Маша пришла в два часа ночи.
– Тихо, – сказала она, заглянув в дверь. – Идите за мной. Дежурный спит у себя за столом.
Вслед за Машей Иван и Коляус прошли по коридору до палаты номер двадцать. За дверью на такой же передвижной кушетке, как у Анастасии Афанасьевны, лежал Натан Щербелис. Его ноги и перевязанные на запястьях руки удерживались специальными повязками. Натан не спал. Он повернул голову к вошедшим.
– Здравствуйте, – сказала Маша. – К вам посетители.
Она тихо вышла за дверь.
– Кто вы? – спросил Натан.
Коляус указал глазами на Ивана:
– От нашей структуры он должен был встретиться с тобой в колонии. У нас все готово. Наш договор в силе?
– Теперь я псих. – Натан горько усмехнулся и пошевелил связанными руками и ногами.
– Это решаемо, – сказал Коляус. – Как только ты выполнишь свою часть договора, мы переведем тебя в нашу ведомственную больницу в областном центре, там тебя осмотрят независимые специалисты. Все будет хорошо.
– Вы так уже говорили, и вот я здесь. Сегодня, возможно, последний день моей жизни. Знать вас больше не хочу.
– Мы вытащим тебя отсюда.
– Так же, как из колонии? Ваша помощь слишком дорога, а мне жить хочется. Не приходите больше. Считайте, что у нас нет и не было никакого договора. Я ничего не знаю. Скажите всем, что я ничего не знаю.
– А надпись на животе? – вставил Иван.
– Надпись нанес сам, пьяный был. Идите к черту. И скажите всем, что я ничего не сказал, потому что ничего не знаю.
Натан отвернул голову.
Иван и Коляус вышли. Маша вывела их к лифту, где нажала кнопку минус первого этажа.
Подземный этаж больничного корпуса представлял из себя коридор с дверями. Маша провела через одну из дверей, за ней вдаль уходил еще один коридор, невероятно длинный, с автоматически включавшимся освещением.
– В соседнее здание? – понял Коляус. – У меня отец в конце восьмидесятых операцию на глаза делал – в столице, в клинике Святослава Федорова. В те времена такая клиника была одна на весь Союз. Она состояла из двух корпусов, старое здание находилось на одной стороне широкого проспекта, новое – на противоположном. Корпуса между собой соединял туннель под проспектом, посетители клиники спокойно ходили по кабинетам, не выходя на улицу.
– У нас так же, – сказала Маша. – Для удобства посетителей и персонала переходами соединены все здания на территории Центра.
Подземный коридор периодически разветвлялся, Маша уверенно выбирала нужное направление, даже если на нем не было указателя. Такой переход без указателя привел к очередной двери, ее запирал кодовый замок. Маша набрала код. За дверью оказался еще один коридор с кабинетами, где-то впереди звучала музыка, пахло благовониями. Пол покрывал мягкий ковер. Иван с Коляусом переглянулись: Маша привела их в минус первый этаж «Лианы», куда через секретный ход Иван попадал из кабинета Лены. Сейчас перед глазами была парадная часть.
Маша направилась к лифту, и вскоре раздвинувшиеся створки показали знакомый Ивану вестибюль. Салон, судя по всему, работал круглосуточно. За стойкой администратора дремала сотрудница, она не среагировала на открытие лифта, зато с дивана за аквариумом вскочил охранник в форме агентства «Леопард».
– Все нормально, – Маша успокаивающе махнула ему рукой, – просто сократили путь к машине.
На улице Иван и Коляус, наконец, вздохнули свободно. Машина ждала рядом. Выключенные светофоры мигали желтым цветом, путь к дому по ночному городу занял всего пять минут.
Неудача с Щербелисом не омрачила встречи Ивана и Маши. Ночь прошла волшебно.
Глава 18.
Истина где-то рядом
Следующим вечером Коляус и Маргарита уехали.
– Расследование завершено, – сообщая об этом, Коляус глядел в пол. – Утром приезжал мой начальник, он встретился со всеми проверяющими, посмотрел отчеты, выслушал доклады, съездил к кому-то из местных. Вердикт: дело закрывается за отсутствием состава преступления. Вредоносных излучений не выявлено, опасные слухи не подтвердились, массовая немотивированная агрессия оказалась вполне мотивированной – она не имеет под собой основы, которая угрожала бы госбезопасности, зарегистрированные случаи не связаны между собой и вызваны разными причинами, от избиения должников до борьбы за трезвость. Местным органам правопорядка указали на недопустимость неприема заявлений от жертв избиений ради сохранения имиджа города в плане раскрываемости преступлений и растущей трезвости. Дело сдается в архив.
Коляус и Маргарита уехали.
Иван вышел на работу. Мысли об избиениях с выкриком «Лиапата», о надписи «Пол» и о связанных с ними тайнах вытеснило тихое ежедневное счастье. Работа оказалась именно такой, как о ней рассказывал Грантик Петросович: возить делегации и сотрудников, встречать отечественных и зарубежных гостей в аэропортах и на вокзалах, со сложенными задними сиденьями доставлять новое оборудование или старое возвращать на заводы-изготовители для ремонта. В родном Безводном уровень установленной Ивану зарплаты афишировать не стоило, чтобы не прослыть олигархом. Поездки на новеньком микроавтобусе частенько занимали по нескольку дней, Маша радостно встречала Ивана дома, а если он приезжал раньше ее вечернего возвращения, то ожидал на стоянке у Центра.
Дабрый стал приходить в гости, дружеские отношения восстановились. В один из приездов Ивана, до того, как Маша вернулась с работы, позвонил Коляус.
– Ночью будешь дома?
– Да.
– Можно остановиться у тебя на несколько дней?
– Само собой. У меня как раз перерыв в разъездах.
– Кроме Маши никому обо мне не говори. Особенно Даброму.
Коляус приехал под утро, когда соседи видели десятые сны, а у подъезда не было всевидящих бабулек. Иван с Машей разместили гостя в гостиной. Маша ушла спать, Иван прошел с Коляусом на кухню.
– Я взял отпуск за свой счет, – рассказал Коляус. – Делом о Лиапате мы с тобой занимались вместе, и ты знаешь, сколько осталось невыясненного. С решением руководства я не согласен. Заниматься расследованием официально я не имею права, а не разобраться до конца не позволяет совесть. Поэтому я вернулся. Ты мне поможешь?
– Само собой.
– Как говорилось в одном фильме, «истина где-то рядом», нам не дали сделать последний шаг. У меня есть подозрения, что кто-то надавил на мое руководство. Представляешь уровень, с которого это возможно сделать? И я выяснил еще кое-что: оказалось, что в свое время Стольский вышел на Елену Пономаренко, она была у него главной подозреваемой. Стольский вскрыл структуру функционирования фонда «Тихомир»: благотворители приезжают ради некой Лиапаты, особо важных персон размещают в гостинице «Лиана», где работницы салона круглосуточно скрашивают их ожидание «главного блюда». Так сказал позже отказавшийся от своих слов высокопоставленный свидетель. И еще факт в ту же копилку. Ты знаешь про семь одновременных проверок, деятельность которых я негласно координировал. В каждой из них, едва появлялись некие подвижки в расследовании, мужчины-проверяющие по одному выходили из состава комиссий. Кто-то уезжал по семейным обстоятельствам, а большинство – по состоянию здоровья. Среди мужчин в комиссиях начался повальный мор. Оставшиеся женщины пытались работать, а мужчины по-быстрому уходили «на больничный». Напомню, что справки о состоянии здоровья они получали в местном Центре. Вспомни, чем тебе угрожала Лена при встрече. «Мы с Ниной выступим жертвами насилия, результаты медосвидетельствования со следами побоев у нас или наличие спиртного в твоей крови обеспечат знакомые». С такими знакомыми можно выписать любую справку.
– Или назвать человека умалишенным и перевезти из колонии в психбольницу.
Днем домой неожиданно вернулась Маша.
– Я кое-что узнала. Вам нужно встретиться с Эриком, психологом и гипнотизером из Центра, он все объяснит.
– Когда?
– Сейчас. Я договорилась, он ждет.
– Не хотелось, чтобы меня видели, но сидя здесь, ничего не узнаешь. – Коляус обреченно махнул рукой. – Поехали. В Центр?
– К Эрику домой. У него отгул, я договорилась, что в частном порядке приведу иногороднего знакомого, причиной назвала проблемы с алкоголем у отца.
– В частном порядке – то есть, за деньги? – Коляус потянулся за кошельком.
Маша остановила:
– Никаких денег. Поехали, он ждет. Я уверена, его рассказ вам на многое откроет глаза.
Доехали быстро, Эрик жил в центре – в том, который с маленькой буквы. Четырехэтажное здание сталинских времен располагалось на центральной улице, лифта не было, хотя здесь он пригодился бы – по бесконечным лестничным пролетам подниматься на четвертый этаж пришлось долго, высота потолков в квартирах составляла почти четыре метра. Эрик встретил гостей в бархатном домашнем халате поверх брюк и водолазки. Внешне гипнотизер Центра напоминал молодого барина из кино про царские времена: объемистый живот, непокорные волосики вокруг лысины, очки, степенная медлительность.
Маша представила всех друг другу:
– Эрик, наш гипнотизер. Мой жених Иван. Его друг Николай, он из областного центра. Отец Николая пьет. Эрик, расскажи, как ты помогаешь справиться с пагубной привычкой.
– Проходите, присаживайтесь. – Эрик пригласил гостей в богато обставленную гостиную.
– Мы ненадолго, – Маша, а с ней и остальные, остались в дверях, – пока только узнать, что и как делается.
Эрик пожал плечами:
– Я не самый сильный гипнотизер, и клиенты попадаются разные, у одних подверженность внушению высокая, у других низкая. Встречаются и те, кто совсем не реагирует. Для увеличения эффекта мы совмещаем традиционный гипноз и техническое воздействие. После сеанса мы выдаем запись музыкальных произведений с заложенной антиалкогольной программой. Я надиктовываю внушение об отвращении к алкоголю, мы замедляем речь в двенадцать раз, и она превращается в невнятный шум, похожий на обычный бытовой фон. Вложение закладывается в популярные песни. Запись получает сам клиент или, как вариант, его супруга, если клиент недостаточно готов к перевоспитанию. При частом прослушивании записи человек строит поведение на основе заложенной программы. Жаль, что ваш отец не местный. Привозите его в город, здесь он быстро излечится.
– Метод настолько успешен? – не поверил Иван.
Манипулирование сознанием с помощью вложений они с Коляусом рассматривали. Искали проявления, но не нашли. И об эффективности наслышаны: с точки зрения ученых она стремилась к нулю.
– Гипнотерапия и фоновое внушение совмещаются с другими нетрадиционными средствами. Наши клиенты дают согласие, что если они не сдержат данное родным слово не пить, их за это накажут. Однажды на улице раздастся крик «Лиапата!», и все из окружающих, кто в курсе, побьют нарушителя собственного слова.
– Я об этом рассказывала вам как о слухе, – Маша повернулась к Ивану и Коляусу, – но не знала, что у нас такое практикуют в действительности. Слух оказался правдой.
– Что означает выкрик? – поинтересовался Коляус.
– Просто кодовое слово, оно ничего не значит, – объяснил Эрик. – Его предложил кто-то из первых клиентов. Кажется, грек по национальности. Но мы живем не в Греции, на улице такое слово случайно не услышишь, поэтому все, кто услышит, поймут его однозначно. Приводите вашего отца, мы с ним поработаем. О расценках я сообщу позже через Машу.
На обратном пути в машине молчали.
Услышанное не укладывалось у Ивана в голове. Все оказалось так просто. И начальство Коляуса оказалось право, когда свернуло операцию и отозвало проверки. «Опасные слухи не подтвердились, массовая немотивированная агрессия оказалась вполне мотивированной – она не имеет под собой основы, которая угрожала бы госбезопасности». Все оказалось именно так. Тайна города раскрыта, но вместо эйфории на душе царило уныние.
Не только уныние. В груди росло недовольство. Не может быть все так просто. В свое время версию с тайным обществом трезвенников Иван с Коляусом отбросили как несостоятельную. Часть фактов версия объясняет, но только часть. А как же другие факты? Что с надписью «Пол»? На что намекал Вано? И еще много-много других вопросов.
Иван отвез Машу на работу.
На стоянке у Центра Иван, заведя машину и не трогаясь с места, посмотрел на Коляуса:
– Что-то не вяжется.
– Я того же мнения. Аркадий Борисович Ключевой на момент избиения не пил, он пил раньше и пил после, а в то время его интересы переключились на женский пол. И взять, к примеру, знакомых Марго – Дениса и Лизу. Алкоголь по праздникам, иногда пиво, и все. Но Денис знал о Лиапате, в его сознании она была чем-то вроде страшной тайны города, о которой нельзя знать посторонним. Впрочем… – Коляус по-детски пожевал нижнюю губу. – Бояться за имидж родного города – это нормально. Денис не пил, но мог прикрывать тех, кто борется с этой привычкой. Или сам победил ее тем же способом.
Телефон Ивана заиграл задорной мелодией, звонил Грантик Петросович.
– Иван, можешь сейчас съездить с человечком за грузом на вокзал? Я твою машину из окна вижу, а человек к тебе сейчас выйдет.
– Хорошо, Грантик Петросович. – Иван нажал на «отбой». – Коляус, тебя куда-нибудь подвезти?
– Дойду.
– Ключи возьми, дома никого нет.
– Я не домой. Надо использовать последнюю возможность. «Пропуск» от Вано не связан с пьянством. Мне кажется так: если слухи о Лиапате как работнице «Лианы» окажутся не слухами, то Дабрый, как не последний сотрудник Виктора Алексеевича, не может быть не в курсе. Я иду к Даброму. Буду говорить напрямую. – Коляус посмотрел Ивану в глаза. – Если у меня ничего не получится или со мной что-то случится – доведи дело до конца. Когда калечат и убивают людей – это война, а необъявленная война – худшая из войн. Ставлю тебе боевую задачу – выяснить, кто или что скрывается под именем Лиапаты и почему вокруг нее столько тайн.
***
Не может быть, чтобы все мужчины города были клиентами Эрика. Глупость. Лозунг «Один за всех, и все за одного» хорош, он прекрасен так же, как моральный кодекс строителя коммунизма, но люди упорно верят каждый в свое и не желают жить по единым правилам, какими бы расчудесными те ни были. Соседи всегда враждуют, а если повода нет, его придумают, это в крови человека. Один беззаветно пьет, второй брезгливо обходит тех, кто пьет, третий от всей души угощает двух первых неправильной сигаретой и не понимает, почему его не любят. Один умный, другой сильный, третий красивый. Никогда за всю историю мира люди не объединялись некой идеей поголовно, каждому нужно свое, и каждый с удовольствием подставит ножку вредному (а как же?) соседу или глобальному конкуренту. Не бывает, чтобы огромная масса людей втихаря действовала заодно и держала это втайне. Версия Эрика рассыпалась от доводов логики, но он давал ее на полном серьезе. Получается, Эрик специально уводил в сторону от другой, правильной версии. От какой и зачем?
Вечером, перед тем как Иван поехал за Машей, позвонил Коляус. Его голос был странным – глухим и отрешенным.
– Зря я приехал, – сказал Коляус. – Начальство право, искать нечего, Лиапата – городская легенда, не больше. Слухи о ней – полная ерунда. Я на вокзале, уезжаю домой. Даброму передавай привет. Он ни в чем не замешан, зря мы его подозревали. Нельзя сомневаться в друзьях. Как-нибудь выберем время и обязательно посидим втроем, как в старые времена. Постараюсь приезжать в Тихомировск почаще. Да, кстати, меня отправляют в длительную командировку, поэтому предупреждаю заранее – возможно, не смогу присутствовать на свадьбе. Подарок и поздравления в любом случае пришлю. Пока, Водяной. Не поминай лихом.
Глава 19. Приглашение к Лиапате
Из окна веяло июньской прохладой, сквозь шторы пробивался свет фонарей, шумел телевизор. Открытая банка с тоником в руке Ивана шипела и покряхтывала сминаемыми боками, вытянутые вдоль дивана ноги уперлись в подушку, душу переполняло счастье. Жизнь с Машей – высшее счастье на свете. Однако, счастье было неполным. Пока Лиапату не выведут на чистую воду, сердце не успокоится. Коляус что-то узнал, его поведение было странным. Похоже, на Коляуса надавили, как на всех проверяющих до него. Надавить на Коляуса – это надо постараться. Человек-кремень. Несгибаемый и предельно честный. Заставить его нельзя, Коляус ничего не сделает под давлением. Только по совести. И все же к нему нашли подход.
Кто и почему на него надавил? Вопросы оставались открытыми. «Как» надавили – не важно, главное – вскрылся показательный факт: кто-то очень не хочет, чтобы правда о Лиапате выплыла наружу. Жить с таким знанием невозможно. Это, примерно, как знать, что жена тебе изменяет, и делать вид, что все нормально. Надо что-то делать. Как правильно сказал Коляус на прощание, идет необъявленная война, худшая из войн. «Если у меня ничего не получится, – стояло в ушах, – или со мной что-то случится – доведи дело до конца. Когда калечат и убивают людей – это война».
Поставлена боевая задача. Сомнения – побоку. «Если не я, то кто же?»
Лезть туда, где перемололо в прах более сильных, опасно и безрассудно. Это безумство. Жизнь полетит под откос. Маша может не простить, а свадьба – не состояться, и будущее, светившее сейчас яркими огнями и приглашавшее в долгое счастье, останется очередной несбывшейся мечтой.
Все отошло на второй план. Боевая задача поставлена, она должна быть выполнена. Любой ценой. Любой.
Если не я, то кто же?
И один в поле воин. Машу очень жаль, но поступить иначе Иван не мог, так его воспитали. Так он жил. Именно за то, что он такой, Маша его полюбила.
Дабрый потягивал пиво в кресле рядом с диваном. После отъезда Коляуса он зачастил в гости, напряжение прежних недомолвок схлынуло окончательно, отношения полностью восстановились. Во время блока рекламы перед вторым таймом Маша принесла бутерброды. Иван погладил ее по руке, она чмокнула его в щеку, обоих на миг притянуло друг к другу. Дабрый с удовольствием проводил Машу взглядом обратно на кухню и в который раз покачал головой с дружеской завистью: «Эх, и повезло же тебе, паршивец». Вслух это выразилось так:
– Иван да Марья. Лепота.
Иван собрался с силами и выдохнул:
– Кое-что о лепоте и ей подобным. Что ты знаешь о Лиапате?
– О ком?
Иван глядел прямо, а глаза Даброго изучали узоры на обоях.
Так и думалось, он знает, как знают практически все, и удивительно, что тайна остается тайной. Странно. Народная мудрость гласит: где знают двое, знает и свинья, а здесь – весь город в курсе, и – тишина. Гробовая. «Для отмазки» о Лиапате городят слухи, чтобы посторонние не продрались к правде или в своих версиях ушли в сторону. Столичная ведьма с насланной порчей. Жившее по принципам бойцовского клуба общество анонимных алкоголиков, куда входят все мужчины города. Система наказания должников. Сотрудница борделя с криминальными наклонностями и связями. Много разного слышал Иван от горожан. Некоторое время он даже сомневался, что предмет интереса существует в реальности. Но нет, Лиапата – не городская легенда, как на прощание сказал Коляус.
Жить в городе, не зная его тайны, трудно и неприятно. И невозможно. Местная тайна опасна, она убивает. Иван слышал фразу: «Величайшая уловка дьявола – убедить вас, что он не существует». С Лиапатой было так же.
Коляус рассказывал про кота Шредингера, который внутри коробки то ли жив, то ли мертв. Выражение «кот Шредингера» вошло в обиход для обозначения чего-то, что в конкретный момент времени может быть в одном из двух состояний. У Ивана появилась Лиапата Шредингера. Тихомировск исполнял роль коробки, в которой могла жить таинственная Лиапата, одновременно она могла быть вымыслом для легковерных, оказавшись набором букв для выкрика агрессивных борцов с пьянством.
Как бы ни убеждали обстоятельства и люди, что Лиапата – легенда или кодовое слово, а Вано из следственного изолятора не походил на шутника. Такие, как Вано, за слова отвечают. Потому настоящие воры из тех, кто с презрением глядит на бакланистую шушеру, не матерятся, в тюрьме каждое слово означает то, что оно действительно означает, и за любое брошенное случайно «междометие» можно ответить задницей. Отсюда вывод: Лиапата – знакомая криминальным кругам красотка, выход на которую происходит через Витю-Быка – ныне солидного Виктора Алексеевича, прямого начальника Даброго.
По телевизору комментатор объявил о начале второго тайма, трибуны ревели, шум стоял оглушительный. Иван склонился к уху Даброго:
– Можешь устроить встречу?
Дабрый покосился на дверь кухни и тоже понизил голос:
– Ты ведь женишься.
– Именно поэтому.
– Мне казалось, тема Лиапаты для тебя закрыта, как и для Коляуса. Вы же интересовались Лиапатой вместе.
– Коляус – приезжий, он чужой для Тихомировска, Лиапата для него – предмет постороннего интереса. Я вижу нестыковки в версиях, которые окружающие городили для Коляуса. Ему скормили приемлемую историю, результат его устроил. Меня – нет. Зная, что в городе существует нераскрытая тайна, я не смогу жить нормально. Лиапата – не миф. Давай, я расскажу, в чем уверен. Лиапата – реальное лицо, это некая распутная и очень красивая женщина, ради нее люди бросают семьи и продают последнее.
– Какая-то мистика. Похоже, ты описываешь колдунью Лиафанту из Москвы.
– Лиапата – не Лиафанта. Настоящая Лиапата живет здесь, в Тихомировске, ходит по одним с нами улицам, может оказаться знакомым человеком, к чему я тоже готов. – Иван не стал говорить о подозрениях на Лену и Клару. Если таинственная Лиапата – кто-то из сестер Маши, Дабрый сам решит, как выйти из ситуации лучшим образом. – Мне нужно встретиться с Лиапатой и узнать правду. В чем ее секрет – для меня загадка, и первое, что приходит в голову – несусветная красота и невероятные умения в постели. Все сложилось бы в систему: испытавшие неописуемое блаженство мужчины защищают городскую драгоценность, у них выработался ритуал: с криком «Лиапата» бить виновного в разглашении тайны, пусть тот всего лишь упомянул в разговоре с посторонним или, например, не воздействовал на жену-подругу-родственницу, заснявшую на камеру избиение виновного, которых – я имею в виду избиения – для городских властей не существует. То есть, мужчины в администрации, в полиции, в прокуратуре и на других постах повязаны, как мафия, законом омерты.
– Еще скажи «законом Ома». – Шутка не удалась, глаза Даброго оставались серьезными. – Если ты прав насчет «некой распутной и очень красивой женщины» – ты готов рискнуть счастьем с Машей, чтобы испытать блаженство с Лиапатой?
Ключевой говорил похоже: «Сейчас ты счастлив? Тогда не ломай судьбе ноги и никого никогда ни при каких обстоятельствах не спрашивай про Лиапату».
– А я прав?
– Ответь на мой вопрос. – Взгляд Даброго оставался предельно жестким.
Иван посмотрел ему в глаза.
– Готов.
– Сожалеть не будешь?
– Буду. Про себя. Это не скажется ни на словах, ни на поступках. Важно устроить встречу как можно скорее. День свадьбы приближается, после официального бракосочетания с речью о «Согласны ли вы в печали и радости…», когда я произнесу окончательное «Да», я не смогу изменить Маше. Мне и сейчас измена не нужна сама по себе, я все отдам, чтобы она не случилась. Но. Как иначе узнать правду и, главное, поверить в нее до конца, чтобы, как с предыдущими версиями, не осталось скользких моментов-опровержений? Слов сказано много, все оказались фальшивкой, как бы правдоподобно они ни звучали. Я должен сам пройти то, через что прошли другие. Пусть мне будет стыдно и всю жизнь я буду каяться и просить за это прощения. Сейчас я не могу иначе. Сломались все, кто шел к правде.
– А если ты тоже сломаешься?
– Я буду знать за что. Оно того стоит. «Если не я – то кто?»
Дабрый с сомнением кивнул:
– Не хочется, а надо, я же тебя знаю, ты не отступишься. Только не проболтайся Маше. Она меня не простит.
– В первую очередь она не простит меня.
– Но меня тоже. Узнать правду о тайне города – твой выбор, я не хочу остаться крайним.
***
Футбол по телевизору? После такого разговора? Ну-ну. К концу матча Иван не мог сказать, кто с кем играл. После финального свистка арбитра Дабрый поднялся, Иван не выдержал.
– Маш, я провожу, хочется воздухом подышать.
– Хорошо! – донеслось с кухни.
На улице оказалось прохладно, из-за позднего времени лавочки у подъезда были свободны. Иван с Дабрым медленно двинулись по тротуару по направлению к дому Даброго.
Дабрый молчал. Иван заговорил первым.
– Мне нужно знать, во что я ввязываюсь.
– Идешь на попятный?
– Наоборот, подготавливаю себя.
– Ты встретишься с Лиапатой, об остальном узнаешь, когда встретишься.
– Обрисуй хотя бы в общих чертах, к чему быть готовым.
– Ты станешь членом закрытого клуба, в чьей жизни была Лиапата. Если упомянешь об этом хотя бы намеком, тебя для начала изобьют или оставят на теле памятную надпись. Страх и жажда повторить чудесное мгновенье держат в напряжении весь город, нарушение тайны карается быстро и жестоко. Многие исчезновения людей и самоубийства – вовсе не исчезновения и самоубийства. Структура, где я работаю, следит за этим со всей жесткостью, на которое способна, и жестокость эта, поверь, не от хорошей жизни. Люди слабы. В «клуб» ты попадешь под мою личную ответственность. Я поручусь за тебя, и если правда выплывет наружу, вместе с тобой накажут меня.
– С собой что-нибудь брать? Деньги или что-то еще? Что, вообще, от меня требуется, как от кандидата на встречу с Лиапатой?
– Нужен только ты сам. Первый раз она без каких-либо условий встречается с каждым, кого рекомендовали другие. Второй и последующие визиты оговариваются индивидуально.
– Следующие встречи, как понимаю – за взносы через благотворительный фонд или за новых членов клуба, которых приводишь под личную гарантию?
– Оказывается, ты знаешь немало.
– Вообще ничего не знаю. Что говорю – сплошные догадки, за ними ничего не стоит. Расскажи о Лиапате хоть что-то, я должен понимать, куда иду и чего ожидать. Что в ней особенного?
– Сам вопрос говорит, что ты не представляешь, о чем спрашиваешь. Лиапата – она одна такая. Не эталон женской красоты и соблазнительности: не самая красивая, не самая умелая, не самая, на первый взгляд, желанная. Все, что в ней есть, ты легко найдешь в других. Но ты ни в ком не найдешь этих качеств вместе. – Дабрый мечтательно умолк. Видимо, в очередной раз смаковал былые впечатления.
В том, что с Лиапатой он знаком тесно, сомневаться не приходилось.
Иван заметил, как ему показалось, брешь в рассуждениях:
– Когда нужные мужчине качества сходятся в одной женщине, он на ней женится, так я нашел Машу. К тому же, все мечтают о разном.
– Лиапата объединяет в себе то, о чем мечтает каждый мужчина. С разовым партнером ей не нужны отношения, флирт, игра в недоступность, мечты о большем и прочие женские заморочки. Она не спрашивает, женат ты или нет, она просто берет тебя в обмен на себя – без каких-либо условий и разговоров.
– Под определение попадет большинство феминисток.
– Лиапата – не феминистка, мужчины для нее – смысл жизни, она не только не требует чего-то, а наоборот, дарит. Причем, дарит так, как не дарит никто. Женщины не понимают феномена Лиапаты, они считают ее обычной дешевкой. Каждый судит по себе. Лиапата просто другая, а чтобы ее понять, с ней нужно встретиться. Из бесконечной череды других женщин ее выделяют три особенности. Первая – невероятная жажда доставить мужчине удовольствие. Оргазм она, по-моему, получает от наслаждения мужчины, а не от собственных ощущений. Она сходит с ума от того что делает, она реально любит тебя в этот миг – по-настоящему, всей душой, не прикидываясь. Ее обожанию тебя и обаянию нельзя противостоять, это что-то нечеловеческое. Я бы сказал – бесовское, но столь чистое и незамутненное… – Дабрый на секунду закатил глаза. – Вторая особенность – одержимость новыми мужчинами. Как бы мужчина ни выглядел неказисто или уродливо, она по-настоящему влюбляется в него на миг, и он чувствует себя королем.
– У многих мужчин то же самое по отношению к женщинам считается нормой.
– У мужчин, но не у женщин к мужчинам. «Будущая мать», «хранительница домашнего очага» и прочие поведенческие шаблоны закладываются в семье и школе, это норма в обществе с традиционной моралью. Исключениям в повседневной жизни общества места не находится. Изгои перебираются в столицу, город вздыхает спокойно. Лиапата не уехала из Тихомировска. Она сама понимает, что ее неискоренимая болезненная страсть – именно болезнь, которой специалисты легко подберут умное название из пары немецких или польских фамилий, но ее болезнь дарит ей и всем, с кем она встречается, колдовские ощущения. Мужчина, в чьей жизни была Лиапата, никогда ее не забудет.
Иван опустил взгляд на асфальт под ногами.
– Это плохо.
Дабрый пнул с тротуара в траву брошенный кем-то окурок.
– Представь, что у тебя есть машина. Скажем, «Лада». Новая. Или старая, до боли родная, которая вывезла из любых передряг и ни разу не подвела. Или, к примеру, «Мерседес», комфортный и замечательный, он устраивает тебя во всех отношениях. Ты знаешь каждый скрип своей машины и каждую скрытую болячку, помнишь все детали, которые поменял. Если машина куплена как «бывшая в употреблении» – ревниво косишься на прежних владельцев, гонявших на ней в лучшие годы. Скорее всего, на другие машины ты будешь смотреть равнодушно или даже презрительно, на некоторые – брезгливо, а на какие-то из тех, что стоят с тобой в пробке по соседству – с небольшой завистью, если обвес и прочий тюнинг поразят и захочется на миг сменить привычное удобство на что-то новенькое. Мыслишки скорее всего, останутся на уровне глупого вздора, он каждому иногда лезет в голову, но эти мысли не достигают даже стадии мечты, не говоря о планах на будущее. Что бы ни происходило, в твоей жизни все останется по-прежнему. Но ты никогда не забудешь восторг, с которым однажды прокатился на спортивном кабриолете друга, когда волосы развевались от встречного ветра, а сердце выпрыгивало от невыносимого счастья. Когда страх разбиться перемешивался с ощущением скорости, о которой ты думал, что такой не бывает. Ты летал на самолете – там скорость больше, но это не то. Ты прыгал с парашютом, ощущения схожи, но – тоже не то. С парашютом ты летел с небес на землю, а не наоборот. А если ты ездил, допустим, на «Роллс-Ройсе» и знаешь толк в роскоши – сидя в мягчайшем кресле с массажем ты не чувствовал полета, яркие ощущения остались за толстыми стеклами и надежным кузовом. А рывок из повседневности в сияющую ввысь… Он, если был, то просто был у тебя, это факт, с которым ничего не поделать. Он останется в прошлом, ты можешь с ностальгией вспоминать о кратком миге блаженства, пытаться повторить или забыть о нем, но он был. Лиапату не забыть. Ее умения, харизма и, главное, жажда доставлять радость сводят с ума любого представителя мужского пола. За редким исключением все в Тихомировске хотя бы раз принадлежали ей. Она не может остановиться. Повторные свидания ей неинтересны, согласие дается в обмен на «привести друга, за которого ручаешься головой» или пожертвование фонду, где ей выделили помещения и обеспечили охрану. Сумма назначается индивидуально, от небольшой до несусветной, исходя из дохода и состояния «мецената». Из-за неповторимой особости Лиапаты по ней сходили с ума, бросали жен, копили деньги… Бывало, шли на преступления – и получали отказ, если это случалось.