Князь Андрей Иванович, находившийся в дружбе с замечательными современниками своими и со старшими, был очень приветлив и к молодежи, которая ему сочувствовала и уважала его. Из числа молодых людей назову князя Петра Петровича Долгорукова. Он был генерал-адъютант Императора Александра Павловича и любимец по восшествии его на престол. Но не долго пользовался он своим счастьем и умер в молодых летах. По бабке моей, жене князя Ив. Андреевича, урожденной Долгоруковой, мы находились в родстве с этою фамилиею. Ныне семейные узы значительно укоротились. Не смотря на свою молодость, Долгоруков был, так-сказать, представителем или предтечею того, что после начали называть ультра-русскою партиею; ненавидя властолюбие Французов и особенно Наполеона, он быль – сказывают – одним из сильнейших побудителей войны, которая несчастно запечатлена была Аустерлицким сражением. Наполеон (не помню в точности, где и когда) не пощадил князя Долгорукова, упрекая Императора Александра, что он поддается побуждениям и советам молодых, неопытных людей, его окружающих. Готовясь к войне 1812 года, Государь писал Чарторижскому: esprit publique est excellent, en différant essentiellement de celai dont vous avez été témoin: il n'y a plus de cette jactance, qui faisait me briser ennemi. В этих словах может быть есть обратный намек на Долгорукова. Вижу словно теперь, как князь Долгоруков в самый день коронации приехал к нам вечером, вероятно, прямо из дворца, в полном мундирном облачении. Долго длился разговор его с отцом с глазу на глаз. Родитель мой, хотя никогда не пользовался отменною милостию Императора Павла, на которую так был он щедр с некоторыми лицами, и хотя никогда не принадлежал к так-называемой Гатчинской партии, был однакож, как говорится, на хорошем счету у Императора. Сам же он предан был ему глубоко и горячо. Мы уже сказали, что в молодых или отроческих летах был он приближенным к обществу молодого цесаревича. Знавшие коротко внутренния качества Императора, например, Нелединский, мой родитель и другие, достойные уважения и доверенности люди, отзывались всегда о нем с живым и особенным сочувствием. Они могли жалеть о некоторых действиях и явлениях его правления, но всегда отдавали справедливость природным, прекрасным его чувствам и правилам. Помню, как родитель мой поражен был известием об его кончине и от скорби занемог, как Нелединский, не иначе, как со слезами на глазах, воспоминал и говорил о. нем. Вероятно, разговор Долгорукова с родителем моим имел предметом последние события и виды и надежды на те события, которых можно было ожидать при новом царствовании.
Граф Никита-Петрович Панин. Довольно живо помню его холодное и несколько строгое лицо. Во время учреждения первой милиции был он избран Смоленским дворянством в областные начальники. Император Александр не утвердил этого выбора; вследствие того возникла переписка. Письма графа Панина отличались резкостью выражений. Их читали у нас в доме, и мой отец резюмировал их выражением также не совсем парламентарным, которого я тогда не понял, а теперь не могу поверить. Граф Панин редко являлся в Москву. После отставки, не имея позволения жить в Петербурге, он жил почти безвыездно в своей деревне (Смоленской губ.). Он был страстный охотник, и охота его была устроена на иностранную богатую руку. Вероятно после его должно было остаться много любопытных и важных бумаг, как собственно им собранных, так и документов исторических прежнего времени и писем к отцу его графу Петру Ивановичу, одному из замечательнейших лиц царствования Екатерины Великой. В книге моей о Фон-Визине мельком упоминаю о нем и о сокровищах, которые могли сохраниться в его семейном архиве. Помню о переписке графа Никиты Петровича с графом Ростопчиным, напечатаяной, кажется, во Французском Монитере. Дело идет о каком-то письме, вероятно найденном Французами в Москве и напечатанном в Париже по приказанию Наполеона. В этом письме, будто писанном гр. Ростопчиным Российскому послу в Лондоне, графу Воронцову, неблагоприятно упоминается о графе Никите Петровиче. Сей последний письменно требовал от графа Ростопчина объяснения и вместе с тем опровержения упомянутых нареканий. Князь Сергий Долгорукий, прозванный Le prince Calembour, потому что он отличался в этой гимнастике слов и мыслей. При сестре моей была старая Французская гувернантка M-lle Perlot. Долгорукий говорил, что нет ей опасения умереть от водяной (perd l'eau). В то время на досуге не стыдились читать Mercure de France и ломать себе голову над разгадыванием шарад и логогрифов, в нем печатаемых. Что-ж делать! Приверженец и поклонник старины, винюсь и каюсь в этом грехе наших отцов. В семейных бумагах нашел я следы игры секретарь и разных буриме. Однажды вечером какая-то загадка в журнале утомила головоломные упражнения собравшихся Эдипов. Но все было безуспешно: сфинкс не давался в руки. Так я разошлись. Поздно ночью, уже к утру, будят отца моего и приносят ему письмо от Долгорукого. Он встревожился я ожидал какой-нибудь беды: может быть Долгорукий внезапно сильно занемог; может быть, вызвал он на поединок и приглашает он друга своего в секунданты. Страшен сон, да милостив Бог. Долгорукий, возвратившись домой, не успокоился и не заснул, покуда, наконец, не напал на сфинкса. Опасаясь, чтобы кто-нибудь другой не предупредил его, спешил он заявить отцу моему свою находку. Впрочем, как Долгорукий, как и многие его сверстники, хотя и соревновал с Французами в каламбурах и шарадах, но не менее того храбро дрался против их, когда задавали они другие задачи на решение. Под ядрами и пулями их и сам направляя в них таковые же, стрелял он в них в отечественную войну Французскими каламбурами. Известна шутка его, сказанная после Тарутинского сражения. Он приписывал Наполеону следующее обращение к Кутузову: Vieux rentier sa routine m'a dérouté. Когда разнесся слух, что взят в плен генерал Le Pelletier, он предсказал, что Французы замерзнут в Россия, потому что они потеряли le pelletier général de l'armée franèaise (генерального меховщика Французских войск).