От Огненной Земли до Острова Пасхи. Дневник Путешественницы

Под иными звездами

«Ай, мари, мари…» – это приветствие индейцев мапуче. Встает солнце. Начинается день. Начинается он с мате.

Засыпала я под журчание реки и храп Марсело из соседней палатки. Ночь в палатке без коврика – это, несомненно, новый опыт. Однако совсем не тот, который хочется повторить. Ну, по крайней мере, пума меня за попу не укусила во время ночного хождения в кусты, и то хорошо.

Первое ранчо с утра. Мы подъезжаем к домику на нашей машинке, а хозяин – верхом. Я не отрываю взгляда от коняшки. Так хочется в седло! Наши парни уходят решать их бумажные дела. Мануэль замечает мой восторженный взгляд, обращенный к лошади.

– Умеешь держаться в седле?

Я киваю.

– Ну, так полезай! – улыбается мне Мануэль.

Пока лесовики заполняют необходимые бумажки, я наворачиваю кружочек по полю. Столько лет не сидела в седле. Как же это замечательно! Лошадь совершенно пофигистически относится к моему присутствию на ее спине, но все же слушается. Как только я слезаю, сразу принимается усердно щипать траву.

«Пойа о пока?» – кричит Мануэль из машины стоящим на развилке дороги Пато и Марсело. Парни показывают пальцами, в какую сторону поворачивать, при этом каждый показывает в противоположную. Ох, уж мне этот чилийский! «Пор айа о пор ака» – а что они говорят?! Возьмите любую фразу на испанском, отрежьте у всех слов концы, слейте это все в одно слово, а потом произнесите с особым ритмическим рисунком. Можно еще прибавить пару исключительно чилийских словечек, и тогда вы получите язык, на котором здесь говорят. И они еще и издеваются, что я ничего не понимаю! И когда я переспрашиваю – нет, чтоб сказать помедленнее и нормально или другими словами— как же! – они просто произносят абсолютно тоже, также и с той же скоростью. Однако теперь я нашла на них управу – проблема не в том, что я не понимаю, а в том, что это некоторые не знают синонимов!

Уже темнеет, но работы в лесу продолжаются. Сиси, Пато и я навещаем последнюю ферму. В маленьком домике живут два лесоруба. Сегодня работаем до ночи и без обеда. Не пойму я что-то этих чилийцев. То у них возлежания на солнышке, матепития с местными жителями и вообще достаточно расслабленный стиль работы, а то они вдруг обед пропускают!

Спускаясь с холма по дороге к дому лесорубов, с которыми общались еще днем, натыкаемся на одиноко стоящий куст крыжовника. Три голодных лесовика на закате объедают пышный кустик. И, тем не менее, торопиться все равно некуда – Сиси и Пато передают друг другу самокрутку. Темнеет.

Так тепло, так уютно примоститься у маленькой печки, в деревянном домике на холме. Здесь живут два лесоруба и жена одного из них. Хозяин готовит мате. Из маленького чайничка заливает полное жербой мате и предлагает Пато. Тот благодарно кивает, но «спасибо» не говорит. Сказать «спасибо» означает, что все, больше не хочу мате. «Спасибо» здесь, как и в танго, говорят по окончанию процесса. Пато возвращает мате хозяину, и тот наполняет его водой вновь, передавая следующему. И так все идет по кругу.

Домик мне почему-то напоминает «Едоков картофеля» Ван Гога. Конечно же, обстановка не так бедна, а лица не так усталы, как на картине, однако этот полумрак, люди, работающие на своей земле и также, как «едоки», выращивающие картофель, – все это создает похожую по духу атмосферу. В доме нет электричества, лишь играет старенькое радио на стене, передающее программу Гаучо с традиционной музыкой и забавным говорком ведущего. Топится печь. Когда опускается мрак и уже не различить лиц сидящих, хозяин зажигает в углу небольшой газовый светильник. «Что, есть такие в России?» – улыбается он мне.

Особенно мне нравятся деревянные спинки стульев и плетеный диван у окошка. Проходит не один круг мате, когда, наконец, мрак за окном освещают фары автомобиля. Входят Марсело и Мануэль, чтобы присоединиться к матепитию. Кажется, никого не волнует, что время уже за десять и нам предстоит ставить палатки в полной темноте. Разговоры. Это очень важная часть работы. О деле и о жизни. Люди, с которыми работают мои лесовики, целый день проводят в лесу и в работе на земле, каждая семья живет далеко от иной, и даже приехать в Койайке на какое-нибудь собрание для кампесинос для них – целое событие. Поговорить – это очень важно. И, конечно же, навернуть десяток кругов мате.

Полночь. Где-то рядом журчит река. Я устало брожу во мраке, пытаясь найти подход к воде. Мы встали около восьми и ездили по участкам до 11 ночи. Почти на ощупь поставлены палатки и разведен костер. Я поднимаю голову и замираю, погружаясь в звездное небо. Там, в этой необъятной безбрежной глубине, извиваются мириады светящихся существ. Если неотрывно смотреть на звезды, то кажется, что наиболее яркие из них приближаются, почти касаясь носа, а те, что поменьше, уходят вглубь. Небо приобретает трехмерность, а ты словно погружаешься в него, как в воду. А светящиеся звери плавно покачиваются вокруг. Я никогда в своей жизни не видела столько звезд! Даже в горах Кавказа. И звезды здесь совсем иные. Вон у гребня висит Южный крест, похожий на воздушного змея. Он, в противоположность нашей Медведице, указывает на юг. В другой стороне растянулся, держа одной рукой лук, небесный стрелок. И, конечно же, Млечная дорога простирается вдоль всего небосклона.

Подокарпусовый лес

Мы идем среди извилистых стволов вековых подокарпусов¹¹, продираясь сквозь их опавшие ветви и бамбуковый подлесок. Атмосфера совершенно отличается от нотофагусовых лесов, что мы обследовали ранее. Здесь прохладная влажность исходит, кажется, от самой каштановой коры этих деревьев, эндемиков Южного полушария. Кора их слоится, что является характерным признаком данного вида, и покрыта различными мхами и лишайниками, также свисающими с ветвей, придавая деревьям еще более зачарованный вид. Это совершенно волшебный лес. К сожалению, и он идет на отопление и постройку домов. Топить дома подокарпусом – уму непостижимо!

Приближаясь к последнему месту, мы встречаем хозяйку угодий, идущую с подругами куда-то по дороге. Большая удача, что мы ее заметили, а то ждать бы нам неизвестно сколько ее возвращения. Сигрид быстро запихивает меня к себе на колени, а рядом усаживает жену лесоруба. И вот такой веселой компанией мы отправляемся к великолепному деревянному домику. Рядом с ним бегают куры и утки, за углом притаились два жирных хряка. На заднем дворе футбольное поле и округлое строение наподобие чума.

– Эй, Паулина, – толкает меня локтем Мануэль, – смотри! – показывает на притолоки в доме, отделанные подокарпусом.

После моих восхищений этими деревьями и заявления, что нужно запретить их вырубку по всему Чили, ребята не перестают подшучивать, всюду указывая на изделия или дрова из подокарпуса. Но это не единственное, что привлекает мое внимание в доме. На стене висят шкуры – лисы, нутрии, пумы и даже броненосца! Да кое-какие модницы удушились бы за такие украшения своего дома, а здесь это в порядке вещей в жилищах простых лесорубов. Изделия из великолепной древесины подокарпусов в Европе на вес золота. А они ею и дома топят…

Хозяйка ловко выгоняет из дома двух куриц, но в этот момент в тепло прошмыгивает маленькая овечка. Она тянется к женщинам. Но ее также выставляют на улицу. Нечего скотине делать в доме.

После матепития, поедания домашних сыров с горячим хлебом и обследования территории мы собираемся в «чуме». К нам присоединяется и сам хозяин.

Строение, в котором мы сидим, крайне любопытное: конструкция наподобие чума, но с камином, а в стены вставлены окна от автобуса, также обрамленные досками из подокарпуса. На земляном полу стоят деревянные скамьи и стулья, покрытые овечьими шкурами, а к центральному столбу примотана единственная лампочка, провод от которой тянется через все строение и на улицу к дому.

Удивительное место – чилийская Патагония! Здесь топят дома подокарпусом, украшают шкурой пумы и броненосца, здесь засыпают под сиянием Южного креста, очень подолгу говорят и передают по кругу горячий мате. Чилийская Патагония – совершенно особое место. Здесь столько знакомого и столько совсем иного, здесь сплелись традиции Чили и Аргентины и в то же время здесь есть что-то исключительно свое, неповторимое и ни на что не похожее.

Мосты, дороги, автостопщики

Я устало водружаю свою тушку на диван. Надо бы включить газ в нагревателе под гордым именем «Юнкерс» и доползти до душа. Но сил нет. Не знаю даже, сколько километров я сегодня навернула по местным холмам, но мои нижние конечности, а также некоторые выше находящиеся части тела яростно выступают против такой эксплуатации. Все в лучших традициях Чили: собиралась с утра в ближайший городок съездить, а в итоге пошла пешком в ближайший нацпарк.

Заявившись с утра в офис только чтобы занести своему «муженьку» ключи, которые он забыл дома, выяснила, что в Айсен мне ехать смысла сегодня не нет ввиду низкой облачности. Ну, и следуя напутствию коллег, я отправилась месить дорожную пыль своими ложноножками.

Пройдя через весь город, я свернула на уходящее в горы шоссе. И уже после нескольких километров почувствовала себя автостопщиком-неудачником, хотя я вроде этим и не занималась. Но, к сожалению, здесь не очень-то пешеход-френдли территория. Нет машины – иди по обочине. Других вариантов не предусмотрено. У моста я встречаю путешественника «а-дедо», то есть по-нашему, как раз стопщика. Интересуюсь у парнишки, далеко ли до нацпарка. «Че» – достаточно распространенное здесь дружеское обращение – оказывается в курсе и желает мне благополучно добраться до места. Еще несколько километров по трассе, и я вхожу на территорию поселка. Здесь предстоит пройти 1,5 км в гору и – бинго! – парк найден.

Где-то в середине туртропы я осознаю, что больше не могу идти в кроссовках. И тут меня посещает очаровательная мысль: а что мне мешает разуться и идти босиком? Я немедля воплощаю эту мысль в действие и вот уже шлепаю босыми ногами по пыльным дорожкам заповедника и по усеянным мягкой хвоей лесным тропинкам. Людей навстречу попадается крайне мало, и я потихоньку окончательно дичаю. Хвойные леса и бамбуковые заросли… Я оставляю следы босых ног в дорожной пыли. Откуда берутся легенды о йети?

Вчера прямо на мосту познакомилась с путешественником из Сантьяго, сегодня весь день встречаю стопщиков. Я так смотрю, автостоп в Чили пользуется популярностью среди путешественников, а вот в своих пеших вылазках я, как правило, одинока. Местные везде на машинах выезжают. Накануне, осваивая территорию, повстречала лишь одну пожилую парочку с рюкзачками, а затем поздоровалась с пареньком, проходя по мосту. К тому моменту я уже возвращалась в город, прочесав 12 км по шоссе до маленького закрытого аэропортика с мини-самолетиками мест на шесть. Поднимаясь к городу, обернулась – смотрю, он идет в ту же сторону. Думаю, дай-ка приостановлюсь и передохну, может, догонит – заговорит. И точно! Поравнялся и спрашивает: «Что, крутой подъем?» – «Да нет, – отвечаю, – просто я уж 12 км иду».– «Ого!» – дивится он моей стойкости. А они тут, видимо, не очень-то ходить любят, хотя в Чили, например, есть знаменитый парк «Торрес дель Пайне» – там шикарнейшие горные трекинги.

Ну, дело, понятно, заканчивается обменом фейсбуками. Он из Сантьяго, работает в телефонной компании, а здесь отпуск проводит, гуляя по окрестным нацпаркам. Очень моего нового знакомого восхищает совершенный мною побег из офисных оков. Он-то меня понимает.

Вот она, моя латиноамериканская жизнь: знакомлюсь с кем угодно, где угодно и болтаю о чем угодно! Почему-то в Москве и в Европе у меня такие выкрутасы как-то хуже получаются.

Руса лока

По утрам я иду на работу через полгорода, любуясь окружающими его горными вершинами вдалеке и близлежащими, начинающими желтеть склонами. Я вдыхаю запах диких трав и дыма печных труб. Последний напоминает запах походного костра, и меня захлестывают воспоминания.

Здесь меня уже прозвали Rusa loca – Руса лока (чокнутая русская), за мои безумные многокилометровые вылазки и брожения босиком по горам. Мне даже приятно.

Ласковое солнышко припекает мохнатые бока лениво валяющихся на обочине собак, потихоньку торговцы открывают свои лавочки, а людей почти нет на улицах, большинство уже разъехалось на работу.

В эти дни основная часть команды работает в офисе: наступил отчетный период. Как водится, все завалены недописанными бумажками и недозаполненными формами. Я осваиваю новые компьютерные программы на испанском. Нет, мне, конечно, нравится этот язык, но когда приходится при моем скромном уровне владения испанским разбираться, как пользоваться навигационными программами или отвечать на вопрос про графики в Excel, в эти моменты я его ненавижу!

Хорошо жить в маленьком городе: можно ходить обедать к себе домой, а лучше – к коллегам. Мне как жителю Москвы, привыкшей, что место обитания и работы разделяют часы езды на общественном транспорте, это так забавно.

В канцелярских магазинах сейчас очереди из озабоченных мамашек, держащих в руках длинные списки всего необходимого для своих чад. Ведь через неделю начинается новый учебный год, а у детишек заканчиваются летние каникулы.

Вчера вместе с коллегами засиделась на работе, а потом сбежала на «свидание» с новым знакомым из Сантьяго. Я впервые за все время моего пребывания в Койайке добралась до центра города, а также впервые зашла здесь в кафе. Официантка предлагает нам разные тортики – перуанский, Tarta de ojas…

– Охас?? – я смеюсь. Охас в переводе означает «листья». Это что за лесной пирог с листьями?

Николас, мой амиго сантьягеньо, поняв, что меня привело в такое веселье, смеется вместе со мной.

– Нет, охас – это любые листы, не только древесные! – поясняет он.

Пирог оказался просто из слоеного теста.

Дома Тотошка бренчит на гитаре. Завидев меня, недовольно вопрошает, где и с кем меня так долго носило?! Чувствую себя загулявшей женушкой, оттого становится еще смешнее. А он, бедняга, между прочим, на ужин бутерброды кушал. Эх, что я за человек!

День Лесов

Темные мелкие листочки подокарпуса, по-местному, «манио», создают неплохую тень. Я вытянулась на травке под разлапистым древом. В этот жаркий денек оно прячет под собой целую компанию местных гаучо. Сегодня – День леса – Dia del bosque – важное мероприятие, организованное нашей командой совместно с КОНАФом на ферме семейства лесорубов. В этом месте я уже не в первый раз. По приезде обнимаюсь с хозяйкой и ее семейством, как с родными. Рядом с домом в странном строении, похожем на чум, вечером зажарят асадо – типичное блюдо гаучо. Пабло, один из организаторов, вместе с хозяином дома ловко освежевывают еще теплые тушки, чтобы потом растянуть их на металлическом кресте и выставить на огонь в гигантском очаге «чума». Рядом кружат мухи, под ногами вертятся в надежде на поживу собаки. Я фотографирую. Пабло улыбается мне, держа в руке острый нож. Такой нож хорош для разделки, но с него также поедают и только что отрезанные от приготовленной туши куски, обливая пальцы и пол ароматным жиром. Пабло мне отчего-то напоминает одного моего хорошего друга, а данная сцена кажется совсем домашней. То ли здесь все это так к месту, что совсем не коробит меня, то ли я уже не та, кого несколько лет назад трясло, когда в Азербайджане пришлось ощипывать дичь.

Здесь собралась вся наша команда, представители двух госорганизаций и человек 20 местных лесорубов и фермеров. Данное мероприятие посвящено ознакомлению фермеров с правильной эксплуатацией леса, а также обсуждению их проблем. Мне очень нравится, как тут все организовано. Всем дают время на беседы и социализацию, выслушивают их мнения и обсуждают их проблемы. Мы разносим чай с печеньками, а потом наступает перерыв на жареные сосисочки с хлебом – чорипан. Хозяева принимающей фермы, лесорубы и гаучо, организаторы – все общаются как-то по-семейному, без разграничений. Днем отправляемся в лес. Марсело и его коллеги показывают свою работу вживую, многое объясняя и опять-таки обсуждая.

Помимо КОНАФа здесь присутствуют еще две девушки из одной локальной госорганизации. Я общаюсь с ними с большим удовольствием. Честно говоря, не представляла даже, что такие организации существуют. Они занимаются тем, что дают рекомендации местным землевладельцам, как лучше всего использовать их землю. Здесь работают и социологи, и агрономы, и биологи. Ребята общаются с хозяевами, обследуют территорию, а потом составляют план с рекомендациями – где лучше что выращивать, а кому желательно использовать свои владения для туризма, а кому еще для чего. Эта программа создана локальным правительством региона и существует пока только для земель провинции Айсен, административным центром которой как раз и является Койайке. Нам бы такой опыт перенять!

Всем очевидно, что я неместная, но никто с расспросами не бросается. Все заняты чем-то своим, но в разговорах, между делом, то там, то здесь, конечно, интересуются откуда. «Из России – так далеко! И зачем? Почему к нам?..»

Любопытно, что здесь меня часто спрашивают: почему Чили? В Аргентине я с подобным вопросом не сталкивалась. В первое время не знала, что отвечать.

– Ну что же тут непонятного – это же ЧИЛИ!!! Чили, понимаете?!

– А на каком языке говорят в России? – спрашивает один из ребят от КОНАФа. – А, на русском…

– Есть и другие языки, но государственный – русский, – поясняю я.

– А на Украине?

– У них тоже свой язык, это же другая страна, – отвечаю.

Завидев замешательство на лице коллеги, другие участницы разговора начинают смеяться.

Многие здесь не знают разницы между Россией и СССР. Впрочем, много ли я-то знаю о чилийской истории? Их страшные события были ведь совсем недавно.

Я восхищаюсь творчеством фольклориста Виктора Хара. А ведь именно он и был тем певцом, которого Пиночет вывел на стадион Сантьяго и отрубил кисти рук, а затем казнил.

Энрике, видя мой живой интерес, рассказывает о сменах режима, о выселении мапуче с их земель, об интродукции североамериканских хвойных в ущерб нативным лесам лишь для наживы целлюлозно-бумажных промышленников. В разговорах с местными всплывают различные социальные и политические проблемы этого края, а я не могу не возвращаться мыслями к собственной стране. Оторванные от своей культуры и земли мапуче напоминают мне наши «малые» народы Сибири и Дальнего Востока, в свое время так активно впихиваемые под общую планку. Почему люди никогда не слушают, прежде чем говорить? Отчего та манера жизни, которой живут более «успешные» народы, должна подойти другим, родившимся в других климатических условиях, взращенных иными лесами и горами? Почему «прогрессивные» нации вечно мнят себя великими учителями, образовывая нерадивых и диких кнутом и ружьем?

В этом отношении я полностью согласна с Еленой Норберг-Хорж, которая в своей книге «Древнее будущее» пишет о том, что проблемы современных стран третьего мира, такие как голод, эпидемии, наркотики и прочее, являются следствием колонизации, а не, так сказать, «примитивности» этих культур.

Мне ужасно любопытно наблюдать местных гаучо, но я смущаюсь открыто пялиться на них, потому поглядываю украдкой. Эти мужички – словно те деревья, что они рубят, – крепкие, с потемневшей на солнце кожей и обветренными лицами, орлиными носами и глубоким взглядом из-под могучих бровей. Вот один в вальяжной позе отдыхает под подокарпусом. На голове его традиционный в Патагонии берет, а сам он не расстается со своей кожаной курткой даже в такую жару. Его собеседник, тот и вовсе вылитый Денди-Крокодил. Если большинство фермеров из-за удобства перешли на джинсы и кроссовки, то этот седой мужчина не променял местные брюки и традиционные сапожки на блага гринго. На голове потертая кожаная шляпа с полями – головной убор большинства чилийских гуасо, в отличие от патагонских гаучо, а на шее – праздничный, элегантно повязанный платок. Люди здесь едят с ножа, лежат на травке посреди козьих катышков и бегающих кур и собак. И все это кажется настолько естественным, что я совершенно теряю эту городскую девчонку и валяюсь под деревом с остальными, передавая по кругу мате. «Ну, так ты уж совсем чика патагоника», – смеется одна из женщин. Жаль только, не танцуем… Все потягивают из жестяных баночек популярный здесь Becker. Я давно уже поняла, что в Патагонии нет особого разделения между официальным и неофициальным, домом и гостями. Здесь запросто могут пригласить автостопщика вместе отобедать, а ворота никто не запирает на цепи, а лишь на легкую перекладину, чтобы животные не выбрались. А еще здесь все друг друга постоянно целуют! Это способ поздороваться и попрощаться, и даже представиться незнакомцу! А теперь вообразите, что происходит, когда кто-то приезжает в большую компанию или уезжает. Да, именно: он бродит и целует всех – хозяев, гостей, хозяйских детей, детей гостей… Так что, если вы решили отбыть с такого празднества небольшой компашкой, запаситесь временем – вы никуда не уедете, пока вся ваша компашка и вы не перецелуете всех оставшихся.

– Чау, руса! Передай привет Москве! – говорит мне старый гаучо в широкополой шляпе, целуя меня в щеку на прощание.

И все-таки люди по всему миру похожи друг на друга. Все эти чилийские асадо-посиделки очень напоминают мне наши дачные шашлыки, только без водки, а с вином из бурдючка.

Парни мои уже прихмелели слегка и теперь подтрунивают надо мной больше обычного. Они все веселятся, что я мяса не ем. Приходится демонстративно отрезать ножом кусочек от еще дымящейся тушки и сжевать с хлебом под пристальными взглядами товарищей.

– Ого, где фотоаппарат? Полина ест мясо! – смеется Карлос.

– Подумай, только несколько часов назад оно вот тут вот бегало, – издевается Тотошка, указывая на лужок перед нами.

– Вот уж с чем у меня нет никаких проблем – так с этим! – усмехаюсь я. Я никогда не была вегетарианкой по принципам. Ну, просто невкусно мне!

Уже в сумерках возвращаемся – я и четыре веселых чилийца. Хорошо парням: остановили машину посередь чиста поля, всей четверкой спинами ко мне повернулись и любуются, так сказать, горным ландшафтом. А я деревца на обочине выглядывай, да за рукав дергай, чтоб остановили.

Перед самым городком встречаем полицейский патруль. Пятничным вечерком всех водителей на въезде проверяют на трезвость. «0/0, – хвастается Сергио, – все-таки шоколад – великая вещь!» Вот не знала, что пивко так хорошо скрадывается шоколадкой. Однако что-то мне подсказывает, что завтра рано с утра мы в лес не выйдем.