– У вас хорошая семья! А это многого стоит. Вы все в Щурово у кого не спроси на высоком счету, ― А однажды Наташа не удержалась и пролепетала: ― а еще, вы не пьяницы….
Тут я не удержался:
– Мы-ы-ы, не пьяницы? Ну, ты это девочка ошиблась! У нас отец любит заглянуть в бутылку. Думаешь, зря он пасет коров? Только из-за одних денег? Чтобы построить новый дом? Да-а-а? Так вот нет. На природе ― в лугах милое дело пропустить стакан, другой….. Он войну прошел, а там немногие довольствовались сахарком, ты у отца своего спроси, основная масса мужиков была не прочь выпить, и им наливали и если хочешь знать не только по великим праздникам, ― каждый день. Была пайка ― наркомовских сто грамм. Он там пристрастился…, ― я помолчал, а затем, взглянув на девушку, продолжил: ― Да-а-а, наш отец борется с «зеленым змием», дает матери клятвы не пить и какое-то время не пьет, но затем снова и снова срывается. Ты знаешь, пословицу: «Яблоко от яблони недалеко падает». ― И я будто укусив яблоко с огорода напротив окон бабы Гаши, ― тут же скривился: ― Мне неприятно тебе говорить, но в будущем я тоже могу спиться. И не только я, мой брат Федор, Александр. Так что мы не такие уж и хорошие. Знай это и не идеализируй нас. Идеальных людей нет!
Мне не удалось Наташу убедить, чтобы она оставила меня и Федора в покое и нашла кого-нибудь другого. Одно, что девушка сделала, ― она перестала искать встреч с Федором в техникуме и в общежитии. Брат, подговорив своих друзей, всенародно пристыдил ее. Дальше Гомельского вокзала она уже не заходила, забиралась в поезд, следовавший в Таганрог, и уезжала на учебу. Правда, мне много раз твердила: ― «Я несовершеннолетняя, я могу заставить его на мне жениться, могу, ― ее старшая сестра, пригрозив своему ухажеру судом, так вышла замуж. Но, то сестра, Наташа была совершенно из другого теста, ― мягкотела в двух смыслах этого слова, она быстро остывала и, успокоившись, неожиданно добавляла: ― глупости все это, ― вытирала платочком слезы, ― насильно мил не будешь. Дура я, дура, нужно было слушать лишь свое сердце, а не мать: «Зачем тебе старый, вон Федор, он будет моложе Семена» ― я и погналась. И что из того? А ничего! Пшик! Я должна была держаться за тебя и никого более. Так? ― спрашивала она, когда мы шли под ручку по парку, заглядывала мне в лицо, но я молчал, не желал расстраивать девушку. Она, выждав паузу тут же горячо шептала: ― Ведь все еще можно поправить? Не молчи? Скажи?». Я ничего не отвечал, а ей казалось, кивал головой.
Прошло время. Не знаю, как получилось, с Наташей я примирился и гулял, и с ней, и с Людмилой, а порой, и с двумя девушками сразу. С Людмилой я мог встретиться только в Доме культуры, а вот Наташа та могла и домой прийти. Она не стеснялась, нашла способ: взяла себе в подруги мою сестру Анну, а однажды даже нашла подход и познакомилась, с отдыхавшей в Щурово, дочерью донецкой тетки Иры, ― Любой и ее маленькой дочкой.
– Сеня, ну что ты хочешь взять ее замуж, простил? ― не раз спрашивала у меня сестра. ― Она красивая!
– Не знаю, ― отвечал я и был прав. За мной бегала Надя, ну и где она ― эта Надя? По словам матери девушки, тети Кати, дочь довольно успешно вышла замуж за москвича и ― счастлива. В одночасье, подвернись Наташе молодой человек и с нею произойдет то же самое. Она также как когда-то сменила меня на Федора, сменит на кого-нибудь другого более респектабельного. Забудет, что есть какой-то там Семен. Да и я сам не застрахован от любви с первого взгляда. В жизни все может быть. Мое время просто не пришло.
Я не торопился жениться. Меня доставали знакомые, близкие, а особенно родители. Хоть и не езди в Щурово. Женись да женись. На тот момент моя сестра Анна отучилась в техникуме и по направлению уехала в Сибирь. С нею отправился, так называемый, ее жених. Однако жених в скорости вернулся, а сестра вышла замуж за сибиряка.
Я ездил на свадьбу сестры. Возвращаясь, домой из Сибири вместе с отцом и матерью, много от них выслушал всяких наставлений. Они в оба уха говорили мне о моем возрасте, ― на тот момент тридцатилетнему парню, ― пытались образумить. Я же в ответ соглашался, однако не торопился, было желание продолжить образование ― окончить еще один ВУЗ ― литературный институт, для чего подал документы и работу на конкурс. Однако, чтобы успокоить родителей, я, опустив «свою повинную голову», невнятно твердил:
–Женюсь! Обязательно женюсь! Вот лишь только вырастут мои невесты. Я же не в Щурово живу в самой Москве. Значит, это случится года через два-три…― и надолго замолкал.
Людмила училась в институте в Ростове и в Щурове почти не показывалась, очень тяжело ей давалась учеба. Летом после окончания первого курса она приехала на неделю домой, затем уехала со студенческим отрядом на работы. Там ей попался, как мне после сказала ее родственница ― жена Александра ― Надя ― молодой донской казак. В один из праздничных дней, я в Доме культуры, на мгновенье, увидев девушку, послушал ее восторженные речи, после чего мы расстались. Больше ее я никогда уже не встречал. Появляясь в Щурово, я, пытаясь узнать о ней больше информации, часто гулял по парку с Наташей. Наверное, зря. Девушка просто уверовала, что я буду ее мужем, особенно после того, когда внезапно женился Федор.
Наташа, после защиты дипломной работы, перед получением документа, приехала домой. Она нашла время и, побывав у моих родителей, взяла у них мой новый адрес: я на тот момент получил от завода однокомнатную квартиру. Мать в письме мне сообщила: «Жди, собирается, к тебе. Она получила распределение на Урал. Ты же не мычишь, не телишься. Так что будет тебя сватать. Хорошенько все взвесь, прежде чем что-то ей ответить».
Перед отъездом в Москву Наташа дала мне срочную телеграмму, я ее получил поздно вечером, спал плохо, подхватившись чуть свет, попытался «поймать такси», но не тут-то было, на вокзал отправился на метро. Добраться вовремя, до прибытия поезда мне не удалось, слегка опоздал. Походил-походил, махнул рукой, делать нечего поехал на работу.
При необходимости Наташа могла дождаться меня на перроне, но она отчего-то ждать не стала. Уже позже, вечером при встрече девушка мне сообщила, что ей в вагоне попалась словоохотливая попутчица:
– Я с ней познакомилась, ― объяснила мне Наташа: ― Женщина живет в твоем районе. Мне пришлось ей помочь дотащить вещи, она напоила меня чаем и показала, где находится твой дом. Я же не знала, дошло мое сообщение или же нет. Будешь встречать, не будешь? Что если у тебя бы ничего не получилось? Твоя мать сказала мне, что ты часто бываешь в командировках. Сиди тогда на узлах и жди у моря погоды? На такое я не подписывалась!
Да, Наташа была права. Однако, с другой стороны, не зря же ей попалась эта женщина, не зря мы разминулись. Значит, быть нам вместе ― не судьба. Я так это понял и постарался от нее отделаться, но сделать это было невозможно. Представьте себя на моем месте?
– Меня, ― сказала девушка, ― ждут только через неделю. Ну, выставишь ты меня и где мне ночевать? Не на вокзале же? У тебя вон, сколько места…. Я не стесню, согласна на полу лечь.
Наташа не стеснила меня, спать на полу не стала, тут же нашла место под боком. Ночью, я все делал, чтобы не возбудиться и не забраться на нее. Однако заснуть ни как не мог. Девушка, прижавшись ко мне неожиданно пролепетала:
– Ну, ничего страшного, вот женишься на мне, а если не будешь справляться: у тебя есть брат, он поможет.
Я этим ее словам значения не придал. Они мной были услышаны позже, когда Наташа меня соблазнила, и мы с ней неплохо провели время.
В пылу жарких ночей, я на ее вопрос: ― А вдруг, забеременею, и что мне тогда делать? ― пыхтя, отвечал: ― Своего ребенка я не брошу! ― Жениться я бы на ней не женился: просто исправно платил бы алименты и всего лишь. Такой я тогда был. Наташа поняла мои слова по-своему и старалась «залететь», но видно было не время.
Наступил момент: я посадил Наташу на поезд и отправил на Урал. Отбывая, она мне кричала из открытого окна:
– Давай встретимся летом, в июле! Обязательно приезжай в Щурово! Я, буду тебя ждать!
– Давай! ― кричал я в ответ, отлично зная, что отпуск у меня по графику был намечен на август. Это мне позволяло не поддаться чарам Наташи, а значит остаться свободным.
Однако, прошла зима и обстоятельства резко изменились: я был вынужден для того, чтобы совместить свой отдых с сестрой Анной забыть про август и взять отпуск в июле. Что интересно? Сестра прибыла в Москву не только с мужем, но и со своей подругой Еленой. Мы с ней поездили по знаменитым столичным местам. Она была в восторге от моих экскурсий. Был доволен, и я иначе бы не забыл о Наташе своей бывшей невесте.
Дня через три мы всей компанией отправились на поезде в Щурово. Мои родители тут же заметили мое состояние от нахождения рядом Елены и от удовольствия потирали руки.
– Сеня, так держать! Все твои братья и сестра живут семьями, а ты все ходишь бобылем. ― Правда, они закрывали глаза на Александра. У него в семье хватало проблем, порой непонятно было то ли он женат, то ли нет. Наш брат понемногу спивался. Вся молодежь и табаком балуется, и выпить не прочь, но проходит время и не найдя прока в своих увлечениях парни и девушки отдают все свое время работе, семье, детям. Так и должно быть. Однако у Александра с Надеждой не получалось завести детей и он все чаще заглядывал в бутылку, а порой и лез в нее ― закатывая жене грандиозные скандалы. Я этим пользовался: мне стоило кивнуть на брата и мать или же отец тут же замолкали, но ненадолго:
– Ты посмотри, посмотри по сторонам. Ну, никого же нет! Ты, здесь у нас один холостяк на всю Сибировку остался! ― И они были правы. Мне следовало задуматься, у многих моих сверстников уже бегали дети.
У нас с Еленой все было хорошо. Дело шло к свадьбе, но вот вдруг примчалась, на тот момент совершенно забытая мной Наташа и принялась увещевать, что это она со мной ходила прилюдно под ручку в тени аллей парка, а не Елена.
–Ты, что не понимаешь своего счастья? Я ведь тебя люблю, я, а не она? Откуда только взялась на мою голову эта…. ― моя бывшая махала над головой рукой и умолкала, но отчего-то не уходила, крутилась рядом недалеко от нас. Если я пытался ее культурно выпроводить за ворота, девушка тут же поднимала хай:
– Я пришла не к тебе, а к твоей сестре Анне, вот так! ― И была права. Я тут же шел на попятную:
– Ну, хорошо-хорошо, не буду вам мешать, ― брал свою новую подругу под ручку, и мы отправлялись в парк гулять в тени аллей.
Наташа, следовала за нами буквально по пятам. Не отставала. Правда, скоро ей это надоедало, и девушка, хмыкнув, наблюдала за нами со стороны. Мне не хотелось ее расстраивать. Я не лез на рожон. Она знала о моей порядочности и ждала удобного момента, чтобы подловить меня ― остаться наедине. Уж тут бы она со мной «расправилась». Я вспоминал, как ловко у Наташи получилось в Москве. Устоять мне тогда не удалось: сдался, правда, не сразу. Ей бы такую страсть ко мне проявить до близости с Федором.
Александр часто находился рядом, видел мои затруднения, ― он тогда отдыхал в Щурово, ― его буксир был остановлен на ремонт, ― не выдержал и, оттащив меня в сторонку, сказал:
– Сеня, плюнь на все, пока не поздно гони этих баб и одну и другую куда подальше, я вот послушал друга, женился, думал, будем дружить семьями, ан не получается, мучаюсь. Порой встретимся, напьемся до отупения, аж, самому противно и только. А не женился бы: ― гулял и горя не знал! Вот так! Я бы с тобой в Дом культуры ходил в кино, на танцы, нашел бы себе зазнобу и зажимался в парке…. А так, то ли женат, то ли нет!
Да, брат был в какой-то мере прав. Я это понимал, однако не в моем характере было вот так все бросить. Я же не оставил Наташу, когда Федор ее обманул, пытался все уладить, не получилось, теперь я должен был расстаться с ней по-хорошему, друзьями, а еще я боялся, как бы она не опозорила мою новую невесту ― Елену. Мы на тот момент собирались отправиться в ЗАГС ― не хватало того, что Наташа припрется куда ее не звали и все расстроит.
Это все понял отец и, найдя время, он сказал: ― Любовь, ― это желание жить вместе, помогать и жалеть друг дружку, рожать и воспитывать детей, не забывать о своих родителях. Елену, ты еще не знаешь. У вас всего лишь одни симпатии. Однако этого порой достаточно. Я ведь был не против этой твоей Наташи. Ты о том знаешь, но она предала тебя, она погналась за твоим братом. Ладно, ― был бы это чужой человек. А так в будущем я вижу скандалы и распри. Я не хочу, чтобы ты безвылазно сидел в своей Москве, держал рядом жену и детей из-за боязни, а не закрутит ли там моя благоверная в Щурово роман с Федором?
Мне трудно было не согласиться с отцом. Наверное, если бы Наташа надавила на меня там, в Москве, я бы на ней женился, но сердце мое неожиданно остудила холодная зима, затем весна выдула теплыми ветрами из моей головы всю дурь: меня знобило теперь лишь только от Елены. Я дрожал от случайных соприкосновений с ней, а не от своей бывшей невесты. Она, возможно, могла бы разбудить мои увядшие чувства, но для этого нужно было приложить немало сил, а еще и времени. А его-то у Наташи и не было. Ох, как бы она хотела стать хозяйкой в моей новой холостяцкой квартире и ни где-нибудь, а в Москве. Девушка все делала, чтобы остаться со мной наедине и поговорить с глазу на глаз ― не знаю, на что она рассчитывала? Я, как мог, упорствовал и не поддавался ей. О том, что могло произойти, я узнал много лет спустя. А тогда я все свое время проводил с Еленой.
Однажды мы все вместе отправились в центр Щурово. Шли парами: Наташа с сестрой впереди, а я с Еленой за ними следом в некотором отдалении. Моя невеста, толкнув меня локтем хмыкнула: я, уловив ее взгляд, понял, она хотела обратить мое внимание на фигуру бывшей невесты и на то, как та несет себя. Наташа была хороша. У меня не было слов. Однако, чтобы не обидеть Елену я равнодушно пожал плечами и всего лишь.
Добравшись до Большого магазина, мы остановились. У меня не было желания заходить в него, я остался у входа, а затем в ожидании женщин отправился побродить в одиночестве по парку. Оказалось, что напрасно. Наташа, едва заглянув в магазин, тут же торопливо выскочила из него. Я, даже двух шагов не успел сделать, как девушка предстала предо мной:
– Сеня, можно мне с тобой поговорить? Я завтра уезжаю, ― Наташа посмотрела с печалью в глазах, ― Много времени это не займет. ― Я размяк, меня тронули ее слова, хотел было уже согласиться, но неожиданно в этот момент моя невеста, словно, предчувствуя плохое, вдруг покинула магазин. Она, окликнув меня, стала спускаться по лестнице вниз. Я, тут же пришел в себя и, опомнившись, ответил своей бывшей девушке жестко:
– Нет, нет и нет! Ну, сколько можно нам с тобой говорить о том, что когда-то было, пусть даже не так давно ― осенью прошлого года, но это все уже в прошлом! Пойми! И не приставай больше! ― развернувшись, я пошел навстречу Елене, взял ее под руку и вместе с нею мы поднялись в магазин. Не дав Наташе времени выговориться, я смог отбиться от ее притязаний.
– И что этой девице от тебя нужно? Никак не успокоиться ― преследует и преследует, ― услышал я голос Елены.
– Да-а-а! Но больше, я надеюсь, не будет! ― затем сделав паузу спросил: ― Тебе что-то приглянулось, хочешь купить?
– Хочу! Мы завтра с тобой должны выглядеть соответствующе нашему предстоящему событию.
На другой день мы пошли в Щуровский ЗАГС и без каких-либо помех под аплодисменты родственников и знакомых расписались. У нас не было чего-то сверхъестественного, хотя это событие для нас и было значимым. Так уж получилось, что заявление в ЗАГС мы должны были подать месяц назад, пришлось написать его задним числом, дата совпала с одной из годовщин ухода из жизни близкого Елене человека. Мы бы могли прийти на день-два позже, однако рисковать не стали. Нам не позволил отец. Он, наверняка понимал, чего стоит день-два промедления. Неизвестно, что могло произойти за это короткое время. Жизнь ― не предсказуема. Нужно дорожить каждым ее мигом и без необходимости не испытывать судьбу. У отца, я думаю, тоже была возможность жениться на Зине ― по весне, а не тянуть. Однако, он посчитал, что месяц-другой ничего не решает ― торжество можно закатить и осенью и свою зазнобу потерял, ― потерял навсегда.
Глава 4
Отпуск подходил к концу, как такового медового месяца у нас не было: ― неделю, ну чуть больше, мы пожили отдельно от всех в маленьком домике уютной летней кухни на два окна. Для нашего уединения это пустующее здание было что надо: нам никто не мешал.
Домик этот стоял несколько в стороне, в тени яблонь, имел сени и большую комнату, вмещающую сложенную из кирпича плиту на две конфорки для готовки пищи, двуспальную железную кровать ― на то время соответствующую моде, диван, стол, несколько стульев и буфет для различной посуды и продуктов. На стенах висели вышивки ― одна из них какой-то моей дальней родственницы Тони, а в правом, отчего-то не в левом углу у самого потолка ― икона Николая-чудотворца для моленья, до того старая-престарая ― ни в коем случае нельзя трогать ― упадет и рассыплется. А еще на выходе можно было заглянуть в зеркало. Я, выходя за порог, фиксировал в нем свое состояние: возбужден, весел или же спокоен.
Еду мать готовила в доме, правда, чтобы во время сна не мучиться ночью от жары, не в печи, а на газу на плите, установленной отцом в коридоре.
Для семьи необходимости летняя кухня на тот момент не представляла. Жить в ней мы могли до самой осени. Родительница ее сдавала внаем учащимся училища. Занятий летом не было, шел набор на следующий год.
Это в ней брат Федор, забравшись к девушкам на огонек, нашел себе жену. Правда, что интересно: недавняя школьница привлекла его значительно раньше. Случилось это довольно забавно: однажды, прибыв на выходные из Гомеля Федор, сойдя с автобуса, увидев девушку и, заинтересовавшись, долго шел за нею следом по парку, хотел догнать и познакомиться, но отвлекшись, ― навстречу попался товарищ, ― потерял. Какого же было удивление брата, встретить ее, можно сказать, у себя ― дома.
Жениться Федор не хотел, оформление брака прошло под давлением родителей. На мой взгляд, ему ничто не мешало пойти в ЗАГС и со своей девушкой из Щурово, например, с Наташей. Отчего-то, не пошел. Неизвестно, что могло помешать моему брату? Может, девушка в первую ночь близости не удержалась и болтанула что-то такое: «А-а-а, вот ты дружок и попался!». Гонора у Федора хоть отбавляй. Не иначе слова девушки обидели брата, не иначе.
Уезжать: я и Елена не хотели, но пришлось собираться. Нас ждали дела. Я торопился на работу, моя супруга домой, чтобы известить родителей, друзей и знакомых о своем новом положении: у нее на безымянном пальце правой руки блестело золотое колечко.
Мы вначале добрались до Москвы, а уж затем я посадил своих родственников на поезд. Они отправились в Сибирь, до Кемерово. Я, помахав на прощанье рукой, долго чувствовал себя рядом с ними, оттого не уходил, ― крутился на вокзале, «нарезал круги». Однако, чтобы не привлекать внимания людей: был вынужден с толпой народа спуститься вниз в метро.
Найдя время, я на октябрьские праздники отправился в Сибирь, там познакомился с родителями жены, а также побывал у сестры. Елену мне сразу не отдали, только после того, когда сыграли еще одну свадьбу. Нам кричали: «горько» и желали счастья.
Я думал, что мы в Москву полетим на самолете. Четыре часа и на месте. Но, так как у нас набралось очень много всяких вещей, в основном подарков ― и Елене все хотелось взять, ― пришлось довольствоваться поездом. Путь у нас был долгим. Однако нет худо без добра. Время нахождения в дороге позволило нам наговориться и лучше узнать друг дружку…
До того, как отправиться в столицу жена съездила к себе в ВУЗ и перевелась на заочное отделение. Я после попробовал устроить Елену в Московский институт культуры на тот же факультет ― библиотечный, но учебное заведение находилось далеко от дома, ― аж, в Химках, ― два часа езды, а еще возникли проблемы, из-за которых требовалось пожертвовать годом учебы. Это нас не устроило. Она так и училась все годы, летая на сессии в Кемерово.
Работу, я Елене нашел на своем заводе и довольно быстро, так как предприятие имело огромную сеть библиотек, насчитывающую одиннадцать филиалов. В одном из них ― центральном, во Дворце культуры завода, у моего товарища, директором работала супруга. Мне не представило труда в считанные дни устроить в один из них и Елену. Она от удовольствия потирала руки. Было отчего. График работы Елены совпадал с моим, ей не нужно было тащиться в библиотеку по субботам и воскресеньям. Эти дни мы могли потратить на свой досуг.
Скоро у нас родилась дочь, затем сын. Однажды, когда мы были в Щурово, я, увидев в дупле старой яблони наливки (она и сейчас еще жива и даже плодоносит) гнездо двух синичек-гаечек, таскавших своим птенцам червячков, не удержался, подозвал жену и, указав на птиц, сказал:
– Смотри, ну прямо как мы с тобой ― в магазин ― домой, в магазин ― домой …. Таскаем и таскаем полные сумки с продуктами. Да еще и с Щурово нет-нет что-нибудь прихватим: родители нас никогда с пустыми руками не отпускают.
– Да, правда, но кроме всего этого, ― дополнила жена, ― мы с тобой еще отводим дочку и сына в детский садик, затем бежим на работу, с работы, и снова в детский садик, на работу и с работы…
То, что отец оказался прав, заставив меня не заглядываться на Наташу, а жениться на Елене, я понял это, когда наступили тяжелые времена. На тот момент, я работал в научно-исследовательском институте. У меня как у кандидата технических наук была приличная зарплата, но после разрушения страны она стала никакой, а еще ее нам научным работникам стали платить от случая к случаю: все зависело от наличия на счете НИИ денег.
Я, родителям тогда не раз говорил: ― «Вам досталась война, а нам эта чертова «горбачевская перестройка». Он умер, взбаламутив людей, оголив все их пороки, многих доведя до помешательства и даже самоубийства. Неизвестно, что будет со страной и Миром в будущем, но то, что он теперь лет на сто будет избавлен от застоя и скуки это точно».
Не знаю, как бы мы выдержали тяжелое бремя «девяностых», если бы не помощь с села. Только благодаря ей мы спаслись.
Жена из заводской библиотеки была вынуждена уволиться, так как книги вынесли на помойку, а здания продали, и отправиться работать в школу, в ту, в которую я однажды устроил нашу дочь, а затем и сына. Правда, не просто так, я способствовал передаче нескольких компьютеров на тот момент для НИИ, не представлявших никакого интереса, а еще благодаря тому, что часть хороших книг Елена, пожалев, до помойки не донесла, и мы ими, ― я принимал активное участие в транспортировке, ― ощутимо пополнили фонд школьной библиотеки. Это тогда очень помогло учебному заведению. Директор школы была нам благодарна.
Чем было привлекательно трудоустройство Елены в школу? Учителям хоть как-то, пусть немного, но стабильно платили. А еще, жена на работу отправлялась вместе с детьми. Все будни и не только ― они у нее были под присмотром. На улицу детей мы одних не отпускали, такое было время. Я уделял внимание дочке и сыну лишь по вечерам после работы, в выходные дни или же вовремя отпусков, если не находился в командировках. Моя научная деятельность того требовала. Отдельные мои попытки зарабатывать дополнительно творческой деятельностью результатов не приносили. Стихи не печатали. Я перешел на прозу придумывал для своих детей небольшие рассказики. Одна из редакций известного журнала для молодежи взяла несколько моих работ и даже что-то напечатала, но после развалилась.
От родственников из Сибири мы были вынуждены на время отказаться, как и они от нас. Не наездишься. Билеты на дорогу стали стоить баснословных денег. Их, при маленьких зарплатах не купить. Для поддержания отношений, нечасто: раз-два в месяц мы звонили им по телефону, в надежде когда-нибудь встретиться. Время тогда было такое: мы едва сводили концы с концами. Мне одна знакомая коллега как-то сказала: «Я, работаю исключительно на один туалет: поел-сходил, поел-сходил». Я похвастаться тоже не мог. О походах в театры, музеи, кино и прочие культурные учреждения, требующих покупки билетов мы даже не заикались. Что нам оставалось, так это какие-нибудь бесплатные самодеятельные мероприятия своими силами для детей, вначале в детском саду, затем в школе и не более того.
Отправлять детей на отдых в пионерские лагеря в девяностые годы было также нереально ― дорого. Дочь и сын все летние каникулы проводили в селе у моих родителей. Это недалеко от столицы. У жены, как у учителя был большой отпуск, она, находясь рядом с ними, могла приглядывать. Я тоже приезжал в Щурово, правда, нечасто от случая к случаю.
Однажды, отпуск у меня по графику выпал на лето. Я приехал на родину, как сейчас помню: занимался ремонтом уличного забора, менял прогнившие перекладины и доски, укреплял покосившиеся столбы. Неожиданно на велосипеде появился у дома Федор, завидев меня, подошел, поздоровался, Елены рядом не было, он наклонился и тихо почти шепотом на ушко сказал мне:
– А твоя-то зазноба на чужбине недолго пробыла, приехала к родителям в Щурово! Сам знаешь, голод не тетка! ― Я не удержался и тут же его жестко осек: ― Моя, да будет тебе известно, находится рядом, на огороде с детьми, занимается прополкой гряд. ― Я догадался, кого он имел в виду, ― Наташу. Она была такой же моей, как и его. У меня не было желания искать с ней встреч. Да и не к чему это было. Правда, мне не составило труда представить себе, что могло случиться, если бы я тогда не внял совету отца и потерял Елену. Федор на тот момент со своей женой конфликтовал: ― причины мне не известны, ― но то, что он мог зажать Наташу где-нибудь в углу или же она неожиданно броситься в его объятия, сомнений у меня не вызывало. Старая связь не забывается. Порой даже крепче становится.
Да, я был благодарен отцу. У него за спиной долгая жизнь: он на виду у всех прохаживался в тени аллей Щуровского парка с красавицей Зиной, затем во время выполнения своего гражданского долга по зачистке территории от фашистских прихвостней, ― бандеровцев, жил с женщиной. Та родила ему девочку. Однако отец ее своей не признал. Моя мать может быть в благодарность за то, что соперница, попытавшись вернуть себе мужа, не была настойчивой ― уехала, или же, понимая какого женщине, нагулявшей ребенка, жить под постоянно осуждающими взглядами сельчан, стала ей помогать. Она, вначале тайком от отца, а затем и открыто высылала деньги, пусть и небольшие, но формально этого было достаточно, чтобы показать: дите имеет право на жизнь.
У меня в девяностых тяжелых годах не было возможности часто бывать в Щурове, подолгу разговаривать с родителями, нужно было «крутиться» ― зарабатывать деньги. А еще я, если представлялась, возможность, как-то вырваться на малую родину, то пытался помочь им, а отправляясь в столицу, взять с собой картошки, свеклы, моркови и других продуктов. В селе на то время жизнь была несколько легче, чем у нас в городе: людей кормила земля.
Что плохо, отец тяжело болел: у него врачи нашли бронхиальную астму. Эта болезнь ― последствия войны. Ему не раз приходилось в любое время года вместе со своей воинской частью форсировать большие и малые реки. Однажды во время одной такой операции вражеской авиацией был разрушен ледяной покров реки, и он со своими товарищами оказался в холодной воде. Спасло то, что он хорошо плавал. Правда, льдиной ему тогда чуть не выбило зубы. Солдат Володя переохладился и после долго мучился, ― захлебывался в кашле, такое случалось ни раз. В мирное время отец, работая на поле во время взрыва на Чернобыльской АС, расположенной в восьмидесяти километрах от Щурово, наглотался пыли и получил большую дозу радиации. Это еще сильнее подорвало его здоровье. Он стал задыхаться. Я, как мог, помогал родителю: отыскивал в аптеках Москвы дефицитные баллончики с лекарством, а затем отправлял их в Щурово. О том, что мне нужно приехать сообщил брат Федор: ― позвонил поздно вечером по телефону. На следующий день я отпросился у начальства с работы, взял билет и отправился в дорогу. Отца, я в живых не застал, попал только лишь на похороны. Ноябрьский день меня встретил мелким нудным моросящим дождем. А еще, я запомнил, путающегося под ногами маленького неизвестно откуда прибившегося и жалобно мяукающего котенка.