22. Алёна
Трусливая лгунья. Хоть себе-то не ври. Алёна быстро шагает по темному коридору. Сердце колотится где-то в горле. Всё там уже разбужено. Нагло смотрит прямо в душу чайными Ларинскими глазами. Прорастает внутри, как беспощадная черная плесень, которую ничем не выведешь, каждый день всё глубже. Зудит, душит, а поделать ничего нельзя.
Макс везде. Появился всего две недели назад, а уже заполнил собой все мысли, вторгся в жизненное пространство. И сопротивляться этому уже почти невозможно. Сегодня ты дала слабину, а он этим чуть не воспользовался. Кожа на животе до сих пор в мурашках, помнит его прикосновения.
Алёна открыла шкаф и горько улыбнулась, глубоко втягивая в себя воздух. Внутри несколько вешалок. Её лёгкая шубка, его кожаная куртка, вперемешку их медицинские костюмы. Всё пропитано его запахом, таким родным и таким запретным. Он повсюду. Не спрятаться, не скрыться. Алёна, трусливо оглядываясь, взяла в руки один из костюмов Макса и жадно принюхалась. Глубокий, почти осязаемый древесно-мускусный аромат заставил зашевелиться волосы. Ммммм… Томная волна возбуждения полоснула низ живота.
С ума сошла!? Ты что творишь? А ну-ка приди в себя, Забродина! Не будь тряпкой! Зачем тебе это надо? Хочешь дать второй шанс предателю? Алёна спешно накинула шубу, быстро переобулась и прямо в медицинском костюме решительно направилась к машине. Бежать, срочно. Иначе случится непоправимое. Звук и скорость – два необходимых компонента чтобы разобраться в себе.
Как довольный кот тихо заурчал мотор черного внедорожника. Девушка включила музыку погромче и плавно нажала педаль газа. Железный зверь тронулся с места, послушный её воле.
Только за рулём Алёна получала то ощущение спокойствия и умиротворенности, которое отсутствовало в реальной жизни. Ни с чем не сравнимый кайф от скорости, эйфория от того, как тебя вжимает в сидение при повороте, выброс дофамина при прохождении препятствия и будоражащая вибрация от басов.
Здесь она была настоящей. Не надо притворяться, лгать, прятаться, подбирать слова. Тут нет Алёны – врача или Алёны – хорошей жены. Нет слова "надо". Свобода. Только ты и свежий ветер.
Она ехала в свое убежище. Тайное место, о котором никто не знал. Узкая извилистая асфальтовая дорога среди соснового леса, потом съезд, немного по грунтовке, сложный спуск – песок и камни среди деревьев, не каждая машина проедет, и, наконец – оно. Её место силы – высокий обрыв с гранитными валунами на берегу величаво текущей реки. А за ней – далёкие дали. Леса, степи, озёра – видно на много километров вперёд. И они всегда разные. Утром – тягуче-дымные, затянутые туманом, на закате – мерцающие, словно розовый жемчуг.
Она пряталась здесь от мира. Воровала минуты целительного одиночества. Мирилась с собой и приучала себя к реальности. Плакала, не украдкой, а в голос. Смеялась так, что распугивала птиц. Если хотелось, кричала. Громко, во всю мощь, и слушала эхо, многократно отражавшее её слова. В эти минуты она была собой.
Сегодня, свернув на знакомый спуск, Алена заметила свежие следы протекторов. Кто-то ещё недавно пользовался её тайной обителью.
На реке начался ледоход. Огромные льдины трескались, издавая громкие звуки, отрывались, плыли вперёд, но наслаивались одна на другую. Им было тесно в широком русле реки. Они пытались протолкнуться, но мешали друг другу и создавали затор. Также тесно было двум мужчинам в жизни Алёны.
Окстись, Забродина! Какие могут быть сомнения? Иван тебя всегда любил и сейчас любит до безумия. Никогда не давал повода усомниться. Все твои машины, шубы, бриллианты – это все он. Собрал в кучу и бросил у ног. Пашет с утра до вечера не смотря на проблемы со здоровьем. И в постели у вас всегда было хорошо и качественно, тоже его заслуга. Даже после 16 лет брака он периодически посылает тебе на работу цветы с трогательными открытками.
Да вся больница завидует чёрной завистью. А ты что? Стоишь тут и раздумываешь не уйти ли к предателю? Любой здравомыслящий человек покрутит пальцем у виска, обзовет тебя непроходимой идиоткой и будет прав.
А с другой стороны, ведь Ивана ты никогда не любила. Попытка отомстить Максу, выданная на эмоциях, определила твою дальнейшую судьбу. Сама виновата.
Иван – это твердая земля под ногами. Максим – ураган, ветер, торнадо, которое закружит тебя и с размаха выбросит на острые камни. Дорога в никуда.
Умом все понимаешь, но нездоровая тяга к нему сродни тяжёлой неизлечимой болезни. Трясет и ломает, как героиновую наркоманку в поисках новой дозы. Нужно избавляться от этой токсичной привязанности, пока не поздно. Только как это реально сделать, если работаешь в одном кабинете?
Можно, конечно, уволиться, как давно просит Иван. Только это тоже больно. Уйти из медицины, лишиться любимого дела, половины смысла жизни.
А вторая половина – это сын, Матвей. И им с Лариным тоже лучше бы не пересекаться.
23. Алёна.
Шестнадцать лет назад
В немом ужасе Алёна созерцала три положительных теста на беременность, разложенные в ряд на подоконнике. Шесть ярких полосок, по две на каждом.
Каждая клеточка её тела протестовала, не принимала очевидного. Нет! Только не сейчас! Она была абсолютно не готова. Слишком мало времени прошло после последнего раза с Максом. Дожилась. Порядочная, блин. В жизни было всего два мужика, а от кого залетела не понятно.
Как сказать об этом Ивану? И как жить дальше, если ребенок не от мужа? Вот спасибо тебе, Ларин, за прощальный подарочек.
Её тяготили отношения с Забродиным. Она жалела, что поддалась напору и скоропалительно вышла замуж. Алёна даже ещё толком не привыкла к постоянному присутствию этого мужчины в её жизни. Сторонилась прикосновений и поцелуев. Неуютно чувствовала себя в большой пустой квартире Ивана. Иногда, спросонья пугалась, обнаружив себя в его медвежьих объятиях.
Каждое утро сгорала от стыда, вспоминая что Иван ночью с ней вытворял. Девушку пополам разрывали внутренние противоречия. Совесть мучила за каждую секунду полученного в постели удовольствия. Как будто за спиной Макса она предается разврату с каким-то посторонним мужиком, хотя этот мужик был её законным мужем.
А, главное, не отпускало тупо ноющее чувство одиночества. Иван очень старался окружить её любовью, заботой и комфортом и от этого чувство вины росло в геометрической прогрессии.
Одним нервным движением Алёна сгребла все тесты в сумку, достала мобильник и трясущимися руками набрала подругу-гинеколога.
– Свет, здравствуй! Ты сейчас где?
– Привет, новобрачная! – весело раздалось из трубки,– Вот совсем не хочется тебе в рифму отвечать. На работе, в общем.
– У меня проблема,– тяжело вздохнула Алёна, – По твоей части. Не телефонный разговор,– голос девушки сорвался.
– Понятно. Сопли вытирай, и жду сегодня. К концу приема, забегай, глянем, что там у тебя за трагедия.
– Свет, только прошу, чтобы ни одна живая душа… И УЗИ подготовь.
– Обижаешь, подружка. Все будет в лучшем виде.
Алёна устало прислонилась к стенке. Макс, Макс, что же ты с нами сделал… В очередной раз перед глазами выросли образы сплетённых тел среди свечей и лунного света, разметавшие по вселенной её мечты о светлом будущем.
Ещё пару месяцев назад она бы с радостью приняла новость о своей беременности. Потому, что от любимого. А сейчас… Ничего кроме страха и растерянности Алёна не испытывала.
Иван не раз говорил что хотел бы ребенка. И даже не пытался предохраняться. Алёна купила пачку таблеток, ждала начала цикла, но было поздно.
Девушка плеснула в распухшее от слёз лицо холодной воды и взглянула в зеркало. Оттуда смотрела растрёпанная девица с полными отчаянья глазами. Так нельзя. Соберись, тряпка. Выход всегда есть. Умылась, накрасилась и пошла.
Алёна припарковала новенький опель, подаренный Иваном на свадьбу, у заднего входа в женскую консультацию. Пискнула сигнализацией, поймала на себе несколько завистливых взглядов и пошла в кабинет к Светке.
– Привет, моя хорошая! – кинулась обниматься та, – рассказывай.
– Вот,– коротко сказала Алёна и выложила тесты на стол. Ромашова присвистнула.
– Что-ж, поздравляю! Ну и кто у нас счастливый отец?
– Не с чем, – злобно ответила Алёна, – Женщина, с которой ты много лет жила в одной квартире, получается, знатная шалава и потаскушка. От кого залетела сама не знает. Так что, кто отец это ты скажешь мне по срокам. По моим подсчётам может быть или 7 или 6 недель и меньше.
– Интересненько, – потянула Светка, -А тебе не кажется, что ты слишком много от меня ждёшь? На таком маленьком сроке разницы в неделю я могу просто не увидеть? А вообще, хочешь мое мнение? Дура ты, Алёна, непроходимая. Восемьдесят процентов женского населения Залесска полжизни отдали бы, чтобы оказаться на твоём месте. Молодой, красивый, богатый муж. Любит, балует, на руках носит. На свадьбу машину подарил. Цветами засыпает. Любой каприз по первому щелчку. Чего теряешься? Роди ему, привяжи ещё крепче ребенком! А потом всю оставшуюся жизнь собирай дивиденды.
– Не могу я так. Не нужны мне его подарки. Я, вообще, развестись хотела. И этот ребенок так не вовремя. Да у меня волосы начинают шевелиться, как подумаю. А вдруг он от Ларина?
– Ивану об этом знать вообще не обязательно. Алёна, разница – неделя. Даже на УЗИ не видно. А на поздних сроках и подавно.
– А как же фенотип? Вдруг в Макса родится, черноглазый, темноволосый?
– Отец у тебя именно такой. Не вижу проблемы. Ложь во спасение.
– Свет, ну я-то должна знать от кого рожаю?
– В твоём случае – только ДНК. Желательно после родов.
Обхватив плечи руками, Алёна укачивала свою беду, как нелюбимое, нерожденное дитя, осторожно и бессмысленно. После небольшой паузы она тихо, но твердо заявила:
– Тогда ребенка не будет.
Светка уставилась на Алёну ошалелыми глазами.
– Решать, конечно, тебе. Но, поверь, сто процентов будешь жалеть. Макс уехал. Его больше нет в твоей жизни. Тебе сейчас больно, но это не навсегда. Пройдет время все забудется, рассосется. Останется пустота в душе. Ивана ты не любишь. Уважаешь, благодарна, но любви нет. А ребенок – это прежде всего твоё. Частичка тебя, в первую очередь. Мужики приходят и уходят, а сын или дочь останется. У тебя было два отменных самца. Как доктору, не жаль гробить такой генофонд?
Алёну передёрнуло. Тоже мне, селекционер.
– Я не племенная лошадь. Ладно, Свет, хватит мне морали читать, что ты там увидела?
– Ожидаемо. Срок 6-7 недель. Развивается нормально. Больше ничего сказать не могу.
– Должен же быть способ узнать…
– А анализ на ХГЧ?
– Там будет то же самое.
Взгляд обычно милой и доброй Алёны вдруг стал тверже алмаза и резал остротой бритвы:
– До какого срока делается медикаментозный аборт?
– До 8 недель.
– Дай мне таблетки.
– Алён, подумай! Хорошо подумай! Не разрушай прежде всего свою жизнь! У тебя отрицательный резус фактор и потом…
– Дай. Мне. Таблетки.
Светлана вздохнула и открыла шкаф.
Вынула оттуда две упаковки.
– Эту сегодня, а эту через 3 дня.
– Спасибо, – Алёна смахнула непрошенную слезу, и, не глядя в глаза подруге, выбежала из кабинета.
– Какой же ты козел, Ларин, – всхлипнула вслед Светка.
24. Алёна
Шестнадцать лет назад
В полном раздрае Алёна возвращалась в квартиру Ивана. Язык не поворачивался назвать её домом. Просторная, с хорошим ремонтом, дорогой мебелью, но неуютная и пустая. Как Аленина израненная душа. Будто Макс без наркоза вскрыл грудную клетку, вырвал её горячее бьющееся сердце и унес с собой, а взамен ничего не оставил. Нет любви. Нет жалости. Ни к себе, ни к тому маленькому существу, что зародилось и пульсирует внутри. Только горький вкус пепла.
Алёна прошла на кухню. Налила в стакан воды и стала читать инструкцию к таблеткам.
Как, оказывается, все просто. Сейчас она откроет блистер, положит в рот белый горький кругляш, запьет водой и через пару часов кончатся все ее проблемы и терзания. И никто ничего не узнает… Ни Макс, ни Иван. А потом она соберёт вещи, купит билет на поезд и уедет куда глаза глядят. Подальше от обоих. От терзающих душу воспоминаний, от едкого чувства вины. Начнет все с чистого листа, возродится. Если бы можно было одной таблеткой стереть из памяти то, что не хочется помнить…
– Привет, любимая! – за спиной Алёны неожиданно, как из воздуха материализовался Иван. Девушка ахнула и уронила сумочку.
– Ну ты что, испугалась что-ли? Это всего лишь я, твой муж, – мужчина нагнулся, чтобы помочь собрать вещи, – А это что такое? – спросил он, поднимая с пола тест на беременность. Две полоски алели, как кровавые царапины на белой коже. Слишком ярко. Слишком очевидно.
Алёна, как рыба, которую вынули из воды, судорожно хватала ртом воздух, не в силах произнести ни слова. Полный крах. Так глупо попалась. Почему не оставила эти жуткие тесты в женской консультации?
На лице Ивана отражалась целая гамма чувств. Сначала недоумение, плавно перетекающее в удивление, потом радость, и, наконец, гордость. Как довольный медведь, он заурчал, сгреб жену в охапку и закружил, зацеловывая лицо, глаза, губы, волосы. У Алёны же опять в три ручья потекли слезы.
Иван сел на табурет, взгромоздил супругу себе на колени и страшно довольный спросил:
– Какой срок?
Алёна вытерла мокрые глаза, набрала в лёгкие побольше воздуха, сжала руки в кулаки и начала, глядя в пол:
– Вань, я должна тебе кое-что сказать. Я… Я не хочу этого ребенка, – вслух произнесла она, а в мыслях жестоко продолжила: «Я не люблю тебя и не хочу с тобой жить. Не хочу просыпаться с тобой в одной постели, растить с тобой детей. В этом нет твоей вины. Просто ты не Макс и это никак не исправить. Не привязывай меня, отпусти». И, как бы со стороны, холодно отметила: «Какая же ты бессердечная сука, Алёна. Мужик так обрадовался».
Иван заскрипел зубами. Долгим взглядом обвел комнату и увидел на столе таблетки. Взял в руки, повертел, пошелестел инструкцией. В глазах зажёгся огонёк ярости, но тут же погас, разбился о зелёные глаза и русые волосы. Он просто не мог злиться на неё. Мужчина медленно выдохнул. Бережно пересадил Алёну на соседний табурет, осторожно взял за подбородок и повернул к себе. Девушка закрыла глаза рукой, не смея взглянуть на мужа. Она чувствовала себя грязной лживой тварью.
Не строй иллюзий, Алёна, так оно и есть. Он делает всё, чтобы тебе было хорошо, а ты ничего не можешь дать взамен. Ручейки слез солёными змейками медленно сползали по щекам.
– Алён,– мягко начал Иван, – Посмотри на меня.
Девушка только замахала головой из стороны в сторону, до крови закусив губу. Нет, не могу.
Иван аккуратно оторвал её руку ото лба и нежно прикоснулся губами к губам. Тёплыми пальцами стёр со щек влагу, погладил по волосам.
От неожиданности Алёна открыла глаза. В сером взгляде мужа не было злости или гнева, только грусть и нежность. Она была готова к крикам и скандалу, но такое?
Это просто невыносимо! Заори, ударь меня! Я заслужила! Дай мне повод обидеться, развернуться и уйти!
– Рассказчик сейчас из тебя не очень, – продолжил Иван,– поэтому я буду задавать вопросы, а ты отвечать – да или нет. Договорились?
Алёна молча кивнула.
– Ты боишься, что это не мой ребенок?
Судорожный всхлип, и движение головой, означающее согласие.
– Думаешь, что если он будет похож на Макса, я его не приму?
Алёна измученно закрыла лицо ладонями и кивнула. Да.
– И ТОЛЬКО поэтому ты готова его убить и рискнуть нашими будущими детьми?
Девушка отшатнулась, как от пощёчины. Что молчишь, трусливая мразь? Давай, скажи ему! Пусть не строит иллюзий! Не будет никаких детей и никаких "нас" не будет!
Иван смотрит в упор. Сталь во взгляде, металл в голосе.
– А вдруг он всё-таки мой? И ты избавишься от МОЕГО ребенка?
Мужчина вытряхивает на стол содержимое Алениной сумочки. Забирает все таблетки, какие находит и демонстративно смывает в унитаз.
Жёстко, тоном, не терпящим возражений, продолжает:
– Ты родишь мне его. Это не обсуждается. А я буду любить и защищать вас обоих. Я буду ему настоящим отцом. Я услышу его первый крик, увижу первый шаг, окажусь рядом, когда он скажет первое слово. Буду учить и воспитывать. Другого отца он знать не будет. Ты моя. И этот ребенок тоже мой. Никогда не забывай об этом. Вопрос закрыт раз и навсегда. Больше я повторять не буду.
И, уже мягче добавил:
– Ну, все, хватит слякоть разводить. Вытирай слёзы и поехали за фруктами. Моему сыну нужны витамины.
Иван взъерошил девушке волосы и нежно чмокнул в макушку.
Господи! Алёна, ты выиграла гребаный джекпот. Из всех мужчин на свете твой муж – самый лучший!
Отчего же тогда так паршиво, что выть хочется?
25. Максим
– Ой, здравствуйте! – высокий светловолосый юноша стоял на пороге кабинета и смотрел на Максима зелёными Алёниными глазами, – а мама где?
– Здравствуй. Ты, наверное, Матвей? – Ларин привстал в кресле и протянул руку для приветствия, – Я Максим. Твоя мама на врачебной комиссии. Скоро вернётся.
Паренёк подошёл ближе и пожал протянутую ладонь. Высокий для своего возраста, лишь немного ниже Максима. Смотрит открыто. Просто копия Алёны. Если бы они случайно встретились на улице, все равно было бы понятно чей он сын.
– Вы не против, если я подожду? А то немного устал после бокса. Не хочу домой на маршрутке ехать.
– Нет, конечно, отдыхай. А то в жизни больше всех достается тому, кто опускает руки. Боксёрская шутка. Я в молодости тоже занимался.
– Ахаха. Заценил. Ребятам расскажу.
Матвей разделся, сел на диван и уткнулся в телефон.
Максим исподтишка подглядывал за мальчишкой. Почему-то сын Алёны не давал ему покоя. Он ревниво пытался отыскать в нем черты Ивана. Смотрел и не находил ни одной.
– Что ты там делаешь? Видюхи смотришь? У меня дочь твоего возраста, весь день пропадает в Тик-токе.
– Все сидят в Тик-токе и Ютюбе, но сейчас я в шахматы играю.
– Серьезно? И как, нравится?
– С ботами – не очень. А вот вживую – да.
– И с кем же ты играешь?
– Я на секцию хожу. Только с ребятами неинтересно. Я у всех выигрываю. Вот с мамой играть люблю. Правда ей почти всегда некогда.
Откуда же ты взялся, боксер- интеллектуал? Неужели Забродин воспитал? Максим, хитро подмигнув, достал из ящика стола дорожные шахматы.
– А давай-ка с тобой силами померимся. А то я принес шахматы, отвлечься на дежурстве, а играть не с кем. Вообще-то я твою мать обыгрывал в студенческие времена.
– Правда? Вы учились вместе? – в глазах Матвея светился неподдельный интерес.
– В параллельных группах в институте и были прикреплены к одной больнице в ординатуре.
– Здорово. Я тоже в медицинский поступать хочу.
– Терапевтом будешь, как мама?
– Вообще-то хотел хирургом.
– Ты хоть представляешь, что это такое? Кровь, грязь, запах…
– Не пугает вообще. Мне Тимур Мансурович иногда разрешает через стекло операции смотреть. Только маме не говорите. Она считает, что это не для детской психики. Но я-то уже не ребенок.
– Твоя мать права. Рановато реалии работы в больнице постигать.
Матвей только усмехнулся.
– Да я с садика их постигаю. Мама забирала меня, везла на работу, а сама садилась на прием. Я за ширмой сижу, рисую, а сам слушаю. Вечером на улицу выйду и соседских бабушек от гипертонической болезни лечу. И всяких там котят-щенков от всяких болячек. А любимой книжкой в начальной школе был атлас по анатомии.
– А отец что по этому поводу думает?
Матвей вздохнул.
– Он против. Считает, что я его дело продолжать должен. Что медициной не заработаешь. Я летом с ним по полям езжу и на выставки всякие. Там, техника разная сельскохозяйственная, семена, удобрения. Только не моё это.
Открылась дверь. На пороге появилась Алёна, сделала несколько шагов но, увидев Матвея, резко остановилась. В глазах отразился неподдельный испуг, но она быстро справилась с эмоциями и сделала невозмутимое лицо.
– Матвей? Ты что тут делаешь?
– Привет! В шахматы с дядей Максимом играю.
– А где должен быть?
– Знаю, дома, но просто не хотел ехать на маршрутке. Решил зайти к тебе. Что такого-то? Раньше ты не возражала.
Максим улыбнулся и переставил ладью.
– Ох и строгая у тебя мать, Матвей.
– Это вы ещё отца не видели, – подхватил паренёк.
Алёна явно нервничала.
– Матвей, зачем ты отвлекаешь Максима Анатольевича? У него много работы. Давай, собирайся, поехали домой.
Ларин чувствовал неладное. Почему она так напряжена?
– Он абсолютно не отвлекает. Я все срочное сделал. Бумажки позже разгребу. И чего это я резко Анатольевичем стал?
– Мам, ну пожалуйста! Дай нам доиграть.
– Кстати, тебе мат, – объявил Максим.
– Блин! Это я на маму отвлекся и прощёлкал.
– Но ты все равно молодец! Для своих лет прекрасно играешь. Сколько тебе? Четырнадцать?
– Пятнадцать. В мае шестнадцать будет. Двадцать первого.
Алёна с каменным лицом тяжело опустилась на диван.
– Мам, ну что, иди переодевайся. Ты чего такая бледная? Тебе нехорошо?
– Всё нормально. Просто устала. Поехали домой, Матвей. Я не буду переодеваться. Все равно этот костюм постирать нужно.
–До свиданья, дядя Максим.
– Пока, Матвей. Приходи ещё. Мне понравилось с тобой играть. До завтра, Алёна.
– Спокойного дежурства, – не поднимая глаз ответила Забродина. Дверь за ней закрылась с громким щелчком, напоминающим выстрел.
Весь вечер в голове Ларина крутилась дурацкая мысль. Сыну Алёны 15. В конце мая будет 16. Расстались они 17 августа. Это Макс помнил очень хорошо. Алёна нервничает. Теоретически… Да ну на фиг… Даже думать страшно.
Матвей совсем не похож на Ивана. Правда, и на него, Максима, не похож. И всё-таки вероятность существует. Но доказательств никаких. Тогда почему она так психует? Что-то знает? Делала тест ДНК? Думай, Ларин, думай…
В кабинет зашла медсестра из реанимации:
– Максим Анатольевич, подпишите, пожалуйста, требование на эритроцитную массу.
– Конечно. Что там, ДТП?
– Нет, это в роддом.
Кровь. Конечно. Ларин подошёл к компьютеру и дрожащими руками ввел логин и пароль от системы электронной медицинской карты. Там хранились все данные о пациентах: имя, дата рождения, чем болел, когда и где лечился.
Забродин Иван Васильевич. Группа крови – 1, резус фактор – положительный. Забродина Алёна Николаевна – первая отрицательная. Забродин Матвей Иванович…
Сердце колотилось, ломая рёбра. Макс занёс палец над клавишей Enter, но нажать не решался. У родителей с первой группой крови потомство может быть только с ней и никаких вариантов. А вот у самого Ларина была редкая группа – четвертая отрицательная. То есть их с Алёной дети могли родиться с кровью второй или третьей группы и никогда с первой и четвертой.
Максим гипнотизировал взглядом клавиатуру. Страшно. Закрыл глаза. Дожал клавишу до лёгкого щелчка. Нащупал мышку. Заставил себя направить взгляд в мерцающий экран.
Сука… Шестнадцать лет. Злость поднялась откуда-то из глубин грудной клетки. Макс резким движением руки смахнул со стола стопку бумаг. Они разлетелись по кабинету, как бестолковые белые птицы.
Ни хрена, Матвей, ты не Иванович. И не Забродин. Вторая. Вторая, б…ь, отрицательная.
Не так. Всё должно быть по-другому. В ту ночь Иван лишил тебя не только любимой женщины, но ещё и сына. Ему было все равно, он пёр, как танк.
К чёрту мораль, законы чести и благородства. Забродина надо бить его же оружием.