – у нас был преимущественно женский коллектив. Если не считать завхоза Максимыча, возраст которого невозможно было определить, учитывая его седину и морщины, но при этом безобидную любвеобильность.

– Да, мой непосредственный начальник – мужчина. Но он не единственный работник в огромном офисе, там сотни человек каждый день…

Я ловлю Лёшин взгляд и понимаю, что оправдываюсь. Мне становится противно от самой себя. Каждый раз, когда между нами случаются такие разговоры, я чувствую себя загнанной в угол и слабой. И хочется изо всех сил сопротивляться, но наши силы не равны. И я по-прежнему считаю, что мужчина в доме главный, поэтому сейчас вообще нахожусь в каком-то смятении, предоставляя ему на рассмотрение уже по сути случившийся факт.

– Ты не пойдешь туда.

– Лёш, послушай…

– Я сказал, не пойдешь. Завтра вернёшься на склад, это ведь ещё возможно?

Он говорит куда-то в пустоту, заявляя этим, что вопрос закрыт. И уходит на кухню.

А я на миг представляю, как оправдываюсь перед Даниилом и Светланой Алексеевной, а потом мы с Сашкой сообщаем маме приятную новость о выселении, или еще чего похуже… мы с мамой провожаем Сашку в тюрьму…

После таких ярких картинок, я резко подрываюсь и залетаю в кухню, произнося на выдохе, пока не кончился запал:

– Лёша, я понимаю, что тебе сложно это понять и принять. Но мой перевод – уже вопрос решенный. О возвращении на склад не может быть и речи. К тому же, на новом месте у меня будут гораздо лучшие условия, и оклад в два раза больше. А у нас ипотека. В конце концов, неужели ты не можешь просто порадоваться за меня и поддержать? Я ведь всегда тебя поддерживаю!

Все-таки я – самоубийца.

Муж поворачивается ко мне, и его взглядом сейчас можно заморозить полгорода.

– Порадоваться? Чему, Оль? – Он усмехается. – Может тому, что ты пойдешь сиськами трясти перед каким-то ублюдком? Или тому, что моя жена будет девочкой на побегушках? Действительно, вот радость! Карьерный рост! Из кладовщиц в секретутку!

И тут происходит то, чего я никак не ожидала. Моя рука со свистом рассекает воздух и приземляется на его лицо смачной пощечиной.

Я не знаю, как это произошло.

Я не могла этого сделать.

Не могла.

Несколько долгих секунд мы оба не можем оценить ситуацию, а потом я вижу, как его рука сгребает со стола кружки с громким звоном на пол возле меня, и слышу грохочущий голос:

– Ах ты дрянь!

Дальше все как в тумане.

Вот он замахивается первый раз. После которого чувствую резкую боль и металлический вкус крови.

Второй сбивает меня с ног, так, что я, размахивая руками, задеваю посуду и мебель, падая на твердый кафель пола.

От третьего голова звенит, как колокол и невыносимо жжет легкие.

Потом уже не считаю.

Думаю, вряд ли смогу вспомнить, сколько ударов он мне наносит по лицу спине, голове и ногам, прежде чем я, свернувшись в клубок на полу нашей кухни, уже не пытаюсь увернуться от свинцовых кулаков и ног.

В какой-то момент боль смешивается с темнотой, и мне все же удается отключиться.

Глава 6

* * *

Окрашенная в бледно-розовый цвет стена – первое, что я вижу, придя в себя от сумбурного сна.

Мне снилось, что я переставляю коробки. Много, очень много коробок. Запечатанных, без каких-либо опознавательных знаков. Это длится бесконечно долго, и я просто повинуюсь какой-то отлаженной системе, которая не позволяет делать передышки. Просто ставлю коробки. Одну на другу. В длинные вереницы из высоких башен одинаковых обезличенных картонных ящиков. Очень продуктивное занятие. Всем рекомендую.

Первое, что пытаюсь сделать, придя в себя, – поднять руку и потрогать стену в тридцати сантиметрах от моего лица.

Это причиняет мне адскую боль. Но я все равно дотрагиваюсь. Провожу онемевшими пальцами по шершавой поверхности, словно в доказательство, что это наяву.

– Милая?

Я слышу этот голос и не понимаю, почему его звучание отдается глухой болью в области сердца. Казалось, мое тело не способно вместить больше боли. Но так там же еще душа… Черт бы её побрал…

– Лёлик, котёнок мой, я рядом. Ты слышишь?

Не поворачиваю головы. Не потому, что не могу шевелиться. А потому, что абсурдность слов вводит меня в ступор.

Он нарочно называет меня «Лёлик». Это запрещённый прием.

Только мама и брат зовут меня так. И я прекрасно знаю, как бесит мужа такое производное моего имени.

Чувствую, как теплая ладонь накрывает мою руку.

– Прости, Оль… – В его голосе новые незнакомые мне нотки. – Я – дурак. Конченый. Прости…

Он сожалеет. Да. Точно.

Чувствует свою вину.

А я не чувствую.

Ничего.

Кроме боли.

– Уйди. – Слова даются мне с трудом.

– Оля, я…

– Пожалуйста… Уйди.

Его рука легонько сжимает мою.

– Я понимаю, тебе сейчас тяжело… – Тихий вздох. – Отдыхай, я приду вечером. Каждый день буду приходить. – Слышу шорох. Он поднимается, освобождая мою ладонь.

Скрип двери.

Эхо больничного коридора.

Голос, забивающий гвоздь мне в сердце:

– Я люблю тебя, Оля.

Он любит меня.

Мне не хочется ни плакать. Ни смеяться. Ни дышать. Ни жить.

Как такое могло произойти?

Раньше он держал себя в руках.

Насколько это возможно.

Мог швырнуть меня. Толкнуть, так, чтобы упала или больно ударилась.

Мог ударить по лицу.

Даже изнасиловать. Как бы нелепо это не звучало.

Как такое могло произойти?

Почему именно в этот раз?

Почему сегодня?

Кстати…

Какой сейчас день?

Сколько времени я тут нахожусь?

Память вдруг возвращает мои мысли к Сашке и причине моего здесь пребывания.

Только решаю, во что б это ни стало, подняться и узнать ответы на элементарные вопросы, как в палату заходит врач в сопровождении молоденькой медсестры.

– Доброе утро, милочка! – Его насыщенный баритон заполняет всю палату, которую я даже не успела рассмотреть. – Давайте посмотрим, что у нас тут имеется.

Он открывает папку, видимо с моей историей болезни, и внимательно вчитывается в записи, сдвинув брови.

На вид мужчине лет шестьдесят, но в целом он очень даже симпатичен. Темные волосы, тронутые сединой, густые брови, крупный нос. Солидности добавляют внушительный рост и сидящие на переносице очки.

Покончив с чтением, мужчина переводит взгляд на меня.

– И что скажете, милая гражданочка? Каковы причины этих травм? – он слегка обводит крупной ладонью в воздухе.

– Упала. – Твердо отвечаю я.

– Вот как. – Брови сдвигаются еще сильнее, рискуя слиться воедино. – Ты знаешь, почему-то так и думал.

Он на секунду поворачивается к медсестре, которая молча стоит в сторонке, делая вид, что мое состояние никак её не тревожит.

– Вот ведь осень выдалась! – Не унимается врач. – Сплошной гололёд! Все так и падают. И разбиваются!

Его сарказм меня не задевает. Все равно. Мне уже все равно.

– Ты себя-то видела? – Произносит он строго, но спокойно. – Упала она.

Я чувствую, как комок подкатывает к горлу, и глаза застилают слёзы.

Вот только не сейчас…

– Девочка моя, что ты пытаешься доказать своим упрямством? За такие действия нужно наказывать. А ты тут героиню строишь.

Я по-прежнему молчу, глотая непрошенные слезы.

– Ладно, дорогуша. Отдыхай пока. В обед и вечером температуру смерить. Назначения напишу. Капельницу сегодня поставим, посмотрим, как будешь реагировать. Переломов, слава богу, нет. На ушибленные места – холод, мазь три раза в день. Маруся, проследи.

Медсестричка кивает и двигается к выходу. Доктор тоже поднимается и собирается уходить, как я вдруг отмираю и подаю голос:

– А какой сегодня день?

– С утра была пятница.

Холод пробирает меня до позвоночника. Я что, сутки была в отключке?

– А мои вещи?

– В тумбочке и шкафу все необходимое. – Отчеканивает медсестра. – Супруг ваш принес.

– И телефон?

– Да, конечно. – Она кивает головой на тумбу справа от меня, где лежит мой старенький смартфон.

– Спасибо.

Они выходят за дверь, а я оглядываюсь вокруг.

Палата двухместная, небольшая. Кровати широкие, функциональные. Судя по всему, я в травматологии. Также имеется шкаф, стол и два стула.

Заботливый муж у меня.

Повезло.

Первым делом, взяв в руки телефон, набираю номер Сашки.

Брат отвечает практически сразу.

– Лёлик! Господи! Как ты нас напугала!

– Привет, Сашка.

– Как ты, сестрён? Что случилось вообще? Лёха сказал, тебя машина сбила.

– О… – Кто бы мог подумать… – Я не знаю. Точнее, не помню.

Почему-то решаю не говорить брату о случившемся. Может потом.

Сейчас не смогу.

– Мы с матерью к тебе приедем. А что врачи говорят? Какие прогнозы?

– Саш, я не знаю. У меня болит всё. Назначили капельницу вроде, мази какие-то… Я хочу домой… – Не в силах больше сдерживаться, всхлипываю, достаточно громко, чтобы он услышал.

– Лёлик, потерпи. Нельзя пока домой. Как поправишься, мы тебя заберём.

– Слушай, насчет денег…

– Так, Оля. Не переживай. Твое дело сейчас поправляться, лопать апельсины. А обо всем остальном забудь. Я сам все решу.

Решит он…

Меня вдруг охватывает такое бессилие, что хочется выть.

Помогла, называется, брату. Только усложнила все.

Теперь им ещё за меня переживать. Да по больницам таскаться. Представляю, в каком состоянии сейчас мама. Уже, наверное, все ментовки обегала, в поисках несуществующего виновника ДТП.

Господи, как же больно…

Лучше бы он меня убил.

* * *

Мама с Сашкой приходят вечером – взволнованные, запыхавшиеся, с полными сочувствия взглядами. Меня еще больше накрывает собственная безнадежность, но я искренне рада их видеть.

– Уму не постижимо… – Мама измеряет палату нервными шагами. – Просто взял и уехал! Да как таких земля носит вообще?

– Маам… Главное я жива. Поправлюсь, ничего страшного не произошло.

– Что?! Что ты говоришь? – Она замирает в недоумении. – Моего ребенка чуть не убили, а ты говоришь – ничего страшного?!

– Ма, успокойся. – Сашка сидит возле меня, хмуря густые брови, что достались ему от отца. – В глазах рябит уже, сядь.

Он рассматривает мое лицо напряженно, словно хочет увидеть там что-то тщательно скрытое. Я, как могу, стараюсь выдержать его взгляд. Не хватало еще, чтоб он о чем-то догадался, это будет настоящая катастрофа. У него и так финансовые проблемы, а из-за меня может конкретно наломать дров.

Именно из-за этого я поддерживаю миф, придуманный мужем. Не должны мои близкие страдать от моей глупости и недальновидности.

Хотя, если честно, глядя на встревоженные лица родных людей, мне все больше с каждой минутой хочется застрелиться. Почему я родилась такой непутевой?

Надо отдать маме должное, она все-таки берет себя в руки и прекращает свое мельтешение, усаживаясь рядом с моей кроватью на стул. Мы минут сорок разговариваем обо всем, кроме случившегося, пока нас не прерывает медсестра, пришедшая выполнять вечерние процедуры.

Я с трудом заставляю себя улыбаться, прощаясь с родственниками, потому что сердце разрывает неведомая мне ранее тоска.

Сашка обещал забрать меня домой, когда я поправлюсь. А где теперь мой дом?

Возвращаться в квартиру к Лёше у меня нет никакого желания. Даже под дулом пистолета. Только не после такого. Все же, где-то очень глубоко внутри меня еще теплятся остатки растоптанной гордости.

Но и к матери переезжать я тоже не хочу. Вернуться туда сейчас – как расписаться в собственной несостоятельности и никчемности, о которой потом буду выслушивать всю оставшуюся жизнь. Нет. Из маминой колыбели я давно уже выросла.

Мысли бесконечно роятся в моем воспаленном мозгу, и я, устав бороться с ними, решаю позвать медсестру, чтобы выпросить снотворное. Только приподнимаюсь на кровати, как в палату входит муж. Видимо его не смущает существующий режим.

Он чисто выбрит, в отглаженной рубашке, запах его туалетной воды наполняет небольшую комнату, а я не осознаю даже, отчего у меня возникает приступ тошноты. То ли от сотрясения… то ли от его присутствия…

При свете дня я немного успела разглядеть себя, оценив масштабы происшествия. Несколько гематом на теле, ссадины на руках и ногах, в принципе, быстро поддающиеся заживлению. Страшнее всего было осматривать лицо в потертый экран старого смартфона. Но, к счастью, тут тоже все не так плохо – разбитая бровь и нижняя губа, да синяк на скуле. Можно сказать, отделалась легким испугом. Почти не пострадала.

Вообще придуряюсь.

Лёшка заходит в палату тихими шагами, хотя я не сплю и провожаю его взглядом. Замирает недалеко от кровати. Несколько мгновений молчит. Потом тяжело вздыхает и произносит:

– Как ты?

– Нормально. – Выдавливаю я, чувствую предательский комок в горле.

Не нормально. Я – не нормально. Всё это – не нормально.

Но об этом лучше молчать.

– Вот. Это тебе. – Он протягивает небольшой сборный букет, завернутый в розовую бумагу.

Ненавижу розовый.

Ненавижу эти цветы.

Этот его напомаженный вид.

Ненавижу.

– Оль, я поговорил с врачом… – Говорит он вкрадчиво. – Серьезных повреждений нет, кроме сотрясения… – Выдыхает с шумом. – Думаю неделю, не больше, и ты сможешь вернуться домой.

Я поднимаю глаза на человека, которого будто впервые вижу.

– Куда?

Мы встречаемся глазами.

– Оля, я люблю тебя…

– Я не вернусь в ту квартиру Лёш.

Почему? Почему я не могу сказать ему сразу? Зачем начинать издалека?

Зачем так трудно произносить слова, которые должна сейчас сказать ему?

– Что это значит?

Он спрашивает напряженно, но без злобы, что даже немного сбивает меня с толку.

– Я не вернусь к тебе.

Лёшка открывает рот, чтобы что-то на это ответить, но в этот момент комнату наполняют звуки входящего вызова на моем телефоне.

Мы секунду обескуражено смотрим друг на друга. Затем я тянусь к тумбочке и смотрю на номер, который не определился, но я каким-то шестым чувством понимаю, кто звонит.

Видимо, моя реакция четко отразилась на лице, потому что Лёша молча подходит, тянет ко мне руку и мягко, но настойчиво забирает из ладони поющий женским голосом на английском языке телефон. Нажимает кнопку «Ответить» и, не прерывая зрительного контакта со мной, прикладывает к уху: