Профессия: разгадывать криминальные тайны. Том 2

Плюнув с досады, Зубакин спустился с крыльца и отошёл в тень, куда не доставал свет луны. Постоял несколько минут, обдумывая ситуацию. Уходить не солоно хлебавши ему очень не хотелось – не для того он проделал свой долгий путь.

Решил попробовать другой способ и, подойдя к окну, сковырнул ножом штапики на раме. Осторожно вынул квадрат стекла. Но и здесь подстерегала неудача: когда он запустил руку в образовавшийся проём, то натолкнулся на прутья металлической решётки, намертво вмурованной в кирпичную стену – в темноте он её не заметил.

Обозлённый на себя и на весь мир Зубакин подхватил с земли стальной штырь, зацепил им за нижний край двери, оперев на кромку крыльца, и изо всех сил нажал на рычаг. Гранёный стержень выдержал, даже не погнулся, а деревянная дверь, обитая листовым железом, слегка подалась, издавая протяжный скрип. Вор поднатужился и после четырёх безрезультатных попыток всё же сорвал со своего места правую нижнюю часть двери вместе с косяком, к которому крепились дверные шарниры. Всё бы хорошо, но треск стоял неимоверный.

Не выпуская штырь из рук, Зубакин присел на корточки и стал прислушиваться в ожидании реакции охранника на поднятый шум. Собаку он не боялся – знал, чем от неё отбиться. А вот со сторожем было сложнее – он мог прийти с ружьём.

В напряжённом ожидании прошло несколько минут. Никто не появился, и Зубакин через образовавшееся отверстие забрался внутрь помещения.

В буфете было темно, как в норе у крота. Спички слабо помогали – они быстро сгорали, не дав возможности толком рассмотреть, где какой товар лежит. Хорошо, что окно было только одно. Вор разломал две картонные коробки, высыпав из них на пол папиросные пачки, и листами картона заложил оконный проём. Для верности плотно завесил окно рабочими халатами и другим тряпьём, подвернувшимся под руку. Из кармана одного из халатов что-то с шелестом выпало ему под ноги. Когда Зубакин включил электрическое освещение, то увидел на полу деньги. Он с радостью собрал купюры, семьдесят три рубля – неплохие деньги.

Пройдясь по торговому залу и подсобке, Зубакин к собственному неудовольствию отметил полупустые полки и необычно скудный ассортимент товаров. «А ведь я должен радоваться тому, что здесь вообще что-то есть. Татьяна же предупреждала о намерении уйти в начале июля в отпуск и о планах руководства райпо закрыть торговую точку до конца лета для проведения ремонта помещения», – вспомнил он. Татьяной звали буфетчицу, бойкую пышнотелую «разведёнку», которой Михаил оказывал всяческие знаки внимания, как, впрочем, и некоторые другие работники льнозавода.

Поскольку выбирать было не из чего, Зубакин раскрыл рюкзак и принялся наполнять его мясными и рыбными консервами, на жестяных банках которых стояли надписи «Свиная тушёнка с перловой кашей», «Минтай в масле», «Камбала в томатном соусе», «Мясо цыплёнка в собственном соку».

Когда рюкзак был набит под завязку, он занялся поиском сигарет. Но их, даже самых дешёвых, типа «Астры» или «Примы», в буфете не оказалось. Папиросы Зубакин не жаловал, но на безрыбье и рак – рыба. Пришлось взять пустой мешок и сложить в него пачки «Беломорканала», собранные с пола. Туда же отправились упаковка чая, мелкие пакетики картофельного порошка, лаврового листа, молотого перца и других специй.

Под прилавком отыскалась картонная коробка из-под болгарских сигарет, а в ней – несколько пригоршней разменной монеты, которую вор ссыпал в кармашки рюкзака.

Взрезав крышку на трёхлитровой банке томатного сока, Зубакин вволю напился перед обратной дорогой, а затем, волоча за собой добычу, не без затруднений выбрался на крыльцо. Здесь он закинул рюкзак за спину, взвалил на плечо полупустой мешок, и скорым шагом направился к пролому в заборе.

Никем незамеченный вор тихо покинул заводскую территорию. За селом он сделал непродолжительную остановку и позволил себе закурить.

Яркая луна помогала разглядеть ориентиры и не сбиться с пути.

А вот в лесных зарослях, куда лунный свет едва проникал, ориентироваться стало гораздо труднее. Поплутав по ночному лесу, Зубакин вышел к реке и только потом отыскал свой шалаш.

Уставшее тело требовало отдыха, и Зубакин принял горизонтальное положение. Но сон пришёл к нему лишь под утро.

 
                                        * * *
 

Лесной обитатель открыл глаза и приподнял голову. Издалека доносился гул автомобиля, монотонный и нудный, как зудение комара.

Зубакин потёр кончиками пальцев веки, поскрёб заросший подбородок с мыслью о том, что не мешало бы побриться. Машинально бросил взгляд на циферблат – часы показывали десять двадцать.

Гул приближался.

Вслушавшись, Михаил по характерным звукам работающего двигателя определил, что в его сторону движется легковой «УАЗ». Это обстоятельство его насторожило.

«Вот тебе и здравствуйте, неужели это „менты“ едут по мою душу, – пронеслись в его голове тревожные мысли. – Хотя, чему тут удивляться? На льнозаводе давно уж обнаружили подломленную дверь буфета и недостачу продуктовых товаров. Понять, кто там побывал, для знающих людей не сложно – я же изрядно наследил пальчиками и ногами. А если в РОВД имеется поисковая собака и её взяли на раскрытие кражи, тогда мне полный каюк – собака по моему следу могла привести „краснопёрых“ сюда. Собаковод, небось, сидит сейчас в кустах за моей спиной и дожидается подкрепления».

Оглянувшись по сторонам, Зубакин потянулся за туристическим топориком – сдаваться без боя он не привык. Сжав в кулаке рубчатую рукоять, он по-жигански присел на корточки и принялся ждать, что будет дальше.

Тем временем шум мотора начал смещаться в сторону, постепенно стихать, через несколько минут его и вовсе не стало слышно.

Михаил расслабился и занялся приготовлением позднего завтрака.

Машина ушла, но беспокойные мысли, вызванные её появлением, никуда не делись.

Самый простой вариант решения проблемы лежал на поверхности – не мешкая, перенести лагерь вглубь леса. Переход на новое место не казался Зубакину такой уж трудной задачей. Но в этом случае увеличивалось расстояние до Тугула, которое и без того не было маленьким, а Зубакин не собирался отказываться от воровских визитов к жителям районного центра. И кроме того, уход в глубину леса не решал другой проблемы – проблемы со змеями. Несколькими днями ранее Михаил поутру обнаружил у себя под боком пригревшегося ужа, в другой раз на месте этой холоднокровной твари могла оказаться гадюка, которых он встречал в лесу почти каждый день. Нет, он не испытывал боязни перед ползучими гадами, но и не забывал о том, что гадюка способна нанести смертельный укус.

Зубакин прикинул так, прикинул этак. В итоге решил оставить в своём лагере всё без изменения, а неподалеку соорудить высоко над землёй, то бишь на дереве, новое место для ночлега.

«Уж там никто меня сонного не захомутает, – размышлял лесной житель. – Если хорошо замаскировать среди ветвей свою лежанку, то её никто не заметит, ну а я смогу всё происходящее вокруг и видеть, и слышать. А если ещё и ружьишком разжиться, тогда мне сам чёрт не брат».

Конструкцию хотелось соорудить основательную и прочную, чтобы она не обрушилась вдруг с высоты на землю и не похоронила под собой незадачливого архитектора без погребальной колесницы, прощальных речей и могильного креста.

Строительные материалы произрастали в шаговой доступности. Кое-что нужно было прикупить в магазине: крупные гвозди и прочный шнур, из которого предполагалось изготовить примитивный блок для поднятия тяжестей на высоту.

– Незваные гости могут появиться здесь в любой момент – сегодня, завтра или даже чуть позже, значит, мне нужно поспешать с постройкой нового места для сна, – сказал себе Зубакин и отправился в путь, игнорируя то, что полуденное солнце безжалостно припекало темя.

До села Мостового, куда он направлялся, было полтора десятка километров. Путь предстоял неблизкий, зато в этом селе мало кто знал о существовании Зубакина, там Михаилу нечего было опасаться.

Шёл напрямик, по посевам. Выбранный маршрут только поначалу казался наиболее удачным – ветвистые стебли гречихи постоянно путали ноги, и это выматывало.

В начале четвёртого часа путник добрался до окраины Мостового. У ближайшей водоколонки напился, ополоснул разгорячённое лицо, смахнул с ботинок дорожную пыль и решительно зашагал в центр села.

Насущные вопросы, ради которых Зубакин припылил в Мостовое, были решены в считанные минуты: в хозмаге он отоварился строительными гвоздями и мотком прочного витого шнура, в продмаге купил несколько буханок свежего хлеба.

У входа в продовольственный магазин, когда обитатель леса вышел из него, стояли два подвыпивших мужичка в промасленных полукомбинезонах (один – долговязый, другой – коротышка) и сосредоточенно пересчитывали денежную наличность.

Зубакин подошёл к ним.

– Братаны, не укажете дом, в котором можно купить литрушку «огненной» воды домашнего приготовления?

– У нас самогонку называют не «огненной», а «смелой» водой, сам понимаешь почему, – засмеялся Долговязый. – Пойдёшь по этой улице, на нечётной стороне увидишь покосившийся домик с голубыми ставнями, в нём и живёт старушка, приторговывающая самогонкой.

– А как зовут хозяйку? – уточнил лесной житель. – Опасаюсь, что она может отказать незнакомому человеку.

– Варвара Даниловна, – ответили ему. – Она гонит «смелую» воду из свекольной патоки, у её продукта хорошая убойная сила, крепостью 55—60 градусов, а вот вкус приторный, можно сказать, противный. Поэтому мы к Даниловне редко обращаемся, только при крайней необходимости.

Махнув сельчанам на прощание рукой, Зубакин отправился к самогонщице.

– Земляк, а ведь мне лицо твоё знакомо, где-то я тебя раньше встречал, – проронил ему вслед Коротышка.

– Это вряд ли! – тихо прошептал Зубакин, ускоряя шаг. – Разве что под вывеской «Их разыскивает милиция».

Варвара Даниловна, подвижная старушка лет семидесяти пяти, внимательно выслушала просьбу незнакомца, назвавшего её по имени и отчеству, попросила немного подождать и ушла в дом. Через несколько минут она вынесла литровую банку самогона, взяла за него недорого.

Вернувшись в лес, Зубакин в тот же вечер обошёл окрестности лагеря и нашёл могучую разлапистую сосну, весьма подходящую для обустройства на ней места для ночлега. Проверяя прочность сучьев у основания дерева, Михаил основательно перепачкал ладони смолой. Это ему не понравилось. «Мне каждый день предстоит взбираться на это дерево, значит, постоянно буду измазан в смоле, и самое неприятное в том, что она непременно окажется в моих волосах», – рассудил Зубакин, уходя от сосны.

Через несколько минут он подыскал для своей цели высокую развесистую берёзу, росшую неподалеку.

 
                                        * * *
 

Утром Зубакин принялся за работу.

Берёза, которую он облюбовал, имела пышную ветвистую крону, а вот у её основания ветви отсутствовали, и взобраться на дерево обычному человеку, не владеющему мастерством циркового акробата, было не под силу.

Михаил задумался над тем, как ему выйти из положения.

По его разумению, можно было изготовить высокую лестницу или даже смастерить верёвочный трап наподобие корабельного. Более подходящим Зубакин посчитал другой вариант. Он отыскал поваленное дерево, у корней которого провёл в лесу первую ночь, напилил из него чурочек и изладил несколько продолговатых брусков, которые намертво приколотил к берёзе. Получились прочные ступени, позволяющие без труда взобраться на дерево, они к тому же были покрыты с внешней стороны берёзовой корой, поэтому не демаскировали место ночлега.

На высоте пяти-шести метров ствол берёзы разветвлялся причудливым тройником. В этом месте Зубакин соорудил настил из осиновых жердочек длиной чуть больше своего роста, у него получилась неплохая лежанка, на которой роль перины выполнял толстый слой белого мха. Для защиты от дождя был изготовлен временный навес из листьев папоротника.

Выполняемая работа не представляла для Зубакина архисложную задачу, тем не менее она затянулась на два дня. Всё это время его не покидали мысли о ружье. Михаил не верил в сказки и разумел, что никто из знакомых не доверит ему своё оружие, его шанс – умыкнуть ружьё у кого-либо из тугульских охотников.

Спустившись в очередной раз с дерева, Зубакин, обошёл берёзу, с разных сторон оглядел результаты своих трудов и остался доволен ими – спальное место получилось вполне себе ничего и совсем не бросалось в глаза.

Засыпал он под тихий шелест листвы и мерное покачивание – это лёгкий ветер перебирал верхушки деревьев. Ощущения были необычными.

Под утро ветер усилился, в небе загрохотало, начал моросить дождь.

Зубакину пришлось спуститься с дерева и перебраться в шалаш, а хляби небесные разверзлись нешуточно, и с рассветом дождь не прекратился. Он то хлестал сплошной стеной, то стихал и мелко моросил на фоне выглядывающего из-за туч солнца. Благо, что крутой скат шалаша хорошо защищал лесного обитателя от льющейся с неба воды.

Земля раскисла, по склонам неслись мутные потоки.

На Зубакина накатило унылое, скверное настроение, под стать погоде. Поднять его было нечем – костра в этой сырости не развести, запас «смелой» воды иссяк.

Всё то время, пока продолжалось ненастье, Михаилу казалось, что лето кончилось навсегда.

 
                                        * * *
 

К утру третьего дня распогодилось.

Дождавшись, когда земля подсохнет, Зубакин на рассвете четвёртого дня отправился в Тугул.

Пройдя по территории фруктового сада, принадлежащего местному плодосовхозу, он проник на ухоженный двор Петра Шеремета, начальника районной инспекции Госстраха, слывущего среди односельчан заядлым охотником – никто в районе не убивал за зиму лис больше, чем он. Злые языки называли Шеремета отъявленным браконьером, которому незаконная охота сходила с рук благодаря дружбе с егерями и милицейским руководством, а также близости его дома к совхозному саду, через который удавалось незаметно доставлять домой туши лосей и диких коз, добытых без лицензии.

Входная дверь была заперта на обычный врезной замок. Зубакин нажал кнопку звонка, ответом ему была тишина. Он позвонил ещё раз, но реакции также не последовало. Вор вынул нож, сунул его в щель и, цепляясь клинком за ригель замка, принялся отжимать ригель вправо, с третьей попытки это ему удалось.

Комнаты в доме были обставлены в традициях небедных деревенских жителей – хрусталь и фарфор на полках серванта, цветной телевизор, импортная радиотехника, шерстяные ковры со среднеазиатскими орнаментами, но всё это мало интересовало Зубакина, ведь он пришёл за ружьём.

В спальне за шифоньером отыскался ружейный сейф, привинченный к стене и полу и запертый на два замка. Взломать сейф Зубакину было не по силам, и он принялся искать ключи – перерыл ящики шкафов, обшарил висевшую на вешалке и в шифоньерах одежду, но старания оказались тщетными. Вор сделал вывод, что хозяин носит ключи при себе и, с большой долей вероятности, хранит в сейфе свои денежные накопления. Хотя немного хрустящих бумажек Зубакину всё же попало в руки: две двадцатипятирублёвые купюры он нашёл в спальне под матрацем, из хрустальной вазы, стоявшей в серванте, вынул несколько пятирублёвок. Там же, в серванте, хранились женские золотые украшения – браслет, серьги и несколько колец, но Зубакин был к золоту равнодушен.

Охотничьи принадлежности хозяин хранил в тумбочке под телевизором. Это были: початая пачка бездымного пороха «Сокол», увесистые мешочки с крупной и мелкой дробью, коробочка капсюлей, не менее полусотни латунных гильз двенадцатого калибра, прозрачный пакет с картонными прокладками и войлочными пыжами, мерки для пороха и дроби, прибор для снаряжения патронов под названием «Барклай». Шереметовские охотничьи инструменты и припасы были Зубакину без надобности, ему хотелось найти снаряжённые патроны.

Вор обошёл комнаты по второму кругу. В его рюкзак перекочевали полевой бинокль с надписями на иностранном языке и портативный радиоприёмник.

А с ружьём и патронами случился облом.

Неожиданно заскрипела дверь. Зубакин в напряжении замер, рука скользнула на рукоять ножа, висевшего на поясе. Но это оказался не человек, а огромный рыжий кот, который, отодвинув неплотно прикрытую межкомнатную дверь, лениво прошествовал из кухни в коридор.

Выйдя на веранду, вор заглянул в кладовую. В углу помещения с потолка свисали металлические крюки, на которых Зубакин в тусклом свете электрической лампочки разглядел два куска копчёного мяса, источавших сногсшибательный аромат. Сглотнув слюну, вор вынул нож, отрезал крохотный кусочек мяса и отправил в рот. Это была копчёная лосятина, немного жестковатая, вероятно, недодержанная в маринаде, но необычайно вкусная.

«Надо делиться, браконьер», – ухмыльнулся Зубакин, снимая с крюка один из кусков.

Безуспешные потуги раздобыть ружьё раздосадовали Зубакина, но, покидая жилище страховщика Шеремета, он вспомнил, что в соседнем доме живёт ещё один охотник – Анатолий Сидоркин.

После недолгих раздумий вор направился к нему.

В глубине двора Сидоркиных виднелся сетчатый вольер с двумя сибирскими лайками серо-белого окраса. Почуявшие чужака псы заметались по клетке с утробным подвыванием.

Хозяев не оказалось дома, и на звонки никто не вышел. Отжать ригель замка, как это было у Шеремета, Зубакину не удалось – полотно входной двери очень плотно прилегало к дверному блоку.

Обшарив двор, он в дощатом сарае отыскал лом. Вернулся с ним на крыльцо. После нескольких тычков ломом дверь расщепилась, покорёжился левый косяк, но озлобленного неудачами вора это мало волновало, а вернее, совсем не волновало.

Зубакин зашёл в дом, не выпуская лом из рук, поскольку рассчитывал воспользоваться им в случае, если возникнет необходимость вскрыть шкаф для хранения оружия.

Сколько он ни кружил по комнатам, отыскать ружейный шкаф не смог. А вскоре и думать о нём забыл.

В просторном зале стоял огромный раскладной диван с отсеком для спальных принадлежностей. Приподняв крышку отсека, вор увидел двуствольное ружьё двенадцатого калибра и кожаный патронташ с восемью патронами того же калибра, снаряжёнными фабричным способом дробью третьего номера.

Двустволка тут же была разобрана и отправлена вместе с патронташем в принесённый рюкзак.

В одной из комнат на кровати под толстым матрацем лежала малокалиберная винтовка Тульского оружейного завода. Повертев винтовку в руках, Зубакин с сожалением вернул её на прежнее место – без патронов «мелкашка» не представляла для него интереса. А вот двумя бутылками грузинского коньяка из серванта и батоном колбасы, найденным в холодильнике, он соблазнился.

Задерживаться в доме Сидоркиных не было резона – время близилось к обеду, и в любую минуту могли появиться хозяева. Чтобы не «светить» на обратном пути торчащим из рюкзака ружейным стволом, Зубакин обернул его в махровое полотенце, подвернувшееся под руку.

 
                                        * * *
 

Шла седьмая неделя с того дня, когда вороватый житель села Тугул решил поселиться в лесу.

К одиночеству и безмолвию отшельник постепенно привык, но иногда, когда он не находил, чем себя занять, накатывала необъяснимая хандра.

«Не раскисай, Миша, бывает и похуже, – говорил себе Зубакин в эти минуты. – Вон, в прошлом году в газетах писали, как один белорусский мужичок после жёсткого конфликта с участковым ушёл на малопроходимые болота, где прожил в одиночестве сорок лет, и только сейчас вернулся к людям. А ты здесь живёшь как на даче: сам себе хозяин, не голодаешь, никто в душу не лезет, „менты“ и „терпилы“ не донимают».

Очередную вылазку Зубакин совершил в село Калистратово.

Михаилу наскучила рыбалка на удочку – для долгого сидения на берегу ему не хватало терпения, из-за этого улов постоянно был незначительным. В селе ему хотелось раздобыть «мордушку» – сетчатую коробку с конусообразной горловиной, через которую рыба заходит внутрь с минимальными шансами выбраться обратно. Эти рыбные ловушки были просты в использовании: заложил в неё прикормку, забросил в воду и занимайся своими делами, а через несколько часов можешь приходить за добычей.

Кроме того, у отшельника закончились ружейные патроны. На днях он обнаружил в лесу заросшее камышом болотце и удачно поохотился на диких уток, из которых приготовил наваристый утиный «шулюм». И всё бы хорошо, но в азарте Михаил забыл, что патронов у него кот наплакал.

В начале одиннадцатого часа Зубакин отоварился в продовольственном магазине Калистратовского сельпо свежим хлебом и сигаретами. Вскинув полупустой рюкзак на плечо, он неторопливо побрёл по тихой улице, тянущейся вдоль берега речушки с незатейливым названием Поперечная. Это не было праздной прогулкой – Михаил хотел найти дом рыбака и с этой целью внимательно разглядывал сельские подворья, нет ли там рыбацких принадлежностей.

«Если застану рыбака дома, то попытаюсь выяснить, у кого можно приобрести нужную мне снасть, желательно, компактную, раскладную, чтобы проще было унести, а у кого – прикупить пару десятков охотничьих патронов двенадцатого калибра, – планировал обитатель леса. – Если никого дома не окажется, буду действовать привычным воровским способом».

Его внимание привлёк кирпичный дом, во дворе которого сквозь кусты сирени, росшие вдоль забора, удалось рассмотреть складную лодку и длинную рыболовную конструкцию из алюминиевых колец, обтянутых мелкоячеистой сеткой, напоминающую рыбацкий «фитиль».

Зубакин распахнул калитку и шагнул во двор.

Увидев на входной двери замок, он понял, что хозяева отсутствуют, и приступил к реализации плана «Б».

Все постройки во дворе – летняя кухня, гараж, дровяной сарай и баня располагались под одной крышей и не были заперты. Зубакин поочерёдно осмотрел их, но нужных рыболовных снастей не нашёл. В летней кухне обнаружил подойник с медовухой, выпил кружку для поднятия настроения, а потом, соблазнившись, отлил для себя хмельной настойки в трёхлитровый бидончик, увиденный там же.

Обойдя дом, он отогнул ножом гвозди в кухонном окне, выходящем на огород, и вынул раму. Через оконный проём влез внутрь помещения.

В поисках патронов вор прошёлся по комнатам и под одной из кроватей обнаружил дощатый сундучок с охотничьими принадлежностями, в нём среди прочих припасов лежало несколько пачек дробовых патронов фабричной закрутки, но они не подходили Зубакину, поскольку имели шестнадцатый калибр.

В мужском отделении шифоньера ему приглянулся армейский костюм песочного цвета, немного поношенный, и кепка «Афганка». Судя по размеру вещей, у хозяина дома была та же комплекция, что и у Зубакина. Отодвинув в сторону висевшую на плечиках одежду, вор в углу шифоньера наткнулся на курковую двустволку шестнадцатого калибра. Он повертел «тулочку» в руках, щёлкнул курками, убеждаясь в её исправности, после чего вернулся к охотничьему сундучку и выгреб из него все четыре пачки патронов. Два патрона легли в стволы, и Зубакин, перекинув ружейный ремень через плечо, направился к кухонному окну. По дороге нацепил на переносицу солнцезащитные очки «хамелеоны», лежавшие в прихожей у зеркала.

Выбравшись во двор, Зубакин задержался у «фитиля», ещё раз оглядел его и заметил два крупных разрыва сетки. Сочтя снасть чересчур громоздкой и сложной при использовании одним человеком, он разочарованно махнул рукой и зашагал к выходу.

Редкие встречные провожали вооружённого чужака пристальным взглядом. Зубакин, чьё плечо приятно тяготило заряженное ружьё, вселяя уверенность и спокойствие, ощущал спиной эти взгляды.

Дойдя до ближайшего переулка, он свернул к реке и пошёл берегом – чрезмерное внимание к своей персоне лесному отшельнику было ни к чему.

 
                                        * * *
 

На Тугул опустились густые августовские сумерки. В небе взошла бледная луна. Тихо кругом, лишь иногда прошуршит и блеснёт рубиновыми габаритными огнями редкая автомашина, освещая тусклым светом фар дальние улицы.

Человек в тёмных одеждах, бросив взгляд по сторонам, шагнул в тень дома и осторожно постучал пальцем по оконному стеклу. Когда в окне вспыхнула лампочка, он поднялся на крыльцо и замер в ожидании.

– Мишка, это ты? – послышалось из-за двери.

– Я.

Лидия Андреевна отодвинула дверной засов и впустила ночного гостя в дом.

– С чем пожаловал? – строго спросила старая женщина, когда они вошли в прихожую.

– Хотел попросить у тебя старый дождевик, что от дядьки остался, – ответил Михаил. – Тебе он без надобности, пылится попусту в кладовой, а мне бы этот плащ ещё послужил – в дождь не могу шагу ступить. Ты же видишь, тётушка, какое нынче лето дождливое. Есть и ещё одна досада. Недавно заготавливал дрова для костра и загнал под ноготь щепку. Палец болит, загноился, а выковырнуть занозу нечем. Ты не могла бы принести иголку?

Просьбы Зубакина были дымовой завесой: отсутствие дождевика он мог легко пережить, а занозу подумывал извлечь с помощью ножа. Он пришёл к тёте в надежде узнать, что предпринимает милиция для его поимки, но не мог спросить об этом прямо, так как не хотел, чтобы родственница сочла, что он чего-то или кого-то боится – трусов у них в родне презирали.

– Проходи на кухню, сейчас накормлю тебя.

– С удовольствием!

Пока на плите разогревался ужин, Лидия Андреевна сходила в кладовую и принесла непромокаемый брезентовый плащ с капюшоном. Потом водрузила на нос очки, взяла в руку иголку и ловко извлекла из пальца племянника занозу.

Чуть позже, глядя на Михаила, аппетитно уплетающего суп-лапшу на курином бульоне, женщина со вздохом произнесла:

– Пошёл бы ты, Мишаня, в милицию да сдался, тебя ж всё равно скоро поймают, а повинному человеку всегда бывает снисхождение. Милиционеры ко мне регулярно наведываются – всё проверяют, не появился ли ты в моём доме. Чаще других приходит белобрысый такой молодой человек по фамилии Булгаков, он – зять Никулиных, в уголовном розыске работает. Этот Булгаков говорит, что ты много воровства совершил, и не только в Тугуле, а и в окрестных сёлах тоже. В последний раз он был у меня буквально на днях, твердил, что дни твоей вольной жизни сочтены, потому что милиции известно, на каком участке леса ты обосновался,.. даже номер лесного квартала называл. Мол, есть люди, видевшие, в каком месте ты входил в лес после краж, другие якобы заметили, как ты пересекал лесную просеку. Булгаков забрал у меня несколько твоих фотографий, и теперь портрет моего племянника красуется по всему райцентру: на магазинах, на входе в автостанцию, у отдела милиции. Может, тебе и впрямь пойти в милицию и повиниться?

– Вот сейчас всё брошу и пойду сдаваться! – криво усмехнулся Зубакин.

– Шершнёв, начальник милиции, был в гневе и устроил разнос своим сотрудникам, когда ему доложили, что ты вооружился. Боюсь я за тебя, непутёвого. Ведь застрелят же, пропадёшь не за понюшку табака.

– Бог не выдаст, свинья не съест!

– Долго ты в лесу не протянешь – лето кончилось, скоро по ночам пойдут заморозки. Может быть, тебе уехать в какое-нибудь глухое место? Мужик ты ещё молодой, нашёл бы себе хорошую женщину да жил с ней по-тихому, не высовываясь. Я вот удивляюсь, как ты там, в лесу, без женщины обходишься.

– Ну, я иногда к Наталье заглядываю, – соврал Зубакин.

– К первой жене?

– К ней.

Надолго задерживаться в доме тёти он не планировал, хотя Лидия Андреевна уверяла, что в ночное время работники милиции к ней не наведываются.

– Тётя Лида, я плохо знаю твоих соседей, они могли обратить внимание на свет в твоих окнах среди ночи и донести, а я не хочу новых неприятностей для тебя, – объяснил Зубакин свой скорый уход.

– Как ты в такую темень пойдёшь? – сокрушалась женщина, нагружая его продуктами. – Ноги переломаешь.

– Всё будет в ёлочку, у меня имеется фонарь.

Возвращался Михаил по накатанной грунтовке, бить ноги на бездорожье не было необходимости – в ночи автомашины не встречались.

Ещё находясь в доме тёти, он твёрдо определил для себя, что в ближайшие два-три дня покинет насиженное место. Оставалось решить, куда податься и как выбраться за пределы Тугульского района.

Надёжные приятели, которые могли с пониманием отнестись к его проблемам и дать приют, у Зубакина имелись.

Виктор Ложкин жил в Кемеровской области, трудился горнорабочим очистного забоя шахты имени Дзержинского в городе Прокопьевске. Их пути пересеклись много лет назад в рабочем общежитии электромеханического завода, куда Ложкин приходил к своей подруге и будущей жене Надежде, а Михаил обитал там, как работник завода, не имеющий жилья.

Павел Лебедев был начитанным и умным выходцем из сельской глубинки, слыл ярым жёноненавистником. «Бабы – это конкретная засада для нашего брата, все мои беды от них», – говаривал он, сравнивая при этом семью с кораблём, которым командует кок. Лебедев жил в селе Дикое Томской области, работал бульдозеристом в местном леспромхозе, а когда-то он вместе с Зубакиным тянул срок в одном отряде исправительной колонии на Северном Урале и отзывался на погоняло «Тихий». В момент расставания Павел обнял «кореша» и сказал: «Знаешь, Михайло, если однажды тебе вдруг станет худо, приезжай в наш Молчановский район и найди меня. Места у нас глухие, можно сказать, дикие, ты сможешь отдохнуть от своего смрадного Прокопьевска. Вволю поохотишься, ведь тайга рядом, порыбачишь – окуни шикарной величины ловятся буквально за моим огородом, ты вмиг позабудешь о своих проблемах и неурядицах».

Свой выбор Зубакин остановил на томской глуши, но, чтобы добраться до тех мест, необходимо было сначала выскользнуть за пределы Тугульского района – для этого требовалось тихо, без лишнего шума добыть машину.

 
                                        * * *
 

Неделя, начавшаяся 23 августа, у Владимира Еремеева, директора Тугульской заготовительной конторы, не задалась.

В понедельник мать Владимира Ивановича, жившая с ним в одном доме, затеяла небольшую стирку. Однако после включения стиральной машины, стоявшей в предбаннике, неожиданно воспламенилась электропроводка. Баня особо не пострадала, лишь закоптились стена и потолок предбанника, пламя удалось быстро погасить, но перенервничавшую старую женщину увезла «скорая» – у неё случился гипертонический криз.

Во вторник младший сын Еремеева, студент третьего курса сельскохозяйственного института, которому через неделю предстояло отправиться в областной центр для продолжения учёбы, заявил о намерении забрать документы из вуза. Уговоры родителей на него не подействовали, отпрыск твёрдо стоял на своём, говоря, что профессия ветеринара ему разонравилась, что он готов к осеннему призыву на срочную армейскую службу, во время которой у него будет время подумать о будущей профессии.