У немешариков есть единственный минус. Минус именно для Вадика. Они могут (или смогут в ближайшем будущем, если научить или подсказать) почти все, но не умеют исправлять человеческий мозг.
Смыслом жизни для Вадика было вернуть Яну. Современная наука этого не умела, оставалось надеяться на чудо.
Надеяться? Нет. Чудо нужно сделать самому.
Смысл исследований заключался в создании этого чуда. Вадик доказал, что любовь – это энергия, значит, нужен трансформатор, преобразующий психическую энергию в материальный аналог. И такой трансформатор существует. Это живой дом.
О том, что происходит и в какую сторону двигаться дальше, Вадик стал понимать после появления Яны у него дома. Он переключил ее тело с аппаратуры медкапсулы на жизнеобеспечение немешарика, из кровати выросли необходимые щупальца и заменили провода и трубки. Данные о состоянии Яны медики видели в потоке в реальном времени, присутствие специалистов не требовалось. Телами Вадик и Яна оказались рядом. Душами – бесконечно далеко.
Так казалось. Но это было не так.
Ночами приходили видения. Яна давала знать, что она здесь. Вадик понял, что она следит за его усилиями и тоже ждет встречи. Немешарик стал посредником – он соединял две любящих души. Он помогал Вадику в работе и направлял ее. Или это делала Яна? Скоро станет известно.
Когда все было готово, Вадик оставил послание Юле Потаниной, стер файл с набросками плана, в котором сейчас ставилась последняя точка, и отправился из лаборатории домой.
День, ради которого он работал все эти годы, настал. Нервы звенели струнами, на которых играл бешеный Паганини, и струны рвались одна за другой. Оранжевый закат заставил глаза намокнуть – последний закат без Яны. Рассвет они встретят вместе.
Навстречу кто-то шел – быстрые шаги сказали, что это, скорее всего, женщина, мужчины шагают шире, а если бегут, то слышен топот, а не шуршание.
Это оказалась Юля. Задумчивая, в розовом комбинезоне и с волосами, забранными в два веселых хвостика по бокам, она торопливо шла по тропинке, глядя под ноги – как все женщины, боялась гадюк. Как все, знала, что защита организма справится с любой угрозой, но не любила змей чисто инстинктивно.
– Ты на работу? – спросил Вадик и сразу пожалел о сказанном. Куда же еще? Позади только лабораторные корпуса. Заместителю генерального не позволительно задавать настолько глупые вопросы.
Впрочем, какая разница? Сегодня можно все. Пришел великий день, и пусть хоть мир рухнет…
Стоп. Погорячился. Мир – это уже слишком. Пардон.
Юля кивнула:
– Дома скучно, и я решила закончить расчеты по вырожденному веществу, которые ты прислал утром.
Болезнь нового мира: «Понедельник начинается в субботу». Когда работа интересная, люди забывают поесть и даже поспать. Особенно это касается одиноких.
Если Юля сейчас обнаружит и прочтет послание…
– Жаль, что поблизости нет ни одного белого карлика, – продолжила она, – на практике проверить было бы проще. Я в шутку затребовала в принтере, но он предложил фигурку белого цвета. Обидно, когда умная техника настолько тупая.
– Неправда, техника у нас мудрая. Сработала «защита от дурака», а то ведь и черную дыру кто-нибудь закажет.
У Юли загорелись глаза:
– А он может?!
– Пока нет. Сможет ли в будущем – зависит от нас. Кстати… – Вадик подумал, как бы аккуратнее вырулить на послание. Увы, ничего не придумалось, и он выдал прямым текстом: – Я оставил тебе письмо между приборами. Прочти завтра. Именно завтра, не сейчас. Даешь слово?
– Даю. – Юля демонстративно вздохнула. – Может, намекнешь, в чем дело, а то ведь я не усну. Новое задание? Нейтроний? Хромоплазма? Или вернемся к конденсату Бозе-Эйнштейна?
– Завтра все узнаешь.
– Хорошо. Тайны – это здорово. Обожаю. У меня тоже есть тайна. Тоже скажу потом, причем не завтра, а… В общем, как только, так сразу. Кстати, работать вдруг как-то сразу расхотелось. Теперь до утра смогу думать только о тайне. Наверное, пойду спать.
– Правильно, утро вечера мудренее. Спокойной ночи.
Они разошлись.
Дома Вадик «закрыл шторы», как называлось глухое запечатывание немешарика, чтобы никто не беспокоил, резко выдохнул и лег в кровать.
Кровать была жесткой. Это был собственный выбор – из мягкой труднее вставать. Вадик не мог позволить себе нежиться в постели, пусть даже рядом с Яной. Время идет. А теперь оно пришло.
Яна лежала рядом. Выращенные из кровати щупальца жизнеобеспечения оплетали тело с ног до головы, отчего оно напоминало обвитого водорослями утопленника. Ужасное зрелище. Ужасное сравнение. Ничего, скоро все изменится, Яна снова станет Яной, и на ее щеках заиграют очарованием обаятельные родные ямочки.
– Запуск новой программы, – скомандовал Вадик и закрыл глаза. – Протокол «Смыжи».
Внешне ничего не изменилось. Немешарик менял настройки, это могло занять некоторое время – настолько масштабно в существование живых домов еще не вмешивались.
Мысли вновь переключились на Яну.
Вадик так настроил свой дом, чтобы ей было комфортно, но сначала ему в голову не приходило, что в немешарике можно жить не только телом, но и сознанием. Подключенная к немешарику, Яна стала его частью, вошла в него разумом и научила любить. Да, именно она, изнутри. Открытия Вадика и его вмешательство лишь направили процесс в нужную сторону, а затем систематизировали и закрепили случившееся. Живой дом в таких делах с удовольствием шел навстречу. Возможно, помимо прочего, задействовались упомянутые Милицей зеркальные нейроны. По возвращении нужно будет проверить.
– Загрузка завершена, – объявил немешарик странным задумчивым тоном.
– Запускай синхронизацию.
Осталось совсем чуть-чуть. Сердце колотилось, зубы скрипели, на лбу выступил пот. Еще немного, и Вадик с Яной встретятся на ее территории. Он пригласит ее наружу. И наступит момент «Икс». Если Яна не согласится, придется уводить ее силой. А силу даст энергия любви. Чего-чего, а любви у Вадика достаточно. Бездонной. Неохватной. Нерастраченной.
– В состоянии бодрствования полная синхронизация невозможна, – проинформировал немешарик. – Проводить частичную?
– Нет. Усыпляй.
В голове стучала самая главная, самая важная мысль: люди, которые любят друг друга, должны быть вместе. И неважно, здесь или там. Лучше, конечно, здесь. Но если не получится…
Главное – влюбленные должны быть вместе.
***
Ощущение полусна. Так бывает, когда проснулся, но вокруг происходят вещи, непредставимые в реальности. И понимаешь, что вновь провалился в небытие. Невозможного, как известно, нет только в любви и во сне.
Вадик почувствовал, что погружается в тело немешарика: кровать проминалась и раздвигалась, как перина, если перевести настройку с жесткости на запредельную мягкость. Так тонет в воде мокрое дерево: медленно, но неотвратимо. Пушистый мох окутывал руки, ноги, живот, грудь, голову…
Рядом так же погружалась оплетенная щупальцами Яна. Такие же присоски впивались сейчас и в Вадика, и с каждым прикосновением мир менялся, обретал новые краски, становился многомерным и бесконечным. Сон, переплетенный с явью, продолжался. Мысли оставались отчетливыми, но теперь они были тягучими и приглушенными, как звук, что прошел сквозь вату.
Так бывало при «мысленных письмах», как Вадик называл сеансы связи с Яной. Это было из области фантастики и не поддавались объяснению, поэтому Вадик никому не говорил об иногда случавшейся мистической передаче информации. Немешарик брал на себя функцию устройства связи, с его помощью Яна общалась с Вадиком через ночные видения, иносказательно, но с каждым разом все увереннее и конкретнее. Потому у Вадика получалось то, чем не мог похвастаться даже профессор. Если бы Вадик не торопился с проектом «Смыжи», общение со временем вышло бы на новый уровень и превратилось в нечто вроде ночного телефона: каждый посылал бы другому образы и мысли, затем получал ответ, и слияние душ, о котором мечталось, происходило бы само собой, день за днем все сильнее, а с годами…
Именно. На это требовались годы. Ждать так долго было невыносимо, поэтому Вадик сделал то, что сделал.
Кровать поглощала обоих вглубь себя, ближе к уходившим в землю корням живого дома, поверхность над лицом затягивалась, но дыханию это не мешало – за жизнеобеспечение отныне отвечал немешарик. Процесс напоминал погружение в «гроб» восстановителя медицинской капсулы.
Странно, Вадик не давал команды на впитывание себя и Яны целиком, рассчитывал только на взаимодействие разумов и даже не знал о такой возможности. Но если подумать, то все правильно, без соприкосновения кожи с воздухом тело, слитое с организмом немешанирика, будет функционировать эффективнее, а сознания сольются надежнее. Живой дом самостоятельно избрал лучший способ.
Психологи прошлого считали сознание приспособительным актом, созданным природой для выживания в меняющихся условиях. Немешарик приспосабливался к тому, что хотели хозяева. Его зачаточное сознание развивалось, а Яна многократно усилила его своим присутствием внутри.
***
– Как же долго ты шел!
Вадик почувствовал жаркие объятия.
Объятия были, но физического тела – привычного материального придатка сознания – не было. Тело осталось погруженным внутрь кровати, а нечто, назовем это душа, воспарило, встретилось с душой Яны и сейчас яростно обнималось. Вселенная была бесконечной, Вадик был ее частью и мог объять мироздание. Но смотрел он только на Яну. Он видел Яну, хотя понимал, что видит сохраненный в памяти образ. Здесь нельзя видеть глазами или чувствовать телами.
– Джонни… – ушами, которых нет, слышал он голос, который не мог существовать в нематериальном мире, – мне было так одиноко…
– Я делал все, чтобы прийти быстрее.
– Знаю. Я помогала. Теперь мы будем вместе всегда.
– Вместе. Всегда. Два главных слова. Ради них я жил и работал.
***
То, что он «видел», словами не передавалось. Не было верха и низа, и это не воспринималось неудобством. Вадик и Яна не были людьми в обычном понимании, они стали просто сущностями, они плавали в океане пространства, переставшего быть пространством, слова не были словами, но разговор велся, потому что мысли было не удержать: вопрос сидел на вопросе и вопросом же погонял.
– Это космос?
– В каком-то смысле. Но не тот, о котором ты думаешь.
– Я думаю только о тебе.
– А я о тебе. Поэтому мы вместе. Иначе ничего бы не получилось.
– Я в твоем сознании?
– Глупыш. Твоя теория хороша как теория, но она неверна. Ты видишь меня, я вижу тебя – как это возможно, если бы ты был во мне?
– Это немешарик изнутри?! Его сознание?!
– Это другой мир, аналог информационного потока. Здесь тоже можно хранить данные, производить расчеты, общаться, жить…
– Но этот другой поток – он же в сознании немешарика?
– Он – создание немешариков, но он сам по себе. Он – средство. Посмотри вокруг.
Вадик «посмотрел». Это получилось сделать сразу во все стороны, это было правильно, и показалось странным, что совсем недавно было иначе. Вадик, сам как бы сотканный из огненных струй, «держал в объятиях» Яну, выглядевшую, словно ее отлили из упругого света, и ощущения были, будто обнимаешь теплую воздушную струю. Пространство пронзали потоки сверкающих лучей, золотистое марево скрывало границы мироздания, от которого исходили спокойствие и некая благодать, и всюду разливалось яркое, но неослепляющее сияние. Еще бы, если глаз нет.
– Здесь всегда так?
– Здесь может быть как угодно. Так, как захочешь.
Глава 16. Гаврила Иванович
Голосование, кокон, время действовать
Следственный эксперимент затянулся, ни на один из вопросов ответа не получено. И Гаврила Иванович запросил Совещания координаторов.
Сейчас в каждом блоке проходит бурная дискуссия. У чрезвычайщиков такая закончилась минуту назад. Рассматривались все за и против, каждый высказывал мнение и аргументы в его пользу, либо присоединялся к уже озвученному. Выслушивали и критиков – мнений у них больше всех, но аргументация хромала. Впрочем, у них так всегда. После переформулировки специалистами некоторые мнения рассмотрели подробнее и внесли в протокол. Ничего кардинально нового предложено не было, отсутствие результатов расследования сводило дискуссию к вариантам «уничтожить немедленно» и «уничтожить позже», обсуждение свелось к величине отсрочки. Однако, отсрочка может оказаться губительной. Кому отвечать за непринятие своевременных мер? Ответ чешет нос в зеркале.
Итак, Совещание. С большой буквы, экстренное, категория «А». Такого не было со времен ухода прежнего координатора чрезвычайщиков. Тогда случилось нечто, всколыхнувшее общественное сознание: принтеры щупальцами-«снабженцами» впитали человеческие останки из древнего захоронения. Помимо этого они во исполнение людских капризов пустили на расходные материалы находившиеся в земле археологические ценности. Последнее возмутило духовный блок, а первое – всех до единого. От координатора чрезвычайщиков требовали решительных действий, и он согласился на немедленное уничтожение всех принтеров. Быстро привыкшее к сказочной жизни человечество пережило тяжелый год, пока научно-технический блок не решил задачу. Следующие принтеры стали безопасными для истории и человеческой памяти, новые настройки не позволяли им касаться человеческих останков, а об обнаружении любой поземной находки, от костей животных до следов древних цивилизаций, теперь автоматически извещались специалисты.
Принимая экстренное решение, прежний координатор перестраховался: домашние и офисные принтеры не могли причинить вреда, потому что работали исключительно на расходниках. Но было сделано то, что сделано, и со старинной фразой «Акелла промахнулся» прежний координатор ушел в отставку, а на свое место рекомендовал уже всем на тот момент известного Колдуна.
Теперь и Гавриле Ивановичу предстоит принять решение – ответственное и поистине судьбоносное. Огромная вероятность, что оно отбросит человечество далеко в прошлое, лишит будущего.
Но жизни людей дороже.
Через пять минут четыре координатора вынесут вердикт – быть или не быть.
Гаврила Иванович нервно ходил по кабинету. Мог ли он что-то упустить? Где пряталась ниточка, за которую требовалось тянуть?
Андрей и Милица надежд не оправдали. Могли оправдать, если бы позволяло время. Единственная пригодная версия – в немешариках исчезали только взаимно любящие друг друга, а неустроенные души, вроде несчастно влюбленной Милицы, опасности не подвергались. Это решили проверить.
Хотелось бы поступить иначе, но другого способа никто не видел. Взаимную симпатию молодых людей заметили, Милице и Андрею определили роль подопытных кроликов. С точки зрения чрезвычайщиков такой подход был полностью оправдан. А с точки зрения ученых? Поступай с другими, как хочешь, чтобы поступали с тобой. Рискуя собой, каждый чрезвычайщик от сетевого оператора до координатора был готов ринуться в бой, но задуманный эксперимент требовал специалистов по немешарикам.
Милица страдала по профессору, но сама понимала неуместность и конечность такого чувства. На Андрея она смотрела как на возможный вариант. Ученые подтвердили удачность выбора. Оставалось кое-что предпринять.
Клин клином вышибают. Те же ученые сообщили, что человек с большой вероятностью влюбится в другого, если познакомится в опасной ситуации. Порадовало уточнение, что особенно это касается женщин.
Да, очень жаль, что на продолжение эксперимента нет времени. В конце концов, его смысл не в соединении двух молодых людей, а в отслеженной реакции немешариков на новую пару. Фактически Андрея и Милицу кинули на растерзание. Никто не знал, к чему это приведет, и приходилось играть вслепую, и хуже всего, что главным действующим лицам нельзя рассказать об их роли. Даже пребывание в лабораторном корпусе пары Бориса и Эльвины Мартыновых скрывалось от Андрея и Милицы. Пришлось умолчать про Элю, которая однажды случайно мелькнула в окне, для этого даже ввели в заблуждение: показали старую запись вместо затребованной Андреем. Вину, за которую позже придется ответить, Гаврила Иванович брал на себя. Лишь бы остался шанс ответить, потому что иначе все теряло смысл.
Каждая секунда промедления грозила глобальной катастрофой. Человечество состоит из людей. Они делегировали ответственность принятия решений нескольким, кто доказал успешность и знания. Чрезвычайные действия оправдывались чрезвычайностью ситуации, и Гаврила Иванович поступал так, как подсказывали опыт и интуиция. Выстроенное «дерево решений» указывало на единственный вариант, остальные вели в тупик.
Если все закончится хорошо, Милица и Андрей могут не простить вмешательства в собственные судьбы.
Впрочем, если психологи правы, то могут и поблагодарить.
Теперь это неважно. Продолжать эксперимент опасно во избежание более масштабной трагедии. Гаврила Иванович посмотрел на часы, опустился в кресло и развернулся от рабочего стола к пустоте кабинета.
Совещание началось.
В комнате стояли четыре кресла, одно реальное и три го-гры. В них, лицом друг к другу, сидели четыре человека: три координатора и заместитель Зайцевой, исполняющий обязанности координатора. Еще недавно мужчины на таком собрании преобладали, теперь счет сравнялся: экономический и духовный блоки возглавляли женщины, чрезвычайный и научно-технический – мужчины.
– Сегодняшнее собрание называется совещанием, но совещаться нам не о чем, – сказал Гаврила Иванович. – Информация по расследованию у вас имеется в полном объеме, о версиях и возможных последствиях вы в курсе. С мнением, полагаю, каждый определился. Предлагаю не терять времени и перейти к голосованию по главному пункту: необходимо ли приступать к уничтожению наследия Центра Перспективных Разработок. Если большинство выскажется за уничтожение, перейдем к обсуждению сроков, способов и объектов – то есть, ограничиться живыми домами или сразу пустить под луч все глубоко модифицированные организмы.
Каждый блок имел один голос, и еще один добавлялся тому, в чьем ведении оказывалась тема совещания. При равном раскладе сил так определялось большинство. Сейчас дело касалось безопасности, и в этом случае, а так же в экстренных ситуациях, когда результат зависел от скорости решения, два голоса отдавалось чрезвычайщикам.
– Голосуем. Кто за уничтожение, прошу поднять руки.
Гаврила Иванович наблюдал за людьми, на чьих плечах лежало неподъемное бремя. Собственно, сейчас они не были людьми, каждый олицетворял свой блок и представлял интересы огромной части человечества. Каждый из них был инструментом в руках этого человечества. Организм человеческой цивилизации с их помощью решал проблему собственного существования.
Научно-технический блок. Координатор, высокий мужчина с острым взглядом, громко вздохнул, жилистая рука медленно поднялась.
«За».
Ученые и инженеры надеются, что через некоторое время придумают что-то не хуже. Оптимисты. Это хорошо. Возможно, действительно придумают. Хорошо бы, чтобы придумали. Без немешариков, а затем птериков и прочего мир станет серым, и это вгонит видевших яркие краски в долгую депрессию.
Экономический блок. Временно (или уже навсегда?) его опять возглавляла женщина, ее данные Гаврила Иванович уже просмотрел, с первым впечатлением совпало практически все. Это порадовало – интуиция не подвела.
Заместительница Зайцевой долго раздумывала. Но – немешарики виновны в смерти (если не в чем-то еще хуже) человека, чье место она заняла.
«За».
Это было предсказуемо.
Теперь духовный блок. Координатор – годившаяся Гавриле Ивановичу в бабушки блондинка в белом костюме, где черными, для соблюдения чиновнического дресс-кода, остались только обувь и аксессуары – шейный платок и пояс. Стильная женщина.
«Против».
Ну что же, эти всегда против насилия. Еще бы, по-другому поступить не дает ими же внедренный императив «к другим как к себе».
Все посмотрели на Гаврилу Ивановича. Вопрос казался решенным.
Он почесал нос.
Уничтожение. Страшное слово. Безвозвратное.
Взоры собравшихся потускнели, каждый осознавал тяжесть решения.
– Голосую «против», – вопреки тому, что собирался сказать, объявил Гаврила Иванович.
На лицах возникло краткое недоверие, оно быстро сменилось счастливым оживлением.
– Хваленая интуиция? – спросила исполняющая обязанности координатора экономистов.
– Возможно. – Гаврила Иванович подкрутил усы. – Подождем еще. Под мою ответственность.
Одна за другой го-гры гасли, но выражения лиц радовали: у людей вновь появилась надежда.
Вспыхнул сигнал вызова, перед глазами возник дежурный оператор:
– Только что сообщили с подводной станции. Успешное просвечивание!
– Как?! – выдохнул Гаврила Иванович.
В груди взбурлило.
«Хваленая интуиция». Теперь прозвище «Колдун» получит еще одно подкрепление, скажут, что в последний момент переменил мнение, потому что учуял. А на самом деле? Разве это чутье? Скорее, боязнь принять трудное решение. Готовиться надо к худшему, а надеяться на лучшее. Он надеялся, потому и отсрочил неизбежное. Да, еще минуту назад казалось, что неизбежное.
– К закрывшимся немешарикам подогнали ГУИЗН, – продолжил оператор. – «Око» не подкачало!
Гаврила Иванович слышал про ГУИЗН – глубоководную установку по исследованию земных недр. Последнее достижение науки и техники. Установка работала на новых принципах, и на первых испытаниях ее прозвали «Всевидящее око». «Око» научили видеть сквозь земную толщу дальше и четче. Испытания не закончены, в массовую распечатку установка еще не допущена, но ввиду чрезвычайной ситуации научно-технический блок согласился опробовать открывшиеся возможности там, где обычные средства просвечивания результатов не дали. Опытный образец доставили в Баренцево море, и он справился.
– На подводной станции все исчезнувшие люди находятся внутри немешариков, они погружены внутрь кроватей и как бы замурованы в них, а вокруг тел образовалось нечто вроде коконов.
Дежурный отвлекся на что-то, взгляд убежал влево, и еще одна новость одновременно высветилась и перед Гаврилой Ивановичем:
«В лабораторном корпусе ЦПР найдено рукописное послание Вадима Чайкина, оно оставлено так, чтобы Юлия Потанина, которой адресовано письмо, нашла его, когда приступила утром к новому эксперименту. Послание обнаружила Эльвина Мартынова, разбираясь, чем именно занимался каждый из сотрудников и на чем работы остановились».
Дальше отдельным файлом прилагался текст. Гаврила Иванович вывел его перед глазами белым шрифтом в черной окантовке, чтобы не терять из виду происходящее на заднем плане, но постепенно все остальное перестало существовать.
Стало понятно, что произошло и что следует сделать.
Нет, рано обрадовался. В письме не указано, каким образом вскрыть немешарик, чтобы не повредить людям. Силовое вторжение может привести к уничтожению живого дома вместе с теми, кто находится внутри.
В любом случае, настала пора вылетать на место. Интуиция колет в бок. Настало время действий.