Перевод. Турин 25 Февраля 1842. Пользуюсь обязательным посредством г. советника доктора Флорио, чтобы написать к вашему сиятельству несколько торопливых строк, и поручить себя вашему драгоценному воспоминанию. Флорио передаст вам семь тетрадей (с 4 по 10 No включительно) моего осеннего путешествия: таким образом у вас будет полная коллекция до 1840 г. При первом случае доставлю находящееся в печати описание моего последнего, греко-византийского, странствования: прошу принять эту книгу в виде визитной карточки человека, далеко от вас живущего, но питающего к вам великое уважение и великую приверженность. Накануне моего отъезда в Константинополь, приходил ко мне Сильвио Пеллико и прочел мне одно из ваших писем, или вернее критические замечания графа де Местра на мое путешествие в Петербург и Москву. Пеллико ни за что не отдает ваших писем, и имеет в виду украсить ими коллекцию автографов, принадлежащую маркизе Бароло, у которой он живет. Мне досадно, что вследствие этого я не имею возможности сделать вам некоторые объяснения, так как вдова Бародо опасно нездорова, и довольно трудно видеть доброго Пеллико, который тоже находится в состоянии беспрерывного выздоровления и проводит время почти исключительно с маркизою, либо по церквам.
Простите мне бесчисленные ошибки против языка и правописания, наполняющие это письмо: я вовсе не имею навыка во Французском языке, и особливо в письмениом, и лишь изредка случается мне коверкать этот прекрасный язык в сношениях с иностранцами, чем я и довольствуюсь.
Прошу ваше сиятельство принять мое глубокое, сердечное уважение и передать мои приветствия графу и графине де Местрам и любезному Бертону де Самбуи[11]. Не знаю, дошло ли до г. де Местра известие о кончине его друга и почитателя Карла Мелле: он умер в Неаполе, в прошедшем августе месяце. Имею честь быть, с великим уважением и дружбой, вашего сиятельства покорнейший слуга Г. Ж. Баруффи, экстраординарный профессор положительной философии в Королевском Туринском университете.
4. Два письма Сергея Львовича Пушкина
I.
22 Avril 1837. Moscou.
Recevez mes reméreiments, cher князь Петр Андреевич, pour les portraits de mon malheureux Alexandre que votre intendant m'а remis avant-hier. Je vous avoue que je n'ai pu encore jetter les yeux sur celui de Bruni. Je n'en ai pas le courage, et probablement je ne l'aurai pas de siiôt. Ce n'est pas crainte de renouveller mes douleurs: je sens l'affreuse perte que j'ai faite plus vivement encore, s'il se peut, que quand cette terrible nouvelle m'est parvenue. Chez moi le tems ne fait qu'augmenter mes regrets loin de les adoucir, et tous les jours mes angoisses deviennent plus vives et mon isolement plus sensible. А mon âge plus de consolations que l'espérance de me réunir bientôt à ceux que j'ai perdus dans le court espace de 10 mois; et la mort violente d'un fils comme le mien n'est pas de la cathégorie des malheurs attaché à notre existence: il dépasse tout а quoi je pouvais m'altendre. Je croyais à la mort de mon excellente femme qui était mon Angegardien, ne devoir qu' à me couvrir de mon manteau pour attendre la fin de ma triste vie, et voilà que cet horrible événement vient mettre le comblé à mes souffrances et épuiser toutes mes forces morales. J'ai reèu une lettre de Léon, il est au desespoir, et je tremble pour lui. Adieu, bien cher et bien aimable князь Петр Андреевич. Laissez moi vous embrasser comme ami sincère de mon Alexandre. Conservez moi un peu d'intérêt. Je ne puis sentir encore mon existence et la souffrir que par celui que je pourrois inspirer à ceux qui l'ont aime! Qu'est-ce que ce mal d'yeux dont vous souffrez? Je désirerais bien être rassuré sur voire santé. Salut et considération à tout jamais.