Вот посильный очерк семейной картины старого быта. Краски мною употребленные не ярки, но верны. Самое содержание картины не богато движением и замысловатостью; но оно взято с натуры, писано с памяти, но памяти сердечной, а по выражению Батюшкова:
О память сердца, ты сильней
Рассудка памяти печальной!
Признаюсь, мне отрадно было писать эту картину и уловлять в ней мелкая принадлежности и подробности, которые могут посторонним зрителям казаться неуместными и лишними. Но я сам имею свой уголок в этой картине: и я был в ней действующим лицом. Весело, а может быть и грустно, смотреть на себя, как в волшебном зеркале, и увидеть себя каковым был ты, в любимом и счастливом некогда.
Впрочем, в попытке моей отзывается не одно частное и личное, или как говорится ныне субъективное побуждение; здесь есть еще и более и широкое и объективное. Как ни заглядывай в минувшее, как ни проникай в него, а все же, хотя по соображению и по сравнению, не минуешь настоящего: невольно наткнешься на него. Так и со мною. Посмотрев на то, что было, хочется мне окинуть беглым взглядом и то, что есть. Мне кажется, что ныне едва ли найдется семейство подобное тому, которое мною обрисовано. Не говорю уже о численности. Старое время было урожайнее нашего. Во всяком случай, семейное начало потрясено и урезано, на Западе, еще более нежели у нас. Семейства раздроблены, одни личности выступают вперед. В этом, может быть, есть признак и выражение некоторого улучшения и освобождения, или также, как говорится ныне, социального прогресса. Не спорим. Но есть вместе с тем, может быть, и признак, зародыш некоторого таящегося общественного разложения. Есть Русская пословица: «прибыль и убыток на одних санях ездят». Люди, а особенно мы Русские, во всех вопросах, смотрим на одну прибыль, которую возим и катаем, а на попутчика ее не смотрим. Между тем он тут; рано, или поздно, может быть, он даст себя знать. Вот от чего наши окончательные расчеты часто неверны, иногда нам и в наклад. Семейное начало есть почва, есть основа, на которой зиждется и общественное. Если не признавать семейного авторитета и дома не приучаться уважать его, едва ли будем мы позднее способны признавать авторитет общественный и честно и с любовью служить ему. Если мы из родительского дома выносим начало розни, то неминуемо внесем туже рознь и в общество. Тогда уже общества собственно нет, а будут отдельные общества, расколы, которые каждый создает по образу и подобию своему. Искусные узы политического родства не могут иметь прочность и святость естественных семейных уз.