Мы все ждем чуда, но не хотим ударить палец о палец, не хотим даже чуть-чуть присмотреться, оглядеться, быть внимательнее, мы хотим лишь того, что блестит. Этот блеск ослепляет, делает нас завистливыми, разжигает в нас потребность прыгнуть выше головы. Но как бы мы не прыгали, если не научился получать удовольствие от того, что имеем, то даже допрыгнув до небес, почувствуем лишь разочарование. И речь не о том, что надо довольствоваться малым, а о том, что счастье мы обязаны построить, а не получить даром.
Все это каждый из нас слышал сотни раз, но я сейчас прочувствовала сию незатейливую истину, я ее обрела, впустила в себя, и на душе стало светло, словно глотнула свежего воздуха.
-О чем задумалась?– мягко поинтересовалась Кристина, допивая остатки коньяка. Я и не заметила, что мы прикончили бутылку. Голова кружилась, и хотелось спать.
-О том, что я ничего не знаю о жизни, – призналась я. Кристина неопределенно хмыкнула, сказала:
-Да она на самом деле, не такая уж и сложная штука, просто мы сами любим ее усложнять себе и другим. Главное же научится разбираться в людях, тогда будет легче жить. А превратностей судьбы миллиарды. Опыт у всех разный и для того, чтобы что-то понимать, не обязательно напялить на себя ботинки каждого и прошагать его путь. Важно помнить, как мне кажется, что нам всем не дается больше, чем мы можем вынести, но все, что ниспослано свыше –это урок, из которого нужно сделать правильные выводы. Если ты плохой ученик, то будешь учиться вечно и страдать.
Она замолчала, я же задумалась о ее словах.
-Что-то меня, понесло. Мне больше не наливать, -засмеялась Крис, качая головой, отчего ее повело в сторону.
Я пьяно улыбнулась, чувствуя, что мы немного перебрали. Но больше всего веселило то, что будучи в таком состоянии, у нас столь серьезные разговоры.
-Я об этом, если честно, не задумывалась, – призналась я, отвечая на ее монолог на тему «житие– бытие».
-В восемнадцать я вообще ни о чем не задумывалась, кроме, как в какой кофточке пойти к Пашке на свидание. Но поскольку у меня их было всего две, то долго выбирать не приходилось, – разрядила обстановку Крис, а потом с ностальгией высказала мои совсем недавние мысли вслух. – Это было замечательное время, хотя тогда я так не считала. Мне всегда казалось, что счастье оно где-то там: вот закончу университет – тогда что-то будет грандиозное, вот выйду замуж и заживу, вот родится ребенок и уж тогда… А потом однажды бац – очнулся, и вот тебе уже тридцать, ты сидишь, пьешь с горя коньяк, вспоминаешь те две несчастные кофточки и понимаешь, какой дурой была.
Слезы потекли по ее щекам, но она уже их не вытирала, просто глотала, глядя в одну точку напротив. Во мне же разгорался пожар. Есть моменты, когда нужно молчать, а есть, когда нужно дать хорошего пинка. Я не имею представления, откуда мне это известно, но я была уверена, что сейчас как раз самое время для волшебного, отрезвляющего пенделя.
-Всего лишь тридцать, Тин! Всего лишь! Как Катерина говорила: «В сорок лет жизнь только начинается, это уж я теперь точно знаю!». Не хорони себя, не давай унынию сожрать тебя. Ты очень сильный человек. Да, тебя придавило к самому полу, но не дай сломать себя. Ты сама сказала, что мы сами все усложняем, а жизнь простая. Так вот – не усложняй, не оглядывайся назад и не смотри далеко вперед, лучше загляни внутрь себя, узнай, что ТЫ действительно СЕЙЧАС хочешь и подумай, как этого достичь.
-В жизни мало что бывает, как мы хотим, – устало отозвалась Крис.
-Естественно, если мы сами не желаем себе счастья и ничего для этого не делаем, так с чего оно должно нам на голову упасть?! – сыронизировала я.
Кристина удивленно на меня взглянула, а потом усмехнулась, признавая мою правоту.
-Наверное, ты права.
-Не «наверное», а я права! Понимаю, что мои речи звучат пафосно, и могут вызывать раздражение. Легко мне рассуждать и раздавать советы. Но я не стараюсь умничать, мне просто очень хочется, чтобы в твоей жизни появился маленький лучик света, – со всей искренностью сообщила я.
Крис благодарно улыбнулась и протянув руку, накрыла мою. Ее пальцы были ледяными, но на душе у меня стало тепло, когда она тихо сказала:
-Он уже появился. Это ты. Спасибо тебе за поддержку.
-Не надо за это благодарить! Все от души. Уверенна, ты бы сделала тоже самое.
-Не хочу я этого делать. Пусть все будет хорошо! –шутливо парировала Кристина, поднимаясь со своего места, ее вновь повело. Я быстро среагировала и успела поддержать.
-Что-то я сильно перебрала.
-Может, останешься? –предложила я обеспокоено.
– Нет, спасибо, Януль, не хочу оставлять Антошу с этой истеричкой да и Паша будет беспокоиться. Странно, что еще не позвонил.
-Приводи в следующий раз Антона Павловича в гости, хочу с ним познакомиться. Вы в честь Чехова что ль окрестили?– подколола я ее. Кристина засмеялась.
– Нет, вышло случайно, но все над нами смеются. Мы придем, Антошка будет рад, а то живем в полнейшей изоляции – это неправильно. Паша после аварии стал замкнутым, люди его раздражают, он чувствует себя неловко, поэтому ведем уединенный образ жизни, – призналась она как можно спокойней, но горечь была в каждом слове.
-Буду вас ждать, – со всей теплотой отозвалась я, не зная, что еще сказать. Что тут скажешь?! Это не надуманные проблемы, это горе, которое пережить не каждому по силам.
-Прости, я сегодня весь эфир заняла своими проблемами, о тебе даже не спросила, – с сожалением произнесла Кристина, отвлекая от размышлений.
-Прекрати. У меня все, как всегда – стабильно по средам и пятницам, – отмахнулась я с иронией.
-А вот теперь твоя очередь последовать собственным словам. Не зацикливайся на плохом, получай удовольствие, извлекай выгоду, если большего получить не дано, а рядом быть все равно хочется.
-Так я и собираюсь сделать, -подмигнула я. Мы засмеялись, хотя на душе было тоскливо.
Через полчаса собравшись с горем пополам, вызвали такси. Нас совсем развезло и мы ели как выползли из квартиры. Но я была лишь слегка навеселе, а вот Крис совсем стало плохо.
Поддерживая ее, подвожу к лифту.
–Кошмар, не нужно было столько пить. Голова просто раскалывается, –пожаловалась она, прислонившись к стене.
-Я тогда с тобой поеду, а то мало ли что по дороге.
-Не надо. Все в порядке. У меня всегда так: голова жутко болит, если хватану лишка. Просто нужно выпить таблетку и лечь спать, –постаралась она успокоить меня, но было как-то не убедительно.
Лифт остановился этажом выше, кто-то зашел, вызывая раздражение. Но когда двери лифта открылись на нашем, и я увидела, с кем нам предстоит спуститься вниз, я разве что язык не прикусила от удивления, стыда и неловкости.
Напротив меня оказался друг Гладышева, ставший свидетелем того кошмара в Де Марко. Если он и был удивлен, то виду не подавал. Высокомерно приподняв бровь, окинул нас быстрым взглядом, словно оценивая. Уголок его рта дернулся, и я поняла, что он едва сдерживает смех. Впрочем, посмеяться было над чем, видок у нас тот еще. Если Кристина хотя бы не особо выделялась в своем убогом наряде, разве что только очками, то я выглядела комично в длинной соболиной шубе, шапке с помпоном и кроссовках. В общем, нацепила первое, что под руку попалось. Но кто же знал, что предстоит такая встреча? Теперь же я сгорала от стыда. Предстать перед знакомым Гладышева в подобном наряде – кошмар наяву. Мне хотелось развернуться и уйти, но не успела я сориентироваться, как Кристина уже сделала шаг в сторону лифта, и тогда я окончательно прокляла этот день.
Ее занесло и она начала падать. Я дернулась к ней, но этот суровый с виду шатен уже подхватил Кристину. Она вцепилась обеими руками в воротник его пальто, не понимая, что произошло. Шатен всматривался в ее лицо, отчего Крис тут же поправила очки. Данная картина напоминала сцены старых фильмов, где барышня хлопается в обморок в объятиях джентльмена. У меня вырвался смешок, который тут же привел всех в чувство. Кристина неловко высвободилась и извинилась. Ее пылающее лицо даже меня веселило, не говоря уж о Гладышевском друге, с которым мы как два заговорщика переглянулись, скрывая улыбки. И как-то сразу пропала былая неловкость и стыд. Я кивнула шатену и вошла в лифт.
-Надо же какие люди и без охраны, – усмехнулся он. Крис медленно повернула к нему голову и посмотрела поверх очков, как на идиота, что окончательно сломило мою выдержку. Я прыснула и начала смеяться. Наверное, сказывался алкоголь и напряжение.
– Зачем мне охрана? Я и сама могу за себя постоять, уж вам-то это должно быть известно, – нагло парирую, надевая свою привычную маску.
-А я беспокоюсь не о тебе, а об окружающих. Перепугать до усрачки двух мужиков, вооружившись лишь чашкой кофе – это надо уметь. Отчаянная ты дама, -покачал он головой со смешком. Было не ясно, что скрывается за его иронией; неодобрение или же просто смех.
Впрочем, мне все равно. Улыбнувшись краешком губ, пафосно резюмирую;
-Значит, отчаянная. Но именно в этом и заключается моя прелесть.
Мне показалось, что это прозвучало довольно круто, но последовавший ответ лишил дара речи.
-Лучше бы она заключалась в мозгах, девочка. Не советую больше так шутить с Олегом, а то может плохо кончится, – холодно сообщил он мне, вызывая желание послать на хер. Советчик тоже тут выискался!
Кристина, которая все это время стояла, прислонившись к стене лифта и страдая от головной боли, повернулась к нам, не понимая, что происходит и о чем вообще речь.
– Ну, во-первых, я вам не девочка! А во-вторых, мы с Гладышевым как-нибудь разберемся сами, – сладко пропела я, стервозно улыбаясь. Шатен тихо засмеялся, похоже, искренне забавляясь, чем выводил из себя.
-Ну, что ж, удачи в «разборках», – весело пожелал он с таким видом, будто я конченная дура, и тратить на меня время просто кощунственно. Это был довольно «тонкий» намек на то, что наши с Гладышевым отношения не предполагают никаких разборок и чего-то поистине серьезного, чтобы в чем-то разбираться. В общем, меня очень тактично заткнули, попав в самое больное место.
Я сделала вид, что не поняла двусмысленности фразы и продолжила мило улыбаться, глупо хлопая ресничками. Как порой удобно прикидываться недалекой. Тем временем дружок Гладышева переключил внимание на все еще ничего непонимающую, пьяную Крис. В душном лифте ее окончательно развезло. Я только сейчас заметила, что она побледнела и едва держится на ногах.
-Крис, ты как?-обеспокоено спросила я, когда двери лифта открылись.
Кристина вымученно улыбнулась и прошептала охрипшим голосом:
-Больше никогда не буду пить!
Сзади раздался смешок, а потом неожиданное предложение.
-У меня в машине есть чудо-средство, пошли, выпьешь, -обратился он к Кристине, когда мы стали выходить.
-Да вы добрый Самаритянин, как погляжу, – усмехнулась она через силу. Я же довольно улыбнулась.
-Ну, привлекательной девушке грех не помочь.
– И лицемер к тому же. Или вы тоже пили? –насмешливо поинтересовалась она. Мне хотелось ей поаплодировать. Было забавно наблюдать за их пикировкой.
Шатен улыбнулся и покачал головой.
-Невысокого ты о себе мнения.
-Объективного! – отрезала она.
-Ну, не выдумывай. Ты у меня красотка!– возразила я голосом, не терпящим возражений.
-Еще какая, –сыронизировала Крис, смеясь.
-Понятие красоты всегда субъективно, поэтому спорить об этом смысла нет никакого.– уверенно произнес мужчина, ставя точку в бессмысленном споре. И не согласится с ним было невозможно.
На улицу мы вышли молча, каждый погрузился в свои мысли. Сделав несколько шагов, Кристина остановилась и с шумом втянула воздух. Я заволновалась, особенно обнаружив, что никакого такси и в помине нет.
-Всего хорошего, – подмигнул друг Гладышева, проходя мимо.
-Подождите! – остановила я его. Не знаю, какой черт меня дернул. Но я подумала, что глупо отказываться от помощи, которая сейчас необходима. Кристина даже не отреагировала, она просто глубоко дышала и пыталась держаться на ногах, поэтому я перестала сомневаться в правильности действий. Шатен не стал ничего спрашивать, просто подошел и помог мне довести Крис до машины. Она попыталась возражать, но мы не собирались ее слушать. Мужчина дал ей таблетку и воду. Кристина выпила предложенное без лишних вопросов.
-Спасибо! И как вас зовут, добрый человек? –поблагодарив, со смешком задала она интересующий и меня вопрос.
-Михаил. –коротко ответил мужчина. Мы кивнули и оглянулись в ожидание такси, но его все не было. Кристина не сдержалась и раздраженно втянула воздух.
-Где этого таксиста носит?!
-Сейчас позвоню, узнаю, что за ерунда. –отозвалась я, но вдруг обнаружила, что забыла телефон дома, -Бл…-, хотела я выругнуться, но тут же осеклась под насмешливым взглядом Михаила. Не хватало еще, чтобы потом он высказал на мой счет свои соображения Гладышеву, хотя вряд ли этого удастся избежать.
Кристина выжидающе посмотрела на меня.
-Телефон забыла , – пояснила я.
-А мой сел, -тяжело вздохнув отозвалась она в ответ.
-Давай, подвезу, – предложил Миша, садясь в машину. И каково же было мое удивление, когда Кристина не отказалась.
-Если не сложно, – согласилась она, даже не раздумывая.
-Да без проблем, -пожал он плечами и кивнув мне, скрылся в салоне автомобиля. Я же застыла, не зная, что сказать. Мне было как-то странно, что Крис вот так просто взяла и села в машину к малознакомому мужчине. То, что он друг Гладышева, мне лично, ни о чем не говорило. Но она не позволила мне пребывать в недоумение.
-Что-то мне совсем не хорошо, Януль, быстрее бы домой попасть, поэтому сил ждать нет, -призналась она устало.
-Я поеду с тобой тогда, – вызвалась я, но Кристина поспешила меня успокоить.
-Не переживай даже, со мной все нормально! Просто голова раскалывается. Да и Михаил – ваш знакомый. Думаю, на него можно положиться, -слабо улыбнувшись, заверила она.
В своем новом знакомом я не то, чтобы сомневалась, но и доверия особого не испытывала, к тому же переживала за Крис.
-Может, в больницу съездить? Мало ли, вдруг отравление? – никак не могла я успокоиться, но Кристина лишь отмахнулась с улыбкой.
-Я позвоню, -пообещала она, садясь в машину.
Через минуту я осталась одна посреди пустынной улицы. Было странное ощущение. Домой совершенно не хотелось, поэтому я решила немного прогуляться. Московская погода середины декабря для меня – сибирячки казалась просто чудесной. Морозец был бодрящим, а не как у нас в Рубцовске – обжигающим. Ни пронизывающего ветра, ни снегопада, ни слякоти. Снег лишь слегка принарядил город, добавив нотку волшебства. В преддверии Нового года Москва превратилась в сказочный город: вся горела, блестела, сияла. Праздничная атмосфера была настолько ощутимой, что передавалась каждому. Чувствовалось всеобщее предпраздничное возбуждение. Люди суетились, бегали с кучей пакетов, нагруженные подарками, даже стали чуточку добрее и больше улыбались.
Люблю я это ожидание праздника, чудес, перемен. И надо признаться, сейчас тоже ждала, возможно, даже больше, чем когда – либо. В моей душе пустила корни очередная надежда, только на сей раз она была подкреплена твердой решимостью находить радость даже в том немногом, что меня окружает.
Остановившись на Андреевском мосту, глядя вдаль на Москву-реку, я пообещала себе, что буду счастливой, приложу для этого все усилия.
Не знаю, сколько я бродила по Пушкинской набережной, думая о маме, о Лерке, о Крис, и конечно же, о наших с Олегом отношениях. Эта прогулка успокоила меня и помогла привести чувства и мысли в порядок.
Домой я возвращалась с легким сердцем и приподнятым настроением. Решила, что приду и позвоню моему Зануде, скажу, что скучаю и жду его. Скажу, не тая, что с ним все мои страхи становятся былью. Скажу, что люблю его. Да! Вот так возьму и скажу! Надоело претворяться, играть дурацкую роль. Хочу открыто любить, дарить радость, радоваться самой, а не бесконечно страдать, замыкаясь в себе.
Окрыленная этими мыслями я ворвалась в квартиру на Мытной, но не успела снять шубу, как почувствовала любимый до дрожи аромат. После прогулки обоняние обострилось, и я отчетливо ощущала присутствие Гладышева в квартире, хоть это и было по многим причинам невозможно.
Одной из таких являлось правило «не ночевок». Олег не оставался на ночь и самое позднее уезжал в десять, а сейчас уже одиннадцать. Дело было даже не столько в его забубонах, сколько в проблемах с дочерью, с которой он старался проводить больше времени. Однако положительного эффекта не наблюдалось. Гладышев особо не распространялся на данную тему, но я научилась понимать по выражению его лица, что что-то в очередной раз неладно. С каждым разом их отношения становились все хуже. Насколько я могла судить, у девочки трудный возраст начался внезапно и бурно. Олегу приходилось не просто, что в свою очередь беспокоило меня. Мне не хотелось, чтобы в жизни Гладышева присутствовали подобные проблемы, но к сожалению, не в моих силах было оградить его от этого. Я злилась, ужасно злилась на его дочь, и заочно ее невзлюбила, хотя конечно, это было неправильно. Но больше всего эмоций у меня вызывал пофигизм его бывшей жены. Я просто ненавидела эту Леночку и не понимала. Как можно спокойно сидеть в другом городе и радоваться жизни, когда твой ребенок чудит? Как можно полагаться на мужчину в вопросах воспитания детей? Когда я начинала думать обо всем этом, вспоминала маму, и моя ярость, боль и ненависть достигали апогея. Я не понимала таких женщин. Не представляла себя такой матерью.
Но в данный момент меня беспокоило, конечно, не это.
В квартире было темно и абсолютно тихо, вот только ощущение чьего-то присутствия не исчезало. Мне стало вдруг не по себе. Не раздеваясь, на цыпочках я потихонечку пошла на кухню, но не сделав и пары шагов, запнулась о пакеты с тряпьем, которое накупила сегодня. Ели как удержавшись на ногах, яростно отпихнула их ногой, и наплевав на осторожность, смачно выругнулась.
-Твоя жадность тебя погубит, -как гром среди ясного неба раздался насмешливый голос Гладышева в темноте. Сказать, что я испугалась –ничего не сказать. Сердце ухнуло вниз, а потом сделало кувырок.
-Господи, это ты! – выдохнула с облегчением, включая свет. Гладышев на меня даже не посмотрел, откинувшись на спинку стула, вытянул ноги и словно хищник оценивал обстановку, скользя цепким взглядом по неприбранному столу, куче пакетов и разбросанным вещам.
Я нервно сглотнула, чувствуя волнение.
-Я тебя не ждала, -пояснила, как можно беспечнее, натянуто улыбнувшись.
-Да я уж понял, – усмехнулся Олег. Я хотела возмутиться по поводу его наверняка гнусных догадок, но Гладышев тяжело вздохнул, и облокотившись на стол, устало потер лицо.
И весь пыл как-то угас сам по себе. Я только сейчас заметила, как Олег неважно выглядит: бледный, расстроенный и похудевший, отчего лицо приобрело опасное, злое выражение. И мне стало страшно, но не за себя. Я ничего такого не сделала, чтобы волноваться, а вот его состояние меня обеспокоило. Никогда Гладышева еще таким не видела. Было очевидно, что что-то произошло.
-Что случилось?– осторожно спрашиваю, подойдя к нему вплотную. Олег никак не реагирует, погруженный в свои мысли, пока я не присаживаюсь рядом и не касаюсь нежно его щеки. Она холодная, гладкая, как шелк. Скольжу кончиками пальцев, чувствую покалывание и дрожь. Вот так всего лишь с одного касания, с полуоборота завожусь. Схожу с ума от одного лишь присутствия этого мужчины.
Гладышев тяжело вздыхает и обращает взор на меня, отчего сердце ухает куда-то вниз, а по венам, словно горячая лава, бежит кровь. Она обжигает каждую клеточку моего тела. Жадным взглядом впитываю любимые черты и понимаю, насколько мне этого мужчины не хватало, как сильно скучала. Вспоминаю, как ждала, засыпая одинокими ночами в его футболке. Как с маниакальностью собаки-ищейки выискивала запах его парфюма, и найдя, засыпала, убаюканная его частичным присутствием. Как одним лишь именем, загорающимся на дисплее телефона, согревалась, словно делала глоток горячего шоколада в морозный день.
Может ли человек быть заболеванием и панацеей? Гладышев мог. Он был моим спасением от тоски, лекарством от всего, что приносило страдание, даже от самого себя. Он –моя сила и слабость. Как воздух нужен и в этом вся суть.
И сейчас вдруг стало неважно, что он не листал календарь, считая дни до встречи, как это делала я, закрывая глаза, представляя его рядом, живя им, скучая, и любя. В это мгновение было главным то, что этот мужчина здесь и сейчас со мной. Вот такая странная, беззаветная, бессмысленная, но наполненная жизнью любовь. Мука ли это? Только, если бороться с ней. А бороться с чувствами – что может быть бессмысленнее? В этом я уже убедилась и больше не стану этого делать.
-Какие-то проблемы на работе?– продолжила я дознаваться, включив тактику «горячо-холодно», впрочем, бестолковая это затея. Гладышев редко, когда делился своими переживаниями, а если такое и имело место быть, то только вскользь и потому, что ему так захотелось, но никак не благодаря моим расспросам и хитрости.
Вот и сейчас Олег лишь улыбнулся краешком губ, и окинув меня оценивающим взглядом, выдал совершенно не в тему:
-Отлично выглядишь.
Конечно, это сарказм, но намек я поняла. Нынешнее, Гладышевское «отлично выглядишь» звучало, как «оставь меня, старуха, я в печали». Поэтому я решила пока не лезть. Олег не терпит вмешательства в свои дела. Но в моих силах было отвлечь его от тяжелых дум и поднять настроение. Именно этим я и собиралась заняться, заткнув поглубже горечь и обиду на то, что как бы я не старалась, а Гладышев как был, так и остается для меня загадкой. Но я ведь решила, что буду извлекать из всего радость и дарить ее Олегу. И я буду! Вот прям сейчас и начну.
-Ну, конечно, отлично. Я ведь у тебя самая красивая девочка на свете, -подмигнув, улыбнулась Гладышеву и поддавшись вперед, крепко поцеловала. Олег на поцелуй не ответил.
-Вижу, ты без меня не скучаешь, – холодно заметил он, демонстративно оглядевшись вокруг.
Я тут же взбесилась. Подобные нападки просто убийственны. Он что думает, я буду сидеть в четырех стенах и молиться на Его Величество? Но вслух ничего из этого не сказала, вовремя вспомнив о своих установках да и взгляд прищуренных глаз подстрекал сделать все назло и не вестись на провокацию. Ведь Гладышев уверен, что я вспылю.
Ну, нет. Я не столь примитивна, как ты думаешь, мой милый!
Пожав плечами, тоже огляделась. И прислонившись головой к его плечу, с тяжелым вздохом призналась, передавая всю степень своей тоски;
-А вот и нет, я скучаю. Очень скучаю без тебя. Даже коньяк не спасает.
Я почувствовала вибрацию Гладышевского тела. Приподняв голову, встретилась со смеющимся взглядом. Невинно захлопав ресницами, прячу довольную улыбку, но Гладышев все равно замечает мои потуги и тихо смеется.
-И все же средство от печали ты нашла, – насмешливо произнес он, кивнув на пакеты с одеждой.
-Нашла, -согласилась я и взяв его руку, прижалась щекой к ладони, блаженно закрыв глаза, тем самым обозначая свое «средство от печали».
-Лиса ты, а не Чайка. Как петь-то научилась. Далеко пойдешь, – отвесил он сомнительный комплимент, лаская мою щеку.
-Зачем мне далеко ходить, когда ты рядом?
-С кем тоску –то заливаешь? –проигнорировал он очередное мое откровение.
-А ты как думаешь?
-Я должен об этом думать?
-Тогда зачем спрашиваешь? –лукаво поинтересовалась, открывая глаза.
-Чтобы не расслаблялась, – со смешком парирует он.
-Зануда ты мой, – просюсюкала я, покрывая поцелуями его лицо, отчего он засмеялся уже безо всякой иронии.
-Дурочка, -промычал, когда я закрыла ему рот поцелуем, на который он ответил, но я не дала развития этому сюжету, так как на сей вечер у меня были другие планы. Я хотела, чтобы он стал непохожим на все другие. Да и Гладышеву нужно отвлечься, развеяться, поэтому оторвавшись усилием воли, чмокнула его, и поднявшись, хлопнула в ладоши.
-Так вставай, хватит нудить и хандрить, собирайся.
Гладышев удивленно вскинул бровь, так и не шелохнувшись, но я не стала его упрашивать. Натянула все те же кроссовки и застегнув шубу, подхватила ключи и обернувшись, поторопила:
-Давайте, поднимайте свой зад, Олег Александрович.
-Куда?– нахмурился он.
-Узнаешь.
-Я устал.
-А я тебя не на работу гоню. Одевайся! Если хочешь, я тебе даже шнурки завяжу, -подколола я его.
-У меня настроения нет.
-Мне это не интересно, Олеженька. Ты приехал в неположенное время, так что прибереги свои начальнические замашки для сред и пятниц, а сегодня -леди сверху, поэтому собирайся! – пропела я сладким голоском, и улыбаясь краешком губ , наблюдала за его изумлением. Я была решительно настроена, вытащить его куда-нибудь, а потому все средства были хороши.
-Вот даже как?! – усмехнулся он и продолжил. – А что, если я не соглашусь?
-Тогда я пойду без тебя, а ты можешь сидеть тут и киснуть дальше, – соврала я. Гладышев захохотал.
-Ты такая приставучая, -резюмировал он, нехотя поднимаясь изо стола. Я ликовала.
-А ты такой занудный, -огрызнулась в ответ. Олег тяжело вздохнув, одел пальто, а после обул ботинки и вытянул ногу.
-Ну, завязывай, раз вызвалась. – насмешливо кинул он, довольный своей шуткой. Я скорчила рожицу и демонстративно опустилась на колени. Гладышев засмеялся, убирая ногу.
-Да, ладно, я же пошутил.
-А я нет. Сказала, что завяжу, значит-завяжу! – отозвалась я упрямо, и ласково пробежавшись пальчиками по его голени, принялась завязывать шнурки.
– Ну, ты кадр, Чайка, -выдал он, когда я покончила со шнурками и поднялась с колен.
– Я штучный экземпляр, Олеженька. Какая еще будет тебе шнурки завязывать да твое занудство терпеть? – заявила с самоуверенным видом.
-Больно ты терпишь,– съязвил он, а после пробурчал. – Потащила меня куда-то на ночь глядя. Я спать вообще-то хочу.
-На том свете отоспишься, – отмахнулась я.
-Ну, благодарю за заботу.
-Всегда, пожалуйста, Олеженька. Всегда, пожалуйста!– едва сдерживая смех, сострила я. Но ответная цитата из кинофильма « Любовь и голуби» убила мою выдержку.
– Знаете, как она меня называла? Никто не знает! Я ей говорю – Санюшка! А она мне – Митюнюшка!– очень даже талантливо продекларировал Гладышев.
Мы захохотали. Настроение поднялось, а все неприятности отошли на второй план.
-Ну, а чем тебе Олеженька не нравится? Очень даже мило, – утирая выступившие от смеха слезы, подначивала я его.
-Так меня моя бабка звала, когда хотела всыпать, но догнать не могла, – сообщил он, а я вновь закатилась от смеха, представляя Гладышева убегающего от старушки.
-А как тогда она тебя звала в добром расположении духа?
-В добром расположении духа она со мной не бывала. Только и слышал в свой адрес «изверг проклятый», «кровопийца несносная», – ответил Гладышев будничным тоном.
-Что?!– воскликнула я, поперхнувшись очередным приступом смеха.– Ничего себе бабушка.
-Да бабушка-то нормальная была, а вот внучок –оторви да выбрось. Прутом меня часто охаживали, но «шило из задницы не вынешь», как дед прискорбно сообщал бабке, когда я после очередной экзекуции отмачивал назло что-то запредельное.
-Вот значит, какой ты, Олеженька. А ведь и не подумаешь, что за этой маской занудной благопристойности скрывается плохой мальчишка, – поцокала я, осуждающе качая головой.
-Вот тебя бы хорошо к моим бабке с дедом на недельку отправить, сразу шелковой бы стала,-заверил меня Олег.
-Ой, да ладно! Перещеголять тебя в воспитательном процессе невозможно. Правильно твоя бабка говорила. Изверг проклятый! Прямо в точку. А что касается меня, то я и так шелковая,– выдала я, садясь в машину и усевшись поудобнее, добавила недвусмысленно. – Причем во всех местах.
Гладышев покачал головой и закатил глаза.
-Я над тобой еще и не начинал издеваться, а вот ты мне уже за полчаса весь мозг выдрочила! -сообщил он, заводя машину. – Поперлись куда-то на ночь глядя. Куда, кстати?
-На Новый Арбат поехали.
-За каким, боюсь спросить?-съязвил он, так и не тронувшись в путь.
Боже, ну, что за человек?! Я втянула побольше воздуха, стараясь успокоиться и мне это почти удалось.
-Вот и не спрашивай. Хватит уже все контролировать! Расслабься хоть раз, пожалуйста, – не выдержав, начала я уже упрашивать его. Олег собирался что-то сказать, но сдержался, и я поняла, что вот сейчас надо жать на все кнопки, чтобы не передумал.
-Поехали, немного развеемся. -настойчиво прошептала я, наклонившись к нему. Олег взглянул на меня с сомнением, но ничего не сказал. Мы тронулись в путь. Возникшая пауза показалась мне неловкой, поэтому я решила вернуться к прерванному разговору о детстве Гладышева. Для меня подобная откровенность с его стороны– настоящий праздник. Да и какая женщина не хочет знать о любимом мужчине, как можно больше?! Я не просто хотела, я жаждала, как цветок жаждет воду в засушливые дни. Поэтому поинтересовалась, чтобы как-то вернуться к нужной теме:
-Ну, сейчас-то бабушка, наверное, тобой очень довольна?
-Сомневаюсь, что можно быть хоть чем-то довольным, когда тебя жрут черви. Хотя, она говорила, что только в смерти ей будет от меня покой, поэтому хрен ее знает, – как ни в чем не бывало заметил Олег. Я поперхнулась и ели сдержалась, чтобы не захохотать, не зная, как на это реагировать.
-Извини, я не думала, что она умерла, – отозвалась я машинально. Вроде бы так люди обычно исправляют подобные оплошности. Только вот Гладышева мой ответ не впечатлил.
-Да ладно уж извинятся. Мне почти сорок, а я младший сын младшего сына, так что бабке где-то сто пять или чуть меньше должно было быть в этом году. Не вечно же ей жить, – иронично заметил он.
-О, так у вас большая семья,– подивилась я. Почему-то мне казалось, что Гладышев, как и я один-одинешенек.
-Немаленькая. Нас только трое у отца с матерью, а там еще двоюродных братьев и сестер до хрена и больше.
-А у тебя какая разница с родными братьями?-почему-то мне показалось, что у Олега одни братья, но я ошиблась.
-С сестрой девять лет, а с братом семь.
-И сестра есть?! Здорово! Я всегда мечтала о большой, дружной семье.
-Большая не всегда дружная, но у нас семья нормальная. Не скажу, что очень дружен с братом, но с возрастом стали как-то больше общаться. А Светланка– сестра моя вечно со мной нянькалась. Я же проблемный был по молодости, отец мне Витьку всегда в пример ставил, но в семье не без урода, что как говорится, – вкратце осветил он свои взаимоотношения с родными. Но что было удивительным, он рассказывал о них с теплой улыбкой, несмотря на подобный опыт.
-А сейчас все такого же мнения?– спросила я, прекрасно зная ответ, но желая услышать.
– Ну, сейчас –то понятно, гордость семьи! – усмехнулся он не без иронии.