Переписка князя П.А.Вяземского с А.И.Тургеневым. 1820-1823

386. Князь Вяземский Тургеневу.

4-го августа. [Москва].

Спасибо за строки. Прилагаемое письмо в жене отдай Соболевскому, чтобы так же, как и первое, отправить с тем, чтобы возвратили его, если княгини уже нет в Варшаве.

О себе сказать хорошего, нечего: на меня нашла такая дурь, такая черная хандра, что иногда доводит до отчаяния. Чорт знает, когда пронесется! Воейкову скажи, что получил 29-е и 30-е и прошу вперед не забывать. Есть ли что от брата, от Жуковского, от Батюшкова? Иван Иванович на получаемые от Хвостова стихи при письмах говорит, что ему совестно называть их по имени и потому отвечает: «Благодарю за письмо и приложение». На смех ли Хвостов написал послание в Воейкову: «Куст розовый в садах»? Прости! Брату мое усердное и дружеское почтение. Сестрам скажи, что моя веселость промчалась, comme une barque rapide, comme un torrent dans son cours. Пускай приезжают они скорее возвратить мне мои утраты. Кривцов назначен ли губернатором?

387. Тургенев князю Вяземскому.

5-го августа. [Петербург].

Во вторник получил письмо и 10000 рублей и отправил их в среду в Варшаву, вручив сам графу Матусевичу.

От Сергея получил вчера от 16-го июля. Участь их теперь уже решилась. Я в ужасном положении от неизвестности, но молчу, чтобы не дошло до матушки.

Сейчас еду в дилижансе в Царское Село и оттуда возвращусь с Муравьевой. Я получил книги братнины, но ничто на ум нейдет. Прости!

У меня был дифирамб Байрона на смерть Наполеона, на французском: послал в Царьград. Много книжонок получил на смерть его, но все книжонки.

На обороте: Его сиятельству князю П. А. Вяземскому.

388. Тургенев князю Вяземскому.

9-го августа. [Петербург].

Письмо твое получил и посылаю два письма твои в княгине сегодня в графу Соболевскому для отправления в Варшаву с тем, что если ее там уже нет, то чтобы возвратили письма. Вот и тебе два.

Из Одессы пишут, что сношения наши с Царьградом прекращены. Ожидаю или скорого свидания с братом, или…. ^[7]. Эта неизвестность так волнует, что вчера зубы заболели, и прострадал весь день. Сестрам скажу твое поручение.

О вине надобно поговорить с другим, а не с Энгел[ьгардтом]: он и для себя бутылками покупает и не умеет выбрать. Прости! Спешу в Совет. Хлопотно и грустно. Батюшков в Швейцарии с Жуковским; о Блудове давно не слышим.

389. Князь Вяземский Тургеневу.

11-го августа. [Москва].

Поздравляю тебя, мой милый. Сейчас был у меня Степан Степанович Апраксин и сказывал, что барон Строганов со всею свитою приехал в Одессу при пушечных выстрелах. Здешний грек получил это известие и показывал князю Д. Я. Голицыну письмо. Апраксин поехал сказывать о том матушке, и я не замедлю поздравить ее с добрым известием. Конец твоим беспокойствиям и печалям! Обнимаю тебя от всего сердца.

Как не списать было байронщизну? Пришли, что есть о Наполеоне: все возвращу немедленно. Иван Иванович молчанием твоим недоволен. Здесь все вздор говорят о тебе и о твоем: откуда лезет? Я все еще сижу на московской тоске за худою погодою и худым здоровием Николеньки, которое однако же поправляется. Прости пока! Ешь, пей, спи, пой теперь вдоволь! Сестрицам мой сердечный поклон. Участь Кривцова решена ли? Что не видать в газетах указа о моей придворной отставке? Да постарайся узнать, не прислано ли чего-нибудь из Варшавы об отставке моей по части Новосильцовской? А ответ симбирского прокурора? А белые панталоны? Дай ход всему этому.

Письмо в Варшаву – также Матусевичу или Соболевскому. Что же письмо жены с Демчинским? Отыщи его по передним Министерским; спроси о нем у В. С. Ланского.

390. Тургенев князю Вяземскому.

12-го августа. [Петербург].

Сережа в Одессе. Вся миссия и барон Строганов там. Третьего дня ввечеру получен здесь курьер от него, и я давно или, лучше, никогда так счастлив не был. Еду сейчас в Царское Село и там ночую…

О вине говорил с. Энгельгардтом, с Кривцовым и с Никитиным. Последний нашел дешевле и ручается за доброту, и ему можно поверить: il boit et fait boir. Если решусь, то возьму у него.

За коляску давал отъезжающий 600 рублей. Теперь не дают. Подожду. Менее отдавать не велел. Боюсь, пройдет время колес. Сестры тебе кланяются. Вчера вечер был с ними.

Брошюры тогда же услал к Сереже, полагая, что он будет читать их в башне.

Старика Болотникова, что скучал Николаю Михайловичу так, как сенатор того же имени Ивану Ивановичу, переехали, и он очень страждет. Интереснейшей новости не нашел сказать.

Ожидают войны, а я все что-то думаю о мире. Но теперь сердце как-то обратилось к. грекам. Они потеряли последнего заступника в бароне Строганове и в миссии. С каким чувством смотрели они на отплывающий корабль его? Вот предмет для поэта русского. Байрон Андреевич, перенесись в Перу и скажи нам греческую быль! Представь греков на берегу, с молитвою, которую можно наполнить и православием, и славными для нас и для них воспоминаниями. Право: ты или Пушкин! Не позволяй перебивать у себя: вперед такого случая не будет.

391. Тургенев князю Вяземскому.

16-го августа. [Петербург].

Спасибо за письмо от 11-го. Спешу в Царское Село и доставлю там письмо твое Шмиту от 11-го и пошлю оттуда Байрона, а если не успею, то отсюда с следующей почтой.

Брат писал из карантина от 1-го, 6-го и 7-го августа. Послано сегодня в ним повеление приехать сюда. Ожидаю через две недели.

Уведомь, что о нас врут, впрочем, не без основания. Скажи Ивану Ивановичу, что написал бы к нему, но хлопоты чрезмерны.

Поручения твои исполню все завтра. Участь Кривцова еще не решена, а Кривцовй еще не разрешена!

Демчинского отыщу, но от него ли было послано одно письмо чрез меня? Посылаю газеты. Прости! Кланяйся всем, Побывай у княгини Голицыной.

На обороте: Его сиятельству князю Петру Андреевичу Вяземскому.

392. Князь Вяземский Тургеневу.

18-го августа. [Москва].

Поздравляю вас от всего сердца с вашею одесскою радостью. Что, останутся ли они там, или не приедет ли Сергей Иванович или к вам, или сюда? Я желал бы посмотреть на выходца из ада.

Поспеши с Ннвитиным: подоспеют морозы, и вина пересылать нельзя. Тебе хорошо сухо рассуждать об этом, но я, который начинаю грузно впадать в Никитинское, то-есть, животное положение, я весь душа, когда дело идет о хорошей рюмке вина. А ты еще говоришь мне о поэзии. Я и за прозу свою бояться начинаю. Совершенное бесстрастие оковало меня. Удивительно, с какою скоростью Москва на меня подействовала; mais l'avenir est dans le sein de Dieu, и я пока сижу у Английского клуба и жду погоды. Сделай милость, все, что St.-Florent или кто другой получит о Наполеоне, присылай мне немедленно. Твой дифиранб Байронский опровержен в газетах. Но я все надеюсь, что Байрон грянет слово жизни на прах изгнанника. Давно уже скала была перунами разбита, но все еще лежала от неё огромная тень по земле. Я уже Карамзиным жалуюсь о твоем бездействии в рассуждении манускриптов изгнанника на скалу святого забвения – В. Л. Пушкина! Оживись, Bertrand, и отдай последний долг покойнику. Вели напечатать тысячу билетов для подписки по десяти рублей; пришли несколько сотен сюда. Решись, где печатать; лучше всего в вашей новой Дидотовской типографии; вызови молодых авторов своих: Федорова и других на богоугодное занятие – издавать блаженного.

Сидит народ, шумит народ в моем б – или поэтском чулане, Прости! Неелов говорит в стихах о ком-то:

 
Он глуп, как осемь дураков.
 

Варшавское письмо предать попечению Соболевского или Туркуля.

393. Тургенев князю Вяземскому.

19-го августа. [Петербург].

Вот тебе три брошюры, между коими и Байрон. Другие уверяют, что этот дифирамб подложный, но, кажется, есть в нем его замашки. Оригинала не получал. Возврати все по прочтении и показав их И. И. Дмитриеву, которого поздравь от меня с камер-юнкером и с пажем. В этом меня радует только то, что государь желал сделать ему приятное.

Три флигель-адьютанта: князь Лобанов Алексей, барон Александр Строганов и граф Самойлов, адьютант Ермолова, и наконец флигель-адьютант князь Любомирский – генерал-маиор.

К барону Строганову послано повеление приехать сюда и недели через две ожидаю брата в Петербург.

Твоих двух панталон не выручил еще, ибо желаю не заплатить запрошенную цену; сегодня получу решительный ответ. Коляска с рук нейдет, но надежды не теряю продать. Нужно ли тебе вино, то-есть, не раздумал ли покупать его?

Сережа тебе кланяется, но недоволен твоей отставкой, а более твоей службой. Жаль, что не при тебе пришла его библиотека; порадовался бы ею с тобою.

Я прочел сейчас лекцию Кюхельбекера в Париже: c'est curieux! Между тем он здесь и умирает с голоду. Надеется пристроиться в частный пансион.

Хорошо ли идет подписка в пользу греков, в Одессе и в Бессарабии укрывшихся? Я – главный сборщик и посылаю литографические листы во всю Россию. Начало хорошо. Не знаю, что-то будет впредь? Между тем подписан указ о выдаче, преимущественно духовным из греков, 50000 рублей, оставшихся от суммы, назначенной на вспоможение церквам и духовенству русским, в 1812 году пострадавшим.

Читал ли во французском журнале рассмотрение поэмы Пушкина? Как скоро отпечатается надгорбное слово патриарху, пришлю тебе. Много прекрасных мест. Прости! Каков Николенька и приехала ли княгиня? В малых брошюрах будешь верен, – фолианты присылать буду. Есть ли у тебя Фонтана перевод Попе?

Ты расхвалил речь Гнедича, а первая половина – натянутые lieux communs, в которых он смешал типографию с христианскою религиею; а вторая поглаже, но того же калибра.

394. Князь Вяземский Тургеневу.

22-го августа. Москва.

Спасибо за строки от 16-го. Об вас говорят, что он отставлен, что Мордвинов на его место, что ты за болезнию бессрочно отпущен, что Ястребцов, его секретарь, приехал сюда передовым дом нанимать, и прочее, и прочее.

Надеюсь, что Сергей Иванович поедет на Москву. Сейчас видел я приезжого из Варшавы, который обещает мне жену ю концу недели. Высылай вино, белые панталоны, отзыв прокурорский, отзыв об отставке моей. Зачем молчат газеты?

Молчат, но не молчит Европа и весь свет.

Сумар[оков].

Я приготовил короткое донесение публике о издании в свет Василия Львовича: пришлю в четверг. А ты, между тем, приготовь все нужное и решись, где печатать, по чем отдавать экземпляр. и прочее. Стыдно нам не вынести его да руках к бессмертью. Спроси у Сленина, зачем не высылает он мне книг, отобранных у него? Погода со вчерашнего дня исправляется… Скажи Царамзиным о жене. Ивану Ивановичу донесу о твоем желании писать к нему.

Прости, моя скука, ибо ничего теперь ближе к сердцу моему скуки нет. Мне кажется, что вся жизнь моя скоропостижно умерла. Неужели не будет воскресения? Что за глупое создание человек! Какой-нибудь кишок неисправный раздел бытие мое на голо. Горести нет, а чувство горечи. Даю запрос судьбе: все мое живо вокруг меня, но голос пустоты гробовой исходит из меня. Страсти, жестокия страсти, нападите на меня терзайте в куски! Благословлю страдания свои. Все, что хотите, от вас будет мне блого; только избавьте от этой смерти бытия.

395. Тургенев князю Вяземскому.

23-го августа. [Петербург].

Письмо твое получил. К Шмиту отправлю завтра. Вино закажу, но дай Бог досуг, ибо не могу оторваться. Новый начальник затормошил по Коммиссии и Совету.

Экзарха Грузии Феофилавта не стало: умер в Сигпаге, обозревая эпархию. Почти незаменим там.

Кривцова родила дочь, и благополучно, только страдала; велели тебе. написать о сем. Прости! На место. Горголи – Гладкой. Ожидаю брата к 30-му августа.

396. Князь Вяземский Тургеневу.

25-го августа. [Москва].

Спасибо, при милый, за письмо и книжицы. Во французской оде стихи встречаются сильные и живые; в лже-Байроне – две или три мысли; в польской сказке – ни истины, ни вероятия, ни дельного вымысла; По первой почте все возвращу. Теперь читает их Иван Иванович, который думает, что не сердит ли ты на него за краткость и сухощавость последнего его письма. Я толковал ему твое молчание хлопотами, заботами и прочими оговорками, но советую тебе решиться написать ему.

Я все не могу добиться, будет ли Сергей Иванович сюда. За что он мною недоволен? Нечего тут ни довольным, ни недовольным быть: поступить мне иначе не можно было. Что касается до службы, то я ошибся в выборе места и человека, но ошибиться легко было – вот и только., Кто же из нас не ошибся по моему? Впрочем, если я хотел бы поддерживать свою ошибку, то легко мог бы не обчесться в рассчетах своих по выгодам службы, мне предстоящим. Нигде не мог бы я получить того, что там получил бы, не будь я – я. В каком же отношении может быть он мною недоволен? Ни в житейском, ни в нравственном смысле доискаться причины не могу.

Гнедича речь лучше его других речей, а я о нем говорил. Как же не сказать мне: хороша, разумеется, с добавкою – для Гнедича. А Иван Иванович на тебя выводит, что ты без памяти был от его первой речи. Нельзя ли доставить мне на часок Кюхельбекера речь? Ради Бога, постарайся! Да и о нем надобно бы позаняться, если он в такой крайности. Что вы все о греках только хлопочете, да еще о духовных? У нас свои греки. Вот ему поручить издание Василия Львовича, да десятый процент ему из выручки: вот дело. А я здесь уже настрою Пушкина: он не откажется, и прекрасно.

Сделай одолжение, дай знать Гречу, что я получил его письмо и только что буду на месте и в духе, примусь за свои биографические материалы. Сейчас жена и дети приехали; едем через час в Остафьево. Вот записка о Пушкине: приклейте к ней le matériel de la chose и отдайте в «Сын», «Благонамеренный» и «Соревнователь».

397. Князь Вяземский Тургеневу.

29-го [августа. Москва].

Письмецо от 23-го августа получено. Видно, выходец из ада не через Москву проедет! жалею; но, вероятно, заедет после в матушке, и в надежде утешаюсь. Жена привезла мне громаду похвальных листов, писем из Варшавы от всякого пола, возраста, звания. Нет, воля ваша, я не даром прожил в Варшаве, ибо нажил в нем общее хорошее мнение. Газеты хотели провозгласить сетование о моем отсутствии. Это щекотит самолюбие и ласкает сердце.

Вино? Белые панталоны? Прокурорский ответ? Сочинения Василия Львовича? Моя отставка? Варшавская послана от Новосильцова к графу Аравчееву. Отыщи, что по ней сделано, и скажи мне слово. Если коляска не продана, то с Богом отправь ее в Москву: теперь извозчики дешевы. Попроси своего Михайлова: он обещался быть мне отцом-покровителем. Вели закутать ее. и обшить рогожею, положить в нее русские книги, которые купил у Сленина, и высылай.

Не тебя ли на место Феофилакта? Вот, так и быть, пошел бы к тебе служить в епархию. Шаликова возьмем в проповедники на грузинском языке и прекрасно!

 
Желаю я, чтоб у Кривцовой дочь
На матушку была похожа бы точь в точь.
А Емельяненко когда ж от места прочь?
Других стихов писать пришлось уж мне не в мочь.
И вам, и музе я скажу же: «Добра ночь!»
 

Прозою прошу поздравить их и поблагодарить родильницу за воспоминание обо мне.

Если нет у тебя денег для моих препоручений, то скажи, и, я тотчас доставлю, а то хотел я отдать здесь твоей матушке, с которою, вероятно, есть у вас денежные отношения. Возвращаю две брошюры; одна еще у Ивана Ивановича. В тебе будут из Варшавы присылаться от Фовицкого пакеты на мое имя с книгами и другими вещами: прошу не распечатывать и доставлять исправно. Если будешь умен, то я и сам буду высылать тебе любопытное, то-есть, Николаю Ивановичу, который станет тебе уже по капелькам пропускать эссенцию прочитанного. Что слышно о Арзамасской братии: Жуковском, Батюшкове, Блудове, Дашкове? Зимою возьмите дилижанс, да приезжайте к пустыннику святого Остафьева и не говорите: «Оставь его»! прощай, мой верный Бертран,

 
Ami, débris fameux de mon fameux naufrage!
 

Возвращаю только одну брошюру; другая ошибкою оставлена в деревне. В четверг вышлю.

Мы приехали в город на два дни по домашним хлопотам, то-есть, хозяйственным покупкам и прочее. К половине сентября поеду недели на три в деревню. Смотрите, чтобы ни один Арзамасец без меня в Москву не приезжал!

Письмо – к Карамзиным… Когда увидишь Гнедича, скажи, что я получил его оффициальное письмо и буду отвечать на днях.

308. Тургенев князю Вяземскому.

30-го августа. [Петербург].

Вчера ввечеру получил письмо твое. Поздравляю с милыми гостями и радуюсь, что вы тотчас уехали в Остафьево:

 
Где счастье, как не там!
 

О стихах Василии Львовича хлопотать начну завтра. О Кюхельбекере просил Ермолова, и он обещал мне принять его в себе. Этого желал и Кюхельбекер. Переговорю с ним об издании.

Наши новости: Закревский – генерал-лейтенант. Дивов – 2-го Владимира, Негри и Поленов – 1-й Анны; Родофиникину – аренда; князь Тагарин – церемониймейстер; действительному статскому советнику Фонтон – 2-я Анна; Званцов, Кондоиди – с брилиянтами; там же служащий Панчулидзев – камер-юнкер, и в Департаменте духовных дел служащий губернский секретарь Желтухин, брат генерала, также камер-юнкер; Князь Василий Долгоруков – 1-ю Анну. Других не помню или еще не знаю.

Скажи Ивану Ивановичу, что скоро опять буду писать. Теперь хлопотно. Вот тебе и для него еще две тетради. От Сергея вчера получил письма. от 23-го августа из Одессы. Прежде 2-го сентября вряд ли они выедут, но прямо сюда, а может быть он будет потом и в Москву. Посылаю от Фов[ицкаго] газеты. Гречу поручение скажу. Северин сбирается в Стурдзе, у которого родилась дочь.

Еду с Булг[аковым] в Невский монастырь на завтрак, а обедаю у Воейковой. От Жуковского ни слова. О Батюшкове только слухи. Поздравляю тебя с моими именинами. А. Тургенев.

У Милорадовича все пережалованы. Не знаю еще, дал ли что Глинке.

Кривцову видел вчера: бледна, но мила. Сестры тебе кланяются. У другой болят губка.

399. Тургенев князю Вяземскому.

30-го августа. [Петербург].

Карамзина – фрейлйна. Графу Кочубею и маркизу Траверсе – Андрея. Кампенгаузену – 1-го Владимира. Граф Соллогуб – в должности церемониймейстера. Князь Гагарин – в должности гофмейстера. Хитрово старику – Александра Невского. Сверх Карамзиной – шесть фрейлин: Кутузова, Балашева, фон-Троиль и прочия. Нарышкина, Мария Яковлевна – кавалерственная.

400. Тургенев князю Вяземскому.

2-го сентября. [Петербург].

Карамзина – фрейлина. Также: графиня Комаровская, Балашева, графиня Ливен, дочь куратора; баронесса Троиль, Кутузова, дочь г[енерал]-а[дьютанта]; маркиз Траверсе и граф Кочубей – святого Андрея; Хитров-Spectateur – Александра Невского; барон Кампенгаузен – первого Владимира; князь Долгоруков Василий, Поленов, Негри – первую Анну; Журавлев, Сувин, Дивов – второго Владимира, и множество по Министерству юстиции, Иностранных дел и по ведомству графа Милорадовича. Князь Гагарин – действительный статский советник и в должности гофмейстера, граф Соллогуб – в должности церемониймейстера; Родофиникину и Сухопрудскому – аренды. Танеев – камергер, Желтухив – камер-юнкер. Графу Милорадовичу – бриллиантовые знаки святого Андрея. Вот что мог упомнить из наших новостей.

Но, вероятно, будет для нас и существенно-новое, только не в виде милости. Хлопотно. Пиши больше на досуге, а на мне не взыскивай. Не знаю, успею ли писать сегодня к Дмитриеву. Чтобы умилостивить, пошлю проповедь Серафима. Теперь еще нет. Брата ожидаю дней через семь. Прости! Целую ручки у княгини и обнимаю Николеньку. Тургенев.

На обороте: Его сиятельству князю Петру Андреевичу Вяземскому.

401. Князь Вяземский Тургеневу.

4-го сентября. Остафьево.

Здравствуй, мой милый! Вот письмо к Гнедичу, которое прошу не оставлять у себя, хоть будь оно унизано ошибками, и бумагу, которую отдай Гречу. Если найдешь случай, скажи ему, что мне более всего хотелось бы сохранить то, что сказано о пребывании и связях моих в Варшаве и моей отставке.

У вас ли Сергей Иванович? Прислал ли тебе Василий Львович брошюрку; вот и третья, то-есть, последняя. Пришли еще, что есть, а особливо же Фонтана. Я в деревне еще не обсиделся; погода скучная, желудок не совсем вычищен; жар к занятию худо согревается; двойные рамы не везде вставлены; под ноги дует; настоящим не исключительно довольствуюсь; будущим не овладел еще твердым решением воли; пришедшие из Варшавы книги должны преданы быть рассмотрению губернатора; все это вместе и тысячу других мелочей наводят тусклость на жизнь, которая, если не совсем ясна, то никуда не годится, как эти вещи посеребреные, которые сами по себе коренной цены не имеют. Итак, прощай! Я и так сижу несколько часов за письмом, и жена зовет пить чай.

Исполни все мои поручения исправно, прежния и теперешния, и не забудь мой поклон в сестрам, который важнее всех поручений. Письмо к Нессельроде отдай именно Туркулю или Соболевскому для верного доставления в Варшаву.

Приписка княгини В. Ф. Вяземской.

Je me rappelle à votre souvenir; me voilà rentrée dans mes fonctions de secrétaire. Vive la campagne pour les femmes: elles redeviennent nécessaires aux maris. Donnez nous de vos nouvelles, et pensez un peu à nous qui vous aimons bien.